Тормозной путь

– Что же другого не нашла?

– Не нужен мне другой идиот, а хороших мужчин пока не встречала. Так и живу – втроём, с мамой и дочкой.

– А бывший супруг где же?

– У нас, на окрасочном участке работает. Сегодня после зарплаты напьётся, что-то своей партнёрше устроит.

– Она его к трезвости не приучает?

– Нет, пьёт вместе с ним, по-чёрному. Она у нас в цехе уборщицей работает.

Без нескольких минут до десяти часов они подъехали к банку. Виктор поставил автомобиль на стоянку. Клава повела его в расчётный отдел, где он оставил образец своей подписи. Клава получила нужные штампы в документах и заняла очередь в кассовом зале. Виктор прикинул, что ему нет смысла ждать очереди вместе с Клавой. Лучше сделать так, чтобы она села в машину прямо возле дверей банка. От места стоянки автомобиля до дверей банка было чуть больше двадцати метров. Нет смысла им с деньгами по открытому месту идти такое расстояние. Входная дверь в банк состояла из двух половин. Одна половина была закрыта. Если чуть приоткрыть свободную половину двери, можно увидеть их автомобиль. Всё обдумав, он её проинструктировал:

– Слушай, Клава, я буду ждать тебя в машине. Когда получишь деньги и подойдёшь к выходу, приоткрой дверь банка, чтобы я тебя увидел. Я тут же подъеду к входу, ты быстро сядешь на заднее сиденье, и мы уедем.

– Можно и так, только зачем это? Раньше я по таким делам в маршрутном автобусе ездила. И ничего не происходило.

– То было раньше, сейчас лучше сделать, как я говорю. Поняла?

– Хорошо.

Виктор сел в автомобиль и начал рассматривать окружающую обстановку. Перед зданием банка была площадка, на которой стояло несколько автомобилей, и ничего подозрительного там не просматривалось. Через какое-то время в дверях банка показалась Клава. Он быстро завёл мотор и тут же остановил автомобиль возле неё, приоткрыв заднюю правую дверь. Как только Клава оказалась на сиденье, он попросил её нажать на двери кнопку запора. Окружающая обстановка не вызывала никакой тревоги, они ехали в спокойном режиме. На въезде из районного центра они догнали какой-то «жигуль», который слишком медленно ехал. Виктор пропустил транспорт, едущий по встречной полосе, и обогнал его. Через какое-то время он увидел, что этот «жигуль» прибавил скорость и, подрезав их по курсу, начал тормозить. Виктор попросил Клаву записать номер этого автомобиля. Выбрав момент, когда встречная полоса освободилась, Виктор сманеврировал влево, совершил обгон и резко прибавил скорость. «Жигуль» понёсся за ними. Впереди ехал грузовик, далее в потоке встречных автомобилей показался небольшой просвет, Виктор совершил опасный обгон и, вырвавшись вперёд, разогнал автомобиль до максимально возможной скорости. Клава подала голос:

– Виктор Константинович, мне страшно.

– Держись крепче, прижмись к сиденью.

Впереди показался ещё один грузовик, пришлось опять сбавить скорость, но появилась возможность для обгона. Опять пришлось выполнять опасный манёвр с завершением обгона перед носом встречного автомобиля, и снова движение на большой скорости, но уже впереди показался посёлок. Их автомобиль пронёсся по главной улице и резко затормозил во дворе гаража, где их уже поджидали Аркадий и Василий Степанович. Испуганная Клава сунула Виктору листок бумаги с номером «жигуля», после чего выскочила из автомобиля и с сумкой в руке побежала наверх в бухгалтерию. Василий Степанович поинтересовался, отчего Клава была так напугана. Виктор объяснил:

– На обратном пути какой-то подросток на «жигуле» вздумал нас притормозить, пришлось от него уходить, вот его номер, – он протянул ему записанный Клавой номер, – а вот и он сам. – Все увидели, как перед воротами остановился тот самый «жигуль», в котором сидели двое молодых ребят.

Василий Степанович двинулся к ним, но «жигуль» резко развернулся и быстро укатил прочь.

– Личность известная, это сын председателя колхоза, шестнадцати лет от роду, прав нет, угоняет у отца машину и вытворяет всякие фокусы. Скорее всего, пьяный. Или обкуренный, хрен его разберёт.

– Надо бы отцу сказать.

– Скажу, не в первый раз уже. Он его порол, а мать орала: «Не смей бить ребёнка» и под ремень ложилась – спектакль, да и только. Отец вроде бы мужик толковый, хозяйство неплохо ведёт, а вот в семье не всё гладко.

Поднявшись наверх, Виктор зашёл в бухгалтерию, чтобы успокоить Клаву. По реакции сотрудниц можно было видеть, что она уже рассказала им о всех событиях. Главная бухгалтерша Таисия Вячеславовна заметила:

– Виктор Константинович, оказывается, вы превосходный водитель, из сложной ситуации женщину спасти можете, – она показала на немного покрасневшую Клаву.

– До спасения там далеко, просто от опасности увезти – это можно.

– И то неплохо, женщины теперь знают, что вам можно доверяться.

Виктор собрался уходить, но Таисия Вячеславовна его остановила:

– Подождите минуту, тут ещё один момент – пришёл ваш исполнительный лист по уплате алиментов вашей бывшей жене.

– Пришёл так пришёл, что от меня здесь требуется?

– Собственно, ничего, только подпись, что вы ознакомлены. Зарплату мы вам начислили на прошедший неполный месяц, алименты начнём вычитать со следующего календарного месяца.

– Хорошо.

Он двинулся к двери, но сидевшая поодаль бухгалтерша Таня подала голос:

– Виктор Константинович, а это правда, что ваши предки были дворянами?

– Откуда такие измышления?

– Ну по вам видно, у вас какие-то благородные манеры, вы как-то по-другому с людьми разговариваете.

– Дворяне – это прежде всего военнослужащие. А из моих предков, насколько их могу знать, никто профессиональным военным не был. Знаю, что были крестьяне, были служащие, но под определение дворянства явно не подхожу. Да и зарплата у меня теперь, сами видите, какая будет, так что вряд ли смогу представлять для вас какой-то интерес.

– Да мы на вас смотрим, а не на вашу зарплату.

– Это не совсем правильно. Женщина в своей семье должна решать только два вопроса: как что красивее надеть и что повкуснее приготовить. Остальные проблемы должен решать мужчина.

– Ох, если бы так.

Таня всё же задала ему ещё один вопрос:

– Виктор Константинович, а правда, что ваш отец профессор?

Он немного помедлил, но всё же ответил:

– Правда.

Наступило время обеда, Виктор ушёл к себе в кабинет, сделал кое-что из текущих вопросов, в столовую спустился, когда все уже пообедали. Далее выписал со склада злополучные шаровые шарниры, попросил механика выделить слесарей и проконтролировал их замену – детали дефицитные, так что без контроля не обойтись. Как только работа была закончена, он перегнал автомобиль в бокс и замкнул его.

За два часа до окончания работы Клава стала выдавать людям зарплату. У окошка кассира образовалась очередь. Виктор не спешил туда встраиваться. Он прошёл к себе в кабинет и принялся рассматривать присланный недавно каталог оборудования, по которому можно было бы сделать заказ на следующий год. Зазвонил телефон, женский голос – кажется, той самой Тани – напомнил ему о необходимости получить зарплату. Он подошёл к окошку кассира, Клава отсчитала причитающуюся ему сумму. Он спросил:

– Как самочувствие, ещё ездить будем?

– С вами хоть куда поеду.

– Хорошо, буду знать.

Теперь надо было заплатить партийные взносы. Парторг – мастер жестяницкого участка Фёдор Тимофеевич, который специально в дни зарплаты приходил в бухгалтерию и садился за свободный стол. У него была копия ведомости, по которой он, видя начисленную сумму, рассчитывал размер членских взносов. Отправной величиной для определения суммы взносов считалась начисленная сумма без учёта налоговых и всех прочих вычетов, в том числе и профсоюзных взносов, которые вычитались из зарплаты автоматически. Кое-кто из представителей рабочей среды спрашивал, почему приходится получать одну сумму, а платить за другую, ощутимо большую? На такой вопрос обычно следовал жёсткий ответ в духе «У тебя партийная совесть есть?» или «Тебе что, для партии денег жалко?!».

Расплатившись с парторгом, Виктор возвратился в свой кабинет. Рабочий день закончился, в производственном помещении наступила тишина. Аркадий и Света с Катей тоже ушли. Тут он вспомнил, что надо зайти в столовую, где по согласованию с Анной Петровной по предварительной оплате он получал порцию продуктов для ужина и завтрака на следующий день. Получив такой паёк, он прошёл в общежитие. Из окна его комнаты просматривалась часть главной улицы посёлка, на которой был виден магазин, где толпилась очередь, а также были замечены группы людей, распивающих купленные напитки и дискутирующих под воздействием принятых доз на злободневные темы. Иногда между участниками таких бесед вспыхивали спонтанные конфликты, но появление участкового Василия Степановича своевременно гасило такие ситуации. С наступлением сумерек все участники таких бесед, видимо, придя к взаимному согласию в комплексе с ощущением достаточности выпитого, разошлись по домам. Больше рабочему человеку вроде бы и не надо. Можно посмотреть ещё что-то по телевизору (типа футбола), но лучше лечь спать, чтобы на следующее утро после пробуждения пожалеть о малости принятой дозы.

Утром следующего дня можно было наблюдать большое количество опоздавших к началу рабочей смены. Мужики приходили с опухшими лицами, шли не совсем ровной походкой, как после тяжёлого объёма трудовой деятельности. Ближе к середине рабочего дня такой неустановившийся режим затихал, и в работе предприятия восстанавливался нормальный трудовой ритм. Проходя по цеху, Виктор заметил сквозь открытые ворота, как во двор гаража въехал мотоцикл с коляской с надписью на боку «ГАИ», с которого сошёл человек в милицейской форме с погонами лейтенанта. Он что-то спросил у находящегося поблизости водителя, тот указал на ворота производственного корпуса. В этом лейтенанте он узнал того самого инспектора, который разруливал ситуацию с доставкой людей в больницу по дороге из аэропорта в первый день его приезда, и направился навстречу ему.

– Виктор Исаевич! Не ожидал вас здесь встретить.

– Виктор Константинович, я вас еле нашёл. Хорошо, в автоуправлении подсказали.

Они поднялись в кабинет Виктора, лейтенант объяснил суть приезда:

– Я по поводу того самого происшествия: требуются ваши свидетельские показания, подпишете?

– Конечно подпишу, только надо вспомнить, что написать.

– Я немного подготовил – прочтите, если согласны, то напишите «С моих слов записано верно» и подпишите.

Он положил на стол лист бумаги с рукописным текстом, Виктор внимательно всё прочитал.

– Всё правильно, но, может, лучше распечатать на машинке?

– Было бы желательно в двух экземплярах, если можно.

Они перешли в приёмную, Виктор попросил Свету заправить в печатную машинку два листа бумаги с копиркой, она приготовилась печатать, но он предложил ей на несколько минут поменяться рабочими местами, сел за машинку и пригласил лейтенанта сесть рядом. Через несколько минут отпечатанный лист бумаги был готов. Виктор вынул бумагу из валика машинки, убрал копирку, расписался внизу, попросил Катю поставить печать и вручил бумаги лейтенанту.

– Так, наверное, будет лучше.

– Да, спасибо.

По дороге к мотоциклу Виктор поинтересовался:

– Как там состояние шофёра и этой девушки?

– Шофёр выздоравливает, но пока в больнице, а девушку, насколько знаю, перевели в гинекологию, там что-то у неё с сохранением.

– Понятно, теперь ваше начальство вопрос закроет?

– Трудно сказать, вы не в нашей среде. Помните того курсанта, что был в коляске?

– Приблизительно.

– Так он подал рапорт, что я тогда неправильно протокол происшествия оформил. А как его было оформлять, когда человека спасать надо было? Из-за этого я и вынужден был вас искать. Сын одного очень старшего офицера, мнит себя главным осведомителем по чужим ошибкам. Далеко пойдёт, чувствую.

– Знакомо, даже и по нашей среде. Если понадоблюсь – вы знаете, как меня найти.

Они попрощались, лейтенант уехал. Виктор пошёл на своё рабочее место. Когда проходил через приёмную, Катя его спросила:

– Виктор Константинович, где вы так хорошо печатать научились?

– Курсов не кончал, наверное, в порядке самоучки.

Он осознавал, что его кандидатуру многие, прежде всего женщины, заочно обсуждают. Теперь пусть знают, что он ещё и на машинке печатать может.

В стандартном ритме рабочей недели выделялись следующие дни. Понедельник – день планёрки по телефонной связи на уровне управления, далее на своём предприятии с подведением итогов прошедшей недели и планированием дел на предстоящую неделю. Вечер среды – день футбола, перед которым работающие болельщики стремились поскорее завершить рабочие дела и бежать домой к телевизору, чтобы получать какие-то порции адреналина и дико кричать в случае забитого гола. Четверг – самый серьёзный день политического просвещения. В этот день обед начинался, как всегда, в 12 часов, но к 12:30 все работающие должны были пообедать и собраться либо в актовом зале, либо непосредственно в цехе, где парторг или кто-то из им назначенных членов партии проводил политинформацию по теме, публиковавшейся заранее в областной газете. Рабочие всячески иронизировали, задавая всякие каверзные вопросы ведущему, который что-то блеял, роясь в конспектах, но к 13 часам политинформация заканчивалась, и все её участники с чувством облегчения расходились по своим рабочим местам. Все, в том числе и организаторы, воспринимали происходящее как необходимый спектакль, чтобы о его проведении отчитаться в райкоме. Несколько иначе выглядел такой спектакль, если на его проведение приезжал прикреплённый к предприятию инструктор райкома. Тогда в абсолютной тишине на полном серьёзе звучал доклад, далее следовали заранее подготовленные вопросы, после чего инструктор райкома что-то разъяснял в порядке заключительной части политзанятия и указывал на те направления политической деятельности, по которым некоторые люди совершают необдуманные поступки. Иногда кое-кто из числа смельчаков всё-таки задавал каверзные вопросы, на которые следовали ответы, указывающие на безответственность, и парторг предупреждал, что данный несознательный элемент взят на заметку. Конечно, в условиях нехватки рабочих рук такие угрозы оставались без последствий, но народ примолкал, храня память о проводимых ранее репрессиях, от которых в нашей стране вряд ли убереглась какая-нибудь семья. Люди в таких ситуациях действовали по принципу, отражённому в одной из песен Владимира Семёновича Высоцкого: «Обидно мне, досадно мне, да ладно», и в большинстве случаев молчали. После политинформации инструктор райкома проводил краткую беседу с рабочими, но те быстро расходились по рабочим местам, далее он проходил в кабинет директора, где интересовался, как идёт выполнение производственного плана, обязательно указывал на выявляемые недостатки и в конце беседы соглашался на «предлагаемый перекус», естественно, с «некоторой» дозой спиртного.

В один из таких дней с визитом инструктора весь спектакль был проведен по заранее отработанному сценарию с последующей беседой в кабинете директора. Виктор заранее увидел подъехавшую во двор гаража «Волгу», из правой передней двери которой вышел человек начальствующей внешности. Приглядевшись к нему, он почувствовал, что где-то раньше его видел, и, наконец вспомнив, предпочёл держаться от этого представителя подальше. По окончании политинформации он прошёл к себе в кабинет и старался никуда не выходить, но прекрасно понимал, что Аркадий ничего не знает и обязательно захочет представить инструктору райкома нового главного инженера. Вспомнились слова из песни Высоцкого: «На море штиль, и не избегнуть встречи». Впрочем, понятно, будет дискомфорт, но эта встреча ему никак не опасна. Просто неприятно. В конце концов, дискомфорт можно подавить хорошо построенной или атакующей риторикой, но нужный аутоиммунный настрой в данный момент у него не получался. С утра в тот день была какая-то подавленность, и теперь было ожидание какого-то подобия средневековой дуэли.

Наконец ожидаемый момент наступил, когда в кабинет вошла Катя и сказала, что Аркадий Николаевич просит его зайти к нему. Виктор зашёл в кабинет Аркадия, обратил внимание, что стоящая на столе бутылка водки уже наполовину пуста, и отметил такое как положительный момент. Аркадий, как всегда, произнёс:

– Игорь Ильич, знакомьтесь – вот наш новый главный инженер, Бирюков Виктор Константинович.

Гость уже начал принимать осоловелую форму, и у Виктора мелькнула мысль, что, может, он его не узнает. Однако, посмотрев туманным взглядом удава, он его всё-таки узнал. Встречный взгляд Виктора тоже был чем-то равноценным. Несколько секунд была зрительная дуэль, наконец он произнёс:

– Виктор Константинович, Витька, это ты, что ли?

– Вроде бы.

– Как ты здесь оказался?

– Прислан на работу по распределению.

– Так ты же институт давно закончил… или тебя тогда выгнали, и ты только сейчас его закончил?

– Нет, меня никто не выгонял, я прислан сюда на работу после аспирантуры.

В разговор вступил Аркадий:

– Виктор Константинович кандидат технических наук, выпускник аспирантуры Московского автомобильнодорожного института.

– Вот это да, когда ты успел?

– После окончания института, отработал немного ассистентом и поступил в аспирантуру.

– Ты даёшь. Я тоже после института пробовал пойти в аспирантуру, но потом передумал, решил, что в партийных органах будет получше. Теперь вот видишь – партия меня сюда направила. Так, мы заговорились, Аркадий, давай, наливай. Пьём за встречу и примирение. Виктору полную долю. Ты на меня зла не держишь?

Виктор пожал плечами и жестом попросил Аркадия налить большую долю гостю, а ему и себе – что останется. Гость немного стал возражать, при этом чуть не опрокинул свой стакан, после чего все выпили, и в дело пошла закуска. Виктор еле пересилил себя, чтобы выпить большую дозу, и, чтобы меньше пьянеть, поискал на столе бутерброд со сливочным маслом. Водка была низкосортная, но её пришлось выпить, чтобы вписаться в навязываемую ему роль. Гость ещё больше запьянел и заплетающимся языком пытался что-то разъяснить присутствующим. Однако через некоторое время его речь стала более чёткой, риторика – более осмысленной. Опять он коснулся конфликта многолетней давности.

– Слышь, Вить, сколько лет прошло, как мы с тобой поговорить вышли?

– В следующем году десять лет будет.

– И ты всё помнишь?

– Помню.

– Зря. Пошла бы она куда подальше, эта баба.

– Я думал, она твоей женой стала.

– Нет, на таких нельзя жениться, ими только пользоваться можно. У меня сейчас другая жена.

– Что же ты за неё так сражался?

– Да не из-за неё, я просто подраться хотел, а тут вижу, она на тебе повисла, и предложил тебе выйти.

– Я ожидал выйти, поговорить. А ты ударил исподтишка, когда я не ожидал от тебя никакого подвоха, другом тебя считал.

– Ну ладно, ты же мне тоже ответил – вон, шрам на лбу видишь?

– Вижу, только у меня шрам в желудке видеть нельзя, ощущать можно.

– Ну хватит, давай теперь на общее дело работать. Хочешь, я тебе банку икры подарю, как в другой раз к вам приеду?

– Нет, спасибо, мне хватит того, что имею.

– Ну мужики, вы, я вижу, не всё чётко понимаете, где и как надо работать. Ну вот, Аркадий беспартийный. Это не совсем хорошо. Ему надо в партию вступать, и ты, Виктор, должен ему дать рекомендацию.

– Чтобы дать рекомендацию, нужно знать человека больше года, а мы только недавно вместе работать начали.

Аркадий подал голос:

– Игорь Ильич, я пока морально не дозрел до такого. Как соберусь с мыслями, так обращусь к вам.

– Смотри, как бы поздно не было. Партия – это такое дело, что не все понимают. Вот ты, Виктор, закончил аспирантуру, получил учёную степень, стал кадром высшей квалификации – и что имеешь? Зарплата – как у всех, это понятно, у нас сейчас линия партии на уравниловку, все должны получать примерно одинаковую зарплату. У меня тоже зарплата – примерно как и у тебя, но что ты на свою зарплату купить можешь? В магазинах, сам понимаешь, негусто. А у меня всё по-другому, нам хорошие пайки дают и по специальным талонам в торговле что хочешь купить можно. Чуешь, куда я клоню? Вот я тебя знаю и, чтоб ты на меня зла не держал, могу порекомендовать тебе перейти в нашу систему, согласишься?

– Нет, пока не надо, мне здесь ещё надо освоиться.

– Не последний раз видимся, ещё поговорим. Что там со временем? Смена закончилась, народ разошёлся? Хорошо тут у вас, но пора ехать.

Они проводили инструктора до его «Волги» и усадили на заднее сиденье. Шофёр завел мотор, вахтёр открыл ворота, и автомобиль уехал. Аркадий заметил:

– Не думал, что здесь у тебя знакомый объявится.

– Сам не думал, да ещё на таком уровне. Ты его давно знаешь?

– Года два.

– Понятно. Скажу только то, что доверять ему ничего нельзя.

– Я такой мысли и раньше придерживался, теперь ещё кое-что увидел.

Они прошли по главной улице посёлка, Виктор увидел, что магазин ещё работал, зашёл туда, купил банку рыбных консервов и пошёл в общежитие.

Прошедший разговор оставил какой-то угнетающий осадок с чувством подавленности. Сколько раз за прошедшие годы он пожалел о том, что на исходе студенческих лет в порыве веры в светлое будущее вступил в эту самую партию. Тогда он воспринимал всё, как на дистанции ближнего света автомобильных фар, смутно представляя, что откроет для него дальняя слабо освещённая перспектива. Теперь ему ясен был основной постулат, что вступление в КПСС – это движение с односторонней проходимостью, там заднего хода для людей с инстинктом самосохранения нет. Теоретически, конечно, можно попробовать, о каких-то единичных примерах можно было слышать, но для каждого разумного человека выход из партии означал крах всей дальнейшей его жизни с утратой статуса человеческого состояния, зачастую с переходом в категорию умалишённых и размещением в соответствующих медицинских учреждениях. В общении с людьми, осуществлявшими «руководящую и направляющую» роль партии, Виктор просматривал какую-то артистическую игру, базирующуюся на стремлении не столько сделать дело, сколько отчитаться перед начальством. При этом главной провинностью коммуниста считалось не соблюдение морального облика или способность завалить порученное дело, а правильность уплаты членских взносов.

Из средств доступности массовой информации он привёз с собой радиоприёмник «Спидола» и маленький телевизор «Шилялис», который плохо принимал сигнал на свою антенну, и к нему пришлось сооружать более солидное устройство из медных трубок с креплением в верхней части окна. Тогда приём телевизионного сигнала стал более устойчивым, но просмотр передач об успехах так называемых тружеников полей и передовиков производства не вызывал ничего, кроме утомления. Больший эффект в получении хотя бы какой-то новой информации был в прослушивании зарубежных радиопередач. Такие передачи глушились, радиостанции переходили на другие длины волн, но в сложившейся борьбе передатчиков и глушителей можно было что-то разобрать. Все радиоприёмники отечественного производства предусматривали ограничение работы коротковолнового диапазона уровнем 25 метров. Приём передач в диапазоне от 19 до 13 метров для отечественной радиоаппаратуры был недоступен, да и работа глушителей там особо не ощущалась. Однако для талантливой молодёжи такое ограничение не было непреодолимым. Свою «Спидолу» Виктор давно перенастроил на приём передач в так называемых запрещённых диапазонах, что позволяло ему слушать зарубежные голоса без ощутимых трудностей. Конечно, он был патриотом своей страны и с неприятным чувством воспринимал сообщения о различных авариях или катастрофах в Советском Союзе, о которых в отечественных средствах массовой информации ничего не сообщалось. Единственной его целью прослушивания таких передач было стремление знать правду, пусть даже со злорадным акцентом дикторов, что не в пример развивающемуся западному обществу советское общество в своём движении тормозится и приходит к упадку. И всё это было на фоне восторженных сообщений и победных реляций в нашей прессе под руководством престарелых лидеров партии, заявлявших о построении общества победившего социализма. Вместе с этим приходило осознание того, что советская экономика действительно заходит в тупик, и не особенно светлое будущее просматривалось больше туманным. В разговорах с рабочими Виктор ощущал, что кто-то из них такие передачи всё же слушает, но воспринимает их без всякого критического анализа, лишь в свете того, что, по их мнению, «мировым лидером является Америка» и добро им может поступить только оттуда. Более всего его удручало, что парторг такие разговоры молча слушал и лишь иногда мог прикрикнуть на разошедшегося в таких рассуждениях агитатора, чтобы тот просто замолчал.

Свои бытовые проблемы Виктор старался решать по мере появляющихся возможностей. Здание общежития торцевой стороной примыкало к производственному корпусу с образованием небольшого промежутка, в котором располагалась пожарная лестница. Входные двери в этот промежуток были как со стороны второго этажа общежития, так и со стороны коридора второго этажа административной части цеха в непосредственной близости от его рабочего кабинета. Внизу отсека между корпусами была дверь, ведущая наружу. Все двери были металлическими, прочно закрытыми на встроенные замки. Экземпляры ключей от этих замков хранились в сейфе у коменданта корпуса и в сейфе приёмной, к которому имели доступ директор и главный инженер. Виктор рассмотрел конструкцию таких ключей и, будучи однажды в городе, в хозяйственном магазине купил нужные болванки, после чего в один из выходных дней изготовил в цехе их дубликаты. Это дало ему возможность проходить из общежития на своё рабочее место и обратно без выхода на улицу. Кроме этого, он немного доработал бытовой отсек своей комнаты, в которой были все удобства, включая тёплую воду, но не было душа. Для этого пришлось усовершенствовать расположенный в полу узел слива воды и прикрепить к стене два металлических экрана, чтобы образовать какое-то подобие душевой кабины. Сам душ он прикрепил на кронштейне к стене, а воду подвёл от крана умывальника через резиновый шланг. Такое решение позволило ему освободиться от пользования цеховым душем, куда до этого приходилось ходить преимущественно в ночное время, когда все работающие расходились по домам. Цеховой душ имел два отделения – мужское и женское, – чтобы все работающие на предприятии могли им пользоваться.