Преданная и проданная: Цена тела жены

Я, например, сама этого не знала.

Мы с Аллой приблизились к огромному зданию из, как мне показалось, металлического стекла и стеклянного металла. Такая, как из фильма про будущее. Я люблю такие фильмы. Это была высотка и так сразу трудно было сказать, сколько этажей она в себя включала.

Тётя привела меня в свой кабинет и поручила заполнить кое-какие бумаги. Анкеты. Затем попросила подождать и ушла куда-то с ними.

Её не было очень долго. Когда она, наконец, вернулась, то сказала:

– Ну, мать моя, теперь всё зависит только от тебя. Сейчас идёшь на собеседование с самым главным боссом. Он у нас всегда лично знакомится с сотрудниками и определяет – насколько тот ему подходит. Он считает это свой успех результатом такого подхода. То, что зависело от меня – я рассказала. Тебе осталось отвечать на его вопросы честно и хотеть, слышишь? ХОТЕТЬ получить эту работу. Старайся понравится ему. Как мужчине, – и Алла подмигнула мне.

– Но… как? – В недоумении спросила я, – что значит – мужчине? Ведь я замужем?

Внезапно лицо тётки стало холодным.

– Если ты не устроишься на эту работу – будешь не замужем. Человек надеется на тебя – что ты сможешь получать хороший доход, ведь самому ему некогда зарабатывать вам на жизнь. А другого выбора у тебя нет, ты никому не нужна. Хочешь заставить Виталика идти на стройку, потому что твои нравственные нормы не позволяют построить мужику глазки? Бросишь любимого в одиночку бороться с жизненными трудностями? Зачем тогда вышла за художника? Выбрала бы себе какого-нибудь прораба, который бы обеспечивал тебя, а ты сидела дома и занималась хозяйством!

– Но… но он же сам будет ругаться, если узнает, – совсем растерялась я.

– Да? Я не понимаю, Рокси – ты хочешь остаться с мужем или ты хочешь уйти? Собирай вещи и уходи от Виталика – ведь ты не желаешь ему помогать ни в чём. Он тебе ясно сказал – он связывает своё будущее с рисованием. Как считаешь, получится у него, если ты на первых порах сможешь обеспечить ему жизнь? Есть у него талант?

– Конечно!

– Видишь? Но творческие люди не такие, как обычные. Они по-другому смотрят на всё. Постарайся получить эту работу, и он будет благодарен тебе. Не акцентируй внимание на мелочах. Вы будете вместе. И он никогда не забудет твою роль. Если же ты не будешь прилагать никаких усилий, никаких жертв со своей стороны – то и семьи у тебя не будет. Всегда надо в чём-то уступать, и, как правило, именно женщине.

Я ничего не понимала. Мне самой такое поведение казалось неправильным. Но самые близкие люди убеждали меня послушаться их советов. Причём они были старше и умнее. В конце концов небольшое кокетство никому не повредит, раз они так к этому относятся.

Мы с Аллой пошли по коридорам здания, в окнах которого виделись офисные помещения.

Поднялись на лифте и вошли в просторный холл, где за столом сидела симпатичная и очень ухоженная девушка, судя по всему – секретарь. Они с Аллой перекинулись взглядами, и та кивнула.

Моя тётя скрылась за двустворчатыми дубовыми дверями в соседний, видимо, директорский кабинет. Я осталась ждать. Но вскоре она выглянула из дверей и поманила меня к себе.

Я подошла к ней, и она пропустила меня в кабинет, сама оставшись снаружи.

Первое, что меня поразило – это роскошь обстановки. Казалось, я попала в какой-то кусочек дворца, а не обычный офисный кабинет директора.

Стены украшали барельефы, похожие на греческие, возле них стояли диваны со столиками рядом. Одна стена была сплошь из стекла и возле неё находился настоящий зимний сад, в котором находились даже небольшие фонтанчики с разноцветной подсветкой.

У противоположной от входа стены, на которой висели картины – судя по всему, настоящие, средневековых художников – находился массивный стол из дерева красноватого оттенка.

И только обежав глазами все чудеса кабинета, я остановила взгляд на его владельце, сидящем за столом и внимательно рассматривающем меня.

Это был мужчина в возрасте, лет так примерно пятидесяти пяти. Волосы были с густой проседью, довольно длинные, зачёсанные назад. Выражение лица спокойное и властное. Глаза умные и твёрдые.

Он был одет в белую рубашку, расстёгнутую на груди. Фигура мужчины, насколько можно было судить в сидячем положении, была подтянутая.

Он поднял ладонь и молча поманил меня пальцем.

Я приблизилась к его столу, а он откинулся на спинку резного кресла, скорее похожего на трон.

– Рассказывай, – вымолвил он.

– Я… меня зовут Роксана, – я заметила, что он поморщился, – мне двадцать один год. Я воспитывалась в интернате, мои родители погибли в автокатастрофе. Из родных у меня только вот тётя Алла и… муж. Он художник. А я бухгалтер. Вернее, колледж только закончила. Опыта работы у меня пока нет.

– Так. Хорошо, Ксюша. Чего же ты хочешь? – Он продолжал проницательно смотреть прямо мне в глаза, и я почувствовала, что на моих щеках проступает румянец, а ладошки становятся мокрыми.

– Алла… сказала, что у вас есть вакансия… Бухгалтера…

– Ну, ей виднее. И, как я понимаю, ты бы хотела её занять, так?

– Да, – почему-то его манера поведения смущала меня. Он держался так небрежно, как будто этот мир целиком и полностью принадлежал ему, а я была неким глупеньким существом, чисто по ошибке попавшим сюда.

– Так. А чем тебя привлекло именно это место, позволь поинтересоваться?

Странный вопрос. Зачем люди работают?

– Оплатой, – ответила я, посмотрев ему в глаза, – тётя сказала, что вы платите сотрудникам достойные деньги.

Он усмехнулся.

– Вот как? Не всем, детка. Лишь тем, чьё отношение к работе мне понравится. Но у тебя есть шанс, признаю. Если будешь стараться, твоё желание работать в моей организации вполне осуществимо.

Я смутилась, потому что перестала понимать, о чём идёт речь.

– Ну? Что же ты замолчала, Ксюша? – Спросил он.

– Я… просто не поняла. Как я должна стараться? Что нужно делать, чтобы понравиться вам?

Мужчина улыбнулся.

– Ничего сложного, не переживай, ты вполне справишься, – сказал он, вставая, – начнём с того, сколько тебе нужно денег?

Он прошёл к висящему на стене шкафчику и достал оттуда бутылку вина. Налил его в два бокала и протянул один из них мне, пригласив ладонью на ближайший диван.

Я очень волновалась и не знала, как мне себя вести на таком странном собеседовании. Поэтому, отхлебнув для храбрости вина, я послушно направилась туда, куда мне указали. Директор последовал за мной и сел довольно близко от меня. Он продолжал оценивающе смотреть, переводя взгляд на разные части меня. Я очень стеснялась и продолжала прихлёбывать из бокала.

Мужчина отставил свой кубок, взял квадратик бумаги со стола, написал на нём что-то и протянул мне. Я увидела цифру с пятью нулями и это просто оглушило меня. Я растерянно и недоверчиво подняла на него глаза.

– Хватит для начала? А там посмотрим. На твоё старание. Я поощряю старательных сотрудниц.

– А… но… это… – я даже не могла сформулировать свои мысли. Представила реакцию Виталика. Он будет гордиться мной, если я буду зарабатывать такие деньги! И снова станет таким ласковым, как раньше. До нашей свадьбы. Будет любить меня.

Он выдернул у меня из рук листочек, расписался на нём и засунул мне за бюстгальтер, дотронувшись при этом до моей груди.

– Допивай вино, – сказал он.

Я машинально повиновалась, и он налил мне ещё бокал.

– Ты очень красивая, – погладил меня мужчина по лицу, – я беру тебя на работу. Ты ведь понимаешь, что не за твои профессиональные качества? Стало быть, от тебя требуется что-то другое. Я тебе скажу: всех женщин я принимал на работу лично. Мне нравится знать, что все они, работающие здесь, принадлежат мне. За пределами организации у них есть семьи, своя жизнь, но здесь они – мои. Алла мне немного рассказала о твоей ситуации. Я возьму тебя на работу, буду платить хорошие деньги, прикажу обучить всей практике бухучёта. Но здесь ты тоже будешь моей. Условия можешь ставить какие угодно. У меня оно одно – полное послушание. Видишь, я говорю всё прямо. Исподтишка под юбку к тебе лезть не буду.

Я была не в силах поднять глаза.

– У меня… ведь есть муж… – тихо сказала я.

– Мне переговорить непосредственно с ним? Я так понял, именно он настаивает на том, чтобы ты работала на высокооплачиваемой работе?

– Да… он… художник…

– Да я понял, детка. Он – художник, а я – деловой человек, бизнесмен. Ты пришла ко мне с проблемой, и я могу её решить. Но я ничего не делаю без выгоды для себя. Всё честно. Или я тебе неприятен, как мужчина?

– Да, я… Нет, то есть, вы… симпатичный… но я… так не могу… – от смущения я не осознавала, что я говорю. Щеки горели.

Я даже не знала, как его зовут!

– Ну что ж… Нет, так нет, – он встал и пошёл к столу.

Я вдруг отчётливо представила, как приду домой и буду рассказывать Витале, что не смогла получить это место. Может быть, рассказать ему обо всём? Обо всех условиях? Но сможет ли он понять? Ведь он прямо говорил, чтобы я постаралась понравиться руководству. Но до какой степени?

Я вскочила и сказала:

– А можно мне подумать?

Директор остановился и медленно повернулся. Пластикой своего тела он напомнил мне тигра. Долго смотрел на меня и подошёл к коммутатору.

– Тогда я тоже ещё подумаю, – сказал он спокойно, и нажал кнопку связи, – Аллу сюда.

Тётя вошла.

– Она мила, но не очень умна, – обратился к ней мужчина, не обращая внимание на моё присутствие, – плюс характер с изъянами. С нею будут проблемы. Хочу более подробно взглянуть, стоит ли оно того.

– Простите, Захар Григорьевич, – сказала тётя, подходя ко мне, – молода ещё просто.

– Давай, не теряй слов и времени, – сухо сказал босс.

Алла неожиданно для меня стала расстёгивать мой ремешок. От удивления я впала в какую-то прострацию и опомнилась только тогда, когда он лежал на полу, а она расстёгивала змейку на моём платье.

Я рванулась изо всех сил. Что она делает? Но тётя схватила меня за волосы, дёрнула к себе и сильно, с размаха, ударила по щеке. Место удара зажглось огнём, в голове загудело. Я инстинктивно прикрыла голову руками чтобы избежать второго удара, а она в это время стянула моё платье.

Я осталась в красных крошечных трусиках и лифчике. Хорошо хоть, это был мой самый лучший комплект – Виталик настоял, что надо надеть именно его.

Алла схватила мои руки, завела за спину, прижала локтями друг к другу и держала так, надавив сзади, заставляя выпятить грудь.

– Стой спокойно, маленькая сучка, – негромко и холодно сказала она, – это тебе не твой детский сад. Тут такие деньги на кону, что лучше бы тебе не дёргаться больше.

Захар Григорьевич, прихлёбывая из бокала, не торопясь приблизился к нам. Он оглядел меня с головы до ног.

Затем отбросил свисающие на лицо после удара волосы и приподнял мою голову за подбородок. Глубоко заглянул в глаза, несколько раз провёл пальцами по губам. От унижения я дрожала, слёзы текли из глаз, но я боялась издавать какие-либо звуки громче всхлипов, которыми я давилась, пытаясь сдержать.

Мужчина продолжал изучать моё тело. Моё нижнее бельё ничего не скрывало, поэтому препятствий для этого не было никаких.

Изредка отпивая вино, он провёл ладонью по моей шее, спустился вниз и погладил ключицы. Я опустила глаза в пол. Босс сделал глоток, и его рука медленно поползла вниз.

Мне всеми силами хотелось бы оказаться где угодно, но только не здесь. Его прикосновения были также противны, как поцелуи Виталика в первую брачную ночь – вызывали мерзкие, изнуряющие чувства, от которых хотелось избавиться.

Но было нельзя. Из-за этого я стала топтаться на месте, как бы пытаясь обмануть саму себя. Создавая хотя бы иллюзию какого-то сопротивления. Тётя продолжала держать мои руки за спиной и из-за этого я ощущала себя особенно беспомощной.

Наконец я опустила голову, пытаясь ничего не видеть и не понимать, что меня видят.

– Смотри мне в лицо, – жёстко приказал Захар Григорьевич.

Я умоляюще взглянула ему в глаза. В этот момент его пальцы проникли за лифчик и сдавили мой сосок. У меня вырвался всхлип, и я стала не только приподнимать по очереди ноги, но и делать незаметные движения телом, чтобы избавиться от его руки и этих мучительных прикосновений. Но, естественно, моё трепещущее тело никак не могло остановить мужчину. Я больше не могла сдерживать громких всхлипов.

Он высвободил мои груди из бюстгальтера, полюбовался ими и несколько раз провёл ладонью по соскам. Усмехнулся, отпил ещё глоток, и вдруг шагнул ко мне вплотную. Приблизил бокал к моим губам и повелительно произнёс:

– Пей!

Я впилась пересохшим ртом в кубок и стала хлебать вино так, как будто месяц бродила по пустыне. Я надеялась, что алкоголь смягчит ощущения от этих пыток.

Захар Григорьевич обнял меня за поясницу, прижав к своему паху. Я почувствовала его член и замерла, боясь сделать лишнее движение. От страха, что сейчас может произойти, я едва могла вдохнуть воздух. Он мял в руках мою попу, подталкивая меня к своему телу.

Я никак не могла защитить себя, я это понимала. Поэтому я закрыла глаза и повторяла про себя: «Скорее. Скорее. Пусть всё случиться скорее».

Мужчина засунул мне свою руку в трусики, и стал водить пальцами по моим складочкам. Это было до того невыносимо, что я стала следовать бёдрами за его рукой, чтобы уменьшить амплитуду и сбавить ощущения.

И вдруг он вытащил ладонь. Одним глотком допив вино, он вернулся к столу. Поставил бокал, он вытер салфеткой руку.

– Приятная девочка, – спокойно сказал он, – и быстро течёт. Ладно, я возьму её. Пусть завтра приходит. Поработаем с нею, перспективу вижу.

– Спасибо, Захар Григорьевич, – чуть поклонилась ему Алла, отпуская меня и собирая мою одежду с пола, – спасибо вам большое! Завтра она будет у вас.

Я раскрыла глаза и посмотрела прямо в глаза мужчины. Его взгляд продолжал быть твёрдым, даже жёстким, но, где-то в глубине ощущалась ласка.

Глава 4. Виталий. Непонимание

Не то. Зря я использовал воздушную перспективу. Она здесь не смотрится. Можно, конечно, попробовать исправить её, добавив игры светотени. Но тогда фон может просто оттянуть на себя фокус. Или оттенить саму фигуру в центре?

Чёрт! Я отложил кисть. Я тупо не могу увидеть результат. Увидеть тот результат, который мне нужно, жизненно необходимо увидеть, чтобы завершить картину. И что я могу написать, если не знаю, к чему стремлюсь? Это просто невозможно, это как в сказке – идти туда, не знаю куда. Но как я могу что-то понять в таких условиях?

А всё эти бабы. Они не дают мне спокойно работать. Просто не понимают, насколько мешают мне. И сколько им не говори – как об стену горох! Алла ещё куда ни шло, хоть капелюшка понимания есть. Ну взрослая женщина. А молодая – это просто жесть! Навязала Аллусик мне её, как на цыгана матерю. Квартиру, видите ли, ей захотелось! А мне-то малолетка зачем?

Ну вот если она не устроится сегодня – пусть убирается обратно! А если при этом Алла будет продолжать зажимать деньги – то и она пусть идёт к чёрту! Подумаешь – они не единственные женщины на свете. Найдутся другие желающие. Неохота, конечно, время терять на поиски – но а что делать? Есть тоже ведь хочется! Не заборы же мне красить идти!

Ну вот опять – всё настроение испоганили. Какая уж тут перспектива вместе со светотенями!

Дождусь уже жёнушки. Может, порадует. Алла наобещала с три короба: и деньги, мол, будет зарабатывать, и с диром сможет поговорить насчёт моих выставок. Ну посмотрим – судя по тому, что я видел, заставить Рокси поступиться своими «нравственными принципами» будет непросто. Да и все эти лишние нервотрёпки – мне буквально поперёк горла. Я от них потом буквально болею.

Я мерял шагами мою студию, когда услышал скрип входной двери.

Вошла моя суженная. С виноватым видом, лицо напряжённое, как натянутая струна. Ну чего там такое опять? Не получилось? Я нахмурился. Воздух был наполнен запахами краски и кофе, которые смешивались с каким-то терпким ароматом предстоящей ссоры.

Она сделала несколько шагов и остановилась посреди студии, как бы не зная, куда идти дальше. Тишина повисла между нами, тяжёлая и вязкая, как смола.

– Виталь, – прервала её выглядевшая какой-то растерянной Рокси, – меня готовы взять на работу. Вот, посмотри, какую обещают зарплату.

Она подала мне бумажку с цифрой и чьей-то росписью.

– Но, понимаешь, – тихо и с какой-то странной интонацией продолжила она, – условия таковы, что…

Увидев цифру, я шагнул к ней и закрыл ей пальцами рот, другой рукой обняв её. Я понимал, что разговор будет трудным, болезненным, но необходимым. Я знал условия, Алла предупредила. Но. У каждого из нас своя роль. И чем быстрее она это поймёт, тем будет лучше для нас всех.

Однако я отдавал себе отчёт, что малейшая ошибка будет шагом в пропасть, которая разделит нас навсегда. Не то, чтобы я сильно переживал – нет – но я прекрасно понимал, какие возможности открывала передо мной молодая и настолько красивая жена. И не хотел бы их потерять.

– Я хочу, чтобы ты устроилась на эту работу, Рокси. Ради меня. Ты сделаешь это? Ты же меня любишь?

– Но… – её лицо стало бледным, совершенно потерянным, губы задрожали.

Я ожидал гнева, отторжения, но не такого беззащитного молчаливого отчаяния, которое сковало её. Она явно не ожидала от меня такой реакции. Что ж, она ещё слишком глупа, чтобы думать правильными категориями.

– Я хочу, чтобы ты сделала это, – попытался по-хорошему уговорить её, – я говорил тебе, что напишу тебя и подарю вечную жизнь твоей красоте. Но пока мои проекты не приносят денег. Мне нужно время, чтобы создать что-то действительно значимое, что принесёт нам богатство и славу. Но ещё больше мне нужна твоя помощь. Ты станешь мировой знаменитостью. Только помоги мне. Всё то, о чём ты сейчас хочешь сказать, ничего не стоит. Это предрассудки обычных людей. Имеет значение только искусство. Обещаю тебе – мои чувства к тебе не изменяться. Я буду любить тебя так же, как и сейчас.

Она повесила голову.

– Твои чувства… – прошептала она, её голос дрожал, – а мои? Как быть с ними? Ты предлагаешь мне переступить через мои границы, представления, ломать себя ради твоих картин? Твоих… амбиций?

Слёзы потекли по её щекам. Я видел глубину её отчаяния, но это не вызвало во мне сочувствия и понимания, скорее бесило. Я прежде всего стремился к свободе в искусстве, к свободе самовыражения. И если их цена была в том, чтобы телом девчонки имели возможность пользоваться помимо меня другие мужчины – я не считал её высокой. Я же не отнимаю у неё своей любви, чего ещё ей надо? А тело – всего лишь тело.

– Послушай, Рокси, – сделал я ещё попытку, – ты права – я предлагаю тебе именно переступить через твои представления о жизни. Почему? Потому что они детские. Посмотри на это по-другому. Ты вот говорила, что любишь меня. А любовь – это, прежде всего, жертвенность. Ты должна думать не о себе, а о своем любимом человеке. Согласна? И ты знаешь, что у меня огромный талант. Так помоги ему раскрыться, соверши совсем нетрудный акт любви и жертвенности. Тебе буду благодарен не только я, но и все будущие поколения.

Она не поднимала лица.

– Виталь… Я не уверена, что смогу на это пойти. Ведь это же… я стану проституткой?! Получается… я буду продавать своё тело! За деньги!

Мне всё это надоело. В конце концов – почему я должен её уговаривать? Она должна сама понять, что мне без её помощи не подняться, таланту всегда нужен меценат! Ведь я человек, мне нужно есть, пить, одеваться и что там ещё! И самое главное – писать. А чтобы писать, я должен думать о картинах, а не о куске хлеба. И не о том, где буду выставлять написанное. Почему я должен их трахать, чтобы получить всё это, а они не могут трахнуться, чтобы дать это мне?! Это сложно? Не понимаю!

А всё эта Алла! Сначала подсунула мне эту девчонку, чтобы выпихнуть её из квартиры, а затем перестала давать мне деньги, чтобы я помог ей уговорить её устроиться к ней в организацию. А как её уговоришь, если она упёрлась рогом в свои принципы и хоть ты кол ей на голове теши?

Я ужасно разозлился. Подошёл к холсту и ударом кулака сбросил его на пол. Смёл со столика кисти и краски, затем схватил сам столик и швырнул его о стену.

Рокси отпрянула от меня, упёрлась спиной в стену и прикрыла голову руками.

– Я тебя не заставляю, – кровь бурлила злостью, – но! Буду считать, что мужа своего ты предала. Ты не хочешь мне помочь даже такой мелочью. Да что тебе стоит, в конце-то концов – просто раздвинуть ноги и потерпеть несколько минут?! Но нет, ты устраиваешь из этого трагедию и прикидываешься жертвой. А что я должен поставить крест на мечтах и стремлениях всей жизни – тебе наплевать! Конечно, твоя дырка гораздо важнее таланта мужа! Убирайся. Собирай шмотки и свали с глаз моих долой. Мне такая жена, которая даже не хочет понять меня и поддержать, не нужна! Пошла вон!

Она разрыдалась и медленно сползла по стене на пол.

Пульс бешено стучал в моих висках. Обида переполняла всё моё существо. Почему всё так несправедливо устроено? Почему одарённые, талантливые люди должны выпрашивать у серых посредственностей каких-то подачек? Почему должны перед ними унижаться?

Как она не понимает, что я уже пошёл на тяжёлый компромисс с самим собой, чтобы просить её об одолжении? И вместо того, чтобы понять меня и максимально смягчить моё положение, пойти навстречу, она ещё фордыбачится, выставляя себя великой благодетельницей в случае своего согласия?

Она реально не понимает, как ей повезло с тем, что её заметил такой мужчина, как я? Да она должна пылинки с меня сдувать, жизнь свою никчёмную положить только на то, чтобы обеспечить мне условия для моей работы! Любыми способами!

Но нет, вместо этого я должен терпеть все эти тупые истерики и хотелки чёртовых баб!

Рокси продолжала жаться возле стены и шмыгать носом. Кисти валялись на полу, холсты, перетянутые верёвками, напоминали разбитые парусники после морской бури.

Я вдруг почувствовал острую необходимость вырваться из замкнутого пространства, до краёв заполненного негативом, и очутиться на свежем воздухе, чтобы иметь возможность вдохнуть его полной грудью.

– Убери здесь всё, – бросил я сквозь сжатые губы, испытывая сильное желание подойти и пнуть её ногой, – даю тебе последний шанс. Когда я вернусь, скажешь мне решение. Устраиваешься на работу – я буду дальше с тобой жить. Нет – проваливай. Мне не нужна жена, которая не любит и не слушает своего мужа.

С досадой зацепив куртку, я шагнул к выходу и захлопнул за собой дверь.

Глава 5. Роксана. Решение

Виталик ушёл, а у меня не было никаких сил, чтобы подняться и навести в студии порядок. Да и не хотелось. В голову лезли плохие мысли. В сознании стоял отвратительный привкус той унизительной сцены.

Когда Захар Григорьевич отпустил нас, Алла быстро натянула на меня платье и вытащила из кабинета. Она поддерживала меня под руку, так как мои ноги подкашивались, и я чуть ли не падала от собственного бессилия. Меня тошнило при воспоминании, как чужой мужчина трогал моё тело в самых интимных местах, а самая близкая родственница, которой я доверяла, силой держала меня.

И при этом они принимали за меня решения, как будто я была бессловесным существом, которое не нужно принимать во внимание. Просто пользоваться им по назначению, предварительно убедившись, что оно того стоит.

Секретарь даже не обратила внимание на растрёпанную, со смазанным макияжем меня. Наверное, она прекрасно знает, что там со мною делали эти двое.

При этой мысли я не смогла сдержать рвотный позыв, прикрыв рот ладонью.

Алла подхватила меня уже обеими руками, и поволока куда-то со словами:

– Свет, мы воспользуемся туалетом?

– Конечно, – не отрываясь от дел, ровно ответила девушка, – помочь?

– Нет, спасибо, мы справимся.

Она завела меня в кабинку и наклонила над унитазом, придерживая волосы. Меня вырвало. Мне было так плохо, что я даже не могла выразить это – ни слезами, ни словами. Просто впала в какое-то тупое оцепенение, сейчас и правда чувствуя себя безвольным телом.

Тётя умыла меня, откинула назад волосы и заплела их в косу.

Затем внезапно обняла меня и прижала к себе.

– Ну всё-всё. Успокойся. Всё будет хорошо. Никто не хотел причинить тебе вреда. Ты сама напросилась своим упрямством. Надо слушать, что тебе старшие говорят, Рокси. Мы – твоя семья, плохого не посоветуем, согласись. Давай так – сейчас посидим в моём кабинете, ты придёшь в себя. Потом поговоришь с Виталиком. А после работы я к вам зайду, и примем решение. Хорошо? Все вместе. Ты подумаешь хорошенько обо всех обстоятельствах, и поймёшь, как вам повезло на самом деле.

Но я не могла принять её слова. В моём сердце поселилась огромная обида на неё. Она ударила меня, так унизила.

Наверное, это отразилось на моём лице, потому что она сказала: