
Полная версия
Ману. Темные времена.

Ирина Миронова
Ману. Темные времена.
Аннотация.
Ману – изгой в мире, где у каждого человека видна аура, определяющая его характер и судьбу, ведь её аура – чёрная. На таких, как она, ведётся охота: их боятся и желают одновременно. После убийства её друга, обладавшего чёрной аурой, она решает узнать правду о его гибели.
Однако её похищают, и девушка оказывается в роскошном особняке загадочного Эмерика Де Вромма, умирающего от недуга. Его спасение проложит ей дорогу к разгадке исчезновения тёмных и вскоре Ману попадает в новые опасные ситуации.
Распутывая цепочку загадочных убийств и исчезновений, героиня становится не только охотником, но и жертвой в этой опасной игре, где ставки – жизнь и любовь.
Глава 1.
Сумерки лизали крыши городских домов, когда к первым этажам лишь подступала ночная мгла, поглощая острые тени от силуэтов людей, машин и домов. Город запестрел ночными красками фонарей и окон. Сейчас в центре Стоунвилля было по-особенному красиво, и к огонькам ночной подсветки улиц вплетались лучики света, исходившие от голов его жителей. Над каждым жителем Стоунвилля с приходом тьмы зажигался собственный огонёк, схожий с пламенем свечи.
Это было настолько давней мутацией, что с возникновения свечения ауры над головами людей появилось немало легенд, и самые первые из них, несущие достоверные сведения о мутации, канули в небытие под поступью новых, более живописных.
Стоунвилль был старинным городом. Его архитектура носила следы средневекового стиля, и лишь ближе к окраинам готика каменного города смешивалась с постройками более современного периода. По старинной брусчатке и узким улочкам центра города, расположенным вдоль невысоких домов, передвигался современный транспорт. Небольшие электромобили соседствовали с байками и мотороллерами.
Множество заведений в столь поздний час уже было закрыто, уступив место другим – ночным, и город погрузился в атмосферу расслабленности и лёгкого праздничного веселья. За отдыхом люди теряли бдительность, и в основном, полиция и медики Стоунвилля их берегли, а если же нет, то небо над городом пронзала крохотная вспышка, подобная далёкой сверхновой. То покидала мир чья-то душа.
В своей массе стоунвилльцы не любили ярко освещённых мест, ведь там исходящий от их голов свет бледнел, а людям нравилось видеть ауру, поэтому освещение города размещалось в паре метров от земли и было направлено вверх, на дома, оставляя тёмной среднюю зону, освещаемую людьми, подобно живым фонарям.
В отличие от большинства жителей города, Ману нарочно держалась подсвеченных сторон улиц, ведь её целью было скрыться от чужих глаз, не привлекая к себе внимание, что было непросто с её высоким ростом и манерой одеваться. Широкая юбка-пачка зефирного цвета доходила до колен, белые гольфы обтягивали длинные ноги девушки, поверх которых были надеты светлые берцы. Завершало её вид распахнутое серое пальто с накинутым на голову капюшоном. Её стиль не выбивался из общего стиля молодых жителей Стоунвилля. Единственное, что под капюшоном лица девушки было не разглядеть, и когда она проходила тёмные зоны городских улиц, над ней не появлялся луч от светящейся ауры. Иногда – не часто – неформалы Стоунвилля скрывали свой свет, и сейчас она была очень на них похожа.
Горожан в этот час было немного, и исходившие от их макушек цветные лучи притягивали к себе куда большее внимание, чем отсутствующий луч над чьей-то головой. Люди не одобряли такое сокрытие и порой нарочно игнорировали тех, кто скрывал свой свет. Те были словно невидимки для окружающих.
На одном из перекрёстков под светофором Ману поравнялась с парочкой счастливчиков. На их лицах были особые улыбки: мимолётные, синхронные и застывшие, ставшие привычным ощущением счастья. Прохожие оборачивались, чтобы посмотреть им вслед, провожая взглядом сомкнувшиеся лучи света над головами у пары. Их светящаяся аура состояла из одного основного цвета и оттенков: холодно-синего с легким переливом зелени и оранжевого на стыке этих двух свечений – это была идеально совпавшая пара, и оказаться таким счастливчиком было мечтой для любого жителя Стоунвилля, искавшего себе пару по совпадению цвета ауры. Сильные и неуязвимые почти для любых невзгод, словно свечение над их головами являлось вечным источником энергии и охранным куполом для пары. Желание обрести такое подкреплялось местным фольклором и множеством сказок. Ману знала их все.
Пройдя перекрёсток, девушка сняла капюшон. Её прямые, почти белые волосы были собраны в хвост и спрятаны под пальто. Она шла, отдаляясь от центральных улиц и выглядела неестественно по меркам Стоунвилля – над её непокрытой головой не было свечения цветом. Ни один из радужных оттенков не жил в её ауре, и это с учетом того, что она была живой, могло означать лишь одно.
Ману свернула на проулок между домами, и скрывающийся в тени человек прошёл за ней. Где-то впереди послышалось трение шин о брусчатку от свернувшего с противоположной стороны проулка небольшого фургона. Ослепляя фарами, он ехал навстречу девушке, затем остановился, и из него вышли двое мужчин, и они тут же бросились к Ману.
Схватили девушку, чтобы затащить в машину. Вдруг одна из непримечательных теней ожила. Шедший незаметно за девушкой быстро сократил разделявшее их расстояние и чётко поставленными ударами отбил девушку у похитителей. Один из них не терял надежды захватить её, отбив внезапное нападение, но он тут же вскрикивает, когда в руке Ману появляется электрошокер. Она отнюдь не проста. Нападавшие возвращаются в машину и скрываются за поворотом.
Обхватив себя руками, Ману идёт из проулка к перекрёстку, а за ней следует её молчаливый и выдавший себя преследователь. На излучине тьмы ночного города и света от фонаря над головой девушки появляется темнеющее пятно. Оно становится гуще, поглощая в себя остатки чужого цвета, а затем становится снова невидимым. Чёрным в тьме ночи.
Освещения достаточно, чтобы разглядеть лица обоих людей. Перед высокой девушкой остановился молодой мужчина.
– Вы специально ходите здесь и ищете неприятности?! – возмутился он, обращаясь к девушке.
– Тебе не стоило следить за мной, Клиффорд. – Ответила Ману, сразу перейдя на «ты» и, глядя ему в глаза, внезапно улыбнулась.
Застёгнутая на ремешок под подбородком шапочка-каска, служившая для того, чтобы скрыть свет над головой, в этот момент выглядела на мужчине комично, и Ману не могла скрыть своей реакции.
– Что, простите… Откуда вы знаете моё имя? – возмутился тот, кого она назвала Клиффордом. Мужчина прищурился, а затем хлопнул себя по затылку, узнав её.
– Мануэла, какого чёрта ты ходишь по ночам одна в таком районе?! – вспылил Клиффорд Берген, глядя на школьную подругу своего покойного младшего брата.
– А что не так с районом? Он хорош, – усмехнулась Ману, разводя в стороны руки. – Другое дело, я здесь одна, потому что на такие прогулки раньше мы выбирались с твоим братом, пока его не похитили и не убили. Но всем плевать на это, даже его брату-полицейскому!
Клиффорд поморщился от произнесенных ею слов. Они не вязались с кукольным обликом девушки, хотя именно сейчас он увидел ее настоящую и понял, что кое-что общее в дружбе между ней и своим покойным братом он не замечал. Тот тоже был резок и импульсивен.
– Мне не всё равно, – мужчина поджал губы, в свете фонаря черты его лица заострились, и под глазами углубились тени.
Расстегнув пуговицу на подбородке, он снял шапку и взъерошил свои взмокшие волосы. Луч ауры над его головой окрасился в мутно-рыжий цвет, и в ответ ему над головой Ману на секунды появился блик такого же рыжего цвета, а затем он пропал, будучи поглощённым её аурой.
Мануэла была тёмной. Такие, как она, считались универсальными партнёрами для обладателей любых других цветов ауры, и про это знали все. С тёмными можно было создать идеальную пару, достигнув физиологической и психической гармоничности, и в этой гармонии жить очень долго и не стареть. Тёмные были крайне желанны. Погибший брат Клиффорда – Джерри – тоже был тёмным, и когда в ходе расследования возникла версия, что именно цвет ауры привёл его к гибели, Клиффорда Бергена отстранили от расследования.
– У меня связаны руки, но я взял отпуск и провожу собственное расследование. Мой связной навел меня на готовящуюся сегодня засаду. Во что ты ввязалась, Мануэла? Эти парни следили за тобой, чтобы похитить!
– Я знаю, – коротко ответила девушка и развернувшись, пошла прочь.
Ругнувшись сквозь зубы, Клиффорд прибавил шаг, чтобы нагнать её. В паре кварталов от них стоял его автомобиль, и полицейский настоял, чтобы Ману позволила ему отвезти себя домой. Девушка пожала плечами и, свернув, пошла в сторону парковки.
– Скажи мне, что ты затеяла? – произнёс детектив после того, как взвёл мотор своего седана. На улице похолодало, и он включил отопление в салоне.
– Хочу найти тех, кто сделал это с Джерри.
Ману смотрела в окно и не видела, как изменился в лице Клиффорд. Уж он-то знал, что сделали с Джерри. Тело его младшего брата обнаружили случайно, когда брали нелегальную лабораторию на окраине соседнего города – Амотивилля. На подпольный медицинский центр спецслужбы нагрянули внезапно, и, действуя по инструкциям, преступники стали уничтожать следы своей деятельности. Сорванная операция по трансплантации привела к смерти носителя. Весь ужас был в том, что операция проводилась над живым ещё Джерри. Те фотографии брата из полицейского дела вновь встали перед глазами Клиффорда: застывший взгляд, с кислородной маской на лице, увитый питательными проводами, Джерри лежал на кушетке с открытой грудной клеткой и животом, в которых уже не было органов. Не было их и в лаборатории.
– Хочешь повторить его судьбу? – севшим голосом произнес Берген.
– Нет, – ответила Ману. Закрытый гроб и отчет о смерти для родных – это всё, что она видела из заключения о смерти своего друга. – Я хочу найти и наказать тех, кто позарился на тёмных и убил Джерри.
Словно пытаясь стряхнуть усталость и понимая тщетность спора, детектив Клиффорд Берген провел ладонью по своему лицу. Ману была совершеннолетней, и рычагов воздействия на нее, кроме предупреждающих советов, у него не было.
– И какой у тебя план?
– Хочешь снова мне его сорвать? – светлая бровь девушки изогнулась.
– Хочу уберечь тебя от гибели, и мне нужны все средства для расследования. Что ты знаешь, чего не знаю я?
– Я знаю, что он был хорошим парнем и не заслужил такой смерти.
– Так какой план?
– Я хочу встретиться с их главарём.
– И для этого ты чуть не дала себя похитить? – Клиффорд взглянул на свою пассажирку. Ману смотрела перед собой и, казалось, никак не реагировала на его возмущение. – Ты же понимаешь, что встречи с главным не будет? Понимаешь, что ты даже не очнёшься перед смертью?
– Ты кое-чего не знаешь, – замедленно произнесла девушка и повернулась к мужчине.
– Тёмные являются универсальными донорами для всех других людей, только когда сами согласны на это, иначе мы просто тёмные. Чёрный цвет ауры – это всего лишь цвет.
Девушка наблюдала за реакцией мужчины. Тот сдерживался в ожидании окончания известной всем предыстории, но напряжение последних недель сказалось на Бергене, и он не сдержался:
– Хочешь сказать, что мой брат дал согласие на своё растерзание?!
– На донорство.
– Чушь собачья, это незаконно, – зашипел Клиффорд.
– Он дал согласие на донорство органов после своей смерти и донорство при жизни, – добавила Ману, нахмурившись. Ей не нравилось, что Клиффорд её передёргивал в разговоре.
– Мне нужно видеть это согласие!
– Да, поищи его.
– Нет, это не весь твой план, – покачал своей кудреватой головой детектив, останавливаясь на улице напротив дома Ману. – Это не может быть планом.
– Ты сорвал мой план, – взглянула на него девушка, на повороте между скалистым уступом и улицей.
Стоунвилль располагался на скалистых холмах. Передвигаясь по брусчатке, машина так потряхивалась на дороге, что Ману случайно клацнула зубами.
– У тебя нет подготовки для такой роли. Это очень опасно, и те парни могут быть кем угодно. Ты можешь ничего этим не добиться и погибнуть зря.
– Я знаю. Но ведь сейчас у меня есть ты, не так ли? – будто подразнила его Ману.
– Это безумие!
– Другого тёмного тебе не скоро найти. Прикрой меня, и мы выйдем на них.
– Мне нужно подумать.
Поняв, что на этом всё, Ману накинула на голову капюшон и, открыв дверцу, вышла из машины. Её капюшон, как и та шапочка, что надевал Клиффорд, помогали им скрывать цвет ауры, не привлекая к себе внимание и лишний раз не инициируя случайные связи.
Совпасть по цвету было сложно – цвета должны были принять малейшие оттенки друг друга. И иногда это случалось даже раньше, чем контакт глаз или само знакомство, что невольно способствовало сближению и порой разрыву сложившихся отношений, на что были готовы идти не все. Тёмные же привлекали и отталкивали своей способностью подходить всем. Каждый мог совпасть с ними буквально на ходу – было достаточно одного взгляда, и тогда ауры людей срослись бы очень быстро. Куда быстрее чем обычные цветные. Противостоять этому воздействию чёрных могли лишь полностью совпавшие цветные, те самые счастливчики, ни на кого другого не реагирующие.
Вот и сейчас в рыжевато-жёлтом огоньке, что светился над головой отъезжавшего детектива Бергена, появились неприсущие ему чёрные очертания. Они игрались с ним, как с дрожащим пламенем свечи, возвращая мысли мужчины к Ману. Они захватили его полностью, и лишь спустя минуту ускоренного сердцебиения и ощущения фантомного присутствия этой девушки Клиффорда стало отпускать, щемя болью в его сердце и отчаянным желанием вернуться к дому Ману. И причина была совсем не в его желании защитить её от авантюры. То была тоска его души от ощущения непрожитой жизни со светловолосой девушкой. Он испытывал боль от стираемых фантомных воспоминаний о жизни, где он был счастлив, растя их детей и нянча их внуков.
Притяжение любого цвета к тьме было отчаянно сильным, и для этого оказывалось достаточно короткого общения с носителем тёмной ауры, если человек был одинок и желал избавиться от своего одиночества. В быту Стоунвилля на слуху были способы избавления от случайного запечатления с тёмными. Притяжение к ним было сродни магии или проклятию и обросло красочными легендами.
В темноте, войдя в каменный дом, девушка поспешила в свою комнату, чтобы не привлекать внимание отца. Оставалось совсем немного времени до начала дня в университете Стоунвилля, где она работала, и Ману сейчас тянуло спать.
Глава 2.
Кабинет главного врача клиники для состоятельных жителей Стоунвилля мало походил на кабинет обычного врача. Украшавшие стены и арки колонны, ведущие на террасу, были выполнены по эскизам южных сюжетов, а мозаичный пол приёмной был выложен так искусно, что наводил на мысли о превосходной копии из дворца какого-то правителя. Пёстрые картины несколько выбивались из строгого готического дизайна здания, хоть и были умело вписаны в его интерьер.
В этот утренний час доктор Джонатан Остин принимал своего необычного пациента. Болезнь иссушила его и загнала в инвалидное кресло в считанные месяцы, но сидевший напротив врача мужчина всё ещё неплохо держался. В нём было видно достоинство, привитое хорошим воспитанием, генами и благополучием. Поначалу доктора это немного раздражало, но, привыкнув к своему пациенту, он невольно проникся симпатией и с тенью неподдельно выверенной услужливости в голосе произнёс:
– Стабилизация вашего состояния временная и, к сожалению, короткая. Если мы не сделаем пересадку в течение недели, то последствия будут необратимы. Я обновил заявку на донора, но если он найдется позднее чем через неделю, будет уже поздно. Процесс не обернуть вспять.
Доктор посмотрел на пациента, тут же встречаясь с твёрдым взглядом мужчины, решительно принимающего новую для себя реальность. Доктору на какой-то момент стало некомфортно: он вспомнил, насколько влиятельный человек сидит перед ним и кому именно он и эта клиника многим обязаны. Эмерик Де Вромм передал на нужды клиники целое состояние, когда приблизился к порогу возраста проявления генетического заболевания в своей семье.
– Я признателен вам за откровенность и надеюсь, что могу рассчитывать на конфиденциальность нашего разговора. Я не уповаю на везение и хочу использовать имеющееся у меня время продуктивно.
– Конечно, сэр, уверяю вас в этом, – произнес врач и, уловив во всё ещё хранившем красоту мужественном лице своего пациента отстранённость, добавил: – Позвольте провести вас до вашей палаты.
Погружённый в свои мысли, Эмерик не возражал, когда доктор выкатил его из кабинета. У дверей его поджидал личный помощник, поспешивший перехватить у Остина управление коляской, но, словно очнувшись, Эмерик перешёл на ручное управление и сам направил её к лифту, забыв попрощаться с доктором и не оставив инструкций своему помощнику.
И пока представитель одного из древних семейств Стоунвилля обдумывал завещание, его лечащий врач вернулся в свой кабинет и сделал вызов на сохраненный у него без имени номер телефона.
– Я думаю, Де Вромм готов и пойдёт на что угодно ради пересадки.
Принявший этот вызов человек поспешил сообщить о нём своему начальнику, на что Артур Дюкро распорядился найти исполнителей. Его рабочий день подошёл к концу, и на выходе из здания совета городского правления Артур прошёл на закрытую стоянку и велел водителю ехать в особняк Де Вромма, где спустя полчаса у него состоялся спор с владельцем дома.
– Эмерик, послушай меня. Ты должен пойти на это, других возможностей просто нет, как и у тебя нет времени ждать их! – требовал Артур.
Он уже выходил из себя, и даже изысканный коньяк и сигара, которыми он без стеснения угощался в доме Де Вромма, не гасили его вспыльчивость. Артур и Эмерик были погодками, дружили со школьной скамьи, закончили одно учебное заведение, и им повезло в этом, ведь принадлежность ко двум старейшим семействам в городе и необходимость делить сферы влияния очень часто сталкивала как их самих, так и их предков, но, в отличие от них, этим мужчинам удавалось уладить миром конфликты в неизбежном отстаивании интересов.
– Ты уговариваешь меня пойти на преступление, – произнес Эмерик.
Хозяин дома был настигнут гостем в своём рабочем кабинете. Тот уже был местами переоборудован под ограниченные возможности Де Вромма, который хоть и тепло встретил Артура, но уже начал уставать от их встречи, в отличие от его бодрого и энергичного друга. Им обоим в прошлом году исполнилось тридцать пять.
– Верно, я пока что уговариваю тебя, – согласился с ним гость и, подойдя к сидевшему в инвалидном кресле Эмерику, наклонился и сжал его плечо. – И если ты дальше будешь настаивать на верховенстве закона над твоей жизнью, то я пойду на вынужденные меры по твоему спасению. На днях у тебя будет донор.
Внешность Артура часто не вязалась с его характером. Его решительность и упорство соседствовали с мягкими чертами довольного жизнью тусовщика, и даже взгляд не обладал той цепкостью и жёсткостью, что была у Де Вромма, и тем не менее Эмерик не обманывался на счёт друга.
Он знал, что тот не бросает слов на ветер, но, кроме усталости, ничего не чувствовал. Взгляд Артура поверх его головы подсказал, что друг заметил состояние Эмерика, чей цвет ауры стал прерывистым и бледным. Мерцал, как затухающий фитиль.
– Отличный был коньяк, спасибо, дружище. И не волнуйся, я обо всём позабочусь.
Вернув на стол стакан и не прощаясь с сигарой, Артур вышел из кабинета. В слабо освещённом коридоре у него над головой вспыхнул огонёк льдисто-холодного цвета с вкраплением зелёных искр, на секунду подсветив витражное окно у двери, когда советник мэра Стоунвиля выходил из особняка.
Дождавшись, когда посетитель удалится, в кабинет тут же направились личный помощник Эмерика в сопровождении медицинской работницы. Сиделка осталась в стороне, а секретарь подошёл к Де Вромму в ожидании распоряжений.
– Ганс, тебе удалось связаться с моей сестрой? – спросил Эмерик.
– Я отправил ей ещё одно сообщение сегодня, но она по-прежнему не выходит на связь.
– Понятно. Пригласи, пожалуйста, на ближайшие дни нотариуса.
– Да, сэр, – ответил помощник.
Тем временем сиделка подступила к Эмерику и снимала с него показатели температуры тела и давления. Сейчас этот мужчина выглядел сравнительно хуже, чем когда её наняли для ухода за ним, и она нередко не справлялась с ним одна. Для таких случаев Ганс нанял медбрата. Свечение над головой Де Вромма с каждым днём становилось всё меньше. Некогда переливчатый луч из красного цвета с примесью жёлтого, белого и даже синего цвета укорачивался и становился бледнее. У стариков в Стоунвиле и то аура была ярче. Не оставалось сомнений, что мужчина угасал под натиском болезни и сейчас, не считая слуг, он жил один в своём роскошном фамильном особняке. Из близких родственников у него осталась только младшая сестра, и она не горела желанием встречаться с Эмериком ни при каких обстоятельствах. Когда-то они сильно повздорили, и обида её была сильнее желания примириться с умирающим родичем, а Де Вромму, кроме неё, некого было включать в завещание о наследниках.
Глава 3.
Учебный день закончился, но некоторые студенты задерживались на кафедрах и в зале лаборатории, где Ману работала лаборантом. Девушка следила за порядком, ставила опыты и писала докторскую работу. Вечерами она нередко задерживалась, дожидаясь окончания практики у студентов. Сегодня ей тоже пришлось задержаться и выйти из учебного корпуса биологической кафедры, только когда начало темнеть. По обыкновению накинув на голову капюшон пальто, она взяла с парковки велосипед и, поставив рюкзак в корзину перед собой, поехала по привычному маршруту.
Старинные дома сменялись более современными, но невысокими и выполненными в том же стиле; затем, на более широких и многолюдных улицах, возникли современные дома. Инфраструктура современных районов города подразумевала хорошее освещение и оснащение улиц.
Ману ехала по велодорожке к мосту через реку, когда на повороте её подрезал автомобиль, и девушка упала с велосипеда. Выбежавший из машины парень склонился над ней и, придержав за руку, помог подняться на ноги. На его симпатичном лице было заметно беспокойство, а аура над головой ярко светилась зефирно-розовым.
Вдруг к лицу девушки внезапно была прижата салфетка. Пара вдохов – и перед глазами померкло. Похититель проворно уложил её на заднее сидение автомобиля и, закрыв дверцу, откатил велосипед с тротуара на газон. Действуя быстро, он вернулся к похищенной и, перемотав ей руки и ноги, залепил рот клейкой лентой.
Действовал похититель проворно и аккуратно. Он быстро задал маршрут поездки и повернул зеркало к своей пассажирке. На мгновение в зеркале отразились его красивые зелёные глаза и прядь рыжих волос, упавшая на лоб. Но девушка этого не видела. Капюшон слетел с её головы. Блики света из окон тонули в чёрном луче её ауры, падая будто в космическую чёрную дыру.
Водитель посматривал на неё через зеркало заднего вида, аккуратно ведя машину, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания. Он натянул на голову капюшон, почувствовав, что ещё секунда – и его аура потянется к девушке на заднем сиденье. Это ощущение было подобно колыханию ветра в волосах, но более настойчивое. Для себя он такого не хотел.
О людях с тёмной аурой ходили разные слухи. Быть запечатлённым их аурой означало стать одержимым желанием сблизиться с ними, подобно безответно влюблённому гореть страстью и надеяться на взаимность. Были легенды и о ненависти отвергнутых, ведь, являясь идеальной парой для кого-то, темные могли являться таковыми и для других, независимо от имеющейся связи. Люди ненавидели их и боялись, а кто-то просто не любил тёмных из-за их универсальности.
Небольшой седан без проблем подъехал к нужному адресу. Дом оказался богатым старинным особняком. Водитель объехал парадный въезд, чтобы остановиться у заднего входа. Заглушив машину, он подошёл к пассажирской двери, вернул плотный капюшон на голову девушки, затем подхватил её на руки и понёс в дом. Ману в это время пребывала без сознания. Положив её на кровать в одной из комнат, расположенных на первом этаже, мужчина быстро покинул территорию особняка. Уже будучи за рулем и двигаясь по дороге он сообщил об исполнении заказа. Спустя несколько минут сигнал сообщения на его телефоне подтвердил перевод оговоренной суммы денег.
Тем временем Ману крепко спала. Лишь спустя несколько часов сознание начало возвращаться к ней. Не открывая глаз, девушка прислушивалась к доносящимся до неё звукам. Трение птиц слышалось из приоткрытого окна где-то сбоку от неё, оттуда же, вместе с утренней прохладой, доносился тонкий аромат цветущего жасмина. Птицы неприлично радовались наступлению нового дня, тогда как лежавшую на койке девушку обдало волной леденящего ужаса от воспоминаний о произошедшем с ней. Она прислушивалась к ощущениям тела и пыталась быстрее очнуться. Боли нигде не чувствовалось, и верёвки на себе она не ощущала. В комнате было тихо и безлюдно.