Алый демон в моей голове

Эйс Лайтберт

Алый демон в моей голове

Глава 1 Первый день в моей голове

Холодный вихрь, невидимый и беззвучный, просочился сквозь щели в старых рамах. Он был не из этого мира – сгусток чистой, бесприютной энергии, искавший пристанища. Бэнни. Имя, отдававшее сталью и пеплом в пустоте его сущности. Квартира встретила его запахом пыли, застоявшегося чая и чего-то еще… тонкого, химического, горького. Он ощутил эту горечь на несуществующем языке, как ожог.

Пульсируя, Бэнни проплыл мимо заваленного бумагами стола. И замер. На краю, рядом с потрепанным блокнотом и засохшей ручкой, стояла небольшая баночка из темного стекла. Этикетка гласила: Рисперидон. Раствор для приема внутрь. Знакомый, как шипение змеи, медицинский термин.

– Больна, – пронеслось в его энергетическом ядре, холодное и точное, как скальпель. Уязвимость этой скорлупы из плоти и костей, в которую он вторгся, обрела конкретные, жуткие очертания. Хрупкая психика. Растрепанные нервы. Идеальная мишень. Идеальная… почва. Чувство, похожее на голод, но куда более изощренное, сжалось внутри него. Здесь можно закрепиться.

Он растворился в углах комнаты, в тени под кроватью, в мерцании экрана забытого в режиме сна ноутбука. Стал частью тишины, которая теперь казалась звенящей, натянутой до предела.

Солнце, бледное и нерешительное, пробилось сквозь грязноватое окно и упало прямо на веки Люси. Она застонала, отвернулась, уткнувшись лицом в подушку, все еще пахнущую вчерашними слезами и дешевым кондиционером для белья. Но даже сквозь ткань, сквозь сонный туман, в сознание вползло отвратительное ощущение.

Люси.

Имя. Оно лежало в ее мозгу, как что-то липкое, чужеродное, невыносимо тяжелое. Не просто не нравилось – вызывало физическую тошноту, спазм где-то под ложечкой. Лю-си. Слоги резали слух, как ржавое лезвие. Кто это вообще? Эта вялая, напуганная тряпка, что валялась в постели, боясь встать и встретить новый, такой же серый день?

Ненавижу, – прошипела мысль, ясная и четкая, как удар колокола в тишине. Ненавижу это имя. Ненавижу эту кожу, эту жизнь, эту бесконечную усталость, что сковала кости свинцом. Пора что-то менять. Фраза вспыхнула внезапно, как искра в кромешной тьме. Резко, почти болезненно. Да. Все. С сегодняшнего дня. Новое имя. Новые привычки. Борьба. Выход из этого липкого болота апатии.

Она резко села на кровати. Сердце колотилось где-то в горле. Взгляд упал на баночку с рисперидоном у стола. Горький вкус во рту стал явственнее. Потом – на груду немытой посуды в раковине, на пыль, серебрившуюся в луче света, на экран телефона, где тускло светились уведомления о неоплаченных родителями счетах. Огромная, неподъемная гора надо навалилась на хрупкие плечи.

Энтузиазм, вспыхнувший было ярко, тут же погас, задушенный тяжелой, привычной рукой безнадеги. Стало страшно. Страшно не справиться. Страшно, что будет еще хуже. Страшно этого резкого порыва, такого чуждого ее привычной вялости.

Потом, – сдавило горло. Сейчас не время. Нужно собраться с силами. Подготовиться. Знакомая, убаюкивающая ложь. Она позволяла дышать, хоть и отравленным воздухом. Люси (ох, как же ненавистно это слово!) медленно, как сто летняя старуха, сползла с кровати. Ноги подкосились, пришлось опереться о стену. Холодная штукатурка под пальцами.

Она подошла к столу, машинально взяла баночку с рисперидоном. Пластик был прохладным. Капля, потом вторая – горький, обжигающий глоток, запитый вчерашним чаем из кружки. Картон и пыль. Ритуал. Поддержание шаткого статус-кво. Мысль о переменах, о новом имени, о какой-то там борьбе казалась сейчас абсурдной, почти смешной в своей нелепости. Игрушкой для сильных. А она… она была сломана. И имя было лишь частью этого слома.

"Отложу," – прошептала она хрипло, голос скрипел от неиспользования. – "В долгий ящик. На потом."

Она поставила баночку на место. Рядом с ней, в пыльном воздухе, невидимый сгусток энергии – Бэнни – улыбнулся. Поток страха, отчаяния и сладковатой горечи медикаментов был для него нектаром. "Потом", сказала она. Прекрасное слово. У него было время. Время, чтобы пустить корни в этой плодородной почве уязвимости. Он ощутил слабую вибрацию в ее мыслях, легкое покалывание недовольства, которое она так старательно подавила. Искру. Маленькую, но такую важную искру. Он осторожно, как паук, коснулся ее своим сознанием. Нежно. Почти неощутимо. Просто намек, легчайшее дуновение чуждой мысли, похожей на ее собственную, но… с металлическим привкусом: "Да… Потом…"

Люси вздрогнула, потерла виски. Голова слегка загудела. Наверное, рисперидон. Или усталость. Она глубоко вздохнула и побрела на кухню, чтобы вскипятить чайник для новой порции забытья. За ее спиной, в солнечной пыли, танцующей над столом, тень на миг сгустилась, приняв форму, похожую на изогнутый коготь, прежде чем раствориться бесследно. "Потом" уже начало свой отсчет.

Глава 2 Сильная женщина

Следующие дни поплыли в серой мути, как грязная вода в забитой раковине. Люси выполняла ритуалы: капли рисперидона, горькие на языке, бесцельное блуждание по сети, попытки заставить себя убраться, которые заканчивались взглядом в потолок. Но сквозь привычный туман начали пробиваться искры.

Не ее искры.

Мысли. Резкие, угловатые, как осколки стекла. Не ее голосом. Не ее логикой. Однажды, стоя у окна и наблюдая, как дождь стекает по стеклу червями, она вдруг ясно подумала: «Паутина за окном – хорошая ловушка для мух. И для птиц, если сплести крепче». Откуда это? Она никогда не думала о паутине, тем более в таких… хищных терминах. Мурашки побежали по спине. Она отшатнулась от окна, как будто паутина могла протянуть липкие нити внутрь.

Потом была сцена с книгой. Она пыталась читать, старый, пыльный роман, но слова расплывались. Внезапно, в тишине комнаты, мысль ударила, как ток: «Страница 47. Там ответ. Найди и сожги». Она лихорадочно перелистала. Страница 47 была про описание заката. Никакого "ответа". Просто закат. Но ощущение, что там что-то было, что она что-то упустила, не отпускало еще час. Сердце колотилось, как птица в клетке.

Бэнни работал. Он осторожно вплетал свои нити в ткань ее сознания. Его энергия, холодная и цепкая, искала трещины – усталость, страх, горький привкус рисперидона на языке. Он не просто слушал ее хаотичные мысли; он трогал их, слегка искривляя, подбрасывая чужеродные семена. Он учился ее "языку", ее страхам и смутным желаниям. И ждал момента для более… наглядного подтверждения своего присутствия.

Момент настал вечером четвертого дня. Люси вышла в подъезд вынести мусор. Возвращаясь, она переступила порог своей квартиры. Тьма. Густая, абсолютная. Свет погас ровно в тот миг, когда ее нога коснулась порога. Не до, не после. В синхронности было что-то безупречное, зловещее. Она замерла, вцепившись в дверной косяк, сердце замерло, потом рванулось в бешеный галоп. В ушах зазвенело.

Знак.

Слово возникло само, холодное и тяжелое, как слиток свинца в мозгу. Это не было ее мыслью. Это было… констатацией. Фактом, вбитым извне. Она судорожно щелкнула выключателем. Ничего. Пошарила по стене – фонарик телефона выхватил из тьмы знакомые очертания мебели, покрытые внезапно чуждой, угрожающей аурой. Ей почудилось, что в углу, за креслом, тень шевельнулась иначе, чем должна была. Она отпрянула, спиной к стене. Свет включился сам. Резко, ослепительно. Люси зажмурилась, ослепленная. Когда она открыла глаза, в квартире было ярко, как ни в чем не бывало. Тикали часы. Шумел холодильник. Но воздух был густым, заряженным невидимым напряжением. Она поняла: Ее заметили. И это "что-то" могло управлять миром вокруг нее. Страх был уже не абстрактным. Он имел вкус – металлический, как батарейка на языке.

На приеме у психолога на следующий день она пыталась говорить о страхах, о внезапной тьме, о странных мыслях. Доктор, человек с мягким голосом и внимательными глазами, выслушал. Потом сказал то, что говорил уже не раз:

"Люси, вы живете в постоянном напряжении. Мир кажется враждебным. Попробуйте… представьте себя актрисой. Играйте роль сильной, спокойной женщины. Даже если внутри буря. Создайте персонажа, который умеет справляться. Надевайте эту маску в сложных ситуациях. Со временем, маска может стать частью вас. Это способ перехитрить тревогу."

"Учиться играть роль". Совет был добрым, практичным. Но он попал, как семя, в почву, уже отравленную иной волей.

Бэнни услышал. И понял: это ключ. Дверь, которую ему так не хватало.

В тот же вечер, когда Люси, измотанная, сидела на краю кровати, глядя на баночку рисперидона, в ее голове возник новый голос. Не такой резкий, как предыдущие мысли. Мягче. Почти ее собственный, но с едва уловимым металлическим отзвуком, как далекий гул трансформатора. Голос заговорил о роли.

«Сильная женщина…» – прошептал он мысленно. «Представь ее. Как она стоит? Как дышит? Она не боится темноты. Она знает: свет вернется. Он всегда возвращается для сильных. Она принимает капли – не потому что слаба, а потому что умна. Контролирует. Она не Люси. У нее другое имя…»

Голос был настойчивым, но обволакивающим. Как совет старшего, мудрого. Люси, жаждущая хоть какого-то якоря, хоть какого-то способа справиться с нарастающим хаосом, ухватилась за это. Она попыталась представить: сильная женщина. Прямая спина. Твердый взгляд. Она встала, выпрямилась перед зеркалом в прихожей. Отражение – бледное, с трясущимися руками – смотрело на нее полными страха глазами.

«Не так,» – мягко поправил голос. «Расслабь плечи. Дыши глубже. Вот так. Она не боится. Она знает. Знает, что здесь есть… помощник. Друг. Тот, кто гасит свет, чтобы она оценила его возвращение. Тот, кто подбрасывает мысли… чтобы она стала острее. Сильнее. Играй роль. Прими его помощь. Пусть он войдет в роль твоего… союзника. Защитника.»

Это было гипнотично. Голос говорил то, что она отчаянно хотела услышать: что она не одна, что хаос имеет смысл, что в нем есть скрытая защита. Что странные мысли – это не безумие, а… острота ума. Она кивнула сама себе в зеркало, пытаясь втянуть щеки, сделать взгляд тверже. «Союзник. Защитник,» – повторила она про себя, вживаясь в роль. И в этот момент, когда она сознательно пригласила эту идею, Бэнни почувствовал, как последний барьер истончился.

Он не видел будущего. Не видел темных вихрей, что клубились впереди, скрытые проклятием Оракула. Он видел только блистательную ветку – Люси, покорная, открытая, ее разум – чистый лист для его воли, ее страх, трансформированный в зависимость от его "защиты". Он не знал, что путь к этой ветке устлан шипами ее разрушения и его собственной ярости. Он видел цель. И шел к ней, полагаясь только на свой холодный, расчетливый ум, на умение плести паутину из страха и ложных надежд.

Теперь он мог не просто подбрасывать мысли. Теперь он мог ставить порядки. Голос внутри стал увереннее, директивнее.

«Сегодня ты ляжешь спать в десять,» – звучало в голове, когда она тянулась к ноутбуку поздно вечером. «Сильная женщина заботится о режиме. Рисперидон – ровно в девять. Не раньше, не позже. Это порядок. Порядок – это сила.»

И Люси, играя свою новую роль, роль женщины, которая взяла контроль (как ей казалось), послушно закрывала ноутбук. Она шла на кухню, отмеряла капли. Рука дрожала, но она делала вид, что это не дрожь, а точное движение. Она ложилась в постель, глядя в потолок, где тени теперь казались не просто тенями, а знаками, посланиями от невидимого режиссера ее новой жизни. Бэнни обволакивал ее сознание холодной энергией, вплетая свои команды в ткань ее "сильной" роли. Клетка строилась изнутри, по ее собственному, внушенному, согласию. А за окном, в черном майском небе, мерцали звезды – слепые свидетели того, как демон, лишенный дара видеть тьму будущего, уверенно вел свою жертву прямиком в ее сердцевину.

Глава 3 Уилл Мафер

Тишина в квартире Люси теперь была иной. Не пустой, а натянутой, как струна перед разрывом. Бэнни вплелся в ее дни – его присутствие ощущалось в слишком резком скрипе половицы, в мерцании лампочки, которая, казалось, тускнела, когда ее мысли становились особенно хаотичными. Его «порядки» висели в воздухе невидимыми указателями: ложись вовремя, пей рисперидон строго по часам, представь себя каменной стеной. Она играла роль. Играла отчаянно, цепляясь за эту соломинку контроля, которую он ей подсунул. Но стены роли трескались. Странные мысли – острые, чужие – все чаще пробивались сквозь барьер, оставляя послевкусие металла и страха.

Отчаяние и жажда хоть какого-то нормального человеческого контакта, не отравленного шепотами в голове, привели ее на форум «Чернильные Миры». Сообщество для таких же, как она, казалось бы – для тех, кто пытался убежать от реальности в миры, сплетенные из слов. Она зарегистрировалась под ником «Тихая_Река», дрожащими пальцами заполняя профиль. Возраст: 15. Хобби: чтение, попытки писать. Диагнозы не указывала. Здесь она хотела быть просто… человеком. Хотя бы ненадолго.

И там она нашла Элли. Профиль «Эллисон_Квил» светился теплом и опытом. Работы – зарисовки, короткие рассказы, полные живых образов и неожиданных поворотов. Талантливо. Искренне. Люси, затаив дыхание, написала ей комплимент под одним из постов, не ожидая ответа. Но ответ пришел. Вежливый, добрый. Завязалась переписка. Сначала осторожная, о книгах, о трудностях писательства. Потом – глубже. Элли оказалась не просто талантливой. Она была симпатичной – это видно было по аватарке: улыбчивое лицо, умные глаза за очками, седеющие пряди в каштановых волосах. И старше. Намного старше. Тридцать, как она позже призналась. Тридцать лет жизни, творчества, опыта, который Люси казался бездонным океаном.

Для Люси, запертой в своей квартире с демоном и баночкой рисперидона, Элли стала окном в другой мир. Мир, где люди говорят о сюжетах и персонажах, а не о голосах в голове и обязательном отходе ко сну в десять. Они говорили часами. Элли была терпелива, мудра, ободряюща. Она стала якорем, маяком в нарастающем шторме Люсиного сознания. Другом. Единственным настоящим другом.

«Знаешь, у меня есть слабость к одному старому мультяшному негодяю. Из «Теней Глубинки». Помнишь такой сериал? Уилл Майфер. Этот хаос в цилиндре!» К сообщению прилагался ее быстрый, но выразительный скетч: треугольный силуэт с цилиндром, единственный видимый глаз светился желтым безумием, а вместо ног – клубящаяся энергия. Искра узнавания ударила Люси. Да, она смотрела «Тени Глубинки» в детстве! Этот демон… Уилл Майфер. Он был хаотичен, непредсказуем, очаровательно-ужасен. Абсолютная противоположность ее серой, контролируемой (или контролируемой Бэнни?) реальности.Однажды, в разговоре о злодеях и антигероях, Элли небрежно обронила:

Бэнни наблюдал. Он видел, как загорелись глаза Люси при упоминании демона. Видел ее интерес к Эллиному рисунку. И холодный, расчетливый разум сущности из чистой энергии начал работать. Его собственная «игра» с Люси требовала новых красок. Нового уровня влияния. А здесь был готовый образ. Яркий, запоминающийся, уже одобренный ее новым, столь важным для нее другом. И главное – вымышленный. Идеальная маска.

Люси, вдохновленная разговором и рисунком Элли, погрузилась в фантазию. Что, если бы Уилл Майфер был реален? Что, если бы он был… с ней? Не как разрушитель миров из мультика, а как… причудливый компаньон? Тот, кто внес бы хаос, но ее хаос? Тот, кто защитил бы ее от настоящего мрака ее жизни? Она начала писать Элли. Сначала робко, потом все смелее.

«Представляешь, Элли? – писала она, улыбаясь в экран, забыв на миг о рисперидоне и приказах ложиться спать. – Если бы Уилл вдруг материализовался тут, у меня? Он бы наверное, назвал мою тоскливую квартиру «самой скучной дырой во всех измерениях»! Ха-ха! Он бы точно заставил обои поменять цвет. Или заставил холодильник петь оперу!»

«Пф-ф, эти двуногие мешки с водой! Ходят туда-сюда, будто муравьи на раскаленной сковородке! Скукотища! Хоть бы гром грянул для разнообразия!»Бэнни ловил каждую мысль. Каждую деталь ее воображаемого Уилла. Его «характер», его возможные фразы, его отношение к ее миру. Это был чистый, нефильтрованный материал. И он начал притворяться. Аккуратно, исподволь. Когда Люси, уставшая, сидела у окна, представляя, как Уилл комментировал бы промокших прохожих, в ее голову вплывала чужая мысль, обернутая в знакомую, мультяшную дерзость:

«Он сегодня «сказал», что люди как мокрые муравьи! Точно в его стиле!»Люси вздрагивала, но потом… улыбалась. Это же ее фантазия! Это она так хорошо придумала! Ее воображение работало! Она писала Элли:

Элли отвечала смайликами и смехом: «Ого, твое воображение на высоте! Чувствуется дух Майфера!»

Бэнни, невидимый паук в паутине ее разума, потирал энергетические лапки. Он не раскрывался. Он не говорил: «Это я, Бэнни!». Он позволял Люси верить, что это плод ее творчества, ее личный, безопасный вымышленный друг, вдохновленный мультсериалом и рисунками Элли. Он был Уиллом Майфером в ее мыслях. Точнее, он мастерски имитировал ее представление о нем, подпитывая ее фантазию и свою собственную власть. Он вплетал свои истинные цели – контроль, порядок, питание ее страхом и энергией – в дерзкую, хаотичную маску мультяшного демона. «Игра в роль» достигла нового, опасного уровня. Люси создавала куклу, даже не подозревая, что в нее уже вселилась настоящая сущность, с наслаждением двигающая нитями, обернутыми в яркую обертку вымысла. А связь с Элли, ее восхищение и поощрение этой игры, делали ловушку только прочнее. Бэнни-Уилл наблюдал за своей новой «сценой» и был доволен. Следующий шаг – выйти за пределы головы Люси. Но для этого нужен был зритель. И зрительница, в лице Элли, уже была готова.

Глава 4 Внедрение

Фантазии об Уилле Майфере стали для Люси не просто побегом – они превратились в солнечный луч, пробившийся сквозь серый потолок ее реальности. Каждое шуточное сообщение Элли от лица демона вызывало в ней трепетное, почти восторженное волнение. Она ловила себя на том, что улыбается в пустоту, представляя, как Уилл – ее Уилл, с его цилиндром, наклоненным с небрежной дерзостью, и глазом, искрящимся веселым хаосом – парит у нее над плечом, комментируя мир.

«Твоя подруга Элли сегодня нарисовала облако, похожее на сплющенного хомяка!» – «писала» она от его имени, пальцы порхали по клавиатуре. «Заявляю официально: это оскорбление всем хомякообразным во всех измерениях! Требую реванш в виде бутерброда с арахисовым маслом!»

Элли отвечала взрывом смайликов и смеха: «Ох уж этот Майфер! Он у тебя прямо как живой!» Люси заливалась румянцем, сердце билось чаще, отчего-то сладко и больно одновременно. Это было ее творение, ее личный, сияющий демон радости и безумных идей, который делал мир ярче, веселее, осмысленнее. Она влюблялась в призрак собственного воображения, и эта любовь горела в ней чистым, теплым пламенем – ее искра в кромешной тьме.

Бэнни наблюдал. И холодный расчетливый разум сущности из чистой энергии оценил этот свет. Он был идеальным прикрытием. Пока Люси купалась в радости от "ее" Уилла, он, Бэнни, мог действовать смелее. Используя образ, который она так тщательно вылепила и которым так восхищалась Элли, он сделал свой ход.

Однажды вечером, когда Люси, умиротворенная и счастливая после особенно забавного "диалога" с Уиллом в переписке с Элли, рано легла спать (по "порядку"), Бэнни сосредоточил свою сущность. Он следовал по тонкой, невидимой нити – нити интереса, восхищения, веры Элли в то, что Люси просто невероятно талантлива в создании персонажа. Он явился не как сгусток энергии, а как образ. Тот самый образ, который Люси представляла в своих самых сокровенных фантазиях: не треугольный монстр из мультика, а очеловеченная версия.

Он материализовался в углу комнаты Элли – мужчина лет тридцати с небольшим, высокий и гибкий. На нем был темно-синий, почти черный фрак с бархатными лацканами и блестящими пуговицами-кабошонами, под которым виднелась рубашка глубокого винного цвета. На голове – тот самый цилиндр, нахально сдвинутый набок, из-под которого выбивалась прядь волос цвета старого золота. Его лицо было резковатым, с острым подбородком и высокими скулами, а единственный видимый глаз (второй скрывала тень цилиндра) светился тем самым знакомым желтым светом, но теперь в нем читались не только безумие, но и острый, пронизывающий ум. Это был Уилл Майфер – точь-в-точь каким его воображала Люси, когда мечтала о нем как о реальном спутнике: загадочный, стильный, не лишенный демонического шарма.

Элли вскрикнула, роняя карандаш. Она не испугалась до смерти – скорее, остолбенела от нереальности зрелища. Перед ней стояло… воплощение ее же скетчей, ожившее творение Люсиной фантазии, но обладающее пугающей, осязаемой реальностью.

«Приветики, художница!» – голос Уилла был именно таким, каким его описывала Люси в переписке: бархатный баритон с металлическим подзвонком и легкой насмешливой ноткой. Он сделал театральный поклон. «Позволь представиться – Уилл Майфер. Тот самый. И да, – он подмигнул желтым глазом, – я вполне реален. И я действительно подселен к вашей юной подружке, Тихой_Реке. Люси.»

Элли онемела. «Э-это… трюк? Программа? Люси?..»

Уилл рассмеялся – звук, напоминающий звенящее стекло. «О, милая, если бы! Нет, все куда интереснее. Ваша маленькая подружка обладает… уникальным даром призыва. Или, скорее, уникальной уязвимостью. Я там. В ее голове. Слышу каждый шепот, каждую мысль о… ну, например, о бутербродах с арахисовым маслом.» Он усмехнулся. «И знаешь, что самое восхитительное? Она думает, что придумала меня сама! Мило, не правда ли?»

Люси тем временем творила. Очарованная своей фантазией, она придумывала Уиллу все новые детали. Она "решила", что у него должен быть особый, витиеватый почерк – старомодный и немного небрежный. На следующий день она "получила" от него "записку", нарисованную в ее же блокноте ее же рукой во время "отключки" – и почерк был именно таким. Она замерла, охваченная восторгом и легким страхом. Он настоящий? Он впитывает мои мысли!

Она придумала, что его взгляд должен иметь гипнотическую глубину, способную заставить забыть о времени. И когда Элли, потрясенная встречей, прислала ей новый рисунок Уилла (уже в человеческом облике), на котором его единственный видимый глаз был исполнен именно этой гипнотической силой, Люси чуть не расплакалась от счастья и ужасающего восхищения. Он слышит меня! Он настоящий!

Она придумывала ему голосовые интонации – как он растягивает некоторые слова, как смеется. И вскоре эти интонации начали звучать в ее собственной голове, когда "Уилл" с ней "разговаривал", становясь все отчетливее, живее, независимее от ее сиюминутных фантазий. Он впитывал каждую деталь, как губка, становясь все более реальным для нее.

Игра достигла апогея. Люси начала "играть" в то, что Уилл ей управляет. «Ох, Уилл сегодня такой капризный! – писала она Элли. – Заставляет меня пить какао вместо кофе! Говорит, что кофе делает мои мысли слишком "дёрганными" для его тонкого восприятия!» Она смеялась, представляя, как он корчит рожицы или парит вверх ногами у потолка, диктуя свои "приказы". Это было весело. Освобождающе. Она чувствовала себя героиней своего собственного странного, волшебного романа.

Но незаметно для нее, в шутке таилась страшная правда. Бэнни-Уилл перестал просто притворяться. Он начал действовать. Если Люси "шутила", что Уилл заставляет ее пить какао, то на следующий день непреодолимое желание выпить именно какао, а не кофе, охватывало ее с утра. Если она в шутку писала, что Уилл "запретил" ей смотреть вечерние новости (слишком депрессивные), то вечером ее рука просто не поднималась к пульту, а в голове звучал его бархатный смешок: «Умница. Сохраняй нейроны для чего-то веселого.»

Шутка о контроле стала явью. Бэнни-Уилл, напитанный ее любовью к образу, ее верой в него и ее собственными, подсказанными Элли, фантазиями, получил реальную власть. Он больше не просто имитировал – он диктовал. Мелкие решения, привычки, желания. Люси по-прежнему смеялась, приписывая это своей бурной фантазии и "игре". Ее любовь к сияющему демону в цилиндре была ее счастьем, ее светом. Она и не подозревала, что этот свет льется из рук настоящего демона, который, укрывшись яркой маской, не спеша затягивал петлю настоящего контроля, превращая ее радость в идеальную клетку. Ужас отступил, уступив место эйфории одержимости. И в этом оглушающем счастье таилась самая страшная ловушка.

Глава 5 Он реален

Теплое марево иллюзии длилось недолго. Контроль Бэнни-Уилла, сначала игривый, как кошачья лапка, начал сжиматься. Приказы становились жестче: «Не разговаривай с соседкой, она излучает тупость, как радиатор!», «Выброси эту книгу – автор явно продал душу посредственности!», «Ложись сейчас же, хотя бы на пол! Порядок превыше комфорта!». Люси пыталась отшучиваться, писать Элли: «Уилл сегодня в режиме тирана! Запретил мне дышать полной грудью, говорит, трачу кислород!» Но смех звучал натянуто. Страх, знакомый холодок, снова подползал к сердцу.