Лавандовый риф

– Сейчас уже потеплеет, – преодолев лестничный пролет и открыв дверь, я пропустил ее в номер. – Разбери пакет пока, за вещами смотаюсь. Тебе все чемоданы нести или…

– Все, конечно, – откровенное удивление в ее округлившихся глазах подчеркнули плотные нарощенные ресницы с утонченным заворотом к краю. – Как ты… Как вообще… Кто ты такой?

– Понятно. Просто на две ночи…

– Да иди уже, – вновь перебила она и продолжила шуршать пакетом, выставляя на стеклянный журнальный столик контейнеры с едой.

Подняв вещи из машины, я застал ее за полосканием местной посуды.

– Воды дай чистой! И вино открой, пожалуйста.

Когда наполненные до середины граненные стаканы соприкоснулись, Лера ожидающе наклонила голову:

– Ну… Тост скажешь?

– За первый день отпуска!

– За тебя и за отпуск, – то ли поправила, то ли дополнила она.

– За тебя!

Пригубив по глотку, мы оба сморщились и несколько секунд молчали, глядя друг другу в глаза, пока одновременно не сказали:

– Дрянь какая!

– Это что? Которое выдержанное? – уточнила Лера, со скрипом развернув бутылку на столе. – Да уж… Это огурцами солеными закусывать надо. Зато как хвалила продавец. Да?

– Ага. Точно согреешься.

– А ты прям не согреешься, – надкусив большой кусок мяса, свисающий на вилке, невнятно проговорила она.

– Ножей нет?

– Нет, все! Стаканы, несколько тарелок, ложки, вилки и все, – пережевывая ответила она. – Вкусно, кстати.

– Я уже выпил – за еще не поеду.

– Да хватит, я уже наелась, – она стянула стакан со стола и подошла к окну. – Здесь очень красиво. Спасибо.

Мы несколько минут смотрели на море обнявшись, пока не пришло понимание, что у нее очень горячие плечи.

– Сгорела? Уже?

– Нормально, просто надо увлажнить, – она в несколько глотков опустошила стакан и, отдав его мне в руки, пошла в душевую, на ходу медленно скидывая с себя одежду, предварительно задерживая ее в вытянутой руке.

– Согрелась, – промелькнула мысль в голове.

С легкой улыбкой я отвернул покрывало и, расположившись на кровати, слушал доносящиеся из душевой звуки падающей на плитку воды, за которыми последовали хлюпающие звуки ее шагов. Она быстро перебирала ногами и, резко отвернув одеяло, запрыгнула под него.

– После горячей воды холодно прям.

– Наверное, еще и мокро, – с ниспадающей с губ улыбкой я прокомментировал ее обнаженное появление.

– Все успел рассмотреть?

– Очень сильно пытался, – я поставил опустошенный стакан на пол возле кровати, – но как-то не очень получилось.

– Твои проблемы, – сказала она, повернувшись на бок лицом от меня, и начала плавно продвигаться под одеялом в мою сторону.

– Может повторишь? А, Ле?

– Лен? – она вскочила с кровати, уперлась руками в талию и, нахмурив брови и заметно расширив ноздри, перешла на повышенный тон: – Какая я тебе Лена? Ты че? Охренел?

– Ле, – громко повторил я. – Успокойся!

– Чего? – вены вздулись на ее шее. Она сделала шаг вперед и потянула на себя одеяло. – Какого ты меня успокаиваешь?

– Ле, – я схватил рукой другой край одеяла и, не проведя взглядом по ее обнаженному еще поблескивающему от влаги телу, продолжил мягко, но четко: – Валерия, Лера, для меня ты сейчас – Ле. Просто Ле. Ласковая, нежная, невероятная красотка Ле.

Она медленно выдохнула, свернула губы на бок, игриво посмотрела куда-то в сторону моря и плавно опустилась на кровать.

– Ну ладно.

– Вот теперь успел рассмотреть!

– Ах, ты… засранец! Придумал. Как меня тут… Знаешь, что? Если я – Ле, то ты будешь Ру. Как в Винни Пухе.

– Мелкая крыса с карманом и обдолбанными глазами?

– Сам ты крыса. Кенгурешка это, понял. А вообще, – она повернулась ко мне спиной и начала медленно двигаться ко мне, – предупреждать надо.

Глава 3

Да плещет море и что наполняет его, да радуется поле и все, что на нем. 1Пар 16,32

– Квартира – чудо просто, небольшая, уютная, и соседи тихие -тихие. Ни одного не встречала, представляете? И, знаете, замечательная булочная буквально у подъезда. И я с первого дня, как заехала, вся в ней. Все перепробовала. Вкуснятина невероятная! И вот вчера захожу, и как обычно: мне, пожалуйста, с творогом, круасан с повидлом и плюшку. Все как обычно, и кладу сто рублей. Мне говорят: маловато. Представляете? Оказывается, первый день сезона. Цены в два раза скаканули.

– Ой, да не говорите.

– И я о том же. И главное, что изменилось то? Они что, больше начинки класть начали? Не думаю. И вот и выживайте дорогие наши туристы.

– Это точно. Да вот мы стоим, где скидки для пенсионеров? Не знаю как у вас, но вот у нас в Эрмитаже, да хоть в Русском, Вы, кстати, из какого города?

– А с виду и не скажешь, что тетеньки не знакомы. Такие одинаковые, – тихо шепнула Лера мне на ухо и с легкой улыбкой продолжила рассматривать двух весьма зрелых женщин в похожих цветастых льняных платьях и характерных соломенных шляпах с широкими полями и обязательно яркой лентой с бантом.

Стоять в очереди за билетами в галерею я не собирался, но раз уж мы понаделали фото под зонтом памятника влюбленным и возле зацветающих двухметровых кустов роз, оставить Феодосию, не прикоснувшись к прекрасному, мне казалось неправильным.

– Сколько? – монотонно прозвучал голос в окошке кассы.

– Два взрослых, – неохотно пробубнил я и полез в боковой карман штанов за наличными, но услышав сумму, замер без движения и переспросил: – Сколько?

Ле толкнула меня локтем в бок, и я молча уложил купюры в монетницу, протиснув руку в маленькое неудобное окошко.

– Стыдно за тебя, – бросила она мне на пол пути ко входу в галерею.

– Чего это?

– Ты на сигареты свои сколько в месяц тратишь?

– Там я знаю результат, а здесь черт его знает.

– Результат от курения всегда один – могила. Ты когда бросишь?