Голоса костров. Пламя

– Светочка, как же ты так? Эх… А ну-ка улыбнись, – она безразлично осмотрела припухающие окровавленные губы и обломанные передние зубы девушки и, приподняв подбородок, бросила взгляд на поднимающуюся с пола Жанну. – Что ж, малыш, ты победила. Молодец! Не сразу, конечно, но ничего – все ошибаются. У нас только один раз. Запомни. Иди к себе, позже поговорим. Эх, Света, Света, Света, что ж с тобой делать то, а? За пол цены пойдешь, и, наверное, только левобережные позарятся. Хотя нет – без «наверное». Ну все, не плачь, девочка моя, вставай и…

Ее прервал грубый крик, прорвавшийся в резко раскрывшиеся двери.

– Всем встать!

– Юра, привет. Добрый день, мальчики, – Полина слегка откинула голову назад и, добавив в движения наигранной плавучести, пошла им навстречу. – Что такое? Вечно вам не сидится: то стреляете, то пьете не в себя, то, прости, Господи, пошалить. Да, Игорек?

Она провела ноготками по плечу одного из вошедших, и чуть коснувшись его бедром, проскользила к Санычу. Он повел головой в сторону, громко сбил першение в горле, закинул редкие свисающие волосы на лысину и прижал ладони к штанинам, чтоб случайно не пустить в ход руки. Слишком дорого это обычно обходится.

– Кабан приказал провести осмотр. Обыск в общем, – Юра с трудом удерживал свой взгляд выше прозрачного пеньюара и внутренне завидовал стоящим по бокам бойцам. – Так что будем досматривать! Поль, извини.

– Я с ним поговорю, – она сделала резкий шаг вперед, но упершись животом на выставленную Санычем руку, остановилась, осмотрела препятствие, медленно подняла взгляд и начала смотреть ему в глаза не моргая.

– Товарищ, Ложкина, – начал говорить Юра, внутренне коря себя за то, что так и не получилось не пускать в ход руки, – Обыск – значит обыск. Позже – все что угодно.

– Ложкина? Так фамильярно, так дурно! Славный Юра, я такого от тебя не ожидала. Прости, но про клубную скидку придется забыть. Очень грустно. Уверена, что девочки будут скучать. Руку убрал – дверь закрою.

Повернув барашек замка, она оперлась на дверь спиной и, подперев левой рукой подборок, коротко кивнула Санычу.

– Всем здрасте! Сейчас Игорь пойдет слева, Серега справа, короче. Вот, – Юрий заметно подбирал слова. – Подходят они к вам, вы отходите от кроватей и показываете содержимое тумбочек, у кого есть тумбочки. Вопросы есть?

– Сколько? – донеслось откуда-то из дальнего угла, так что Санычу пришлось сначала побороть свою улыбку и дождаться пока успокоятся все остальные.

– Ни сколько! Сегодня без рук, и постараемся быстро закончить!

– Это как обычно! – онемевшими от боли губами, слегка шепелявя, бросила Светлана.

– Я бы попросил! – буркнул в ответ мужчина, но за волной закатистого смеха его никто не услышал. – Так, в общем, начали.

Он встал возле Полины и изредка поглядывал на двигающих мебели и перетряхивающих матрацы бойцов, дожидаясь, когда же они отойдут на значительное расстояние, и заговорил шепотом:

– Слышь, Ложкина, ты че?

– Да ниче, Юр. Ты думаешь, когда и что говоришь? С Артемом мне действительно поговорить надо. У нас мыла не хватает, скоро за шампунь драться начнут. Думаешь, легко сорок баб в руках держать? Если бы… Это для тебя они милые и пушистые – шутят ласково, задницами трясут. Глотки повыдирают друг другу так же ласково.

– Да я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь, – она отвлеклась на вскрикнувшую в пяти метрах девушку. – Игорек, миленький ты мой, тебе на счет записать? Или ты так больше не будешь? А?

Боец виновато улыбнулся и отошел на шаг от взвизгнувшей девушки.

– Полин, а ты про скидку серьезно? – Саныч потирал подбородок.

– Конечно, серьезно. Ты меня вообще слушаешь?

– Да, Артему передам сразу, но он тоже, знаешь, не вывозит.

– За что он курьеров положил?

– Да там…

– Юр Саныч, – прервал его Сергей, – Юр Саныч.

В руках боец держал складную опасную бритву.

– Где взял? – на ходу прибавляя шаг, уточнил Саныч.

– Вот, – боец указал на дыру в потрепанном матраце на полу.

– Чье место? – непривычно жестко прозвучал вопрос Полины.

– Так это зелень, ее матрас, – Таловская выставила указательный палец в сторону новенькой.

– Ирина, ведите себя прилично, – сухо отреагировала женщина в пеньюаре и еще раз осмотрела Жанну с ног до головы, в попытке найти что-то незамеченное в потертых ботинках без шнурков, безразмерной ночнушке с кружевными рукавами в три четверти и по-прежнему дерзком взгляде. – Малыш, а ты умеешь удивлять!

Глава 3

У запыленного окна стояла Полина. Левой рукой она держала длинный костяной мундштук, окаймленный золотой полоской, и, сложив губы тонкой трубочкой, играючи раздувала дымящий конец сигареты.

– Может хватит уже продукты переводить? – недовольно процедил Кабан, сидящий в пол-оборота за столом и разглядывающий выдающиеся достоинства Ложкиной сквозь пронизанный пламенно-красными закатными лучами солнца пеньюар.

– Круто ты меня подставил, Артем Александрович, – она продолжила раздувать дым.

– Ты слушаешь, что я тебе говорю?

– Конечно, дорогой, слушаю. Но, во-первых, мне нравится и запах и процесс, а во-вторых, кто здесь, как ты говоришь, продукты зарабатывает?

– Не слишком ли много гонора для шлюхи? Забыла, как в обезьяннике от бичей отбивалась, а, Ложкина?

– Шлюха? Так грубо, – Полина подошла к столу, затушила недогоревшую сигарету в пепельнице и медленно, наклоняя корпус вперед, опустилась в кресло напротив Кабана. – Знаешь, как говорят? Кто прошлое помянет…

– Раньше много чего говорили, – перебил ее Артем и отвел взгляд. – И далеко не всегда правду.

– Ты действительно считаешь меня шлюхой?

– Была же, да и теперь. Сколько через тебя за месяц мужиков проходит?

– Не через меня, а через мои руки. А их я мою с усердием, знаешь ли. И не об этом ли мы с тобой договаривались?

– Все меняется.

– Это точно. Ты может все-таки предложишь даме выпить? – она сложила руки в замок и, пробежавшись взглядом по этикеткам стоящих на столе бутылок, добавила: – Чего-нибудь двенадцатилетнего.

– Губа не дура.

– Раньше я бы с тобой поспорила, но обстоятельства не позволяют, – Полина дождалась, когда коричневатая жидкость заполнит стакан на треть.

– Может быть льда, – с иронией проговорил Кабан.

– Прости, дрогой, до зимы я ждать не готова, – маленьким глотком она пригубила виски, облизала губы, и на несколько секунд прищурила левый глаз. – Может все-таки начнем?

– Я жду.

– Тебе так неприятна моя компания? – Полина приоткрыла рот и, вглядываясь в глаза собеседника, начала водить средним пальцем по кромке стакана.

– Ложкина? Ты серьезно? Думаешь, поведусь на твои манипуляции? Не тот возраст. Давай к делу? У твоих запрещенка. И черт с ним с кофе, и даже с золотом. Все понимаю – чаевые. Но вот заточенная опаска – это залет. Причем твой.

– Дорогой, я бы с тобой согласилась, – она сделал еще один короткий глоток, – но кто без одобрения привел сразу трех новеньких? Кто досматривал? Можешь мне сказать? Кто их мыл, а? Бритву за щекой не спрячешь. Хотя… Знавала я одну мадам….

– Давай без этого. Все косячат.

– Так не надо оптом брать. Смотреть надо, в феврале залетную притащил. Думаешь долго она еще работать сможет? Или мне ее на общественные начала пустить? Куда? На кухне – здравствуй токсикоз, на уборку тоже не кинем. На склад? Доверия нет. Ты же подставляешь.

– Давай не надо. Хорошая сделка. Два мешка риса с мошкарой за душу. Родит – потом отработает.

– Несколько месяцев сейчас и потом еще столько же не у дел. Кормить ты ее чем будешь? Или думаешь молоко само по себе берется. Я, итак, от рожениц не вылезаю. Гормоны, сопли, слезы, истерики, радости. Что-то детского питания я у тебя в прайсе не видела.

– Ну а нахрен ты тогда нужна мне, еслиэтого делать не будешь?

– Тема, дорогой мой, ты ничего не путаешь? То, что у тебя ребята со стволами ходят, сейчас уже не работает. Их такие же встретят. Если не девочки мои, то держать тебе здесь нечего. Так себе авторитет на один дом. Быстро отожмут. Желающих, я, конечно, могу ошибаться, немало.

– Но мы же договорились.

– Все меняется, – Полина повторила его слова, вскинув бровь. На ее губах застыла наигранная улыбка. – Кажется, так ты говоришь.

– Да, – отрывисто гаркнул Артем и направился к двери.

– Думала, мы сперва договоримся.

– Заводи! – приказал Кабан и с любопытством стал осматривать девушку, которую под руки завели двое бойцов. – Че один не справился? Делать нечего?

– Шеф, да мы как….

– На хер пошли! – захлопывая дверь, прокричал Артем и повернувшись не сводил глаз с новенькой, которая застыла между ним и столом.

– Не бойся, малыш, проходи садись. Здесь не кусаются. Дел ты, конечно, наворотила. Молодец, – карие глаза Полины отражали последние лучи заката.

– Это не моя бритва, – склонив голову перед столом, пробубнила Жанна.

– Покажи мне хоть кого-нибудь, кто скажет, что его. Мы тут сумасшедших не держим. Дороговато за тебя отдал, получается. Не помню, чтоб со скидкой шла. Будем наказывать.

С юности привычная к грубости Ложкина умела различать наигранные эмоции и подлинный человеческий страх. И вот сейчас она узнала себя в поведении Жанны. Распахнувшиеся на секунду веки, пробежавшая по лбу глубокая складка, расширенные ноздри и увеличившиеся, как у кошки ночью, зрачки дополнили едва заметная остановка в дыхании и вздувшаяся вена на бледной шее и неуклюжий подъем ладони к левому плечу.

– Тихо, тихо, мой дорогой, что же сразу наказывать? – Полина встала и медленно постукивая каблуками обошла новенькую. – Что на плече?

– Ничего, – тихо проговорила новенькая и опустила взгляд.

– Малыш, врать ты еще не умеешь.

Жанна медленно подняла руку и отодвинула короткий рукав ночнушки, обнажая объемные бугристые еще розоватые шрамы, казалось, наложенные друг на друга в разное время.

– Чье клеймо? – спросил наблюдавший за их разговором Артем.

– Подойди-ка, пожалуйста, – попросила Ложкина. – Я впервые такое вижу. Подсветишь?

Кабан нехотя подошел поближе и чиркнул бензиновой зажигалкой в золотистом корпусе. В желтоватом неровном свете от колеблющегося пламени шрамы приобрели более выраженный бордовый цвет и даже дали небольшие падающие тени.

– Все еще думаешь, что хорошо купил? Да она у всех побывала за два года. Ты откуда такая популярная, а? – Полина оперлась на край стола и, забрав из руки Артема зажигалку, запалила свечи в резном подсвечнике и принялась крутить край сигареты в ярком пламени, раздувая его тонкой струей воздуха.

– Ложкина, просил же не переводить продукт.

– Ага, – она щелкнула крышкой зажигалки и впервые с зимы втянула дым в легкие.

– Сигареты тебя убьют!

– Пусть встанут в очередь, – она вновь прошлась к окну и какое-то время смотрела на все ещесветлое, не перешедшее в ночное, небо. – День прибавился. Заметил?

– Нельзя не наказать, – пропустив мимо ушей голос Полины, вслух размышлял Кабан. – Один раз слабину дашь – растопчут.

– Наконец-то, начал меня понимать. Знаешь, что, друг мой, давай, – она закашлялась после глубокой затяжки. – Фу, дрянь какая! Давай ее в первую пару поставим… на месяц.

– Да ее порвут.

– Ты же сам сказал, что оптом. Жалко? Отцовские чувства взыграли или еще какие? – Ложкина повернулась в пол-оборота и внимательно смотрела на наполовину освещенное свечами безразличное лицо Артема. – Два дня на подготовку, и через месяц посмотрим. Договорились?

– Давай, но если…

– Ой, ой, – перебила его Полина, – все. Договорились, значит договорились. Ты там Барсика не запинал еще? Можешь не говорить. И я, пожалуй, канделябр возьму во временное пользование.

– Чего?

– Подсвечник, – пояснила Ложкина. Она подняла его со стола, затушила сигарету и подошла к двери. – Малыш, чего сидишь? Пойдем, тебя ждет интересный вечер.

Новенькая шла по коридорам библиотеки, стараясь не отставать от Полины. Из открытых кабинетов слышался храп, иногда громкий смех и плохоразбираемая пьяная речь. На повороте лестницы Жанна стянула с себя башмаки, разбившие ей пятки в кровь, и продолжила идти вслед за освещающей ей путь женщиной, отмечая, как гордо она переставляет ноги, как высоко вздернут ее подбородок и как тихо стало ближе к концу крыла.

– Заходи, – Ложкина толкнула дверь локтем и, пропустив вперед новенькую, осталась в коридоре.

Спертый запах аммиака ударил в ноздри. Жанна пыталась сориентироваться в пространстве, и неуверенно сделала шаг вперед, пока не вздрогнула и не замерла на месте. Из глубины комнаты на нее смотрели два отражающих оранжевый свет от подсвечника глаза.

– Можешь не бояться – он на цепи. До утра тебе надо сделать так, чтобы… – Полина задумалась и подбирала слова, – чтобы он любил тебя неимоверно. Поняла?

– А он – это Барсик? – не отрывая взгляда от светящихся в углу глаз, уточнила Жанна.

– Да, он родимый. Да, Барсик? Малыш, я дверь запру, утром увидимся. Сегодня без ужина, вопросы есть?

– Почему здесь так тихо?

– Ой, забыла сказать, ему язык отрезали. Представляешь? Дикие люди, так что поласковее с ним. Все, до утра.

Ложкина поставила подсвечник на пол и, притянув дверь к себе, начала проворачивать ключ в личинке, когда послышался отчаянный стук изнутри.

– Ой, нет, нет, так мы не договаривались. До утра значит до утра, малыш.

– Полин, а можно мне воды?

– Прости, дорогая, думаю до утра протянешь.

– Это не мне.

Полина вскинула бровь и растянула несимметричную улыбку на левую сторону лица прежде, чем отпереть дверь.

– Ты вторая, кто попросилводы. Для чего?

– Его помыть надо, – голос новенькой звучал смущенно.

– Молодец, будет толк, только держись, малыш. Будет тебе вода.

– Полина, можно вопрос?

– Давай, – приглушенно и без поддельной аристократичности в голосе ответила Ложкина.

– Ты сказала, что я вторая. Кто первая?

– Я, – с грустной улыбкой ответила Ложкина.

Гла