Подняться и идти

Елена Введенская

Подняться и идти

«Ничего не кончается.

И даже когда нет рядом рук,

поднимающих тебя, упавшего, не плачь.

Не будет рук – будет верёвочка,

за которую можно удержаться.

Встань и иди дальше. Ты сможешь».

Елизавета Глинка «Я всегда на стороне слабого».

Поняться и идти

Глава 1

.

В неврологическом отделении детской городской больницы закончился завтрак. Убиралась со столов посуда, позвякивали тарелки, ложки, шаркала по полу швабра. Сквозь приоткрытые фрамуги тёплый ветер разносил по коридору сладкий аромат цветущих пионов.

В холле у сестринского поста трое ребят с любопытством прислушивались к разговору медсестер. Подошёл врач из соседнего отделения, положил на стол чью–то историю, взгляд мимолетно скользнул по подносам с лекарствами.

– Ого! Это кому столько?

– В восемнадцатую. Мальчик с ДНР у нас.

– Что с ним?

– Ноги, парапарез. Семья у него погибла, родители и брат пятилетний. Видеть никого не хочет. Психолог ходит, толку пока нет. К стене отвернётся и молчит.

– Сколько ему?

– Тринадцать.

Помрачнел, покачал головой.

– Ему бы с ровесниками подружиться с кем–то… Историю Бородину передайте, пожалуйста, – врач ушел.

Одна из медсестёр отправилась разносить лекарства, вторая осталась заканчивать работу. В тишине коридора мирно шуршали блистеры, таблетки с коротким пластмассовым стуком падали на дно стаканчиков.

Восемнадцатая палата находилась в конце коридора. Самое тихое место на этаже. Никита лежал, отвернувшись к стене, колени поджались к подбородку, взгляд застрял на едва заметной трещине.

Дверь приоткрылась, заглянула санитарка.

– Никита, ничего не надо?

Зашаркали казённые кожаные тапки, женщина вошла. Отодвинула кресло–каталку, влажная тряпка прошлась по тумбочке, сползшее одеяло легло на место.

Никита не шевелился.

– Зови, если что. Кнопку нажми, я приду, – санитарка сокрушённо покачала головой.

– Хорошо, – зубы сжались, рывком зашвырнул край одеяла на голову, пальцы вцепились в подушку, стиснули так, что отдало в локоть.

Принесли блокнот, он стал рисовать. От судорожного нажима грифели дырявили листки и ломались. Срывал, комкал страницу в шебуршащий комок, снова рисовал. Боль выплёскивалась.

В коридоре послышалось шушуканье, дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась светло рыжая голова невысокого, пухлого мальчишки лет двенадцати. Серые треники с вытянутыми коленками, выцветшая красная футболка, пластиковые синие шлёпки. В руках бейсболку мнёт.

"Поглазеть пришёл…".

– Чего тебе?

– Я зайду?

– Зачем?

– Да, ни зачем. Познакомиться. Можно?

Никита помедлил, кивнул.

– Я, это… Чего пришел… Меня Андрюха зовут. Мы вчетвером в палате, а ты один. Скучно, наверное… – Покосился на каталку, шмыгнул носом. – Ты что, ходить вообще не будешь никогда? – мальчишка топтался у входа и теребил кепку в дурацких красных крокодильчиках.

Никита задохнулся:

– Уйди…!

– Ну, погоди! Я просто так спросил.

– Уходи.

– Хочешь, планшет с киношками закачанными принесу? Не обижайся!

– Уйди!

Андрюха выскользнул в коридор. Закрывая дверь, бросил с порога:

– Я принесу планшет.

Никита откинулся на подушку, кулаки сжались. До боли, до побелевших костяшек. Начал бить по одеялу, по неподвижным ногам.

"Почему…! Почему…! Мам…?"

Переговорщик вернулся в холл.

"Зря пошёл. Все Алёнка… Дурак, конечно, брякнул. А, откуда я знаю, о чём с ним говорить?!"

Его ждали, вскочили навстречу, утащили к окнам, за кадки с пальмами.

– Ну, как…?

– Да–а… – Андрюха поморщился, досадливо мотнул головой, нацепил кепку. – Не вышло разговора. Не знаю я, о чем с ним говорить. Планшет обещал занести. Если не выгонит, конечно.

– Ничего. Главное, попробовали. Не расстраивайся. Надо ещё раз попытаться. Жуть берёт представить, каково ему, – девочка встряхнула головой. Лёгкие, золотисто льняные волосы метнулись из стороны в сторону, она собрала их в хвост, скрепила заколкой, строго посмотрела на второго мальчишку, – Паш, если у Андрюхи не выйдет, тогда ты, ладно? – Ясные, серые глаза смотрели серьёзно и настойчиво.

– Ладно. – Павлик нехотя кивнул. – Только я не спец по налаживанию контактов. И я уже говорил, Алён. Зря мы это затеяли.

– Не зря. Точно, не зря. Андрюх, кепку сними, опять наругают.

– Это ж талисман.

– А им есть разница…?

Глава 2

.

Никита дремал. Принесли, оставили на тумбочке обед. Въевшийся в стены лекарственный дух перебил запах щей и творога. Проснулся, глянул на поднос.

"Сырники… Пап, ты так их любил… С изюмом, и сметаны, чтоб много. Папа…!"

Комом в горле встала боль, захлестнуло так, что в глазах потемнело. Он отбросил ложку, попытался вскочить. Упал, ушиб бедро и локоть. Кое–как подтянулся, лёг, прильнул лбом к холодной стене и притих.

…Лето, море, скандальные крики чаек, поджаривающее солнце и сладко солёный запах мидий. Они только приехали. Чтобы не искать место среди тесноты наезжающих друг на друга лежаков, ушли купаться на дикий пляж. Узкий, каменистый. Прибой пытается утащить крупные, отполированные водой валуны. Рокочет, выбрасывая пенистую волну, захватывает мелкую гальку, с ворчливым шуршанием отползает назад.

К вечеру Никита сильно обгорел. Прикрылся рубашкой и терпел. Мама догадалась.

– Ложись на живот, герой. Я не заметила, так и молчал бы?

Отец потрепал по макушке.

– Ничего, сын, прорвёмся. Помнишь, да? "Подняться и идти дальше…". Ночью купаться пойдем!

– Плалвёмся! – Илюха присел рядом на корточки. Ладошка решительно хлопнулась об отсвечивающую недавней ссадиной коленку. С курчавой головы стекали солёные капли, мгновенно высыхая на горячих камнях.

Мама осторожно втирала крем в болезненно чуткую кожу. Ладони лёгкие, как дуновение тёплого воздуха. От ласковых прикосновений становилось легче.

Прошло часа два. Он то проваливался в тяжёлый сон, то просыпался и лежал неподвижно. Наконец сел, взял блокнот, стал рисовать. Исчеркал пару листков, откинулся на подушку. По губам скользнула горькая ухмылка, карандаш снова забегал по бумаге.

На листке появилась фигурка ножки–ручки–огуречик. Поглядел на дружелюбную рожицу, добавил ёжик волос, и подписал Тимоха. Глядя на рисунок, пробормотал:

– Другом будешь.

Захлопнул блокнот, бросил на тумбочку. Задремал. Снова снилось море. В накатывающих на берег волнах барахтался, заливаясь смехом, Илюха. Отец принёс варёную кукурузу, её повсюду продавали на пляже. Никита очистил горячий початок от спутанных, шелковистых прядей, вонзил зубы в солоноватую, сладко пахнущую мякоть. Мама смотрела на него и улыбалась…

Потянуло сквозняком, в палату заглянул Андрюха.

– Я планшет принёс. Зайду?

Никита открыл глаза. Посмотрел, словно выстрелил. Рыжий собрался ретироваться, но взгляд смягчился, Никита кивнул.

– Вот. Здесь киношки, видосы всякие. Зарядник на тумбочке, если что. – Андрюха подошел, протянул новенький красный планшет.

– Спасибо. – Никита раскрыл гаджет.

– Где что, показать?

– Не надо. Разберусь.

– Тебя как зовут?

– Никита. Можно Ник. – Кивнул на соседнюю кровать. – Садись.

– Нас, так то, трое. Девчонка ещё, Алёнка и Пашка. Алёнка волонтёрит, животных спасает бездомных. А Павлик ботаник. Ну, в смысле, изучает животных. Все заморочки ихние знает, кучу книжек прочитал. Они всё время чего–нибудь рассказывают, с ними интересно. Мы в столовой за одним столом сидим.

– Зоолог.

– Что? А, ну да. Перепутал. Ты рисуешь? Умеешь? – Андрюха кивнул на блокнот.

– Да, нет. – Напряжённое лицо немного расслабилось. – Так, время занять.

– А на руке это что? – Андрюха показал на самодельный браслет на запястье.

Никита нахмурился, пальцы затеребили цветные шарики.

"Илюха… Почемучка. Как доставал бесконечными вопросами… Голосок всепроникающий. И подушка на уши не спасала".

Этот голос звучал в голове, Никита очень боялся его забыть…

В конце зимы Илюха принёс подарок. Они постоянно что–то мастерили в садике. В этот раз в группу принесли наборы разноцветных, пластмассовых бусин. Раздали каждому по горсти, велели нанизывать на резинку. Концы скрепили, получился браслет. Весь светящийся от гордости, Илюха вручил его старшему брату. Пришлось надеть и носить эту нелепицу, иначе жуткая обида.

Дурацкий подарок стал сокровищем. Пальцы сами собой тянулись к нему.

"… Только море и успел увидеть… А я живой. Зачем…?"

– Я что–то не то спросил? – Андрей тревожно смотрел на ушедшего в себя Никиту.

Ник поднял глаза.

– …Это брат подарил. Про себя расскажи.

– Да про меня рассказывать особо нечего. Мы с мамой живём. Она проводником работает, я на хозяйстве. Раньше с бабушкой оставляли, теперь сам справляюсь.

– Понятно.

– Тебе, может, игры ещё закачать?

– Не надо. …Шахматы вот если б… Настоящие.

– Я спрошу. Ты играешь?

– Да. Разряд.

– Ух ты! Я постараюсь. Найдём.

Андрюха поднялся.

– Ну, я пойду. Мы потом с Пашкой, с Алёнкой ещё придём, ладно?

– Хорошо.

Никита остался один. По потолку лениво ползала просочившаяся сквозь сетки мошка, он машинально следил за ней взглядом. Ветер взметнул лёгкие занавески, занёс в комнату приторно–кислый аромат яблочной выпечки. Никита закрыл глаза, медленно втянул запах.

" Рита…".

Они жили в одном подъезде. Один садик, потом один класс. После школы Ник оставался у Риты, её бабушка присматривала за обоими. Она часто пекла яблочные пирожки…

К последнему сентябрю соседи вернулись из отпуска накануне вечером. Никита увидел подружку уже в классе и едва узнал, – вытянулась, постройнела, вместо косичек каштановые волны раскидались по плечам, тёплые медово–карие глаза смеются из–под пушистых ресниц.

Рита подлетела, привычно ткнулась губами куда–то в ухо, а Ник смутился, растерялся. Он впервые не знал, как себя вести. Обстановку разрядил Бука. На самом деле Славка Букатин, но прозвище давно прилипло к мальчишке. За минуту до звонка шумно влетел в класс, плюхнул на парту рюкзак, начал выгружать, роняя в спешке то одно, то другое…

Он жил с бабушкой. Когда это случилось, на дворе стоял солнечный май. Ещё чуток усилий, дальше каникулы… Бука пошёл за хлебом. Просто пошёл за хлебом.

Бабушка слышала вой летящего снаряда. Дом тряхнуло. Грохот взрыва, рушащихся стен, треск разлетающихся на куски стеклопакетов. С лязгом закачалась люстра, зашаталась пустая стеклянная ваза на столе, повалилась на бок и слетела вниз, усеяв звенящими осколками пол.

Разорвалось совсем близко. От испуга подкосились ноги. Засуетилась, заметалась по квартире. Схватилась за веник, метнулась к столу, опомнилась, отшвырнула, выскочила на улицу.

Через дорогу толпились люди. Полыхало дерево, выпуская в небо столб чёрного едкого дыма. Обугленные, догорающие обломки ствола раскидало по двору. За сгрудившимися спинами на земле неподвижно, в пугающе неестественной позе кто–то лежал. При виде неё стали молча расступаться. Сердце сжалось от страшного предчувствия. Узнала край разорванного приметного пакета в чёрно–жёлтую полоску. Ноги в недавно купленных красных кроссовках странно изогнулись, раскидавшись в стороны. По серой футболке расплывалось алое пятно.

В глазах потемнело, уши заложила вязкая, ватная тишина, сознание провалилось в спасительную пустоту.

Хоронили Буку всем городом. Он стал первым…

Глава 3.

Никита так глубоко задумался, что не сразу услышал возню на тумбочке. Шуршание, сопение, приглушенный чих, снова шуршание. Он удивлённо глянул на блокнот. Звук шёл оттуда.

Протянул руку и отдёрнул, услышав:

– Помоги! Я застрял.

Ворчливый голос в тишине пустой палаты… Никита не знал, что подумать. Шуршание усилилось. Снова голос. Уже с обидой:

– Тоже мне, друг.

– Ты… кто? И… ты где?

– Кто–о…! Где–е…! Я Тимоха!

Заметил, что страницы блокнота шевелятся. Протянул руку, приоткрыл.

– Наконец–то!

Тоненькие ручки протиснулись меж листков, наружу вылезла голова с дурацким ёжиком волос. Осмотревшись, существо подтянуло ноги и устроилось на тумбочке.

– Тимоха! – ещё раз представился человечек. – Впрочем, ты знаешь. …Тесно там, – он покосился на блокнот, и перескочил на спинку кровати у ног.

"Прозрачный. Стенку видно". – Никита ошеломлённо разглядывал пришельца, пытаясь привести мысли в порядок.

Дверь приоткрылась, снова заглянул Андрюха. За ним маячили две фигуры. Рослый, нескладный, губастый пацан в очках и девочка. Худенькая, светловолосая, большеглазая. На обоих трико с футболкой, и пластиковые шлёпки.

– Мы к тебе. Можно?

Никита кивнул.

В палате сели на пустую кровать. Помолчали неловко, косясь на коляску. Губастый подтолкнул локтем Андрюху, тот нашёлся, спросил:

– Ты, это… Планшет не смотрел?

– Нет ещё.

Андрюха помялся, кивнул на друзей.

– Вот. Обещал. Привёл.

– Вижу.

– Это Павлик. – Андрюха тронул за плечо сидевшего рядом мальчишку. Тот снял очки и теребил их, уставившись в пол.

– А я Алёнка.

– Я понял. – Никита нагнулся сбросить прикрывавшее щиколотки одеяло, – в палате было жарко.

– Это что? – Андрюха смотрел на стену поверх его головы. – Ты нарисовал? Стереть надо, влетит…

На бледно–жёлтой краске ярко выделялся чёрный силуэт нарисованного человечка. Никита оглянулся.

"Тимоха. Замаскировался…".

Что ответить, сообразить не успел. За головой сердито прозвучало:

– Я тебе сотру! – Рисунок отлепился от стены и спрыгнул на тумбочку.

Андрюха отпрянул, стукнулся затылком о стену. Алёнка вскочила и, вытаращив глаза, уставилась на Тимоху. Павлик нацепил очки и, оцепенев, тоже рассматривал непонятное нечто, которое только что заговорило с ними.

Андрюха пришёл в себя первым.

– Ты, это… Ты, …в общем, …кто?

Тимоха сидел на краю тумбочки и с независимым видом болтал ногами.

– Это мой друг. Тимоха. Я его нарисовал.

Брови у визитёров поползли кверху. Три пары глаз недоумённо уставились на Никиту.

– Как это? – Выдохнула Алёнка.

– Это мой друг! Я его нарисовал, а он ожил.

– Да, ладно…?! – Андрюха наморщил лоб, брови сдвинулись к переносице. Алёнка медленно опустилась обратно на кровать. Павлик всё ещё тормозил.

В девочке проснулось любопытство.

– А ты взрослый, или как мы?

– Я не как вы, но и не взрослый.

– А где ты живёшь? – не унималась Алёнка.

– Так выходит, что здесь.

"Прицепилась…", – Никита глянул на девочку с интересом.

– А что ты ещё можешь? Ты так лихо скачешь… – Павлик пришёл, наконец, в себя.

Тимоха широко улыбнулся.

– Я много чего умею. Вещь из рисунка сделать. Так нарисовать, что оживёт. Перемещаться мгновенно. Мыслями обмениваться, если найдётся, с кем.

– Вот это способности! – Простодушное лицо Андрюхи выражало восхищение.

– Правда, оживить рисунок можешь? – Павлик смотрел недоверчиво.

– Вот носорога, к примеру. Он, в самом деле, оживёт, если нарисуешь?

– Да! Слабо, показать? – У Андрюхи загорелись глаза.

– Легко. – Тимоха скакнул на стену над тумбочкой. Появился носорог.

Несколько мгновений рисунок оставался рисунком. Затем обрёл объём, зашевелился. Комнату заполнила вонь затхлой воды и тины, раздалось угрожающее ворчание. Зверь сопел, раздражённо мотая головой. Он действительно был живой. Злобный взгляд утонувших в складках нависшей кожи крохотных глаз не предвещал ничего хорошего.

Алёнка зажмурилась, ладони закрыли лицо, ноги поджались, словно под ними ползал крокодил. Павлик вскочил на подоконник и выглядывал из–за занавески. Андрюха сам не заметил, как нырнул под кровать. Никита сердито бросил:

– Тимоха, хватит!

Графитовый друг вернулся на тумбочку, носорог исчез, словно его и не было.

– Ну как?

– Ты, это… Ты больше так не надо! – Андрюха с трудом подбирал слова, выбираясь из–под кровати.

Пашка слез с подоконника. Побледневшая Алёнка осторожно опустила ноги, косясь на стену.

– Ладно. Простите. Я не хотел напугать. Но, вы же сами попросили, – человечек потёр нос и тихонько чихнул, – я сейчас что–нибудь другое нарисую. Дверь. Вот.

Появилась дверь. Выглядела она настоящей. Тимоха уселся на плече у Никиты, тоненькая рука ухватилась за ворот футболки.

Алёнка подошла к стене, потрогала. Это, действительно, была дверь. Девочка помедлила и осторожно толкнула створку.

Глава 4

.

Как это произошло, понять никто не успел. От оглушительного воя воздушного вихря заложило уши. Словно в гигантскую воронку, всех утянуло в распахнутый проём. Очнулись, лёжа на земле, среди мха и папоротников. Лёгкие заполнил прелый, душный воздух. Тяжело, маслянисто пахло травами и пованивало гнилью. Издалека доносился грохот падающей воды, от вскриков животных по телу расползались мурашки. Вокруг высились могучие стволы хвойных и пальмовых гигантов, у их подножий извивались мощные, спутанные в клубки корни. Свисающие гроздья одеревеневших лиан походили на скелеты и пугали своим видом.

– Джунгли, – прошептал Павлик. Он стоял на четвереньках, растерянно озираясь. Руки шарили по земле. Наконец, ему удалось найти очки, свалившиеся при падении. – Это точно, джунгли. Но, …это же невозможно. – Он сжал виски. Только что надетые очки оказались в дрожащих руках.

– Какие, нафиг, джунгли! Так не бывает! Этого не может быть! – Андрюха прислонился спиной к трухлявому пню. В рыжих волосах запутались кусочки высохшего мха. Любимая кепка валялась в стороне, рядом со слетевшими сланцами.

Алёнка неподвижно сидела на куче сухих мелких веток, взгляд безучастно упёрся в землю.

Андрюха тряхнул головой, осмотрелся, позвал:

– Никита! Ты где? – Сначала негромко, потом во весь голос.

– Он же ходить не может! – Алёнка пришла в себя, тоже закричала, – Ники–и–та–а!

Никита очнулся от падения, огляделся.

"Трэш какой–то…".

Пошарил ладонью по плечу. Знакомый голос пробурчал:

– Я здесь, не ищи. – Тимоха сидел на земле.

– Мы где? Ты знаешь? – Никита изучал покрасневшую ссадину на локте.

– Пока нет.

– Залезай, потеряешься еще.

Тимоха запрыгнул на плечо. Никита поднялся, и пошёл на просвет впереди. Приходилось перебираться через скользкие, покрытые лишайниками стволы. Свисающий прядями мох и спутанные ветви цепляли и царапали. Напоролся на колючку. Остановился, задрал ногу, посмотреть, услышал крики:

– Ни–и–ик! Ты где?

– Ники–и–та!

– Я здесь! – отозвался и двинулся на звук. Через пару минут вышел к ребятам. Смуглый, невысокий, крепкий. С хмурого лица насторожённо смотрят карие глаза, тёмный ёжик волос на макушке золотит солнечный луч, на плече Тимоха.

– Вот это да! – Андрюха подобрал кепку, вскочил.

Алёнка вытаращила глаза, рот начал расползаться в улыбке. Пашка застыл, забыв про очки.

Никита подошёл.

– Вы чего уставились?

Шагнул и снова наткнулся на колючую шишку.

– Да что ж такое! – Потёр пятку, и до него дошло… – Ноги…! Я иду!?

– Да! Да–а…! – Алёнка смотрела и улыбалась всё шире. Глаза сияли.

Павлик, глядя на неё, помрачнел, нацепил очки и отвернулся.

Забрались на упавший ствол. Подгнивший пень от могучего, почти метрового обхвата дерева торчал рядом. Пашка сразу же слез и нервно ходил вдоль бревна, подпинывая мох.

– Делать то что? Мы где, вообще? – Из–под ноги вылетел очередной комок.

Алёнка оживилась, соскочила.

– Тимоха, а дверь твоя где? Ты же знаешь, как вернуться, да?

– Ребят, простите. Я могу это делать, но понятия не имею, как оно работает. – Вид у него был смущённый.

Алёнка залезла обратно. Прикусила начавшие подрагивать губы, взгляд потерянно шарил по зарослям.

Никита к разговору не прислушивался. Он разглядывал ноги, закусив губу и теребя браслет.

"Я что–нибудь придумаю. Главное, не паниковать".

Алёнка заметила.

– Ты же босиком!

Никита мрачно глянул на нее и кивнул.

– Сейчас решим! – Тимоха завертел головой. – Ровная поверхность нужна.

Ребята вышли из растерянного оцепенения.

– Вон там, глянь. – Алёнка показала на подходящий участок земли.

– Годится. – Тимоха перепрыгнул. Через мгновение появилась пара коричневых сланцев. Графитовый друг вернулся на плечо. – Готово. Надевай.

Никита обулся, потоптался, примеряясь.

– Нормально. Спасибо, Тимох!

Алёнка уныло улыбнулась.

– Хоть что–то хорошее. Что делать то нам?

– Выбираться надо. – Никита хмуро смотрел в землю.

– Понятно, что надо. Только куда и как? – Павлик нервно теребил очки, – вообще, бред какой–то…

Никита прислушался.

– Вода шумит. Люди могут быть. Там, вроде. – Он махнул рукой.

– С другой стороны звук идет. Оттуда. – Павлик мотнул головой в противоположную сторону, подобрал шишку и зашвырнул её в папоротники.

– Нет, Паш. Никита прав. Звук оттуда. Я тоже слышу. Идем? Чего сидеть? – Алёнка соскочила с бревна, сделала несколько шагов, приостановилась, поджидая.

Никита обогнал девочку, пошёл впереди. Андрюха пристроился за Алёнкой.

– Ладно. Как скажете, – Павлик потащился в хвосте.

Шли трудно. Мешали свисающие со всех сторон, сплетённые в тугие узлы лианы. Спотыкались о сучья, с сухим треском ломающиеся под ногами. Дорогу то и дело преграждали поваленные необхватные стволы. Незащищённые лица, руки, плечи больно хлестали, кололи ветки. Футболки намокли от пота.

Прошло часа два. Во рту у всех пересохло, хотелось есть. Они пересекали открытую, выжженную солнцем равнину. Силы были на исходе, когда Тимоха, вдруг дёрнул Никиту за ворот и крикнул в ухо:

– Ник, Паша!

Никита оглянулся. В следующее мгновение он в несколько прыжков очутился около еле плетущегося, отставшего мальчишки и повалил его на землю. От обдавшего душным жаром потока воздуха взметнулась пыль. Над головами промелькнула тень огромных крыльев. Гигантское чудище удалялось, набирая высоту. Под его животом торчали мощные, когтистые лапы.

Никита поднялся. Пашка оторопело смотрел вслед монстру. Придя в себя, встал на четвереньки, принялся искать свалившиеся очки. Никита заметил блеснувшие среди высушенных папоротников стёкла, поднял. Подошли Алёнка с Андрюхой.

Павлик поднял глаза на Никиту. Его начал бить озноб, бледные щёки залил румянец.

– Спасибо!

– Не отставай, Паш. Непонятно, где мы. А спасибо Тимохе, не мне. Он увидел. – Никита устало оглянулся на Андрея с Алёнкой. – Передохнём? Только, отсюда уйдём.

Измученные ребята кивнули, двинулись дальше. Достигнув леса, повалились на землю.

Тимоха осмотрелся, нацелился на верхушку высоченного хвойного дерева, переместился. Оттуда открывался вид на километры вокруг. Вернулся назад, доложил:

– Там море! Уже недалеко.

– А жильё? Дома видно? – Алёнка приподнялась на локте. В голосе надежда.

– Про дома не скажу. Прости. Не заметил.

Никита сел.

– Недалеко, это сколько?

– С полкилометра примерно, может меньше.

– Направляй, тогда, Тимох. Встаём, пошли?

Прошло минут двадцать. Бодрый поначалу шаг замедлился. Ветви цепляли за одежду, высвободиться становилось всё сложнее. Первой закричала Алёнка. Девочка барахталась, извивалась, захлёбываясь в вопле. Спина её словно приклеилась к корявому стволу двухметрового обрубка дерева. Дыхание перехватило от смердящей гнилостной вони. Ветки обвили тело и держали мёртвой хваткой. Мальчишки рванулись на помощь, но оказались в том же положении. Державшие ребят деревья неторопливо ощупывали головы. Накрыли ветвями, как колпаком. Волосы вздыбились, заискрило, крики смолкли.

Никита открыл глаза, сел. Голову сдавило, в затылок словно навалили кирпичей. Он с силой растёр виски, покрутил шеей, стало легче. Осмотрелся. Тимоха сидел на земле напротив, его ошалелый взгляд говорил сам за себя… В паре шагов очухивались Павлик с Андрюхой. Пашка то открывал, то закрывал глаза и тряс головой. Андрюха бессмысленно таращил глаза, озирался, его губы что–то шептали.

"Ругается… Алёнка где?"

Девочка сидела неподалеку, прислонившись к стволу огромной пальмы. Застывший, невидящий взгляд погружён в себя.

– Алён…!

Вздрогнула, подняла глаза.

– Ник, что это было? Почему голова так болит? Ничего не помню…

Не помнил никто. Посидели еще немного. Никита встал.

– Пойдем…?

Все поднялись. Двинулись дальше, постепенно приходя в себя.

Наконец, в лицо задул влажный морской ветер. Запахло водорослями, ракушками, нагретыми солнцем камнями. Джунгли закончились. Перед глазами простиралась широкая, лазурная бухта. Блики заходящего солнца играли в ленивых бурунах. Каменистый, пологий берег дальше круто взмывал ввысь. Там начинались горы, и шумел водопад. Вода у его подножия бурлила, кипела, над белой пеной висел туман.