Льдинка

Ирина Шайлина

Льдинка

Пролог. Прозоров

Впервые я увидел ее, когда учился в девятом классе. Тогда только и мечтал о том, что доучусь обязательные девять и свалю, как птица вольная. Но год был херовым. Сначала умер отчим. Затем, с горя уже, слегла бабушка. Мать ушла в запой, и я знал, что не выйдет она из него до тех пор, пока не найдёт нового мужа – сие было закономерно и повторялось из раза в раз. Все хлопоты легли на мои плечи, школу я прогуливал все чаще и остался на второй год. Стыдно мне не было, горько только – еще год тут торчать.

В новом классе я был выше всех, чуть не на голову. Вошел, опоздав на урок – училка грозно сдвинула брови. Плюхнулся на ближайшее свободное место. А там… Там сидела она. Тонкая такая девочка. Две тугие косы. Идеально ровный пробор между ними. Чуть вздёрнутый нос. Глаза синие-синие, как небо предвечернее, как океан, которого я в девятом классе, кроме как на картинках и не видел ни разу. Я не знал тогда еще, что пройдут года и вот эту вот девочку я буду ненавидеть, не в силах забыть, не в силах заполучить себе.

– Ручка есть? – спросил я, перерыв свой старый рюкзак в поисках и ничего не обнаружив.

Девочка отвернулась. Она не желала иметь со мной ничего общего. Мне казалось, нас многое объединяет, например застиранные манжеты школьной формы что у меня, что у неё, говорили о бедности. Только ее бедность была гордой, а моя – отчаявшейся, пропахшей алкоголем и безнадёжной тоской.

– Вы можете пересадить меня, Анна Львовна? – спросила девочка на перемене.

– Конечно, Сашенька.

Я уже заглянул в ее дневник. Знал, что не Сашей ее зовут – Сандрой. А как иначе? У нее просто не могло быть простого имени. Саша-Сандра была гордой, нищей, заносчивой всезнайкой, холодной, словно сама Антарктида. Льдинка. Только льдинка эта проникла мне в самое сердце, и никак не желала ни покинуть его, не растаять там от жара моих первых подростковых чувств.

Я следил за ней взглядом. Чем бы я не занимался, мои глаза всегда находили ее в школьной толпе. Я, юнец, не знал тогда, любовь ли это, да и сейчас спустя года не знаю. Знал только, что прикоснуться к ней, моей льдинке становилось навязчивой идеей. И никакой пошлости не было в мыслях – в моих мечтах я именно трогал ее, касался кожи, запоминал, какая она наощупь, как она пахнет, пытался объять ее всю, раствориться с ней, исчезнуть, растаять и остаться где-то в на самом дне ее синих, как горные озера, глаз.

Но Сандра меня сторонилась. Я был – не ее круга. Она просто не замечала меня в упор. Вру, замечала. Переходила на другую сторону дороги, если мы вместе шли домой, а нам было по пути. Я специально тащился за ней в след – в концу девятого класса Льдинка расцвела, обзаведясь юной женственностью, я боялся, что обидят местные. И шел, молча, глядя на тонкую гордую ее спину, застиранные манжеты рукавов, светлые косы…

– Ты куда после девятого? – спросила ее наша одноклассница Надя.

Я весь превратился в слух. Я не мог стать частью жизни Сандры, но я мог сосуществовать рядом.

– Я уйду после одиннадцатого, – ответила Сандра. – Я пойду в медицинский и стану хирургом.

– С твоими то оценками можно…

Медицинский мне не светил – в аттестате будет половина тройками. Но я мог быть с ней еще два года. Еще два года в ненавистной школе глядя на то, как она взрослеет и становится девушкой, и мечтая ее коснуться.

– Прозоров, тебе то зачем в десятый класс? – вскинула брови классный руководитель. – Только время терять.

– Так нужно, – ответил я.

Иначе я не мог. Мать устроила истерику. Замуж она, ожидаемо, вышла приведя к концу девятого класса очередного отчима домой. Почти перестала пить. Бабушка еще была жива. Денег в семье катастрофически не хватало, новый отчим был больше красоты ради, чем для пользы.

– С ума сошел? – кричала мать. – Вон какой лоб вымахал! На работу иди, вместо того, чтобы в школе штаны просиживать!

Никому меня было не переубедить – я знал, наши пути разойдутся едва я уйду из школы. Но деньги у меня завелись. Раз парни все же пристали до моей Льдинки, дернули за рюкзак, рассмеялись похабно. Мне набили бока, а Льдинка даже спасибо не сказала, не посмотрела на меня даже.

– Ты бы сказал, что это твоя баба, – сказал один из парней утирая кровь из носу.

Твоя… Если бы.

– Не баба она, – буркнул я.

Парни заржали.

– Ладно, не тронем больше. Слушай, тебе деньги не нужны?

Деньги были нужны. Так в моей жизни начался мелкий разбой и рэкет – этой главой своей биографии я не горжусь. На смену заношенной куртке я купил косуху. Кроссовки – фирменные. Обладать деньгами было приятно, но куда приятнее было бы обладать ледяной Сандрой. Она была все такой же нищей – ее ботинки буквально разваливались на ходу, а ходила с видом королевы. В десятом уже классе, к ноябрю, я не выдержал. Все так же тащился за ней со школы, глядя в ее спину. Похудела она. Совсем дома дела худо? Я догнал её. Впервые догнал.

– Сандра! – крикнул я. – Гернер! Подожди!

Она обернулась. Она знала, что я сзади. Все эти полтора года знала.

– Чего тебе? – мрачно сказала она.

И смотрела на меня. Впервые именно на меня, а не вскользь куда-то, словно нет меня.

– Сандра… Саша, – поправился я. – Ты возьми. Не в долг, просто так… Ботинки купишь.

И сунул ей в руки несколько купюр, успев пожалеть, что она в перчатках – коснулся бы кожи. Бледные девичьи щёки вспыхнули огнем.

– Чего ты ходишь за мной! – закричала она. – Зачем? Сверлишь мне спину своими глазами! Хватит, Прозоров, хватит за мной ходить! И деньги мне твои грязные не нужны! Я знаю, как они тебе достались!

И кинула купюры прямо в ноябрьскую холодную грязь.

– Холодно же, – попытался быть спокойным я.

– Мне не холодно, – прошипела Сандра. – Мне нормально!

Она развернулась и быстрым шагом устремилась к своему дому. Рядом со мной встали ребята, частью местная шпана, пара ребят из школы.

– Не холодно ей, – хохотнул Рыжий. – Она ж королева снежная.

С Рыжим мы вместе эти грязные деньги и добывали.

– Нет… Она Льдинка, – впервые вслух сказал я.

Рыжий наклонился, деньги подобрал и засунул мне в карман. А прозвище так и прицепилось, так и звали ее Льдинкой до конца одиннадцатого класса… За нею я больше не ходил – не тронула бы шпана, у меня уже авторитет был. После десятого класса бросил таки школу, на радость матери. Ходил потом к двору Льдинки, смотрел издали, как из школы возвращается. Ломало. Вспоминал, как все же коснулся ее в школьной толчее. Случайно, она не успела отдернуть руку. Кожа ее была нежной. Наверное, как шелк – я тогда не знал, какой он, этот шёлк, но сравнивать мне нравилось. Она была нежная и холодная – Льдинка же. Но прикосновение ее холодной руки жгло меня огнем до самой ночи.

Она ходила в тех же ботинках – это выворачивало мне душу наизнанку. Я школу уже бросил к тому времени. Дождавшись, когда утром Сандра уйдет в школу, я устремился к ее дому. Номер квартиры знал – шпана донесла. Постучал. Дверь открыла ее мама – тонкая, еще тоньше Льдинки, прозрачная совсем.

– Вы кто? – испуганно спросила женщина.

Я вошел в квартиру, потеснив ее в сторону. Вот оно какое – нищее благородство. Чисто, ни пылинки. Нормальной техники дома нет, даже машинки стиральной, зато рояль стоит, и книг добрая тысяча, а то и две. Прошёл на кухню, холодильник открыл… пакет молока, половина кочана капусты и оттаявший на тарелке, синий, тощий куриный окорочок.

– Что вы делаете? – оторопела женщина.

– Помощью занимаюсь, – буркнул я. – Гуманитарной.

Достал несколько купюр на стол положил.

– Вы тот парень, – внезапно поняла маленькая женщина. – Который от хулиганов Сандру отбил.

У меня внутри огнем полыхнуло – рассказала!

– Да, – ответил я. – Вы только не говорите ей, не возьмёт у меня. Подработку можете какую нибудь придумать?

– Я учу детей на пианино…

– Ну вот и скажете что нашли учеников хороших, с богатыми папашами. Я буду приносить еще.

И пошёл к выходу не прощаясь.

– Вы ее не обидите? – тихо спросила женщина вслед.

– Никогда.

Никогда не обижу, никогда не коснусь, не загляну в синие глаза близко-близко, не намотаю на палец прядь светлых волос. Я чётко это понимал, но отбросить в сторону наваждение не мог. Я был болен ею, своей, такой чужой Льдинкой.

Я приходил раз в месяц. Суммы были разные. С удовлетворением отметил, что у них дома появилась еда. Смотрел порой на Сандру – ботинки новые и пуховик. Значит все не зря. Не моя, зато ноги в тепле. Я уехал в середине весны – она заканчивала одиннадцатый класс. К тому времени не стало бабушки, а новый отчим благополучно сбежал, мать снова пила. Ничего меня здесь не держало. Тем более – Льдинка растаяла, но не в моих руках. Первый красавец школы, парень из хорошей семьи – не чета мне. Глядеть, как она счастливо заглядывает ему в глаза и за руку держит было выше моих сил.

Я не просто уехал, я сбежал. Большой город манил огнями и сулил мне удачу. К маленькой женщине с ее роялем теперь от моего имени бегал один из местных пацанов. Через три года Рыжий позвонил.

– Все, – сказал он. – Умерла ее мамка, больная была.

– А Сандра? – тихо спросил я.

– Живет с этим своим… Замуж еще не вышла. Ей теперь деньги носить?

У меня от ревности и злости внутренности свело, мобильный сжал так, что он жалостно заскрипел в руке.

– Пусть ее теперь хахаль кормит, – зло бросил я.

Правда была в том, что она просто не взяла бы моих грязных денег. Мать ее успела увидеть жизнь и понять что деньги не пахнут. Деньги дают тепло. Еду. Дают уверенность в завтрашнем дне. А Сандра… Льдинка она и сердце у нее ледяное. Тогда обещал себе – вырву из мыслей и думать даже не стану.

И получалось. Иногда. И годы шли, один за другим. Счастья не было, да и не верил я в него. Были деньги. Были женщины. Некоторые из них так похожи были на Льдинку, да все не то. Не думать получалось. Забыть – нет. А теперь… Теперь я просто смотрел на ее анкету в резюме. Фамилия другая – того ее хорошего мальчишки. Значит, замуж вышла. Но работу ищет с проживанием – значит, развелась. Да и образование – высшее неоконченное. Не стала хирургом, моя Льдинка. И знаю, не стоит смотреть на ее фото. Не стоит искать различия между той юной Льдинкой и этой, что уже справила тридцатилетие. Красивая. Взгляд такой же гордый. Надо закрыть анкету, забыть, нельзя подпускать ее так близко к себе – второй раз от зависимости к ней можно и не излечиться. Но я уже набираю номер помощницы.

– Сандра Вавилова вполне подходит, – бросаю я в трубку. – Проведи собеседование, приглядись.

Говорю, а сам понимаю – не стоило, точно не стоило.

Глава 1. Сандра

Анжелу я ненавидела. Подумав признала – ненавидела я ее просто за то, что она есть. Такая активная, шумная, яркая. А еще за то, что она жила со мной в одной комнате темной тесной коммуналки. У одной стены мой продавленный диван у второй узкая кровать Анжелы. Посередине стол и один стул. В одном углу комнаты шкаф, во втором холодильник – чтобы соседи еду не воровали. Холодильник был таким же шумным, как Анжела, и зачастую будил меня по ночам. А еще порой предавался меланхолии и рыдал, плавя в моём металлическом чреве наросший в морозилке лед. Тогда просыпаясь я чертыхалась, наступая ногами в натекшую из него холодную лужицу.

– Сходила бы ты погуляла вечером часа два три, – капризно попросила Анжела.

Я закатила глаза – на улице конец октября, гулять холодными вечерами меня не тянуло.

– Нет, – отрезала я.

– Ни себе, ни людям, – фыркнула Анжела. – Если тебе мужики не нужны, думаешь и мне не надо? А мне надо! Я молодая, красивая…

– Вот и ищи себе мужика с квартирой, – ответила я. – Раз такая красавица. Или хотя бы неженатого. А я под дождём, пока ты свои телесные потребности удовлетворяешь, ходить не буду.

Вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. В нее что-то ударило – наверное, тапком кинула.

– На работу хотя бы выйди, – крикнула вслед Анжела. – Целыми днями дома сидишь, достала!

Кухня была страшной. Я и выросла в нищете, но у нас дома всегда все аккуратно и чисто было. Здесь – срам господень. Убираться смысла никакого не было, я пыталась вначале. Все засиралось соседями в течение одного вечера. Мешая в кастрюльке десяток грустно плавающих пельмешек я понимала – в одном Анжела права. Мне нужна была работа.

Врачом я работать не могла – образование мне закончить не удалось. Меня охотно принимали медицинской сестрой, но во первых зарплата слезы, во вторых… Мне было больно на них смотреть, на этих людей в халатах. Я должна была быть одной из них. Это было моей мечтой детства. Я должна была спасать человеческие жизни, а не выдавать таблетки по расписанию и ставить уколы в задницу. Но я смогла бы это принять, если бы не деньги. Деньги, черт…

Последние полтора года я работала сиделкой у милой бабушки. Ее родные ценили меня, платили куда больше, чем в любой из больниц. Я могла откладывать почти всю зарплату, плюс проживание было на их территории. Но в сентябре Веры Ильиничны не стало, и последний месяц я только и делала, что просматривала различные объявления о работе. Мне нужна была работа именно с проживанием – еще месяц и я придушу Анжелу подушкой во сне.

– Санечка, – гнусно раздалось от двери. – Красавица. Пельмешками не угостишь?

Чуть покачиваясь на кухню вошел Антон – местный ловелас. Когда-то он точно был хорош собой, наверное поэтому считал, что до сих пор нравится женщинам. Но с тех им было выпито немало алкоголя, что и отложило своей отпечаток. Мне Антон проходу не давал. Тогда, месяц назад он зажал меня в углу на кухне, за то получил мощный удар коленом в промежность. Больше не лез, но по ночам на кухню я не ходила.

– Нет, – ответила я и вернулась в комнату со своими пельменями.

Ела и листала ленту объявлений. Все не то. Но выбора нет, скоро придется хвататься за любое мал мальски подходящее предложение. Мне нужны были деньги. Кажется, я всю жизнь прожила с этой мыслью – нужны деньги. С тоской подумала – может, стоило в проститутки податься? Давно бы все долги закрыла… Но пересилить себя я не могла. Пыталась работать в продажах – лишь в убыток. В офисах чахла. Мне на роду было написано стать врачом, помогать людям единственное, что мне давалось в полной мере. Поэтому…

– Живешь одна, – размышляла Анжела, у которой был ребёнок, подкинутый бабке, – обеспечивать никого не надо, а все тебе денег мало.

Выворачивать перед ней душу я не стала. Доела, убрала за собой. Умылась, отстояв небольшую очередь в ванной и легла спать. Проснулась я от звонка телефона, покосилась на кровать Анжелы – уже ушла. Сбросила с себя сон, ведь звонить мне могли только по поводу работы.

– Здравствуйте, – раздался в трубке деловитый женский голос. – Сандра?

– Сандра, – согласилась я.

– Меня зовут Дина Маратовна. Ваше резюме попало к нам от одного из агентств.

Радоваться было рано – звонили мне часто, но большая часть предложений никуда не годилась.

– Что вы можете мне предложить?

– Работа по уходу за больным человеком. Проживание и и питание включено. Оплата…

Через два часа я стояла перед их офисом. Двухэтажный особняк в исторической части города. Ни одной вывески, зато на охране не привычный уже пенсионер, а шкаф размером два на два.

– Сандра Вавилова, – представилась я.

Шкаф кивнул и указал мне на зону ожидания. Я села, закинув ногу на ногу и пытаясь придать позе расслабленность. За мной спустились минут через семь. Дина Маратовна была миниатюрной брюнеткой с точеными формами и в туфлях, которые стоили годовую мою годовую зарплату.

– Следуйте за мной.

Кабинет был изысканным, но так же как и сам офис ничего не говорил о том, чем в нем могли заниматься. Ни одной зацепки. Просто приятная глазу офисная роскошь.

– Я действую от лица своего руководителя, – начала Дина заняв свое место и дождавшись, когда я сяду напротив. – И договор с вами буду заключать я.

– Но услуги…

– Да, услуги вы будете оказывать не мне. Зарплата будет выплачиваться со счета организации, все официально. Один выходной в неделю, отпуск дважды в год по две недели, либо раз в год месяц, но согласовывать необходимо заранее, чтобы мы могли подобрать вам замену на это время.

Деньги предлагали такие хорошие, что мне было все равно за кем ухаживать, хоть за раненым медведем. Но я все же решила уточнить, мне было важно знать, да и нужно знать чего ожидать.

– А мой подопечный?

Тогда я увидела на лице Дины сомнение. Словно она не знала, что сказать. Или не знала, что можно говорить, а что стоить утаить. Мне бы напрячься в тот момент, но я только об одном думала – я съеду от Анжелы.

– Это женщина шестидесяти лет.

– Парализована?

– Нет. Там свои… Нюансы. Она почти здорова, но в силу обстоятельств не может проживать одна.

Это было странно, но деньги, но Анжела… Протянутый договор я внимательно изучила, взамен предоставив свои документы. Все было хорошо. Все было правильно. Но этот червячок сомнения… Я визуализировала его – жалкий, как и моя жизнь. Скорчившийся на асфальте, подергивающийся… Я представила его, а затем безжалостно раздавила выдуманным каблуком – таким же острым и красивым, как у Дины Маратовны. И – подписала документы.

– Вы нам идеально подходите, – улыбнулась Дина. – Ваши рекомендации безупречны. Можете приступать прямо сегодня вечером.

На стол легла тяжёлая связка ключей, которую я приняла с трепетом. Домой шла в приподнятом настроении, впервые за последние месяцы. Переехать я планировала прямо сегодня. Торопливо приняла душ в тесной ванной сказав себе – последний раз. Покидала свои немногочисленные пожитки в спортивную сумку. Анжела с работы вернулась, когда я уже застёгивала пальто.

– Куда это ты? – удивилась она.

– Трахайся сколько влезет, – вместо прощания сказала я. – Оплачено до конца месяца.

Дом, который был мне нужен тоже находился в старой части города. Когда-то здесь была целая анфилада прудов, от которых осталось только два – окружены скверами, через них перекинуты мостки. Вокруг на два-три этажа возвышаются дома, в которых, до революции, жила вся элита города. Да и теперь тоже. Иду по длинной тихой улицы – только дома, изредка припаркованные машины, крошечное кафе с милой верандой. Я уже мечтаю, как буду приходить сюда в свой выходной и пить кофе. Большая часть домов приближены вплотную к тротуару, но у некоторых есть сад. Почти на каждом табличка с именами прославленных людей, что когда-то здесь жили.

Дом, который нужен мне – нетипичной застройки. Словно вывалился из Англии девятнадцатого века. Темно красный кирпич и серый камень в отделке. Строгость и лаконичность. Наверняка, личное привидение на чердаке, благо дому лет сто пятьдесят, не меньше. У него есть небольшой сад и идеальный, травинка к травинке газон. Я прижимаюсь к холодному кованому металлу забора лицом и смотрю на дом. А он смотрит на меня глазницами высоких окон, кажется строго и с недоверием.

– Да брось, – говорю я дому. – Мы подружимся.

Я впервые, лет за десять наверное, чувствую что-то смутно похожее на счастье, все мои сомнения позабыты – об этом я еще пожалею. Я достаю тяжёлую связку ключей, отпираю замок калитки и она распахивается с тонким скрипом, приглашая меня внутрь.

Глава 2. Сандра

На мощеную серым камнем дорожку я ступила с трепетом. Казалось – начинается новая глава моей жизни. Более радостная, более правильная. В мрачный дом я уже была влюблена. Заперла за собой калитку и направилась вперёд по тропинке, разглядывая дом, в котором мне предстояло жить. В окне третьего, мансардного этажа шевельнулась шторка – словно кто-то разглядывал меня издали. Я решительно поднялась на каменные ступени и позвонила в дверь. Открыли мне уже через несколько секунд.

Передо мной стояла женщина неопределённого возраста – ей могло быть и сорок, и семьдесят. Красивая, но потрепанная жизнью. Высокая, худая, волевое лицо и пронзительные серые глаза. Ее облик никак с этими сильными глазами не вязался – длинный цветастый халат и пушистые тапочки. И явно не горничная – в руках сигарета. На моих глазах серый столбик пепла свалился с кончика сигареты и спланировал нам под ноги.

– Ты кто? – спросила она.

– Сандра, – ответила я. – Вавилова.

– Надо же так ребёнка обозвать, – фыркнула женщина. – Ну проходи, Сандра Вавилова.

Мне и самой сочетание моего имени и фамилии не нравилось, но возвращать прежнюю девичью Гернер было долго, муторно и дорого – документы все менять. Да и…память. Пусть не счастливая, но моя память, моя жизнь.

– Добрый вечер, – улыбнулась я и прошла в дом.

В доме были очень высокие потолки. Лестницы на второй этаж вела прямо из холла. Сюда же падал свет из трёх высоких узких окон. Никакой мебели, вообще ничего, просто белые стены и тёмный паркет пола.

– Вот, – сказала мне женщина, открывая скрытую, сливающуюся с цветом стен дверь. – Это гардеробная. Сюда одежку вешай, там внизу тапки есть новые, бери.

Я чувствовала себя немножко обескураженно, но послушно повесила пальто и переобулась.

– Вас как зовут?

– Люба я, – махнула рукой она. – Потому что Любовь. Чай будешь?

– Мне бы чемодан куда-то поставить.

Люба снова махнула рукой. Я не понимала, что происходит, но послушно пошла за ней на второй этаж. Коридор вел в две стороны. В одной из них три совершенно одинаковые двери.

– Выбирай любую, – велела мне Люба. – Здесь этих комнат хоть жопой жри.

– Кроме нас с вами здесь кто нибудь живёт? – осторожно спросила я.

Люба посмотрела на меня очень странным взглядом, серые глаза словно прощупали меня, решая, на что я гожусь и чего от меня можно ждать.

– Нет. Никого нет, только ты, да я.

Я вспомнила о том, что на мансарде шевелилась штора в окне. Это никак не могла быть Люба – она открыла мне почти сразу, спуститься бы не успела.

– На меня кто-то смотрел с третьего этажа, – заметила я и пояснила. – Шторка шевелилась.

– Сквозняк, – решительно ответила Люба. – Или привидение.

И сама захохотала своей шутке. Махнула мне в сторону комнат и пошла прочь. Я открыла первую же дверь и заглянула внутрь – просторная светлая комната. Кровать, под пушистым пледом, торшер, два высоких окна. Отдельной гардеробной нет, да и зачем она мне – вещей толком нет. Зато имелся свой санузел, с комфортной душевой кабинки. И никакой Анжелы! Больше никаких пошлых шуток от пьяных мужиков на кухне! Никакой очереди в ванную! Хозяйка, а судя по всему это хозяйка, была странной, но на эти странности я забила – плюсов было больше. Я разместилась в комнате, разложила свои вещи в шкафу и спустилась вниз. Нашла кухню, а в ней саму Любу. Она сидела и мрачно помешивала в чашке с чаем сахар.

– Чай будешь? – спросила она.

– Буду, – кивнула я.

– Ну, наливай.

Я налила и села напротив.

– А в чем будут заключаться мои обязанности?

Люба посмотрела на меня как-то печально.

– А ты алкоголь пьёшь?

– Нет.

– Вообще не пьёшь?

– Вообще.

– А почему?

– Однажды, по вине пьяного водителя, я попала в аварию.

Люба грустно вздохнула и закурила.

– Жалко. И что не пьёшь жалко, и что в аварию, и вообще… Значит так и будем чаи распивать. Тьфу… – И стряхнула пепел в блюдце. Поймала мой взгляд и решила оправдаться, – Да ты не переживай, придет завтра горничная и уберет все. Вообще делать нечего, тоска, хоть волком вой.

– А я?

– Ну не знаю, давай хоть давление мне мерить будешь, раз за тебя уплачено уже. Я сериалы еще смотрю. Турецкие. Смотришь?

Сериалы я не смотрела и все больше не понимала, зачем я здесь нахожусь.

– Давайте смотреть сериалы, – кивнула я.

Мы продолжили пить чай – я с удовольствием, потому что чай был невероятно вкусным, а Люба с тоской.

– Замужем ты? – снова спросила она.

– Нет.

Сказала и даже не кольнуло нигде – привыкла.

– Да и правильно, чего делать там… Я вот шесть раз замужем была, трое мужей померло, трое сбежало, – хохотнула и продолжила. – Может, снова замуж сходить?

И вздохнула мечтательно. Уже вечерело. Ужин готовить было не нужно – в холодильнике нашлась готовая еда. Я все больше терялась, не понимая, зачем здесь нахожусь. Мы посмотрели серию какого-то сериала, затем перекусили. Люба смачно зевнула и заявила, что идет спать.

– А ваша спальня где?

– Тут, внизу. Я наверх и не хожу, мне там курить нельзя.

Кто запрещает? Я подумала об этом, но спрашивать не стала – нужно немного умерить любопытство.

– Кроме давления и просмотра сериалов мне нужно что-то делать?

– Ага. Следи за тем, чтобы я пить не сбежала. Запойная же я…

Зевнула еще раз и ушла. Я перемыла посуду, не дожидаясь прихода горничной, выбросила окурки из блюдца. Да уж, чудеса творятся. Можно решить, что это работа мечты, но странность происходящего не давала мне покоя. И уснуть я никак не могла – ворочалась в своей великолепной кровати с боку на бок, в коммуналке на старом диване и то быстрее вырубалась. Уснула. А ночью, далеко за полночь проснулась от чувства тревоги.