Призрачная империя

Рина Харос

Призрачная империя

© Харос Р., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Пролог

Во имя Отца, Сына и Святого Духа

Сатана медленно ступал по каменным выступам в горе, которая вела в ад. Истерзанное существо с очень бледной кожей, без волос на голове, ресниц и бровей, поверх худощавого тела которого – темная туника, скрывающая все изъяны: шрамы от боев, множество язв от болезней и следы когтей от плотских утех. Его ноги были сплошь усеяны густой шерстью, а красивое мужское лицо смертного выделялось благодаря острым скулам, остро основанному носу и глубоко посаженным зеленовато-голубым глазам. В руках Сатана держал ладан и церковную свечу – воск стекал по пальцам, два из них были отрублены.

С каждым его шагом крики в аду становились все громче и отчаяннее – души, попадающие во владения Сатаны, расплачивались за собственные грехи, сгорая в котлах. Вокруг пылали языки пламени, освещающие каменные стены, на которых виднелись тени – изуродованные силуэты мучеников.

Сатана взглянул в котел, где сидел мужчина сорока лет: сальные, соломенного цвета волосы были зачесаны назад, с губ стекала кровь, а из живота выползали черви, пожиравшие оставшуюся плоть с рук и ног. Грешник не поднимал головы, но падший ангел и без того знал, что его рот раскрыт в криках агонии и молитв, которые Бог никогда не услышит.

Чревоугодие.

Будучи одним из советников императорской династии, мужчина имел пристрастие к еде, что привело к внезапной остановке сердца. При жизни он пожирал все, на что падал взгляд. Грешнику было все равно, что начались проблемы со здоровьем, что он тратил краденые деньги на то, чтобы каждый месяц отшивать себе костюмы, которые становились малы, что воровал еду у малоимущих крестьян, дарующих советнику те самые заветные крохи, набивающие брюхо.

Сатана последовал дальше, оставляя за собой едва заметный след воска, стекающего с церковной свечи. Грешники пытались вырваться из клетки, с криком отшатываясь от раскаленного железа и со злостью смотря на падшего ангела, который горделиво шествовал к своей цели.

Свежая кровь, попавшая в ад, не растеряла своего смертного облика, но пребывающие достаточно давно в проклятых стенах превратились в тех, кем истинно являются, – в бесов. Человеческие черты терялись, даруя душе демоническую сущность – острые короткие рога, мохнатую морду и тело, копыта, издающие скребущий звук при каждом шаге. Рты тварей всегда были распахнуты в голодном призыве, а в глазах таилась злость, которой они могли убивать грешников, затаскивая их в ад. Бесы часто радовали Сатану добычей – порой можно было увидеть, как один из них волочит за ногу без пяти минут мертвеца и ехидно смеется, наблюдая за жалкими попытками жертвы освободиться.

Душа, попавшая в ад, заведомо знала, что ее ждут агония, мучения, боль, от которых хотелось умереть вновь. Но Сатана не был так великодушен. Крики грешников – источник сил, множивший его возможности. Мощью отступник сравнялся с Богом, который взывал падшего ангела прекратить борьбу за власть. Но Сатана был непреклонен – армия грешников, душ, погрязших в собственных пороках, должна стать больше, чтобы нанести последний, решающий удар. Чтобы призвать ненавистных детей к покаянию и раскаянию.

Проходя мимо многотысячных котлов, Сатана наконец-то дошел до детской кроватки, затерявшейся среди множества железных клеток. Наклонившись, демон наблюдал за душой, которая вот-вот должна была родиться на свет. Мать ребенка совсем ослабла – настолько, что вряд ли успела бы породить на свет мальчика. Но Сатана не мог этого допустить. Женщина должна была стать первым толчком к раскрытию истинной сущности дитяти, чтобы тот познал, что самые страшные и опасные монстры – люди. Только они могут убивать, кромсать тела и истреблять неугодных, прикрывая кровожадность словами молитвы и прикладыванием голов к иконе.

Сатана поднес почти что догоревшую свечу к груди ребенка и капнул воском ровно три раза на кожу, где вскоре должно было забиться сердце. Ладаном перекрестил душу и едва заметно кивнул самому себе, когда слабый огонек надежды поглотил душу дитяти. Потушив свечу, Сатана вспорол грудь младенца острым когтем и с любовью стал наблюдать, как в ней развивается демоническая сущность, которая станет палачом для империи Романовых. Демон взревел, и темная дымка из его глотки вырвалась наружу, обнимая тело ребенка, впитывая все до последней крохи магии.

Дитя, которому суждено родиться, чтобы убивать. Вскормленный молитвами, отречешься от Бога и, подобно змию-искусителю, будешь управлять его ослепленными рабами. Дитя, которое будет карать порочных и оступившихся, чтобы возродить мир, где будет править императрица. Ее свет уничтожит всю тьму, чтобы дать шанс на спасение и искупление. Вскормленный молитвами и утонувшая в грехах – союз, который приведет к падению Бога и возрождению Сатаны, к миру, который заслужил каждый из потомков Романовых.

В простом бревенчатом доме послышался детский пронзительный крик, который заставил мать заплакать от счастья. Обессиленная женщина рухнула спиной на кровать и часто задышала, пытаясь совладать с эмоциями. Местная повитуха обтерла кровавое тело младенца теплым влажным полотенцем и положила на грудь матери. Ребенок начал вертеть головой в стороны, пытаясь отыскать грудь родительницы. Обхватив сосок губами, младенец жадно начал его посасывать, впитывая прибывшее молоко матери.

– Григорий… мой мальчик. Добро пожаловать в семью.

Часть I

Вскормленный молитвами

Глава 1

Мир, порожденный первым

Когда где-то умирает один, на свет появляется другой. Простая истина всех миров, подвластная некогда искусным умам Древности, но теперь их остаточные знания достались и нам, простым смертным, несущим знамя и мудрость предков с гордостью и страхом. Сложно представить, каким отчаянным и всемогущим должен быть человек, который захочет добровольно столкнуться с историей создания Российской империи, соблюдая все каноны язычества и христианства, где главенствует Бог – единственный создатель всего живого и великий мученик, пожертвовавший собой ради сыновей и дочерей своих смертных. Но только не оценили дети его страданий – грехи, подобно яду, растекались по некогда священным землям и отравляли их. Туман, несший за собой хаос и разрушения, медленно начинал оседать на траву и крыши домов. Жители деревень, сел и городов не видели, не чувствовали, что скоро все изменится: закрывали глаза и сердца на то, как жестоко умирали императоры, караемые за свои поступки, как неурожайнее становится год за годом, как иссушаются реки и водоемы. Народ думал, что это все просто временные трудности, с которыми можно легко справиться – побольше жечь осенью листьев для перегноя, отчаяннее молиться, строить церкви и храмы, где можно найти единство с Богом.

Испокон веков язычество в Древней Руси считалось чем-то колоссальным – люди почитали богов, а те слышали их молитвы и исполняли волю смертного. Каждый из них нес свой дар как спасение, необходимое для сердец, наполненных страхом перед войной или волнением перед свадьбой.

Люди для каждого бога строили небольшие храмы, делали подношения, чтобы те знали, что смертные не признают иной власти. Правители, которые сменялись один за другим, доживали свой век в гробах – только железная ограда да небольшой могильный холм оставались от некогда могущественных мужей. Разве могут они стать вечной опорой для страны?..

Рожден гол, да таким и умрешь. Рожден один, да и доживешь свой отведенный век по ту сторону в одиночестве. Ты пришел в этот мир ни с чем – и так же из него уйдешь. Сохранишь лишь обрывочные воспоминания у потомков, которые со временем будут забываться, оставив только горсть пепла и несоизмеримую для потерявшейся души горечь отчаяния и разочарования.

Жители Древней Руси верили, что каждый равен перед богами: они не смотрят ни на статус, ни на богатства, ни на внешность – только на душу, которую так легко было осквернить словом или необдуманным действием.

Но все изменилось, когда западное влияние и порочность натуры сгубили богов – Владимир Святой, развивающий связи с Византией, застал, как начинались гонения, создавались поучения против язычников. Приняв христианство в 988 году, он велел изничтожить на корню все, что связано с языческими богами. Люди сквозь слезы и крики, боясь ослушаться приказа Владимира, сносили священные храмы, деревянных идолов, срывали с домов веточки рябины, железные подковы, защищающие от нечистых сил.

Теперь мы все под защитой Божьей. Нечего бояться, коль душа твоя чиста. Создатель – вот кто наш истинный Бог, а те, кто думает иначе, наутро будут гореть на остроконечных деревянных пиках, и это будет напоминанием о том, что не стоит идти против воли единственного святого на грешных землях. Он все видит, слышит и карает за малейшее неповиновение.

Боги, гонимые теми, кто некогда возносил молитвы в их честь, сбегали в леса, прятались в оврагах и скрывались среди мшистых гор. Без почитания их силы стали угасать – кто-то, словно смертный муж, падал замертво и уже не вставал, чьи-то тела терзали медведи и волки, голодные после морозной зимы. Каждое десятилетие умирал один из богов. Люди так и не смогли до конца отступиться от тех, в чью силу верили: втайне молились, вырезали деревянные маленькие фигурки и носили с собой в глубоких карманах, не желая оставлять сакральную тайну дома, но этого было чертовски мало, чтобы вернуть былое величие язычников.

Прошло немало лет, прежде чем последние последователи язычества догнивали свой век в могилах. Осталось всего трое богов – их исхудавшие тела напоминали призрачную оболочку, сквозь которую прорывались кости, череп обтянулся кожей, а ноги местами покрылись мхом – так долго они восседали на промозглой земле, не находя сил сделать и шагу. Они смиренно ждали своей смерти, но она не приходила, словно выжидала, когда смогут язычники сделать последний акт милосердия и помочь Российской империи, которая за столько столетий прошла колоссальный путь развития.

На свет появился тот, кто сможет воссоединить в себе язычество и христианство, как бы сильна ни была тяга уничтожить одно и возродить другое.

И Сатана это знал. Он наконец-то найдет покой и передаст настояния мужу, который сможет перенять бремя ответственности на себя. Первый потомок после смерти принимает истинную личину, наблюдая за тем, смогут ли последователи вывести страну на могущество, власть, непоколебимость или уничтожат ее, оставив только руины и обглоданные кости народа, который был готов на все ради своего правителя?

* * *

Сотни лет спустя

Нищим лишь крохи —Крупицы спасенья.Крестьянам – лишь плугИ времен года теченье.Монахам святым —Пост и молитва.Воинам – копья, мечиИ смерть в славной битве.Роскошь и злато даны дворянам,Жемчуг, пиры и вино.Лишь Владычице светлойСудьбою иное дано.Создан мной дар, ключ,От смертных сокрытый,В темных глубинахГеенны добытый.Нужно лишь темный дарВ руцы белы подать…А что будет дальше – увы,Теперь даже мне не хватит сил предсказать.Мне, кто, как перчатки, меняет обличья,Лик свой скрывает под маской двуличья,Прячется в тени и тенью живет,За грешным или святым все равно кто придет.

Произнеся эти слова вслух, Сатана изогнул смертные губы в усмешке и прокрутил в ладонях небольшую книгу, что была с одной стороны – темная как смоль, с другой – белая, словно первый снег. Он вложил в нее всю свою мощь, чтобы его потомки смогли понять, что не всегда покаяние приравнивается к унижению. Чтобы спасти миллионы людей, нужно признать собственные ошибки.

Такие простые слова, но сколько же веков Сатана ждал их!.. Потеряв всю веру и надежду, падший ангел создал из человеческой кожи книгу, которая станет либо погибелью для Российской империи, либо спасением, что приведет к пробуждению трех богов. Сатана смог спасти их – нашел в лесу тела, укрытые толстым слоем мха. Виднелись только три очертания: мужчина, женщина и младенец, крепко держащиеся за руки. Хватило лишь девяти капель крови, чтобы пробудить былую силу и подчинить их своей воле. Даже во сне боги помнят добро и откликнутся на зов, когда придет время битвы. Или смерти…

Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем некогда могущественные существа пробудятся, вернув воспоминания возлюбленной. А пока Сатане оставалось только одно – наблюдать за тем, как его потомки уничтожают Российскую империю, ведя страну к хаосу и разрушению, из-за которых он когда-то пожертвовал своей душой во имя вечной любви.

Глава 2

Григорий Азаров

Ребенок, рожденный во тьме

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь.

Мать, сидевшая по правую руку от отца, перекрестила еду – постные щи, грубо нарезанные ломти хлеба и квас, который отец только достал из погреба. Скудный, но достаточно сытный для многодетной семьи обед вызывал трепет – прежде не разрешалось сидеть за столом со старшими, поскольку я то и дело пытался ткнуть кого-нибудь вилкой. Так, чисто от скуки.

Мать, приметившая то, что я не прикоснулся к еде, шикнула и перевела многозначительный взгляд на тарелку с почти остывшим щами. Восторг от того, что я чувствовал себя частью большой семьи, не покидал ни на миг. Моргнув большими глазами, улыбнулся, демонстрируя отсутствие двух передних зубов. Взял ложку в правую ладонь и зачерпнул еду, широко распахнув рот и заглотив все до последнего кусочка. Громко чавкая, начал мотать ногами, поскольку по-другому своего волнения не мог проявить.

– Григорий, немедленно прекрати паясничать.

Отец озлобленно посмотрел на меня и, прихлебывая, закончил трапезу, отодвинув пустую тарелку. Холщовая рубашка серого цвета придавала лицу нездоровый оттенок кожи, от постоянной работы он почти не отдыхал, что и сказывалось на его здоровье. Я замер, словно пойманный в силки зверек, и едва заметно кивнул отцу, который ответил тем же жестом, подводя черту в разговоре.

Весь восторг как рукой сняло. В семье было заведено: как только ребенку исполнялось шесть лет, он имел право сесть за общий стол. Я наконец-то смог перебраться с маленького стола, где сидели младшие сестры, которым два месяца назад исполнилось два года. Андрей, первый по старшинству сын, не был рад новости о том, что теперь все трапезы я буду сидеть с ними.

– Отец, брат еще слишком мал. Он даже молиться толком не умеет.

– И не научится, должно, покуда мы так и будем относиться к нему как к прокаженному.

– Но, отец… Гриша не похож на нас. Он не может выучить ни одной молитвы, будто они стираются из его памяти сразу, как только батюшка в церкви перестает произносить божественную исповедь.

– Помолчи, Андрей. Григорий научится, все приходит с опытом.

Брат в ответ фыркнул, но благоразумно промолчал.

Этот разговор я услышал, когда важно шествовал в столовую. Но даже слова старшего брата не испортили настроения, хотя весь последующий вечер я из раза в раз прогонял их в памяти.

Я доел остывшие щи, ломоть хлеба и выпил кружку кваса, от терпкости которого поморщился и выдохнул через рот. Отец усмехнулся, сестры этого не заметили, увлеченные болтовней, понятной им одним, а мать положила руки по обе стороны от себя на стол.

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благодарим тебя за хлеб насущный и воду целительную, которая изгоняет злых духов из душ наших. Будь милостив к детям своим, покуда не примешь нас в царство небесное. Да будет так. Аминь.

Пока она произносила молитвы, я крепко обхватывал пальцами ладони матери и отца, которые словно впали в транс от благодарственных речей Богу. Удивленно выгнул бровь, заметив, как Андрей и сестры прикрыли глаза и наслаждались голосом родительницы – своими словами она словно даровала им защиту от нечистых сил.

Но нужна ли она была кому-либо?

Зло повсюду, в каждом из нас, но кто-то умеет его скрывать, демонстрируя благодать, а кто-то открыто выступает против законов Божьих, выказывая свое отступничество от рая, признавая лишь царство Сатаны.

Все тело покалывало, пока мать произносила молитвы, будто в него вставляли сотни маленьких игл. Когда наши руки отдалились, я вдохнул полной грудью и почувствовал прилив сил, словно кто-то поделился частью своих. Мать встала из-за стола и начала собирать тарелки, поднося к железной лохани, от которой шел пар, грязную посуду. Отец и Андрей сухо поблагодарили за обед и вышли из дома, шумно захлопнув дверь. Брат возомнил себя правой рукой родителя, не догадываясь, что все это лишь притворство. Отец брал Андрея, чтобы тот не мешался под ногами у матери – он то и дело пытался восхвалить себя, принижая других. Наставления матери пропускал мимо ушей и говорил, что лишь слабый духом не выстоит против слов, которые ведутся устами самого Бога.

Несмотря на то что мне через полгода исполнится семь лет, я и то понимал, что слова Андрея – брехня. Бог не разговаривает со своими детьми, не наставляет их, а лишь вкладывает каждому крест, который раб Божий несет до самой смерти.

Мой крест – слушать бесконечную болтовню брата, который то и дело пытается задеть меня при любом удобном случае. Сестры и мать не лезут в наши отношения, и единственная надежда – отец, мнение которого уважали и боялись.

– Тебе помочь?

Я спрыгнул с деревянной скамьи и подбежал к матери, обняв грузную фигуру.

– Нет, Гриша, иди отдохни после обеда и вздремни.

Несмотря на то что мать большую часть времени молчала, нам было хорошо вместе – она то читала сказки, то отправляла в лес за ягодами, давая завет не уходить далеко. Пока я бродил между массивными деревьями и высокой травой, которая цеплялась за штаны и рубаху, мать успевала прибраться в доме, а затем оставляла младших детей под присмотром соседок, чтобы уделить время прокаженному ребенку, когда тот возвращался обратно, если верить словам Андрея, – то есть мне.

Послушавшись мать, я отправился в свою комнату. Рухнув на кровать, накрылся одеялом из овечьей шерсти, не скидывая одежды. Стояла невыносимая духота, даже при распахнутом окне, из которого доносился аромат свежей выпечки с корицей и маком – любимого лакомства отца, которое готовила мать, чтобы его порадовать. Привыкший к теплу и жаре, я накрылся одеялом, оставив лишь нос, чтобы дышалось легче. Сон пришел моментально: глаза налились свинцом, тело расслабилось, и я наконец-то провалился в сладкую дрему.

Я медленно ступал по раскаленной земле, но только тело было не детским – морщинистая кожа на руках, растительность на лице, многочисленные шрамы на груди, ладонях и торсе, напоминающие о грехах, в которых придется покаяться на смертном одре. Вдали виднелся женский силуэт. Я ускорил шаг, но незнакомка засмеялась и скрылась среди обугленных деревьев. Ее звонкий смех отзывался во всем теле, пробуждая давно забытую жажду крови и отмщения. Дернувшись на звук, поймал лишь пустоту и зарычал от безысходности, чувствуя, как прорываются острые ногти из пальцев, а из головы – остроконечные рога, устремленные пиками в небеса.

Все звуки стихли. Подойдя ближе к обугленным деревьям, провел по ним ладонью и прищурился – кора напоминала силуэты мужчин и женщин, лица которых исказила гримаса ужаса. Ветки, служившие своего рода руками, прикрывали грудь, где должно биться сердце, но вместо него – лишь выжженная черная дыра, откуда вываливались жирные черви.

– Григорий…

Резко обернувшись, я встретился взглядом с существом с очень бледной кожей, без волос, ресниц или бровей. Поверх худощавого тела – темная туника, сквозь которую виднелись копыта и лапы, сплошь усеянные густой шерстью. Красивое мужское лицо выделялось благодаря острым скулам, узкому носу и глубоко посаженным зеленовато-голубым глазам. В руках существо держало ладан и церковную свечу, воск стекал по пальцам, два из которых были отрублены.

– Заставь их покаяться, дитя…

Я сделал шаг назад, но споткнулся о корень и упал на спину. Тело парализовало от ужаса, когда тварь откинула свое темное одеяние – густая шерсть стала двигаться, словно живая. Я увидел, что на его груди виднелось изображение девушки, которая тонула, срывая голос на крик.

– Найди… возроди… приручи… Заставь покаяться…

Вскинув массивную лапу, существо вспороло мне грудь и вложило в нутро червей, которые начали прорывать путь сквозь сухожилия и мышцы к сердцу.

Я вскрикнул и подскочил на кровати. Сердце билось где-то в глотке, пот, стекающий по лицу и спине, застилал взор. Я сел на кровати и уткнулся лицом в ладони, пытаясь успокоиться.

Надеялся, что это просто кошмар, но как же ошибался!..

Сон повторился вновь.

Глава 3

Екатерина II

Желанная всеми,

погубленная грехами

Я ступала по каменному выступу, который сужался к выходу. Чертыхнувшись, яростно подобрала пышные юбки и едва проскользнула в проход. Оказавшись по ту сторону душного коридора, который подсвечивался пламенем факелов, вдохнула полной грудью свежий морозный воздух, моментально заполонивший собой легкие.

Снег ласкал слух, когда я ступала по нему босыми ногами, но холода не чувствовала, лишь приятное покалывание. По обе стороны виднелись березы, покрытые инеем. Следы зайцев и волков россыпью покрывали белоснежный покров природы, отчего я непроизвольно улыбалась, вспоминая жизнь до смерти.

Иди, Екатерина, ближе…ближе…

Низкий мужской голос звал, манил, но вселял в душу всепоглощающий ужас. Я знала, что пришло время расплачиваться за все грехи, что совершила на земле, но кто сможет винить меня в том, что я старалась для Российской империи, пыталась поменять уклад, тянущий страну на дно? Никто. Я избавилась от своего супруга, Петра Третьего, как от мусора, что отравлял городские улицы, разлагаясь и наполняя воздух запахом гнили и разложения. Типичный отступник, который потащил Россию по дороге безумного преклонения перед Западом. Он отказался от результатов почти что выигранной Семилетней войны, стремясь разрушить так долго выстраиваемую международную политику страны. Петр мешался под ногами, навязывая свои отравленные думы, которые сочились западными идеями, словно яд с клыков королевской кобры.

Считается ли это грехом? Едва ли. Я спасала страну от уничтожения, порабощения.

Страну или себя, Екатерина? Не смерть ли супруга развязала тебе руки? Оправдываясь ею, ты закрывала глаза на бесчинства и разврат, которые учиняла каждый день своей императорской жизни.

– Прекрати разговаривать в таком тоне с Императрицей!

Ты никто, лишь потрепанная аура, принявшая временное пристанище на земле. Для меня твоя душа – тот самый мусор, каковым ты считала своего супруга.

Вдали я увидела силуэт мужчины, который шел медленно, не торопясь. В руках он держал скипетр и три свечи, воск с которых стекал на снег, оставляя небольшие борозды. Белое одеяние незнакомца вторило оттенку инея на ветках деревьев; борода и волосы, покрытые сединой, развевались на ветру; над головой – нимб. Поравнявшись, Бог посмотрел на меня сверху вниз и брезгливо поморщился, нахмурил седые брови, плотно сжатые губы чуть дрогнули – то ли от усмешки, то ли от раздраженного фырканья при виде меня.

Екатерина…

Бог безмолвствовал, но я слышала каждое слово, произнесенное низким басом.

– Создатель… – Поумерив пыл, припала губами к скипетру – предмету власти императоров.

«У нее гордая поступь и изящный стан. Глаза карие, однако на свету имеют синеватый отблеск. Брови темные, волосы каштановые, удивительной красоты и блеска. Цвет лица свежий, рот красиво очерчен, зубы белые и ровные… Ее манеры грациозны, а все существо поистине имеет царственный вид…» Кажется, так описывал твою внешность Клод Рюльер, Екатерина?

– Именно так.

Жаль, что он видел только земную красоту и не смог разглядеть гниль, которая распространялась по твоему нутру, подобно яду. Великая императрица была слишком увлечена своей персоной, чтобы следовать законам Божьим, и, погрязнув в грехах, породила себе подобных.

Я сжала руки в кулаки и попыталась сдержать гнев, который прокатился по телу ударной волной. Высоко вскинула голову вверх и расправила плечи, показывая, что не боюсь Божьей кары. Создатель, беззлобно усмехнувшись, откинул скипетр в сторону, с усмешкой на губах наблюдая за тем, как мой взгляд оказался привязан к предмету императорской власти.