Пламя и тень

– Эти люди платят за зрелище, Пако, – ответила я спокойно, беря со стола виноградину и разглядывая ее на свет. Она была идеальна. Как и все здесь. Искусственно. – Они не опасны. Опасен только один. И я собираюсь с ним… поиграть.

   Кончита вернулась через десять минут. В ее глазах – редкое для нее удивление.

– Есть один. Прозвище Шестерка. Ходит за Маской, как тень. Никто не видел его лица. Говорят, он немой. Принимает только… предметы. Значимые. – Она протянула мне крошечный кусочек пергамента и карандаш. – Передала через бармена. Он знал, что делать.

   Я улыбнулась. Значимые предметы. Как в старых легендах о демонах. Очень театрально. На клочке пергамента я вывела четким, уверенным почерком всего три слова:

   Ставлю на Твой Проигрыш

   Не на бойца. Не на исход боя. На *Его* проигрыш. В его же Игре. Абсолютная дерзость. Вызов, брошенный прямо в безликую маску. Я сложила пергамент вдвое и протянула Кончите.

– Передай Шестерке. И наблюдай.

   Она снова исчезла. Я снова сосредоточилась на Маске. Секунды тянулись, как смола. На арене проклятые с фиолетовыми татуировками впали в какое-то подобие транса, затем синхронно бросились друг на друга с нечеловеческой скоростью. Это было уже не сражение, а мясорубка. Толпа взвыла.

   И вот я увидела. К Маске, скользя между тенями у подножия подиума, приблизилась фигура в черном, чуть меньше его ростом, с капюшоном, натянутым глубоко на лицо. «Шестерка». Он что-то передал в белую перчатку. Маска не шевельнулся. Не наклонил голову. Но я *почувствовала* момент, когда его внимание – холодное, как луч лазера – сконцентрировалось на крошечном пергаменте в его руке. Он продержал его так несколько секунд. Затем его рука в белой перчатке сжалась. Не резко. Скорее… задумчиво. Раздавил ли он записку? Спрятал?

   Он медленно поднял голову. Его маска повернулась. Не в сторону моей ложи. Но я знала – он смотрит прямо на меня. Сквозь одностороннее стекло, сквозь толпу, сквозь шум и кровь. Этот невидимый взгляд был осязаем, как прикосновение ледяного шипа к горлу. Ни страха, ни гнева. Только… интерес? Хищный, холодный интерес паука, заметившего муху, севшую не на ту паутину.

   Затем он сделал едва заметный жест рукой. На арене свет снова погас. Когда он зажегся, двое из трех «проклятых» лежали мертвыми, с перерезанными глотками. Третий стоял на коленях, трясясь, фиолетовый свет на его висках погас. Он плакал. Не рыдая. Беззвучно, по щекам текли слезы. Зрелище было отвратительнее любой жестокости.

– Победитель… – голос Маски прозвучал, как всегда, монотонно, но я уловила в нем едва заметную… ноту? Разочарование? Или удовлетворение? – …Тишина. Коэффициент… 12.7. Поздравляем выигравших.

   Толпа загудела – одни ликовали, другие ругались. Никто не обратил внимания на плачущего проклятого. Маска повернулся и бесшумно сошел с подиума, растворившись в темноте за его пределами. Его уход был сигналом. На арене служители быстро утилизировали тела и увезли плачущего победителя. Началась подготовка к следующему акту.

   В моей ложе было тихо. Пако вытер пот со лба. Кончита стояла неподвижно.

– Он принял вызов, – сказала я тихо, глядя на пустой подиум. Мои пальцы сжали подлокотник кресла. Первая ставка сделана. Игра началась по-настоящему. Я поставила на его проигрыш. Теперь посмотрим, как он будет играть против меня. И какую цену назначит за мою дерзость.

   Глава 5: Кровь на бархате

   Следующие часы слились в калейдоскоп кровавых сцен и оглушительного рева толпы. Проклятые сменяли друг друга, умирая под аплодисменты под разными знаками – зеленым, желтым, багровым. Их нестабильные протоколы проявлялись по-разному: кто-то горел синим пламенем изнутри, кто-то обрастал хитиновыми пластинами, кто-то просто сходил с ума и рвал себя на части. Маска появлялся лишь эпизодически, объявляя победителей и запуская новые аттракционы. Его безликая голова каждый раз поворачивалась в сторону моей ложи. Молчаливый, ледяной вызов. Я не делала больше ставок. Моя первая была единственной, которая имела значение.

   Адреналин начал притупляться, сменяясь усталостью и глухим раздражением. Этот цирк, при всей его технологичной жестокости, становился предсказуемым. Мне нужен был ход. Действие. Что-то, что выведет его из бесстрастного равновесия, заставит проявить себя. Раскрыть слабость.

   И тут его предоставили сами проклятые. Новый боец. Молодой, почти мальчик, с горящим на лбу знаком в виде перевернутого дерева. Его «протокол» был не агрессией, а… защитой. Он не атаковал. Он уворачивался. С невероятной, почти призрачной скоростью. Его противник – массивный тип с гидравлическими усилителями на руках – метался по арене, ломая сталь кулаками, но не мог его задеть. Толпа сначала скучала, потом начала роптать. Букмекерские коэффициенты поползли вниз. Зрелища не было. Была… неэффективность. В мире Маски, мире четких ставок и кровавых развязок, это было преступлением.

   Ропот перерастал в гневный гул. Кто-то бросил бокал на арену. Хрусталь разлетелся в пыль о сталь. Маска появился на подиуме. Его белые перчатки сжали перила.

– Уклонение… не соответствует протоколу развлечения, – его голос был таким же ровным, но в нем впервые появилась… металлическая нотка. Раздражение? – Активируй агрессию. Немедленно.

   Мальчик с перевернутым деревом на лбу замер посреди арены. Его глаза, огромные и полные ужаса, уставились на Маску. Он покачал головой. Словно не мог. Словно его «протокол» не позволял. Он поднял руки – не для атаки, а в мольбе.

– Не могу… – его шепот, усиленный микрофонами арены, прозвучал над гулкой толпой. Жалкий, разбитый. – Пожалуйста…

   Этот шепот, этот взгляд полного, детского отчаяния, ударил по мне неожиданно. Не жалостью. Нет. Это была слабость. Уязвимость. И она была здесь, на его безупречной арене смерти, как грязное пятно на черной стали. Идеальная точка давления.

   Я встала. Резко. Моя тень упала на стекло ложи. Я подошла к самому краю, туда, где меня могли видеть. Видеть все. Видеть он. Я не кричала. Я просто смотрела прямо на него. На черную маску. И медленно, очень медленно, покачала головой. Как тот мальчик. Только в моем жесте не было мольбы. Было презрение. Открытое, ледяное презрение к его контролю, к его Играм, которые дали сбой. Я улыбнулась. Широко. Дерзко. Как будто говорила: Смотри, твой Порог трещит. Ты не всемогущ.

   Толпа затихла, завороженная моим появлением и немым вызовом. Даже слуги Маски замерли. На подиуме он не шелохнулся. Но напряжение, исходившее от него, стало осязаемым. Как натянутая струна перед разрывом. Его белая перчатка сжала перила так, что кожа (или ее имитация) натянулась до белизны.

– Ликвидировать дефект, – прозвучал его голос. Ровный. Но каждый слог был как удар молота по наковальне.

   Служители в черном бросились на арену. Не к мальчику. К его разъяренному противнику. Они что-то вкололи ему в шею. Глаза гиганта закатились, изо рта пошла пена. Он издал рев, в котором смешались боль и нечеловеческая ярость, и ринулся к «Уклонению» с удесятеренной силой. На этот раз его удар был точен. Механический кулас вонзился в живот мальчика с чудовищным хрустом. Тот отлетел к барьеру и рухнул, скрючившись. Кровь хлынула изо рта.

   Толпа взорвалась ликованием. Маска повернулся и сошел с подиума, не дожидаясь конца. Его уход был стремительным. Побег? Или приказ?

   Я стояла у стекла, глядя, как слуги убирают искалеченное тело мальчика. Моя грудь вздымалась. Не от страха. От возбуждения. Я его задела. Я вонзила кинжал в его безупречный механизм. Пусть крошечный укол, но укол. И он отреагировал. Ярко. Жестоко. Значит, уязвим.

   В ложу вошел слуга. Не «Шестерка». Обычный, в черной полумаске. Он молча протянул мне небольшой черный бархатный мешочек, туго затянутый шнурком, поклонился и вышел.

   Кончита мгновенно оказалась рядом, сканер в руке.

– Чисто, донья Изабелла. Ни взрывчатки, ни ядов, ни следов.

   Я развязала шнурок. Внутри лежал предмет. Не записка. Не драгоценность. Это был… нож. Маленький, изящный. Клинок – черный матовый металл, не отражающий свет. Рукоять – полированная кость, возможно, человеческая, инкрустированная крошечными черными бриллиантами, образующими тот самый знак – стилизованную маску с насмешливой улыбкой. Оружие было смертельно красивым и абсолютно функциональным. Острота лезвия ощущалась даже на взгляд.

   Ни записки. Ни объяснений. Только нож. Знак его внимания? Предупреждение? Или… приглашение к следующему ходу?

   Я сжала костяную рукоять. Она была холодной, как его маска. На губах снова появилась улыбка. Шире прежней.

– Пора уходить, – сказала я Кончите и Пако, опуская нож в карман комбинезона. Его холодок жгал бедро. – Мы получили все, зачем пришли. И даже больше. Игра становится… интересной.

   Глава 6: Подземний поток

   Холод базальтового пола проникал сквозь тонкую подошву туфель, пока я шла по подземной галерее Ла Гиральды. Гул генераторов сливался с тиканьем капель по сырым стенам. Здесь, в двадцати метрах под Севильей, время текло иначе. Тяжело, как кровь из свежей раны.

– Он стабилен. Но сознание не вернётся раньше утра,– доктор Эмилио отодвинул занавеску реанимации. За стеклом Пако лежал, опутанный проводами. Лицо – сине-багровый ландшафт боли. Один глаз заплыл, губы перерезаны. На груди – шрам от электрошокера. Профессионально, как сказал Эмилио. Не для убийства. Для послания.

   Я приложила ладонь к холодному стеклу:

– Кто дежурил в гараже вчера?

– Братья Ортис. Их нашли… спящими в подсобке. В крови – следы пропофола.

   В кармане жгло бархатное прикосновение ножа Маски. Ответь на вызов, – шептали чёрные бриллианты на рукояти. Я повернулась к Кончите:

– Подними архивы за месяц. Все, кто подходил к Пако. Все разговоры. Даже шепот.

   Она кивнула, растворившись в тени.

   Досье легли на старинный стол в «Комнате карт» – круглом зале с глобусами XVII века и экранами, встроенными в дубовые панели. Лица мелькали: поставщики, охранники, курьеры. Остановилась на кадрах с камеры гаража. За три дня до нападения. Пако разговаривает с высоким мужчиной в кепке. Лицо скрыто. Но на руке – шрам в форме *восьмиконечной звезды*.

– Увеличь.

   Звезда. Символ Лос Омбрас. Легенда говорила: их метят огнём в день посвящения.

– Где сейчас этот человек? – спросила я у Мигеля, вошедшего с отчётом.

– Исчез. Карлос Мендес. Водитель-дублёр. Нашли его фургон… пустым. У автостанции.

   На экране Пако смеялся, хлопая Карлоса по плечу. Доверие. Слабость, за которую отец выбил мне зуб в десять лет. Слёзы роняют империи, Изабелла».

– Мигель, – голос звучал тихо, но он вздрогнул, как от удара. – Ты проверял дублёров лично.

   Его скулы задрожали:

– Донья Изабелла, клянусь…

– Не клянись. Докажи. Найди Мендеса. Живым. Или его семью. Мать в Таррагоне, да?

   Он побледнел. Кивнул.

   ***

   Ночь опустилась на Севилью, когда Кончита принесла коробку. Чёрный металл, без опознавательных знаков. Внутри – плёнка старой кассеты VHS и фото.

   На фото – я. Вчерашняя ночь. Выхожу из Фантома у маяка. Снято сквозь прицел.

– Где нашли?

– В мусоре у вокзала. Рядом… – она протянула пакетик с обгоревшей тканью. – Клочок униформы Сеньорио.

   Я вставила кассету в ретроплеер. Экран зашуршал снегом. Потом – чёрно-белое изображение: подвал. Цепи на стенах. Человек в мешке на голове. Голос за кадром, искажённый:

– Скажи ей: Лос Омбрас видят всё. Даже её игры с Призраком. Следующая метка будет на ней.

   Жертву толкают вперёд. На его спине – выжженная та же восьмиконечная звезда. Мешок срывают. Это Карлос Мендес. Его глаза – шарики ужаса.

– Покажи ей, как мы храним верность, – говорит голос.

   Кто-то в кадре подносит к его рту чёрную трубку. Шипение газа. Мгновение – и Мендес начинает рвать себя ногтями. Кровь. Хрипы. Камера падает…

   Я выключила экран. Тишина загудела в ушах. Они не просто угрожали. Они *показывали технологию*. Боль как оружие. Страх как послание.

   В кармане нож Маски вдруг стал ледяным. *Ты ввязалась в чужую войну, Изабелла*, – шептали бриллианты-глаза.

– Кончита, – я раздавила пепельницу об стол. Стекло впилось в ладонь. Кровь смешалась с табаком. – Готовь «Тень». Едем к морю.

   Куда? – спросил её взгляд.

– Туда, где жгли еретиков. К Торкаль де Антекера. Если Лос Омбрас любят тени, покажем им свет. Огонь.

   Она поняла. В каменном лабиринте Торкаля не было камер. Были только скалы, ветер… и ловушки.

– А Маска?

   Я вытерла кровь о бархат кресла:

– Он найдёт сам. Или… станет следующей меткой.

   Глава 7: Каменные шепоты

   Ветер выл меж каменных грибов Торкаля, как дух замученного инквизицией. Мы заняли позицию в пещере Череп – естественной башне с глазницей-проломом. Внизу, в лабиринте, мелькали огоньки. Они пришли. Пятеро.

– Тепловизоры фиксируют оружие, – прошептала Кончита в ком. – Три автомата, гранаты… и цилиндр. Похож на тот, что на плёнке.

   Я прижала глаз к прицелу снайперской винтовки Тихий Ветер. В перекрестии – высокий мужчина. Лидер. На левой руке – шрам-звезда. Он что-то кричал в рацию, тыча пальцем в скалы.

– Жди моего выстрела, – приказала я Кончите. – Бей по цилиндру.

   Выдох. Пальцы сжали рукоять. Маскин нож прижимался к бедру под комбинезоном. Холод металла успокаивал.

   Грохот! Не мой выстрел. Скала справа от нас взорвалась облаком пыли. Засада! Сверху, с Верблюжьей горы, строчил пулемёт.

– Отход! – крикнула я, падая за камень. Осколки гранита секли лицо.

   Кончита ползком метнулась к западу. Я – к расщелине Змеиный ход. Пули звенели о камни. Где-то кричал раненый. Наш? Их?

   В узком тоннеле запахло серой. Тень метнулась слева. Я выстрелила на звук. Пуля рикошетом просвистела мимо. Из темноты выросла фигура. Без маски. Молодое лицо. Глаза пустые, как у проклятых с арены. В руке – нож.

– За Сеньорио!т— прошипел он, бросаясь.

   Предатель. Охранник из третьей смены. Родриго.

   Я уклонилась, поймав его руку. Кость хрустнула под локтем. Он завыл. Второй рукой вонзила ему в шею нож Маски. Чёрное лезвие вошло беззвучно. Кровь брызнула тёплым дождём. Его глаза округлились – не от боли. От узнавания. На рукояти ножа загорелись бриллианты – холодным фиолетовым светом.

   Топот. Сзади. Я вырвала клинок, развернулась…

   И замерла.

   В конце тоннеля, освещённый луной, стоял *Он*. Чёрная маска. Чёрный плащ. Без охраны. В руке – тот самый цилиндр с газом.

– Опаздываешь, – крикнула я, пряча окровавленный нож за спину.

   Он медленно поднял цилиндр. Нажал кнопку. Шипение…

   Но газ струился не на меня. Наверх. К пулемётчику на скале. Через секунду оттуда донёсся животный вой. Тело кувырком слетело вниз.

   Тишина. Только ветер выл в камнях.

– Твои «тени»… неуклюжи, – сказал Маска. Голос звучал иначе – без механического фильтра. Хриплый. Живой.

– А твои подарки смертельны, – я показала окровавленный клинок. – Зачем?

   Он шагнул ближе. В маске отражался мой силуэт:

– Чтобы напомнить: даже нож может быть… приглашением.

– На что?

– На игру без правил. Где ставка – *правда*.

   Вдали завыли сирены. Полиция. Или *его* люди.

– Завтра. Порт Малаги. Док 13. Полночь, – он бросил цилиндр к моим ногам. – Придёшь – узнаешь, кто хочет твою смерть. Нет… – он повернулся, – …будешь гадать до конца.

   Он растворился в тени, как будто его и не было.

   Кончита подбежала, хватая меня за руку:

– Ранена?

   Я смотрела на нож. Фиолетовый свет бриллиантов гас.

– Нет. Но игра… только начинается.

  Глава 8: Док 13

   Док 13 пах тухлой рыбой и ржавчиной. Гигантские тени кранов ломались на воде. Я стояла на причале, под плащом – кольт и нож Маски. Кончита и Мигель прятались в контейнерах. Ловушка? Возможно.

   Ровно в полночь из тумана выполз катер. Без огней. На носу – фигура в чёрном. Не Маска. «Шестерка». Он кивнул, указывая на борт.

   Трюм катера оказался… библиотекой. Дубовые стеллажи, зелёная лампа, запах старой бумаги. На столе – шахматы. Фигуры из слоновой кости. Чёрные и белые короли стояли рядом.

   «Шестерка» протянул конверт. Внутри – фото *моего отца*, Хуана дель Торо, 1989 год. Он пожимает руку мужчине с лицом, закрытым тенью. На заднем плане – маяк Кабо-де-Гата.

– Где это? – спросила я.

   Шестерка» тронул шахматного короля. Фигурка упала. Под ней – ключ-карта с логотипом *банка в Цюрихе.

   Голос раздался из динамиков:

– Хуан создал «Сеньорио» не один. Его партнёр… основатель «Лос Омбрас». Твой отец предал его. Забрал всё. Теперь сын мстит.

   Маска. Его голос звучал чисто. Без искажений.

– Почему ты знаешь это?

– Потому что… – пауза, – …я – сын того человека. Ты убила моего отца в Торкале. Ножом, который *я* тебе дал.

   Тишина. Катер покачивался. Вода стучала о борт.

– Ложь, – прошептала я. Невозможно.

– Проверь счёт в Цюрихе. Код доступа – дата на обороте фото. Там… дневник Хуана.

   Я схватила фото. На обороте: 24.06.1989. День моего рождения.

– Зачем показываешь мне это?

– Чтобы ты поняла: твоя война – моя война. Твои враги – мои враги. Хочешь выжить – стань моей пешкой.

   Я рассмеялась. Громко. Звук разбил тишину библиотеки:

– Я не играю в чужих партиях, Маска. Особенно с теми, кто прячет лицо.

   В динамиках – шипение. Гнев? Или… уважение?

– Тогда посмотри в окно, Королева.

   Я отдернула штору. В тумане у причала стояли три чёрных внедорожника. Из них выходили люди в балаклавах. Лос Омбрас. В руках – автоматы.

– Выбор за тобой, – сказал Маска. – Сгори здесь… или сыграй со мной в новую игру.

   Я достала нож. Фиолетовые бриллианты вспыхнули в полутьме.

– Правила?

– Только двое выходят из доков. Или никто.

   Я нажала кнопку на рукояти. Лезвие зажужжало, вибрируя.

– Начинай.

   Глава 9: Кровавые шахамты

   Док 13 превратился в ад. Пули звенели по контейнерам. «Шестерка» стрелял из люка катера, прикрывая мой манёвр. Кончита и Мигель бились в тылу. Я бежала вдоль причала, к крану-гиганту. Высота – преимущество.

   Один из «Теней» преследовал меня. Его дыхание хрипело за спиной. Я резко развернулась, швырнув в него нож Маски. Клинок вонзился в горло. Фиолетовый свет погас – жизнь кончена.

   На верхней площадке крана ждал сюрприз. Человек в маске «Лос Омбрас» держал на прицеле… Пако. С перевязанной головой.

– Сдавайся, Изабелла! – крикнул он. Голос… Мигеля?

   Предатель. Он работал на них с начала.

– Почему? – крикнула я, прячась за тросы.

– Твой отец убил моего брата! В Торкале! В 89-м! – он вдавил ствол в висок Пако. – Брось оружие!

   Внезапно тень упала сверху. Маска. Он спикировал с троса, как летучая мышь. Белый нож блеснул в темноте. Удар в шею Мигеля – точный, молниеносный. Кровь брызнула фонтаном. Пако рухнул на колени.

   Маска приземлился рядом. Его плащ развевался. Маска… была сломана. Трещина рассекла правую половину. Под ней – обожжённая кожа. Глаз? Жёлтый, как у змеи.