Жестокие игры Карима. Обожгу твою душу

–Расслабься, брат,– увидел, как сжимаю челюсти в раздражении,– выпей лучше местного вина. Вот, мы уже залили в себя- и нам хорошо и весело.

Смешок Ашура подхватили и другие мои члены команды. Здесь были самые верные приближенные. Те, на кого я полагался во многих делах. Ашур –первоклассный стратег. Я переманил его в команду из крупнейшей компании по разработкам современного вооружения. А еще, как бы смешно ни звучало, он был номер один на континенте по игре в Танчики. Да-да, те самые танчики, на которые современные мужики тратят столько времени. Старое поколение убеждено, что это просо блажь, а это стратегия… И ее можно конвертировать в дело.

Немногие задумываются, что война в наши дни- это не рудиментальное махание мечами, а техника, беспилотники, почти что математический расчет. Ашур с лихвой справлялся со своими обязанностями и потому сейчас был ближе всех.

Рядом и другие мои парни- айтишники, ученые из Кремниевой долины, аналитики. Для них происходящее тоже казалось каким-то путешествием во времени. Наверное, когда достигаешь всего и все пробуешь в жизни, и возвращаешься вот к такому- экзотика и драйв, нечто первобытное, что испытывает твое тело на инстинкты. Я бы тоже так хотел и с удовольствием сейчас отдался бы этому чувству, но факт того, что именно я тащил ярмо на ше бесил несказанно…

– Перестань так дуться, Каримджи,– похлопал по спине Ашур,– месяц назад мы ездили на крутое техношоу на пирамидах в Египет. Воспринимай это так же… Или помнишь, иммерсивное эротическое представление в Венеции с «честными куртизаночками». Было круто…

Критически осмотрелся по сторонам. Да, если отключить раздражение, происходящее и правда можно было оценить как красивую историческую иммерсивную постановку.

В храме тьму разгоняли сотни масляных светильников. Статуя Иштар возвышалась над жрецами, ее рубиновые глаза мерцали в свете пламени.

Монотонные песнопения жрецов были рассчитаны на то, чтобы ввести в полутранс.

Вдруг все звуки резко оборвались. Над храмом повисла дребезжащая тишина. Будто сам воздух задержал дыхание в предчувствии. Лунный свет скользил по колоннам, по мраморным ступеням, по коже тех, кто затаился в ожидании.

Пологи белой ткани качнулись на слабом ветру и вовсе были сдернуты с величественных многовековых колонн. В центре зала, окруженные сотнями горящих светильников, стояли они – жрицы Иштар, богини любви и страсти.

И когда первый удар барабана сотряс воздух, начался танец.

Я заметил точеную женскую фигуру под тонким слоем белой органзы почти сразу. Она выделялась гибкостью стана и тем, что держалась по центру, величественно. Заинтересовался… Что это? Эти красавицы живут в этих песках? Такие тела пропадают за зря?

Ее лицо было закрыто более плотным слоем, не давая возможности увидеть черты, а вот фигуру можно было рассмотреть в подробностях… Высокая аппетитная грудь, осиная талия, покатые бедра, бесстыдно скрытые едва заметной золотой полоской между ног. Чистый соблазн.

Я бы трахнул эту девочку…

Жрицы ведь- те же куртизанки?

Красотка шагнула вперед, и с её движением загорелись угли в глазах других мужчин, собравшихся в храме. Мои друзья смотрели на нее с алчной жадностью- а я поймал себя на мысли, что меня это раздражает… Я хотел ее себе. А почему бы и нет? Я уже привозил себе любовниц из других стран. Сибиль раздражалась, но быстро отходила. Так почему бы не забрать красавицу из этого Богом забытого места? Тряпка даже не узнает об этом. Я проверну это у нее за спиной, а девочка точно не откажется уйти из этого древнего склепа в будущее.

Хороша. Определенно. Её тело скользило в воздухе, словно змея, сплетающая судьбы, словно тень пламени, то приближающаяся, то отступающая.

Полупрозрачные ткани одежды колыхались, приоткрывая то изгиб бедра, то тонкую талию, то точеную шею, обнаженную в плавном наклоне.

Прислужницы двигались в такт, словно цветы, тянущиеся к солнцу. Их руки рисовали в воздухе узоры древних желаний. Они не касались друг друга, но между их телами будто пробегал электрический разряд, игра теней и дыхания, обещание, которое нельзя исполнить.

Барабаны били все сильнее. Воздух наполнился жаждой порока. Он сочился из каждого присутствующего. Считывался в жадном дыхании моих людей, сжатых кулаках, натянутых ширинках. Странно… Если бы я выпил, решил, что это какое-то варево, подмешанное мне, а происходящее- галлюцинации…

Глава 7

Барабаны ускоряли ритм.

Девица подняла руки, ее пальцы скользнули по покрывалу, скрывающему голову и волосы, по шее, по плечам. Почувствовал дикий прилив крови к члену. Я хотел ее. Хотел посмотреть в ее лицо. И исказить его жестким напором своего обладания. Чтобы каждый мой резкий толчок в глубину ее узкого лона отдавался страхом, восторгом, обожанием, принятием и удовольствием… Уже точно не сомневался, что возьму. Простая, ни к чему не обязывающая связь. Просто утоление острого желания. Как в юности… Просто давно не было так остро. Я уже успел забыть это чувство…

Вихрь тел кружился под сводами храма. Золотые браслеты звенели, тонкие цепочки скользили по коже, свечи отбрасывали на стены силуэты, похожие на древние наскальные рисунки – первобытные, животные, зовущие.

А затем – тишина.

Она стала такой внезапной и звенящей, что мне показалось, что я слышу звезды- они загораются и гаснут, падают, взрываются и надменно над нами доминируют, лишь усмехаясь скоротечности жизни человека, возомнившего себя вершителем судеб…

Она снова выделилась из толпы изящных тел. Двигалась нам на встречу, от чего толпа завороженно загудела. Три изящных шага, почти не касаясь земли. Остановка в метре от меня. Мне кажется, от интереса я даже дышать перестал.

Поднимает тонкие запястья к голове, касается плотной ткани и поддевает золотые застежки, крепящие ее на волосах. Публика охает, потому что ткань падает к ногам, открывая путь каскаду из белоснежных волос ниже бедер. Даже в темноте они светятся не меньше, чем огненные факелы.

Мгновение- она касается ушей- и снимает вторую повязку, уже с лица. Я не дышу. Алчно вглядываюсь в ее лицо. Идеальное. Ее губы чуть приоткрылись, будто после поцелуя, ее грудь вздымалась от бешеного ритма еще пульсирующего в наших жилах танца соблазна, а глаза -глубокие, темные, наполненные бездной -смотрели прямо в меня.

Ни один мужчина не мог вдохнуть. Я чувствовал такую концентрированную жадность до ее красоты, что аж фонило.

Жрица опускается на колени передо мной. Но не для того, чтобы заявить о своей покорности.

Ее полные, созданные для порока губы, чуть заметно дрожат в победоносной усмешке. И в то же время эта усмешка робкая. Хочу жрать эти губы. Хочу развращать их. Заставлять пить мой порок, заражать моей испорченностью.

Не контролируя себя, резко протягиваю руку и хватаю ее за затылок, придвигая к себе.

Она повинуется. И снова улыбается. Шире Я вдруг вижу презрение и превосходство в ее глазах…

– Ну, здравствуй, жених,– произносит едко.

Инна?! Какого иблиса?!

А потом словно бы невзначай, украдкой, с очевидным женским интересом переводит глаза на моего ближайшего сподвижника.

Ашур смотрит в ответ. Я чувствую излучаемый в ответ ядерным взрывом интерес. Его глаза возбужденно горят. Грудь яростно вздымается.

Он плывет от этого ее взаимного внимания.

Пропускаю несколько вдохов.

Нет, уже не от экстаза.

От ярости.

Сучка Зороха.

Она решила посмеяться надо мной…

Мелкая ведьма, завернувшаяся в черную тряпку, подобно джинну, спрятавшемуся в лампу.

Я удушу её за строптивость и высокомерие.

За то, что посмела вот так оскорбить своим взглядом на равных.

Хватка на шее усиливается. Улыбка чистейшей, идеальной красоты искажается гримасой боли.

Она вскрикивает, когда я резко встаю и поднимаю ее, как куклу- марионетку.

– Карим, остынь!– слышу сбоку ошалевший голос внезапно проснувшегося в Ашуре рыцаря.

Скалюсь на него, как хищник.

– Еще один шаг или взгляд – и ты окажешься в компьютерном классе учителем информатики средней школы в самом бедном городе Сирии.

Сильнее сдавливаю ее талию.

Перекидываю через плечо и иду в сторону разбитой в лагере для меня палатки.

Глава 8

– Пусти!– кричу, яростно брыкаясь.

Смелость и бравада, с азартом толчками разлившиеся по крови, тут же испарились, как пары, уступив место сковывающему страху.

С кем я вздумала играть в нелепые игры?

– Пусти!– на силу пытаюсь отбиться, но это бесполезно. Сильные руки Карима зажали мою талию в тиски.

Его шаг уверенный и размашистый.

Наши тела соприкасаются- и я понимаю, какой жар ярости от него исходит! Отчего эта ярость? Было бы забавно, если бы не так страшно.

Открывает полог шатра, бесцеремонно кидая меня на лежанку.

Я тут же группируюсь и поджимаю ноги.

Дикие глаза впиваются мне в лицо. Желваки играют, как жернова.

– И что это за цирк, наглая девка?!– кричит он яростно,– посмешище

решила из меня сделать?

– Не понимаю, о чем ты. Это традиция…– вскидываю подбородок.

– Ускути (араб.– заткнись)!,– кричит он мне,– хватит прикрываться проклятыми традициями! Ты просто решила меня одурачить, заодно и опозорить, раздевшись перед всеми моими людьми!

Я вскидываю бровь с вызовом.

– А в чем проблема, жених? Ты ведь сам сказал, что тебя совершенно не интересует, что под моим никабом- пусть я буду похожа даже на осла! Раз тебе плевать, то в чем проблема?

– Не передергивай!– раздраженно морщится он,– неважно, ослица ты, львица или блудница- ты не будешь гулять голышом перед моими людьми, вводя их в искушение.

Криво усмехаюсь. Отвожу глаза.

Он ловит эту мою эмоцию и злится еще сильнее.

Мгновение- оказывается совсем рядом. Нависает. Его грудь невольно касается моей нервно вздымающейся груди.

– Ты наивно полагаешь, что я не видел девки со светлыми волосами, смазливой рожицей и неплохими сиськами? Для этого эта игра? Удивить меня решила? – нагло осматривает,– Смею тебя разочаровать, принцесса- дикарка, в нормальном мире такая форма красоты- самый ликвидный товар. Ближний Восток перенасыщен такими, как ты. Только с той разницей, что они умелые, покладистые и готовые на всё! Я молодой мужчина- и когда девка извивается передо мной, откровенно себя предлагая, мой организм реагирует. Это как жажда или голод, как сон или любой другой биологический процесс. Смешно. Ты смешна!

Его слова меня никак не задевают. Я просто снова вздергиваю нос.

– Мне совершенно все равно, чем перенасыщен рынок таких, как ты и тебе подобных. Если бы ты проявил хотя бы грамм уважения к моему народу, то ничего странного в моих действиях бы не нашел. Это всего лицо обряд! Я была мифической реинкарнацией богини Иштар. Это брачный ритуал. Он священен. Так делают все невесты правителей, которые являются мифической реинкарнацией бога Мардука. Жрец должен был тебе рассказать, только ты наверняка не слушал!

Он хитро и жестко усмехается, а его глаза темнеют. И пусть он говорит, не моргая, что я никак его не трогаю, яростно пульсирующая сейчас на виске венка красноречиво свидетельствует об обратном… пусть это просто звериное желание. Мне и не нужно большего, чтобы добиться реализации своего плана.

– Брачный ритуал, говоришь? – усмехается мрачно.

И вот сейчас его усмешка мне совсем не нравится.

Поджимаю коленки. Стискиваю бедра настолько, насколько это вообще возможно.

Что сейчас ждать от этого бешеного сирийца?

Я унизила его. А он…

Наверняка постарается унизить меня!

Мои планы вмиг смазываются о банальную женскую неуверенность на фоне необузданной похоти мужчины…

Ловя его взгляд, предостерегающе выставляю руку вперед.

– Ты помнишь, что обещал?! Ты исполнишь все ритуалы, или..?

– Я обещал, что исполню два. Но у меня есть право на одну ошибку, правда? Таково ведь условие… Понятия не имею, зачем это тебе, но я согласился на нелепую блажь… – усмехается он черно и порочно и больно стискивает мое бедро,– ты так охотно демонстрировала себя моим людям, вавилонская дева. Так может продолжим? Ведь в конечном итоге это все равно произойдет- я все равно возьму тебя и ты все равно от меня понесешь!

Выкручиваюсь из его прикосновений. Они противны мне. Они жгут кожу. А ведь надо терпеть… Это хорошо, если он сейчас оступится… Мне это только и нужно… Перебороть себя…

Вопреки гордости и достоинству…

Хватает за шею и давит на нее, заставляя раскрыть рот, как рыбу.

– Слушай сюда, принцесса огня. Ты больше не посмеешь пытаться меня одурачить и уж тем более выставить идиотом в глазах моих же людей! Правила меняются. Никто не говорил, что появление нового правителя из чужих земель не может вносить, скажем, изменения в сложившийся порядок вещей.

– О чем ты?– говорю не своим, осипшим голосом,– ты обещал…

Он порочно, победоносно усмехается.

– Завтра перед закатом ты лишишься девственности, Иннана. И нет, мы не нарушим вашего паршивого закона. Тебя лишат девственности, как положено. Палкой жрицами? Таков был уговор? Вот только… я буду присутствовать при этом обряде и с удовольствием посмотрю на то, что с тобой будут делать. Во все подробностях…

– Нет! – кричу в отчаянии.

– Да, невестушка,– небрежно проводит костяшками пальцев по лицу и откидывает меня на простыни,– Что ты там говорила? «Так есть стопроцентная гарантия, что невеста чиста… А… не вступила в сговор с женихом и не попыталась обмануть… Для наших мест целомудрие невесты стоит на первом месте…» Дословно повторил? У меня нет гарантии, что ты не вступила в сговор со своими жрицами. А вот в твоей невинности после твоего вульгарного танца я начал сомневаться… Так что завтра на закате, после брачной церемонии вашего бредящего под парами эфира жреца ты лишишься невинности.

Зажмурилась, обессиленно всхлипывая. Он загнал меня в тупик…

– Сегодня выдыхай. Будешь спать в шатре и я тебя не трону. Пойду присмотрюсь к другим сочным вавилонским блудницам, так сладострастно себя предлагавшим во время обряда. Уверен, ни одна из них мне не откажет. Ни сегодня, ни когда-либо…

Глава 9

В моём восприятии ситуации что-то незримо изменилось. Нет, я все так же ненавидела Карима. Возможно, даже сильнее, чем раньше. Теперь он не просто умозрительный враг, он из плоти и крови, он осязаем, досягаем…

Появилось другое чувство. Чувство стыда. Простого девичьего стыда. Я могла сколько угодно играть роль роковой соблазнительницы- жрицы храма Исиды, но моя суть оставалась неизменной- я просто растерянная, обиженная, испуганная девушка, оскорбленная и загнанная в угол. Мне бы хотелось поплакаться у матери на коленях, забыть о своей реальности в гостях на даче у русской бабушки в Подмосковье, безмятежно поедая приготовленную ею сдобу и читая русских классиков, как я делала это в юности, но нет.... я здесь, в настоящем, в этом кошмаре.

И изощренный мозг Карима решил сделать этот кошмар еще более чудовищным. Не зря его называют злым гением. Голова этого мужчины работает на несколько минут вперед твоего. Он никогда не промахивается. Я думала, это все россказни и стереотипы. Дешевая реклама.

Но нет.

Сейчас, стоя у зеркала в пол и смотря на свое безукоризненно прекрасное белое одеяние невинности и чистоты, я поняла всю изощренность его мышления. Я ошибалась, думая, что начну партию и обеспечу себе несколько ходов вперед, пока он поймет, что мы играем. Он сразу включился и сразу стал крыть…

Он решил меня унизить. Унизить за то, что я унизила его. И самое обидное, что сейчас любое мое поведение станет его победой. Изображать равнодушие- глупо. Плакать от боли и страха- еще глупее. Играть роль веселухи, которой приятно происходящее или еще нелепее- бросать ему взгляд-вызов с намеком и подтекстом- стать посмешищем для такого, как он… Хара (араб.– дерьмо)…

Как же шикарно это слово характеризовало мое отношение к происходящему и одновременно с тем эмоции…

– Вы готовы, госпожа?– спросила меня Кассия, заправляя выбившуюся из прически прядь. Колоски на голове придавали мне какой-то античный, почти картинный вид. Я видела тоску в глазах своей воспитательницы, любящей меня, как мать. Она сожалела, что моя женская роза будет растоптана так нелепо, так по-варварски.

Кассия, подобно Кариму, не была родом из Бабилонии. Ее родиной был сирийский Дамаск, как ни парадоксально, родина Карима. Это от нее я слышала, что сирийцы- мягкие, романтичные, чуткие мужчины, пылкие любовники и лукавые обольстители. В детстве я даже тайно мечтала встретить вот такого сирийца, который на фоне косности и черствости наших закрытых мужчин казался мне самим воплощением соблазна.... Но всё волшебство таких мечтаний резко рассеялось, стоило в моей реальности появиться Кариму Увейдату… Пусть лучше мужчина в моей голове будет черствым ханжой, который предпочел закрыть свою женщину от всего мира, дабы не терзать себя ненужными мыслями о собственной неуверенности. Зато не было бы иллюзий… А им свойственно разбиваться на множество осколков, что сейчас я и лицезрела в глазах воспитательницы.

– Не делай лицо таким трагичным, дорогая Кассия,– обняла я няню,– это ты живешь иллюзиями любовной поэзии твоих авторов из Шама (прим.-арабское разговорное название Сирии и Ливана), а моя правда другая. Этот обычая- часть моей культуры…

Стиснула зубы и пошла за тихой процессией женщин. Нас ждали в просторном помещении храма Исиды.

Вавилон пылал огнями. Не огнем разрушений, нет -пламенем факелов, светом тысяч светильников, озарявших улицы, арки и площади. По мощеным дорогам, усыпанным лепестками роз и шафрана, текла пестрая толпа. Барабаны били в такт сердцебиению города, трубы возвещали о начале великого праздника -дня, когда Иштар соединяется с Мардуком, принося земле плодородие, миру -жизнь, а любви -вечность.

На высоком помосте, в сердце храмового комплекса, я ощущала себя просто жертвой. Овцой на заклании. Сегодня я должна стать частью великого ритуала -священного брака, который наделит землю силой богов.

Но только впервые в истории моего народа этот ритуал был ради другого. Ради чужака…

Карим -завоеватель, чужеземец, пришедший с Востока, покоривший эти земли. Он не почитал богов Вавилона, но даже он не мог не восхититься величием этого города, магией его традиций и… мной. Я видела блеск в его глазах. Видела вожделение и интерес. Мое женское начало легко улавливало эти эмоции…

Я протянула ему руку -он взял её, ощущая тепло моей кожи. По традиции, он должен был вести меня в покои храма, где священный союз богов повторится в мире смертных. Но когда наши взгляды встретились, в них не было ни страха, ни покорности, ни завоевания.

Только огонь.

Это искра, что может разжечь или уничтожить её судьбу.

Толпа замерла в ожидании. Их шаги по мраморному полу отозвались эхом в бесконечных сводах храма.

–Ты боишься меня? -тихо спросил Карим.

–Ты боишься богов? -ответила она.

Его губы исказила улыбка превосходства.

–Маленькая наивная девочка Инна. Я и есть Бог…

И ночь сомкнула над нами звездный купол. Я прикрыла глаза, потому что точно знала… Сейчас в судьбу нашего народа вплетают новую легенду -о жрице и завоевателе, о земле и небе, о любви, что сильнее власти. Но только эта легенда была ложью. Пройдет время- и ее перепишут. Я перепишу. На легенду о прекрасной правительнице, которая покорит и уничтожит чужака…

Жрец прочитал свои заповеди.

Нам снова пришлось взяться за руки.

– Пора…– с серьезными лицами посмотрели на меня жрицы.

И снова горящие лампады, и снова игра белых тканей меж колонн.

Карим остается позади, делая вид, что слушает наставничества жреца.

Только это совсем не интимно, совсем не прекрасно и чувственно…

Мы идем вглубь храма. Заходим в огромную церемониальную спальню. Внутри все начинает вибрировать от страха.

– Госпожа, располагайтесь на ложе,– обратилась ко мне одна из жриц.

Я бросила испуганный взгляд на устрашающего вида жезл, покоящийся на ткани рядом. Нервно сглотнула…

– Мы сделаем это быстро…– приободрила меня легкой улыбкой.

Я хотела было ответить улыбкой в ответ, но в этот момент полог ткани дрогнул, пропустив внутрь вип-гостя нашего «торжества».

Он полоснул по мне своим невозможным взглядом, сухо кивнул прислужницам, проигнорировав меня, тут же расположился на кресле, с которого, очевидно, открывался идеальный вид на происходящее…

Невольно сжала зубы и кулаки. Как же мне хотелось сейчас прыгнуть на него кошкой и расцарапать самодовольную морду…

Прислужницы начали колдовать вокруг меня. Вверх полетели тонкие белые шелковые полотна, призванные стать щитом, старшая из жриц приподняла подол моего платья, но их суетливые, но выверенные движения вмиг застыли под его решительное и категоричное «ля» (араб.– нет).

– Я пришел смотреть, а не угадывать,– произнес он с очевидным превосходством надо мной. И снова этот взгляд прямо в душу. Ненавижу…– тряпки долой… И платье тоже…

Глава 10

Женщины застыли в нерешительности. Я тоже. Словно бы окоченела.

– Но господин, такова традиция…

– Традиция в том, чтобы лишить ее девственной плевы палкой,– резко возразил он,– остальное- это ваше удобство. Я говорю- вы делаете- или я наплюю на традицию, даже Иннана? Не забывай, что у меня есть еще один пресловутый обряд в запасе и я могу воспользоваться своим правом…

Невольно усмехнулась про себя.

Чертов Карим.

А я ведь и рассчитывала на то, что он воспользуется… Планировала сжимать зубы от отвращения, но разрешить себя взять… Потому что если все пойдет по моей задумке, он никогда не согласится на третий обряд… А если и согласится, то пепел поражения на его языке будет равносилен самому жуткому поражению… Но для этого ему нужно сдаться сейчас, а мне- сдаться ему…

Вместо ответа на вызов резко встала с места и одним движением стянула с себя платье, упавшее на пол безвольной тряпкой.

Красивые золотые повязки на бедрах. Они почти ничего не прикрывали и тоже служили данью традиций. Но наглый мужской взгляд все равно на них задержался.

Карим не стеснялся оценивать мою женскую красоту и даже не стеснялся признать и словами, и видом, что она его волнует, но… Именно в этих признаниях и проявлялось то, насколько далеко он был от меня… Насколько презренна, ничтожна, неинтересна я была для него- покрытая с ног до головы черной тряпкой или вообще без единого кусочка ткани на теле.

Наши взгляды снова встретились. Подавила желание закрыть пышную грудь, когда его глаза спустились от шеи к восставшим на прохладе соскам.

Я легла обратно и сама развела ноги.

Господи, надо представить, что я просто на приеме у врача… Не думать, отключить сознание… Хоть бы быстрее все закончилось…

Старшая жрица снова взяла жезл с полотна и подошла ко мне, опустившись на колени.

По обычаю женщина должна почувствовать боль от дефлорации. Это ее плата за первородный грех. Я знала, что во время сексуального возбуждения твоя плоть может увлажниться самостоятельно, но… смысл традиции был как раз в том, чтобы не настраивать эти самые струны в душе женщины…

Открыто посмотрела на него… Сорвись, Карим. Сорвись. Ради своей страны я пожертвую гордостью и своей честью. Возьми меня, как оголодавшее животное, а после я утру свои слезы и выплюну тебе в лицо, что теперь моя земля свободна…

Он не шевелился. Рассматривал мою плоть, словно бы трогал. Кассия уверяла, что я вся красивая, как произведение искусства. Что во мне есть тонкость, манкость и холодность северной матери, но и огонь бабилонянки- и эти лед и пламень не дадут мужчинам выбора… Что это я, кто всегда будет делать выбор за них…

Откинулась на подушку, глубоко вздохнув. Напряглась, когда услышала скрип. Он встает и подходит ближе… Ну же…

Сорвись…

– Ты играла с собой когда-нибудь, Инна?– вдруг спрашивает он меня на русском, совершенно обескураживая.

Точно. Его мать русская. Он говорит на этом языке точно так же, как это делаю я- свободно. Зато вокруг никто не понимает. Вот его умысел.

Молчу, закусив губу. А он усмехается.

Снова трогает взглядом.

Красивый! Если бы не был таким жестоким и бессердечным, я бы сказала, что самый красивый, кого мне довелось видеть…

–Потрогай свои соски,– снова приказывает. Теперь хрипло.

Вся дрожу. О раздражения, отвращения и злости… Каков же гад… Каков!

Но делаю то, что он говорит.

Касаюсь грудей- и черт! Меня подбрасывает! Подбрасывает, как от удара тока. Ток отдает в низ живота.

Спираль в паху начинает расти и раскручиваться.

Его грудь тоже вздымается. Яростно, порывисто. Он не стесняется эмоций. Совершенно.

– Ниже…– снова приказывает,– проведи к низу живота.

Хриплый шепот на русском заставляет застыть всех. Они видят это безобразие. Господи, он не прикоснулся ко мне, а меня уже поимел…