Как приручить дракона – 3

– На кол, наверное, – пожал плечами Рикович. – Может – батогами запорют до смерти, если опричный судья будет судить, а не искин приговор установит. Магические преступления – самые серьезные. А этих – сообщников, их в Васюганскую Хтонь, на поселение. Пожизненное. И не отвертятся. Не использовали бы эликсиров и магию – их бы в земщине судили, ну, там – за незаконную букмекерскую деятельность и вот это вот все по поводу несоответствия профессии и вовлечения малолетних в преступную группу. Там по три-пять лет дали бы. А тут все, привет-приехали, опричная юрисдикция.

– Ого! – только и смог сказать я.

В голове моей в это время склеился один очень важный пазл: почему Жевуский ничего не предъявил мне после того, как я вышвырнул его с лестницы. Приехали бы криминалисты, считали бы эманации, и в жирном афедроне радзивилловского прихвостня оказалась бы деревяшка. Фу! Даже врагу такого не пожелаю.

– Так что – я пойду? – спросил я.

Из «Рассвета» как раз выводили… Выволакивали «банду четырех» – Лазарева, Стельмаха, Кацуру и Сивуху. Газетчики – да тот же Зборовский – точно придумают какой-нибудь броский заголовок. Например – «Дело физруков» или что-то в этом духе. Да и плевать. Пусть хоть матами их ругают. Я – тот мавр, который сделал свое дело.

– Давай подвезу, – предложил Рикович.

– У меня «Урса» неподалеку припаркована, сам доеду…

– Это где – у орков твоих? – поинтересовался рыжий сыскарь.

– Они такие же мои, как и твои, – парировал я. – Вождь и его команда. Бабаевцы! Мечтают присоединиться к Орде.

– Вождь, Вождь… Да, краем уха слыхал. Иди, Бог с тобой. А мы с Валентином Петровичем будем разгребать дерьмо за тобой…

– Я – за вами, вы – за мной, – улыбнулся ему я. – Так – победим!

Черта с два я бы выкрутился, если бы сразу не согласился на сотрудничество с местными фэбээровцами. Пошел бы по какой-нибудь статье типа нападения из хулиганских побуждений… Наверное.

* * *

Зборовский впервые за месяц сидел на лестнице в подъезде и пил кофе. Давненько я его тут не видел, похоже – журналист пребывал в состоянии своей внезапно накатывающей задумчивости. От кофе ощутимо пахло рижским бальзамом – так сильно, что сложно было понять: это кофе с бальзамом или бальзам – с кофе.

– Привет, Пепеляев. Будешь кофе? А бальзам? – спросил он. – О! Ты как будто только что с передовой вернулся… Подожди-ка! Это там на милицейской частоте про «Рассвет» орали – это что же, твоих рук дело?

Я сел рядом с ним и глубоко вздохнул:

– Моих. Понимаешь, эти подонки науськивали своих учеников друг на друга и делали ставки – кто победит. А еще – играли нечестно. Целитель, эликсиры…

– И…

– И я подрался с ними со всеми, а потом натравил на них Сыскной приказ и милицию. Теперь целителю загонят кол в задницу, а банду четырех отправят в Васюган.

– Банду четырех? – удивился Женя.

– Сивуха, Кацура, Лазарев и Стельмах, – пояснил я.

В конце концов, какая разница, когда он узнает? Я ему это солью или тот же Криштопов? И вообще – он журналюга что надо, честный. Потому лучше играть на упреждение и рассказать ему всё как есть. И гонорар заработает, и напишет то, что доктор прописал.

– Ч-ч-черт… Классный заголовок! – он почесал бороду. – Кто-то даст комментарий, как думаешь?

– Можешь сразу завтра к Валентину нашему Петровичу идти, он ничего с утра соображать не будет и накомментирует тебе как положено. И прямо сейчас со мной можешь пообщаться, сыскари и милиция обещали дать мне грамоту и премию за помощь в задержании особо опасного магического преступника, так что инкогнито сохранить не получится…

Я и не собирался его сохранять – в этот раз. Я решил всерьез начать драться за Вышемир, меня уже достали прорывы на канализации, гопстопы в подворотнях, потеки от насвая на асфальте и подростковые суициды. Настало время вывесить флаг и показать, кто я и в какую сторону воюю… Почему сейчас? Да потому, что я освоился. Я теперь тут – свой. Это мой мир, мой город, моя Родина и мои дети, вот и всё.

– Ого! – сказал Зборовский. – Подожди, я за диктофоном сгоняю.

И он сгонял, и принес еще две чашки кофе и диктофон: компактный, величиной с палец. И устроил мне допрос с пристрастием: кто, что, куда, когда и зачем. Мы сидели на лестнице что-то около получаса, пока он не закончил вытягивать из меня подробности.

– Я поправлю и потом тебе на почту скину, проверишь, ага? – предложил сосед. – Ну, чтобы я ничего не сбрехал. Но углы сглажу – это точно. И без фамилий будет.

– Ага, – согласился я. – Только давай там без лишней героизации, ладно? Из меня герой как из дерьма – пуля.

– Ладно… – я был уверен, что он из меня сделает Джона Уэйна и Клинта Иствуда в одном лице.

Мы посидели еще некоторое время, а потом из-за двери показалась его симпатичная жена в махровом халатике и спросила:

– Ну что, спать идешь?

– Пять минут, дорогая, – сказал он. – Тут материал с Пепеляевым отличный получается…

– Ну, раз материа-а-а-л… – протянула она и закрыла дверь.

– Что, нахлобучка будет? – не удержался я.

– Да не, чего? Она понимающая, – и мечтательно вздохнул.

Он действительно был влюблен в свою жену, ну, надо же! Сколько они там в браке – десять лет? Пятнадцать? Я тоже так хочу! Но вслух спросил другое:

– А как сам вообще? Что там это… Общественная жизнь? Выборы эти наши, дерьмовые, когда уже, наконец?

– Я баллотируюсь, – признался вдруг Зборовский. А потом его прорвало: – Меня все задолбало, понимаешь? Я сижу в нашей дорогой редакции, принимаю звонки… «Дорогая редакция, подтопление!», «Дорогая редакция, сфоткайте – мусор четыре месяца не вывозят!», «Дорогая редакция, повлияйте как-то на них, вы же четвертая власть, сил нет уже, змеи в подвале, алкаши под окнами, бюрократы задушили, соседи заливают…» И что я могу сделать? Я могу взять – и позвонить, да. Позвонить в водоканал, в участок санитарной очистки, участковому или в управление благоустройства, но… Нет такого закона, который запрещал бы им послать нахрен журналиста. Мой единственный инструмент – это слова! «Хотите – сделаем было-стало, какие вы молодцы все исправили, или – будет критический материал…» Охренительный кнут и пряник, а? В большинстве случаев им пофиг! Да там даже звонить порой некому… Один спился, второй – повесился, третий делает вид, что на больничном!

Зборовский аж вскочил со ступеньки и теперь метался по лестничной клетке, как раненый лев.

– И меня задолбало! Задолбало, что я ною и переживаю, и думаю, что ни-че-го не могу сделать! – его жесты были очень экспрессивными, почти как у Адольфа Алоизовича. – А я не тот человек, который любит ныть. Я возьму – и баллотируюсь в земское собрание Вышемира, и меня выберут, от нашего округа, я тебе точно говорю! И я им, гадам, хвосты накручу, затошнит! Ты вот подпись поставишь за меня?

– Конечно, – не думая ответил я. – Давай, распечатай табличку для списка, завтра пройдемся по дому, сто подписей за полчаса насобираем! Тебя ж все знают, ты – мужик что надо. И плакаты с твоей мордой распечатаем, на каждой доске объявлений повесим, у подъездов. Я абсолютно уверен: наш райончик будет за тебя!

– И я уверен, – без ложной скромности сказал Женя. – Выберут. А потом я подниму на рога собрание и изберусь в управу – или председателем, или замом. Если предводителем – все, аллес капут, как говорит Шифер. Я их уничтожу. Но…

Тут он тягостно вздохнул и посмотрел в сторону двери своей квартиры. И я его прекрасно понял. Такой человек, как Зборовский – он неприступен. Его не на чем ловить, у него нет скелетов в шкафу. Он не сношает проституток, не берет взяток, не скрывает доходов, не употребляет наркотики. Хороший семьянин, честный гражданин, настоящий мужчина. Но… Жена, дети. Семья. Слабое место любого хорошего человека.

– Я убью любого, кто хоть пальцем попробует тронуть твоих, Жень, – проговорил я и внимательно глянул ему в глаза. – Не только твоих, кого угодно из нашего подъезда. Да и тем более… У тебя – дети.

– Дети… – он кивнул. – За детей, я так понял, ты бы и на дракона вышел, да? У тебя крыша в этом направлении поехала? Я типа за справедливость, ты – за детей. Каждый сходит с ума по-своему…

– И на дракона, да… – задумчиво протянул я.

– Э! – сказал дракон. – НА МЕНЯ-ТО ЗА ЧТО? Я ТОЖЕ, МОЖЕТ, ЭТО… К ДЕТЯМ КАК БЫ… НУ… ЗА ДЕТЕЙ, В ОБЩЕМ И ЦЕЛОМ. ЭТО ЖЕ – ДЕТИ! ПУСТЬ БУДУТ, ЭТО САМОЕ…

Кажется, я впервые чувствовал, что дракон – в замешательстве! Это что получается? Никогда до этого не слышал от чешуйчатого ничего подобного! Это что же – лёд тронулся? Он меняет меня, да, я чувствую это и боюсь этого… Но и я меняю его? Может быть – возможен какой-то межличностный компромисс? В конце концов, с Гошей мы его нашли и просто перестали заморачиваться, перемешав за время моего тут присутствия все воспоминания в один причудливый клубок, из которого при необходимости доставали одну нить за другой.

Там – мое детство и компьютерные клубы, и ловля рыбы в Ведриче на «телевизор», и республиканская олимпиада по истории, и айки-крав-мага, тут – его детство и игры в «диких уруков» за гаражами, и самопалы из водопроводных труб, и великокняжеская олимпиада по истории, и русский кулачный бой. Бери и пользуйся… Может, и с драконом так выйдет?

– ХРЕНА С ДВА, – сказал дракон. – ТЫ – МОЙ.

– Да уж, есть, о чем задуматься, – растолковал по-своему мое молчание Зборовский. – Но раз прикроешь – то я не боюсь. Я-то видел, как ты тут подъезд драил в тот раз от кровищи… И вот этих – разогнал. Как ты сказал? Банду четырех? Там один Кацура чего стоит, сиамец этот. Я видел, как он лягается – страшное дело! Ты крутой мужик, да? В Поисковом служил…

– Да я там больше с лопатой, чем с автоматом, что вы все с этим Поисковым… – отмахнулся я.

– Знаю я, что вы с лопатами там вытворяете! Это же кошмар! Слушай, а ты в мою команду не хочешь? Помощником депутата или вообще – баллотироваться вместе? Ты ж сто подписей влет соберешь! Учителя, родители детей, да кто угодно! За тебя проголосуют! Да что там – если ты будешь баллотироваться, то мне как бы и не нужно тогда, я за тебя – всеми руками и ногами!

– ДАВАЙ! СОГЛАШАЙСЯ! – заревел дракон. – ЭТО НАШ ГОРОД ПО ПРАВУ КРОВИ И СИЛЫ! ВЕРНЕМ ЕГО!

– Не-а, – покачал головой я. – Я без амбиций в этом плане. Слишком хорошо знаю, во что превращусь, если решу двигаться в эту сторону. «Велика моя жалость к малым мира сего, и великая сила нужна мне, чтобы творить добро…»

– Это цитата? Митрандир? Ты цитируешь Митрандира? – удивился Зборовский. – Я и не думал, что кто-то кроме меня тут увлекается такими вещами… Илуватаризм и всё такое… В нашем богохранимом отечестве?

Я аж крякнул от удивления. Поди ж ты, илуватаризм! Все-таки другой мир – это другой мир. Теорию-то я знал, начитался уже, но привыкнуть, что одной из мировых религий тут является вера в Эру Илуватара, валар и майар – было очень непросто. И Митрандир – по-русски Гэндальф, играл там роль некоего своеобразного Заратустры или – Лао-Цзы, если угодно.

– Лаэгрим же вроде сторонники гелуг эстель, и тоже Эру молятся, так что и в богохранимом отечестве это вроде как вполне допустимо… – почесал затылок я, и сосед закатил глаза.

– О, Боже, я же говорю с историком, зачем я вообще рот свой открыл? – он тут же поднял вверх руки, признавая поражение в так и не начавшейся дискуссии. – Короче, мне самому придется, да? Ч-черт, я ведь не в том плане, чтобы личная власть и тому подобное, я людям хочу помочь, а другого варианта, кроме как возглавить весь этот бардак – не вижу. Хотя не представляю себе, как мне – журналисту – разогнать всю эту камарилью и навести порядок. Но – представлю, разберусь, разгоню. Дайте только срок!

– Никогда бы не заподозрил тебя во властолюбии. Твой вариант – это эффективный альтруизм. Мол, если не я – то кто? И если не так – то как? И я тебя уверяю – были журналисты, которым вполне это удавалось, – внутренне холодея от аналогий, произнес я. – Главное – не пучь глаза, не носи черную рубашку и не размахивай сильно руками…

– А? Что? Опять какие-то твои исторические приколы?

– О, да… Просто обхохочешься. Журналисты – полбеды, главное художников в политику не двигать. Вот тогда самая дичь начинается обычно… – я зевнул. – Ладно, Евгений, с тобой тут хорошо, но и сон сам себя не увидит, пора мне уже на боковую…

– И что – просто вот так пойдешь спать? Ну, ты железный человек… – покачал головой Зборовский.

– НЕТ, – откликнулся дракон. – МЫ – ХЛАДНОКРОВНАЯ ТВАРЬ.

– Спокойной ночи, – сказал я, поднимаясь по лестнице. – Не засиживайся тут, нам нужны бодрые и выспавшиеся предводители!

* * *

Иногда я думал, что разбогатеть стоит для того, чтобы заиметь себе нормальную ванную. Метра два в длину и метр двадцать – в ширину. При моих габаритах для того, чтобы опустить голову в воду, лежа в стандартной ванной, приходилось задирать ноги на стену. Только в этом случае уши были погружены полностью, а волосы и борода расплывались по поверхности воды, аки львиная грива. А мокрые ноги – мерзли. Издержки долговязой конституции!

Гудение мобильника достало меня в этот самый момент, так что я едва не утоп, от неожиданности булькнув в воду вместе с лицом, носом и всем остальным, а потом, отплевываясь и отфыркиваясь, мокрой рукой ухватил телефон. Звонил Холод!

– Алё! – заорал я, включая громкую связь и возвращая телефон на положенное место: на крышку унитаза.

– Ну, ты свиреп, Пепел! – голос главного вышемирского мафиози звучал весело. – Я думал – ты разворошишь муравейник, а ты поджег его, растоптал муравьев и нассал сверху, а-ха-ха-ха! Кстати – если мы откроем официальный бойцовский клуб, ты не будешь против?

– Что?! – я имел право на злость, он ведь форменным образом издевался надо мной! – Не буду ли я против?! Если бойцы будут совершеннолетние и не станут обижать маленьких детей, а еще – вы официально их трудоустроите, оформите страховку и дадите соцпакет – я вам еще и спасибо скажу. Могу даже в ножки поклониться за создание высокооплачиваемых рабочих мест для вышемирцев…

– Однако! – озадачился Холод, вернув мне мое слово-паразит. – Ты же не серьезно сейчас? Мы же не будем с тобой бодаться из-за этой темы?

– Гос-с-споди Боже, знаете, какая у вас сегодня планида в моем отношении? Обламывать! Второй раз уже, второй раз! – сначала – Яся, теперь – ванная… Холод определенно заслуживал звания «великого обломателя». – И вообще – ночь на дворе, неужели у вас других дел нет, кроме как меня драконить?

– Драконить? Какое интересное слово… Ладно, ладно Георгий Серафимович, я тебе потом позвоню, есть еще кое-какая история по твоей части, но пороть горячку я не буду, все разузнаю досконально. Мы ведь продолжим сотрудничать?

– Продолжим, – кивнул я, хотя прекрасно понимал, что он никак через телефон мой кивок не увидит. – Пока вы не переступите границу. Или пока не сочтете меня слишком неудобным.

Он немного помолчал, переваривая услышанное.

– А что будет, когда я сочту тебя слишком неудобным? – уточнил криминальный босс.

– Конечно, вы попробуете меня убить. Но у вас вряд ли получится. А потом вы пригласите кого-то со стороны, и дай вам Бог рассудительности натравить этого кого-то на меня за пределами Вышемира…

– Хм! Ты странный человек, Пепел, – сказал он и отключился.

Кто еще тут странный?! Тоже мне – нормальный нашелся. Это Холод-то!

Я выдернул пробку из сливного отверстия и еще некоторое время лежал, пока уровень воды в ванной не стал критически низким. А потом – вытерся и пошел спать. Супергерои тоже хотят спать, вообще-то!

* * *

Глава 4. Олимпиадное движение

Те, кто думает, что учителя на каникулах не работают – категорически ошибаются. Ну ладно, не категорически. В конце концов, в школе на каникулах в двести раз тише, чем во время учебных занятий. В кабинете – прохладно, чисто, стоят ровные ряды парт, на полках аккуратно разложены стопки с учебными пособиями, атласами и картами, доска – без единого мелового развода… Пол – чистый и блестит, без грязных следов и черных полос от резиновых подошв. Можно спокойно разобраться с документами, подчистить хвосты и дозаполнить бесконечные таблички и списки, разобрать папки с планами, раздаточным материалом и бес знает с чем еще.

Время растягивается, рабочий день из сумасшедшей эстафеты от урока к уроку превращается в размеренную прогулку, что-то типа скандинавской ходьбы. Кто-то заходит, рассказывает школьные новости, что-то спрашивает, уходит – ритм замедляется ровно настолько, насколько уменьшается и уровень шума.

Ко мне заходил Джабраилов – математик, чтобы пошутить свои джабраиловские шуточки: про девушек-коллег, зарплату и бесконечные бизнес-планы, которыми он просто фонтанировал и, что характерно, периодически реализовывал. Потом прицокала на каблучках учительница эльфийского, Елена Владимировна – она прямо ртом сказала мне, что ей нужна пара полок для рабочих тетрадей и документации, вот дела! Конечно – я освободил ей эти полочки, почему бы и нет? Сам когда-то был в роли свахи переездной, в начале своей педагогической карьеры там, на Земле. Есть некоторое понимание, да и вообще – копаться в моем столе от широты душевной она перестала. И парня, кажется, нашла – какого-то широкоплечего пожарного. По крайней мере он ее с цветами у калитки поджидал – я из окна видел. Пожарный – это хорошо, это надежно. Пенсия, опять же, льготная. Не то, что всякие учителя. Но за каким бесом ей каблуки на каникулах? Вот это осталось для меня тайной за семью печатями.

После этого я принялся подкручивать плоскогубцами и отверткой расшатанные ребятами столы и стулья и настроился на совершенно мирный лад. Однако пришел Кузевич.

– Георгий Серафимович, я это… – Ваня мялся у входа.

– Заходи, бери отвертку, подкручивай, – сходу взялся за него я.

Парень неплохой, только без царя в голове. Батя у него мужик правильный и зарабатывает много, вроде как даже – горный инженер, но постоянно пропадает на Северах не то в командировках, не то – на вахтах. Может быть, поэтому у сына малость не в ту степь голову и наклонило, похоже – хочет доказать всем, а в первую очередь – себе, что он настоящий мужик. Вот и отвертку взял, и тут же принялся проверять, на каких стульях спинка шатается и сидушка отходит. Деловой подход! Сначала все проверил, отставил в сторону неисправные, оставил на местах прочные, а потом уже принялся подкручивать болты.

– Так что там? – мотнул головой я. – Ты ведь не просто так пришел, потому что по кабинету истории заскучал и только и мечтал, что болтами-гайками заниматься, м?

– Два вопроса, Серафимыч, – он потрогал свежую ссадину на лице пальцем и поморщился. – Что там насчет подработки на автосервисе, и как по поводу олимпиады по географии?

– А? – удивился я. – В каком смысле – олимпиады?

– Ну… Я решил, что буду географию сдавать. Хочу по батиным стопам идти, на геолога, а там география нужна. А если на губернском уровне первое, второе или третье место взять – то это без экзаменов в любой великокняжеский вуз… Вот я и подумал!

– Подумал, что за одну четверть подготовишься к первому этапу, всех победишь в уезде и поедешь на губернию? Ну-ну, – сказал я. – Благородно.

А потом задумался.

Кузевич, конечно, был парнем перспективным. А география – предметом не особенно популярным, по сравнению с той же математикой и даже историей. И эти два пункта собравшись в кучку уже делали такую педагогическую авантюру предприятием довольно заманчивым. Вообще, если говорить об олимпиадах, то от учителя тут зависит процентов тридцать, может быть – сорок. Если ученику не интересно, если он не в восторге, например, от решения математических задач или проведения химических опытов, если не ловит кайф от чтения исторических романов про Цезаря или просмотра телепередач в духе «Моя планета» или «Нэйшнл Джиогрэйфик», то в принципе можно особенно не заморачиваться. Выше местного уровня не прыгнет, сколько его ни муштруй. Нет, бывали исключения, и зубрилки порой занимали первые места на республиканском уровне, но – не в моей земной практике. У других учителей, не у меня.

Но тут ко мне пришел Кузевич! Светлая голова. Пытливый ум. Можно сказать, даже – эрудит! А потому…

– А ну – доставай карту мира. Давай, аккуратно – третья полка, желтая наклейка… Ага! Вешай на доску!

Кузевич расправил физическую карту мира, и я хмыкнул: за редким исключением она повторяла нашу, земную. И я, готовясь к урокам географии, немало десятков минут над ней поползал, выискивая отличия… Но пока учил детей – запомнил сам, так что теперь мог погонять его как положено.

– Давай, погнали: мыс Альмади, мыс Игольный, мыс Рас-Хафун и мыс Бен-Секка! Показывай!

– Черт! – сказал Кузевич и наморщил лоб. – Я помню. Помню. Это что-то такое… Хм-м-м! Ага-а-а! Крайние точки Африки! В восьмом классе проходили.

И мигом показал мне их кончиком отвертки…

– Ого! – сказал я. – Впечатляет. Давай вот что: Денали, Аконкагуа, Винсон. И Таунсенд.

– А-а-а! – он, зараза такая, погрозил мне пальцем. – Конечно, Европу с Азией вы не назвали. Это самые высокие горы на разных континентах, ща-а-ас я…

Короче, карту он знал, и это был уже огромный плюс. Можно было работать. Но для начала мне нужно было выйти из состояния когнитивного диссонанса. Не очень-то я привык к разумным и разбирающимся в теме ученикам. Всё больше – либо к тем, кто вовремя на уроках сориентироваться успевает, либо – к старательным, либо – к откровенно забивающим.

– Ты чего такой умный, Ваня? – спросил я.

– А чего? У меня карта над кроватью с девяти лет висит, – признался Кузевич. – Физическая – мира и политическая – Евразии…

– Ага-а-а! – обрадовался я. – Доставай из стопки политическую карту мира! Буду тебя заставлять искать Белиз, Суринам и Бутан!

– Ч-ч-черт, спалился… – сделал печальную физиономию Кузевич. – Это ведь все не в Евразии, да? Или что-то в Евразии? Но на олимпиаду-то по географии меня возьмете?

– Возьму. Но гонять буду, как сидорову козу, – пообещал я. – Завтра приходишь к девяти, будем задачки решать.

– Зада-а-ачки? – лицо парня вытянулось. – Какие еще задачки? Это ж география!

– Хо-хо! – сказал я. – Температура, давление, высота над уровнем моря… Влажность абсолютная, относительная и максимальная. Еще не передумал?

– Нет! – решительно помотал головой он. – А Вождю позвоните?

Какой настырный молодой человек! Из него выйдет толк! Я полез в карман за телефоном, а в дверь уже засовывались одна белобрысая башка за другой: Белов привел свою банду.

– Мы на занятия по истории! – они-то готовились с самого первого сентября!

– Садитесь давайте, будет у нас Ланкастерская школа, – тут же сымпровизировал я. – Равный обучает равного! Итак, Кузевич, ты знаешь, что история и география – родные сестры и одна без другой как иголка без нитки? Однако, приступай – вызывай пацанов к доске и гоняй по карте… А я пока с Вождем поговорю.

Закрывая дверь, я услышал, как хитрый Кузевич заявил:

– Будем искать Бутан, Белиз и Суринам! Вперед, кто первый найдет – тому дам половину яблока!

Определенно, было в нем что-то от Тома Сойера, а?

* * *

Я закинул пачку распечаток с портретами Зборовского и слоганом «ЗА ЗБОРОВСКОГО, ЗА ВЫШЕМИР!» на заднее сидение «Урсы», обошел машину по кругу и вдруг остановился.

– Однако! – сказал я, разглядывая намалеванную на заднем стекле надпись. – «TEBE KONEZ SUKA» – вот что там накорябали. Дурачок какой-то писал. Вместо Z в слове «конец» согласно местной орфографии следовало писать С, а еще – запятую поставить, потому что «сука» – это обращение. И для экспрессии – восклицательный знак. А то какая-то безликая и безэмоциональная муть получается. Скучно, господа! Я открыл багажник, достал пшикалку-стеклоочиститель и тряпку, стер надпись с заднего стекла. Хотя можно было и не убирать, и тогда те, кто не держит дистанцию – прочтут и, может, будут вести себя осмотрительней. Или нет.

Темнело по-осеннему рано, но если быть честным – я снова поддался школьной черной магии и засиделся там до вечера. Гоняли чаи с Элессаровым, носили новые мониторы в кабинет информатики (компенсация за инициацию Шутова и Игнатова позволяла такую роскошь), потом – занимался в спортзале с пацанами, Белов и его банда попросили провести тренировочку на турниках, потом – я, как настоящий буржуин, заказал себе доставку еды к школьной калитке и мы сожрали ее с Джабраиловым, который тоже что-то шебаршил в своем кабинете и… И все, день закончился.

И теперь вот оказалось, что все нормальные люди возвращаются с работы, и можно проехать по району, расклеить предвыборную агитацию Зборовского и собрать подписи. И начал я, конечно, со Зверинца. Там у меня находился тайный агент влияния – баба Тома, и не воспользоваться ее помощью было бы преступной халатностью.

Так что я заехал в магазин, взял краковской колбасы, забористого лидского темного кваску, у которого полтора градуса алкоголя – это норма, а еще – два десятка яиц и того-сего по мелочи. И заехал к Тамаре Павловне в гости. Поднявшись по скрипучей лестнице барака на второй этаж, я постучал в хорошо знакомую дверь.