Сесилия

Дон Кихот молча выслушал жалобы на Дьявола, которые посыпались со всех сторон. Жестом призвав присутствующих к тишине, он торжественно направился к Сесилии, но на невидимой границе, очерченной адским стражем, остановился, поцеловал в знак рыцарского служения свое копье и, медленно опустившись на одно колено, обратился к ней:

– Несравненная принцесса! Позволь ничтожнейшему из твоих слуг, Дон Кихоту Ламанчскому, приветствовать эти чудесные половицы, что имеют счастье служить опорой твоим прелестным ножкам.

И, наклонившись, поцеловал пол, а затем, встав на ноги, продолжил свою речь:

– О славнейшая дева, подтверди, не таясь, что некий неучтивец, называющий себя Дьяволом, силою захватил и удерживает твой сияющий стан во вражеском плену. С твоего ль свободного согласия этот великолепный трон, объявший твои земные совершенства, вмещает свою неповторимую ношу?

Он смолк, и Сесилия, улыбнувшаяся этому артистическому обращению, но не посмевшая ответить на него, вновь попыталась встать и опять была остановлена жезлом своего преследователя.

Доблестному рыцарю ответ уже не требовался. Он с негодованием вскричал:

– Прекрасная госпожа! Заклинаю тебя лишь об одной милости: пусть сиянье этих ярких звезд, именуемых очами, не обратит мою недостойную персону в прах, покуда я не свершу справедливое возмездие и не покараю подлого негодяя!

И, отвесив Сесилии низкий поклон, Дон Кихот обратился к своему противнику:

– Бессовестный невежа! Вот моя перчатка! Но, прежде чем я соблаговолю стать орудием истребления, дабы эта расправа не запятнала честь Дон Кихота Ламанчского, я собственным своим мечом посвящу тебя в рыцари и нареку именем дон Дьявол – Рыцарь жуткого лика.

С этими словами Дон Кихот попытался ударить Дьявола копьем по плечу, но тот, защищаясь жезлом, ловко увернулся. Завязалась потешная борьба, в которой оба соперника проявляли замечательную сноровку. Сесилия, единственным желанием которой было обрести наконец свободу, тем временем спаслась бегством в другую комнату.

В конце концов жезл Рыцаря жуткого лика сломался о щит Рыцаря печального образа, Дон Кихот провозгласил: «Виктория!» – и, захватив обломки вражеского оружия, отправился на поиски освобожденной дамы. Найдя ее, он распростерся ниц и сложил к ее ногам трофеи. Поднявшись, рыцарь еще торжественнее поклонился и, не дожидаясь благодарности, важно удалился.

Его тотчас сменила Минерва – вовсе не величественная, суровая и воинственная, но веселая и беспечная. Она подбежала к Сесилии и пропищала:

– Вы меня узнаёте?

– Ваша внешность мне не знакома, но по голосу я, пожалуй, догадываюсь, кто вы, – ответила девушка, мгновенно узнав мисс Лароль.

– Ужасно жаль, что меня не было дома, когда вы заезжали, – сказала богиня. – Как вам мой наряд? Но кабы вы знали, что творится в соседней зале! Представляете, явился настоящий Трубочист! От него несет сажей, представьте! Фи, как противно!

Тут она умолкла, ибо вновь появился «дон Дьявол». Он огляделся, увидел, что соперник исчез, и опять направился к Сесилии. Этот господин лишился жезла, но избрал не менее действенный способ удержать добычу. Он зарычал так уныло и гадко, что многие дамы, и среди них богиня мудрости и мужества, обратились в бегство, а мужчины посторонились. Сесилия встревожилась, опять став объектом всеобщего внимания, но не имея возможности позвать на помощь. Она предполагала, что единственным, кто осмелился бы на такое, мог быть только сэр Роберт. Вдруг из толпы выступил некто в белом домино, прежде внимательно наблюдавший за ними, бросился на нечистого, схватил его за рог и крикнул стоявшему рядом Арлекину:

– Арлекин! Ты не боишься сразиться с дьяволом?

– Ничуть, – откликнулся Арлекин, и голос немедленно выдал в нем Морриса. Вырвавшись из толпы, он замельтешил перед Дьяволом, деревянным мечом время от времени награждая его чувствительными ударами по плечам, голове и спине.

Гнев «дона Дьявола», казалось, превзошел границы, предписанные обычаями маскарада. Он кипел негодованием и защищался так неистово, что вскоре оттеснил бедного Арлекина в другую комнату. Однако гений пантомимы при подстрекательстве Белого домино возобновил нападение. Так, чередуя атаку и отступление, Арлекин гонял Дьявола из залы в залу, не давая ему передохнуть.

Сесилия же, радуясь освобождению, ускользнула в укромный уголок, где надеялась отдохнуть, а Белое домино последовал за ней, поздравляя со вновь обретенной волей.

– Я обязана избавлением именно вам, – сказала Сесилия, – сердечно вас благодарю.

– Кажется, вы знаете своего мучителя, – заметил Домино.

– Думаю, да. Я могу подозревать лишь одного человека.

– О, будьте уверены, многие охотно последовали бы его примеру, вам не на что жаловаться. Ведь подлинная зачинщица игры – вы, а вам снисхождение неведомо. Я прочел на вашем лице, что вы пленили тысячи людей.

– Позвольте! Я приняла вас за защитника! Как вышло, что вы превратились в моего обвинителя?

– Я увидал опасные последствия своего рыцарского поступка. Боюсь, бедный Дьявол, от которого я вас спас, будет сполна отмщен, когда обнаружит, что, оказавшись на свободе, вы первым делом порабощаете своего избавителя.

Здесь их беседу прервал чей-то спор. Сначала до них донеслось восторженное: «Мой ангел! Прекраснейшее из существ! Богиня моего сердца!», затем – бурные, но неразборчивые возражения противной стороны.

Домино, любопытствуя, подошел к спорящим, а затем вернулся к Сесилии.

– Кому бы, вы думали, принадлежали эти кроткие речи? Шейлоку! А в руке его был нож, и он, конечно, собирался вонзить его как можно ближе к сердцу [12]. Буянил же не кто иной, как развеселый Ментор [13]! Верно, следующий переполох учинят галдящие ученики придурковатого Пифагора, заглушающие своего учителя.

– Признаться, именно всеобщее несоответствие костюмов свойствам персонажей и забавляло меня весь вечер, – заметила Сесилия.

– В таком случае у вас не было недостатка в развлечениях, ведь среди присутствующих, кажется, лишь трое знают, что маскарадный костюм надежно хранит их тайну.

– И кто же эти трое?

– Дон Кихот, Школьный учитель и ваш друг Дьявол.

– Не называйте его моим другом.

– Тогда я назову его своим другом – будь он хоть стократ чернее, я обязан ему тем, что сейчас говорю с вами. И, надо отдать ему должное, он талантливо исполнил свою роль.

К Сесилии подошел Школьный учитель, о котором упоминал Белое домино. Он был одет в простой длинный халат из зеленой материи, домашние красные туфли и шерстяной ночной колпак того же цвета, в руке держал розгу – символ своей профессии. Девушка, без труда узнавшая в мнимом Учителе мистера Госпорта, охотно принялась болтать с ним, но в этот миг над ними раздался притворный чахоточный кашель, которому старательно подражал одетый Старухой молодой человек.

– Как это верно и как противоречиво – все мы желаем долго жить и притом страшимся старости! – заметил Белое домино. – Казалось бы, эта маска ни над кем не потешается и никого не передразнивает, она лишь высмеивает старческие немощи вообще! И это не только отвратительно, но и бестактно.

Сесилия, тронутая человечностью своего нового знакомого и обрадованная появлением мистера Госпорта, начала наконец получать от маскарада удовольствие, но тут опять увидела нечистого, который тихо крался к ней.

– Ах, вот опять мой мучитель! Умоляю, заслоните меня, или я снова окажусь в плену.

– Не бойтесь! – заверил ее Белое домино. – Мы выстоим против злого духа.

Сесилия заметила мистера Арнота и попросила его присоединиться к ее защитникам. Белое домино, взявший на себя руководство обороной, велел девушке оставаться на месте. Учитель должен был охранять ее слева, сам Домино встал с другой стороны, а мистера Арнота определил в авангард. Но пока мистер Арнот думал, к кому ему повернуться лицом – к врагу или к осажденным, злой демон стремительно обошел его и улегся прямо у ног Сесилии! Несколько мгновений Белое домино, казалось, решал, как себя вести, а затем с явной досадой заявил Сесилии:

– Вы сказали, что знакомы с ним… У него есть право вас преследовать?

– Возможно, он так считает.

– Мы вас спасем. Даже трехглавому Церберу до нас далеко, так что в преисподней вы не окажетесь. Если не ошибаюсь, вам хорошо известно, что такое находиться под тройной опекой.

– Как вы узнали о моих опекунах? – воскликнула изумленная Сесилия. – Надеюсь, я не окончательно окружена злыми духами!

– Что вы, – ответил Белое домино, – я совершенно безобиден!

Лукавый приподнялся и попытался схватить Сесилию за руку. Та вздрогнула и с неприязнью отдернула пальцы. Тем временем к девушке приблизился богато наряженный и увешанный драгоценностями Турок. Он долго разглядывал ее и наконец вымолвил:

– Целый вечер глазею по сторонам и только сейчас узрел нечто достойное внимания!

К крайнему изумлению Сесилии, голос выдал в нем сэра Роберта!

– Ради всего святого, – воскликнула она, указывая на Дьявола, – кто же тогда он?

– Так вы его не знаете? – спросил Белое домино.

– Была уверена, что знаю, но теперь вижу, что ошиблась.

– Какого черта вы решили, что эта черная собака – я? – воскликнул Турок.

Не успела она ответить, как в комнате отчаянно запахло сажей. Все оглянулись на дверь, и в комнате появился Трубочист, о котором рассказывала мисс Лароль. Он свободно передвигался в толпе, так как все с отвращением расступались перед ним.

Этот маленький человечек в одной руке держал мешок для сажи, в другой совок. Заметив Сесилию, Трубочист присвистнул и заковылял в ее сторону.

– Ага, вот и нашел! – воскликнул он, протягивая к ней чумазые руки. – Не затолкать ли вас в трубу? Самое место для гадких девчонок!

По голосу Сесилия тотчас узнала своего опекуна, мистера Бриггса. Она отшатнулась, Белое домино подался вперед и раскинул руки, защищая девушку, а Дьявол, все еще сидевший у ее ног, зарычал.

– Ага! – засмеялся Трубочист. – Не признали? Голубушка! Не трону, не бойтесь! Пришел за вами присмотреть. Ха-ха!

– Зачем ты, грязная собака, дотрагиваешься до этой дамы? – вскричал Турок.

– Цыц! – ответил Трубочист. – Не ваше дело. Имею право. Разве это жемчуг? Французские бусики [14], и только! – Он насмешливо тыкнул в тюрбан Турка, а затем вновь обратился к Сесилии: – Отличный праздник! Что за дом! Одни расходы. Всюду восковые свечи. Слуги толстые, как бочки! А кто за все заплатит? Ручаюсь, мастер Харрел думает: пустяк!

– Потрудитесь говорить уважительнее, сэр! – заносчиво промолвил Турок. – Вы, я вижу, грубиян, но я такой наглости не потерплю.

– Потерпите! – парировал Трубочист. – Слышьте, голубушка (он ласково потрепал Сесилию по подбородку), не позволяйте себя дурачить! Не смотрите на его золотые побрякушки. Везде обман.

– Ты, ничтожество… Что ты хочешь этим сказать? – надменно воскликнул Турок. – И как впустили этого мерзавца? Я подумал, это настоящий чумазый работяга с улицы. В жизни не видел, чтобы кто-то наряжался на маскарад Трубочистом.

– Очевидно, ваш покойный дядюшка назначил опекунами мистера Харрела и мистера Бриггса для того, чтобы вы на наглядном примере познакомились с пороками мотовства и скупости, – шепнул Белое домино Сесилии.

– Вы были знакомы с моим дядей? – воскликнула изумленная Сесилия.

– Нет, я его не знал, – ответил тот.

– Кто это? – вдруг спросил Трубочист, споткнувшись о Дьявола. – Что за чумазое существо? Он мне не нравится. Похож на черта. Вам бы, голубушка, поостеречься.

Он предложил Сесилии руку, но нечистый ей уйти не позволил.

– Ага! – воскликнул Трубочист, многозначительно качая головой. – Чую недоброе. Кавалер в маске! Какие доходы? Богат? Так что ж, богат?

Лукавый, оставив эту тираду без внимания, делал Сесилии почтительные знаки. Трубочист рассердился.

– Идемте, идемте со мной!

Он снова предложил ей руку, но девушка, указывая на Дьявола, проговорила:

– Вы же видите, сэр, я не могу.

– Сейчас мы его совком.

И, грубо орудуя совком, Трубочист попытался отпихнуть Дьявола. Тот вновь издал жуткий рык, напугав окружающих, но Трубочист лишь приговаривал:

– Ворчи, ворчи, чумазый, плевать… – и делал свое дело.

И так как без драки нечистый не смог бы оказать сопернику настоящее сопротивление, ему пришлось отступить.

Сесилия вновь была спасена. Она сразу встала, желая избавиться и от заносчивого Турка, и от Трубочиста. Общество же Белого домино и Учителя, по-прежнему находившихся рядом, не было ей неприятно.

Компания направилась в недавно отделанную залу, где была страшная давка. Сесилия, искавшая глазами миссис Харрел, вдруг почувствовала, что кто-то ущипнул ее за щеку. Рядом опять оказался ее друг Трубочист.

– Всего лишь я! Не бойтесь. Должен вам кое-кто сообщить. Не везет мне! Так никогда вам мужа не найду!

– Рада это слышать, сэр, – сказала Сесилия, слегка встревоженная тем, что Белое домино внимательно прислушивается к их беседе. – Надеюсь, в дальнейшем вы не станете затруднять себя этим.

– Голубушка! – воскликнул Бриггс, потрепав ее по подбородку. – Пустяки, не вешайте нос. Кто-нибудь да найдется. Положитесь на меня.

И, ласково попрощавшись, он ушел.

– Меня озадачило данное ему поручение, – заметил Домино.

– Если бы мистер Бриггс действительно получил от меня подобное поручение, – возразила слегка уязвленная Сесилия, – я бы сгорела со стыда.

Тут их прервал громкий ропот, пронесшийся по зале. Домино по просьбе Сесилии пробрался сквозь толпу, чтобы узнать, в чем дело. К ее отчаянию, как только он отошел, его место тут же занял Дьявол.

Лукавый опять принялся безмолвно выражать свою покорность и почтение. Сесилии оставалось лишь гадать, кто это и почему он ее преследует. Но Дьявол – а это был сам мистер Монктон! – с каждой минутой терял мужество и все сильнее страшился разоблачения. Его план провалился. Он был зол и горько разочарован. Воспользовавшись личиной мучителя, чтобы преследовать Сесилию и не отходить от нее ни на шаг, он надеялся отвадить других поклонников. Но рвение, с каким он исполнял свою роль, лишь рассердило ее и возмутило остальных. Он сознавал, что, если снимет маску, ему будет трудновато объяснить свое странное поведение, не возбудив подозрений. Это вынуждало его весь вечер хранить молчание. Сесилия, никогда не подумавшая бы на мистера Монктона, лишь усугубляла его муки. Она не скрывала своего отвращения и явно предпочитала Дьяволу компанию Белого домино.

Тем временем Арлекин, высмеянный Турком за недостаток резвости, нагло заявил, что сможет перепрыгнуть новый десертный стол, и попросил расчистить в толпе немного места. Тщетно слуги, разносившие закуски, и те, кто сидел на другом конце стола, увещевали его. Моррис вошел в раж и, разбежавшись, попытался прыгнуть.

Произошло то, чего и следовало ожидать. Он не достиг цели, но, падая, схватился за стойку навеса, натянутого над столом, и потащил его за собой, а с ним и недавно повешенные фонарики, так что все сооружение рухнуло наземь. Эта выходка повлекла за собой немалые разрушения и посеяла панику. И поскольку зала освещалась только фонариками, прикрепленными к навесу, люди оказались в темноте. Лишь сквозь дверь проникал свет из соседней комнаты.

Всеобщий гвалт, толкотня испуганных людей и любопытство гостей из соседних зал только плодили беспорядок и суету. Но больше всех пострадал злосчастный Дьявол. Он был ближе к столу, чем Сесилия, и на него посыпалось столько посуды, что он волей-неволей потерял девушку из виду. Сесилия же столкнулась с Белым домино и в его сопровождении благополучно добралась до дальнего конца залы. Она хотела немедленно выйти, но ее провожатый возразил:

– Вам достанется в давке у дверей. Сидите здесь. Скоро неразбериха уляжется, и вы без труда выйдете. А пока здесь темно, представьте, что я – один из ваших опекунов (скажем, мистер Бриггс, а если я слишком молод – то мистер Харрел), и положитесь на меня.

– Кажется, вы близко знакомы с моими опекунами. Не понимаю, откуда вам столько известно.

– А я не понимаю, каким образом мистер Бриггс завоевал ваше расположение и получил право распоряжаться вашим будущим. И чем провинился перед вами мистер Делвил, что с ним одним вы не поддерживаете отношений?

– Мистер Делвил? Так вы и с ним знакомы?

– Разумеется, он человек светский, – продолжал Домино, – зато порядочен и заслуживает вашего доверия!

Снова раздался шум, прервавший их разговор, но Сесилия уже удостоверилась в своих сомнениях относительно Белого домино, заподозрив в нем мистера Белфилда. Все эти сведения тот легко мог собрать в доме мистера Монктона, к тому же походил на ее нового знакомца в маске фигурой и телосложением.

Тем временем Дьявол, безуспешно пробираясь к Сесилии, наткнулся на Арлекина, которого только что вытащили из-под обломков. Не в силах противиться искушению, лукавый дал выход гневу и ударил Арлекина его же деревянным мечом. Бедный Арлекин и так страдал от порезов и синяков, но нечистый колошматил его до тех пор, пока в комнату не принесли свечи. Тогда, чтобы сыграть свою роль до конца, Дьявол умело исполнил несколько трюков, а затем сорвался с места, бросился вниз по лестнице и вскочил в наемный портшез, который отвез его в тайное место, где он смог переодеться. Наконец он вернулся домой, горько сожалея о своей затее.

Принесли свечи, и глазам присутствующих предстал ужасный разгром, учиненный Арлекином. Бедняга позабыл про ссадины и синяки и спешно удрал из дому. Правда, беспокоился он напрасно: мистер Харрел с супругой не думали о расходах.

Комнаты стали пустеть, но среди припозднившихся гостей Сесилия заметила Дон Кихота. Беседуя с Белым домино, она принялась хвалить рыцаря за удачно сыгранную роль, и вдруг Дон Кихот, желая выпить лимонаду, снял маску, под которой скрывался не кто иной, как мистер Белфилд! Пораженная Сесилия повернулась к Белому домино. Он уловил ее удивление, но, не догадываясь о его причинах, с улыбкой сказал:

– Наверно, вам кажется, что я никогда не уйду. Вы правы, но что я могу поделать? Я вовсе не ощущаю усталости, напротив: чем дальше, тем меньше мне хочется уходить. Я смотрю на вас, говорю с вами и жду, когда мне это надоест, но нет! Все же надо идти. Если мне повезет – я снова вас увижу, если буду благоразумен – мы больше не встретимся!

И он ушел вместе с последними засидевшимися гостями, оставив Сесилию восхищаться его поведением и гадать, отчего он так хорошо знаком с ее делами. Девушка строила разнообразные предположения, пока не уснула. Ее занимали странные домогательства Дьявола, но пуще того интриговала поразительная осведомленность Белого домино.

Глава IV. Скандал

На следующее утро за завтраком Сесилии доложили, что с ней желает поговорить какой-то джентльмен. Сесилия была немало удивлена, когда оказалось, что это тот самый старик, странные речи которого так поразили ее в доме мистера Монктона и на репетиции «Артаксеркса». Он с суровым видом быстро подошел к девушке.

– Вы богаты и поэтому ведете никчемную жизнь? А знаете ли вы, как применить свои богатства должным образом, чтобы иметь чистую совесть и спокойный сон?

– Наверно, не так хорошо, как следовало бы, но очень хочу узнать получше.

– Что ж, самое время, пока вы молоды, неопытны и не ведаете, как бездушны власть и богатство. Вчера вы наблюдали за сумасбродствами роскоши, а сегодня приглядитесь к мукам, вызываемым болезнями и нищетой, и научитесь сострадать им.

И старик вложил ей в руку некий документ, где в красках рассказывалось, до чего довели одно бедное семейство разные несчастья – болезни и прочие горести.

Сесилия торопливо пробежала глазами бумагу, вынула кошелек и предложила ему три гинеи со словами:

– Если этого недостаточно, сэр, скажите, сколько нужно.

– Так у тебя есть сердце? – с чувством воскликнул он. – И богатство пока не лишило твою душу ее природной доброты? Я возьму лишь часть твоего щедрого вклада, это вдвое больше того, что я ожидал (и он забрал одну гинею). Я не заставлю твое милосердие разорять тебя.

Старик собрался уходить, но Сесилия остановила его:

– Нет, возьмите все! Я богата, но не обременена семейством, обладаю большими возможностями, но сама ни в чем не нуждаюсь. К кому еще им обращаться, как не ко мне?

– Верно, – ответил он, – и столь же мудро. Так делись же, пока тебе приказывает сердце, завоевывай расположение небес и бедного люда.

С этими словами странный незнакомец удалился.

– Ах, дорогая, – воскликнула миссис Харрел, – что заставило тебя дать ему так много? Разве ты не видишь, что он безумен?

– Не знаю, кто он, но эта своеобразная личность производит глубокое впечатление.

Вошел мистер Харрел, и супруга обо всем рассказала ему.

– Какой скандал! – заявил он. – Мисс Беверли, вам следует быть осмотрительней, а то разоритесь в два счета.

– Могу сказать вам то же самое, – улыбнулась Сесилия.

– Вы ошибаетесь. Повседневные расходы – это одно, а вымогательство – совсем другое.

– Действительно, другое. Только вот не знаю, что лучше.

Мистер Харрел промолчал. Сесилия же решила твердо придерживаться недавно принятого плана и надеялась под руководством своего нового эксцентричного наставника усерднее заниматься благотворительностью, а для начала побольше узнать о бедности.

Недостатка в тех, кому можно помочь, не было. Слух о щедрости мисс Беверли распространился быстро, и многие не преминули убедиться в его справедливости. Так, в делах милосердия, пролетела неделя. Затем Сесилия постепенно перестала гордиться собой и своим планом. Хотя суета в доме Харрелов утомляла ее, затворничество скоро ей прискучило, и она затосковала по радостям дружбы. Бесконечная череда развлечений не оставляла места для частных встреч и дружеских бесед.

Сесилия поняла, что, стремясь изменить свою жизнь, совершила ошибку: намеренно избегая общества, она впала в уныние. Надо было изменить свой план и, сочетая развлечения с благотворительностью, попытаться достичь золотой середины. Поэтому девушка высказала желание отправиться вместе с миссис Харрел в оперу. В ближайшую субботу подруги, захватив с собой миссис Мирс, в сопровождении мистера Арнота отправились на Хеймаркет. Они припозднились: представление уже началось, и толпа запрудила все фойе. Рядом очутилась мисс Лароль. Взяв Сесилию под руку, она воскликнула:

– Господи, до чего я рада вас видеть! Сегодня дают лучшую оперу сезона. И людей полно, яблоку негде упасть! В кофейне давка. Какая прелесть, не правда ли?

Эти слова очень обрадовали миссис Харрел. Она, не раздумывая, завернула в кофейню. Здесь перед Сесилией явилось скорее блестящее общество, устроившее званый вечер в театре, чем разнородное собрание людей, пришедших послушать оперу и случайно оказавшихся вместе.

– Взгляните-ка, где устроился мистер Медоуз! – воскликнула мисс Лароль. – Занял лучшее место и заслоняет огонь! Он, знаете ли, всегда так. И никогда не уступит места, даже тому, кто падает от усталости.

– Я ожидала от него большей галантности, – сказала Сесилия, присматриваясь к мистеру Медоузу, – ведь одет он безукоризненно и элегантно.

– О да, – ответила мисс Лароль, – это самопервейший щеголь в свете. Знаете, случится чудо, если удастся с ним поговорить. Мы все страшно сердимся, когда он не обращает на нас внимания. Вы разве не знаете, что он ennuyé [15]?

– По крайней мере, я знаю, что скоро сама заскучаю с ним.

– О, да ведь на ennuyé не обижаются, потому что все понимают, что это значит.

– Он приятный человек?

– Сказать по правде, я считаю его ужасно противным! Он зевает прямо людям в лицо. Так безразличен к тому, что ему говорят, что не слышит и половины.

– Зачем же вы его поощряете? Зачем обращаете на него внимание?

– Да потому что все так делают, иначе я бы на него и не взглянула.

К Сесилии подошел капитан Эресби. Ей очень хотелось послушать оперу, и она спросила его, нельзя ли пробраться в партер.

– Боюсь, что это покажется вам убийственно трудным, – заметил капитан, улыбнувшись, но помощи не предложил. – И, признаюсь, не в моих правилах лезть в толчею.

Дамы, сопровождаемые мистером Арнотом, все же совершили вылазку и нашли, что трудности, как водится, преувеличены. Правда, им пришлось разделиться, но подходящие места достались всем.

Во время последнего балета Сесилию увидал сэр Роберт, прогуливавшийся по «аллее щеголей» [16]. Подошел и мистер Монктон, тоже заметивший Сесилию. Он с радостью увидел, что девушка всецело поглощена представлением, но его встревожило бесцеремонное внимание баронета. И он решил одним махом развеять свои сомнения, выяснив его намерения.

– Не правда ли, подопечная Харрела прелестней всех в этом зале? – сказал он.

– Да, она хороша, – спокойно ответил сэр Роберт, – но чертовски горда. Не люблю таких женщин. Ты говоришь ей любезности, а она за все старания посылает тебя к дьяволу.