Сесилия

Мистер Арнот удалился. Мистер Монктон чуть было не последовал за ним, чтобы уговорить Джона Грута ни в коем случае не уходить, не повидав саму миссис Харрел. Джон Грут, впрочем, не нуждался в его уговорах: слуга вскоре вернулся опять звать госпожу в комнату экономки. Мистер Монктон, казалось, был совсем близок к цели, но ему по-прежнему мешал Моррис. Раздражение мистера Монктона вскоре стало нестерпимым. Он не постеснялся бы потребовать, чтобы Моррис ушел, но полагал необходимым тщательно оберегать тайну своей страсти к Сесилии. Тем не менее он встал и подошел к ней, собираясь сесть рядом на диван. Однако Моррис, стоявший позади дивана, внезапно подскочил, так что вся комната затряслась, перепрыгнул через спинку и плюхнулся на свободное место.

– И что это вы, женатые мужчины, увиваетесь подле девиц? – сказал он. – Я оставляю сей пост за собой.

Этот трюк и особенно слова «женатые мужчины» окончательно вывели мистера Монктона из себя. Гнев взял верх над благоразумием, он резко остановился и, глядя на Морриса, хотел было выкрикнуть: «Сэр, вы… наглец», но в последний миг сдержался и закончил: «…изрядный живчик!»

Моррис вовсе не желал досадить мистеру Монктону. Его поведение являлось лишь результатом легкомыслия и невоспитанности. Как только он почувствовал, что вызвал неудовольствие, то проворно вскочил на ноги и обрел прежнюю подобострастность.

Вернувшиеся в гостиную миссис Харрел и мистер Арнот поинтересовались, в чем дело. Моррис, смущенный своей эскападой и напуганный взглядами мистера Монктона, рассыпался в извинениях и поспешил удалиться. Мистер Монктон потерял всякую надежду остаться с Сесилией наедине и вскоре тоже откланялся.

Глава XI. Рассказ

Оставшись одна, Сесилия немедленно послала слугу узнать, как обстоят дела в семействе плотника, и просить его жену зайти к ней. Сведения, которые тот принес, только укрепили ее во мнении, что этим беднякам приходится несладко, и она решила не отступаться, пока они не получат свои деньги. Слуга рассказал, что супруги живут в комнатушке под крышей и у них пять дочерей. Бедный плотник прикован к постели с тех пор, как упал с лестницы в Вайолет-Бэнк.

Когда пришла миссис Хилл, Сесилия пригласила ее в свою комнату и приняла с самым нежным сочувствием. Она хотела знать, когда мистер Харрел намерен заплатить ей.

– Завтра, сударыня, – ответила миссис Хилл, качая головой. – Его честь всегда так говорит. Я не посмела сказать об этом его чести, но, если мне вскоре не заплатят, случится что-то ужасное.

– Вы прибегнете к помощи закона?

– Мы, разумеется, частенько об этом подумывали, но, пока тянули свою лямку, почитали за лучшее не наживать себе врагов.

– Но чем он объяснял столь долгую задержку в выплате?

– Он говорит, сударыня, что другим рабочим тоже не заплатили, и это, конечно, правда. Ох, сударыня, если б вы знали, каково приходится беднякам!

Эти слова заставили Сесилию посмотреть на вещи по-новому. Затем она спросила, приглашали ли к мистеру Хиллу доктора.

– Да, сударыня, покорнейше благодарю за вашу доброту, – отвечала та, – но мы не потратились: джентльмен был так добр, что ничего с нас не взял.

– Что он сказал?

– Сказал, что муж умрет, но я и так это знала.

– Бедняжка! Что же вы будете делать?

– То, что делала, когда потеряла моего Билли: стану работать еще усерднее.

– Скажите: вы, кажется, любили Билли больше других детей? Почему?

– Он мой единственный сын. Ему было семнадцать лет, такой высокий, ладный парень! И такой добрый! Я из-за него слезинки не уронила, покуда не умер.

– И что же с ним случилось?

– Чахотка, сударыня.

– Все же старайтесь поменьше думать о нем, – сказала Сесилия, – и будьте уверены, вы получите свои деньги.

– О, сударыня, если б вы знали, до чего ж умилительно слышать от знатной дамы такие добрые слова! От его чести я кроме грубостей ничего не слыхала! Только, боюсь, когда мой муж умрет, его честь станет еще несговорчивей. Думаю, я и сама долго не протяну. А когда нас обоих не станет, кто поможет нашим бедным девочкам?

– Я помогу! Поверьте, не все богачи бессердечны.

Бедная женщина, изумленная этим неожиданным посулом, залилась слезами и сквозь рыдания принялась так горячо благодарить Сесилию, что та не столько растрогалась, сколько испугалась. Успокоившись и осушив слезы, миссис Хилл просила простить ее за порыв и уверяла, что не станет докучать ей своими просьбами.

– Думаю, – продолжала она, – если его честь заплатит вовремя, еще до похорон, я смогу обойтись теми деньгами, что у нас уже есть. Но когда умер мой бедный Билли, мы ужасно нуждались. Едва наскребли денег на похороны, и все, кроме младшей, сидели в тот день без обеда. Но это не страшно, нам и есть-то не хотелось.

– Я не могу этого слушать! Не рассказывайте мне больше о вашем Билли. Ступайте домой и постарайтесь сделать все возможное, чтобы спасти мужа.

– Хорошо, сударыня, – отвечала женщина, – он будет благословлять вас в своих последних молитвах, и дочери тоже!

Сесилия решила, что еще раз поговорит с мистером Харрелом и, если он в течение двух дней не заплатит, сама отдаст долг миссис Хилл, уповая на то, что стыд заставит опекуна вернуть ей деньги. Впрочем, ее так задел его первый отказ, так покоробило его бессердечие, что она не знала, как подойти к этому вопросу, и снова обратилась за советом и помощью к мистеру Арноту.

Мистер Арнот был чрезвычайно польщен тем, что Сесилия с ним советуется, но дал понять, что надежды на успех мало, правда, обещал поговорить с мистером Харрелом. Он вернулся явно обиженный и расстроенный. Когда они остались вдвоем, Сесилия тотчас спросила, что произошло.

– Зять объяснил, – сказал мистер Арнот, – что собирается рассчитаться со всеми своими работникам разом, ведь если он заплатит лишь кому-то одному, остальные будут недовольны.

– Почему же он не заплатит всем сразу?

– Мистер Харрел говорит, что отдаст деньги позднее. Теперь же он испытывает особенную нужду в деньгах.

Сесилия решила, что больше не станет уговаривать мистера Харрела, но завтра утром потребует от него выдать ей двадцать фунтов из ее собственных сумм и сама оплатит счет плотника, несмотря на риск.

Следующий день была суббота – срок обещанной выплаты. Однако не успела Сесилия предъявить свое требование, как мистер Харрел добродушно осведомился:

– Ну, мисс Беверли, ваша протеже наконец довольна?

– Значит, вы заплатили? – изумилась Сесилия.

– Ну да, я же вам обещал.

Это известие ошеломило и обрадовало девушку. Она несколько раз поблагодарила мистера Харрела и, желая обсудить приятную новость с мистером Арнотом, поспешила разыскать его.

– Теперь я не буду надоедать вам тягостными поручениями, – воскликнула она. – Хиллам наконец заплатили!

– Ваши поручения для меня не в тягость, сударыня, – важно ответил он.

– Похоже, вы не очень-то рады.

– Напротив, – ответил мистер Арнот, натянуто улыбаясь, – я очень рад, что вы довольны.

Его замешательство убедило Сесилию в том, что здесь кроется какая-то тайна. Она начала понимать, что ее ввели в заблуждение, и, выйдя из комнаты, сразу послала за миссис Хилл, но в этот момент бедная женщина явилась сама. Она была вне себя от радости.

Все еще озадаченная поведением мистера Арнота, Сесилия снова разыскала его и заставила-таки признаться, что это он одолжил зятю деньги, чтобы тот заплатил Хиллам. Потрясенная великодушием молодого человека, мисс Беверли от души поблагодарила его. За такую награду он готов был отдать половину своего состояния.

Книга II

Глава I. Богач

Низкое поведение мистера Харрела усугубило неприязнь Сесилии. Она решила ускорить свой отъезд и, не дожидаясь советов мистера Монктона, познакомиться с другими опекунами, чтобы узнать, не найдет ли у них более достойное пристанище.

Девушка одолжила у Харрелов одну из карет и велела ехать в Сити, к дому мистера Бриггса. Там она назвала свое имя, и оборванный мальчишка-посыльный провел ее в гостиную. Здесь Сесилия терпеливо просидела около получаса, а затем, вообразив, что посыльный забыл доложить о ней хозяину, еще раз напомнила о себе. Однако никакого звонка не обнаружила и в поисках мальчика была вынуждена выйти в коридор.

Там она отважилась позвать:

– Есть здесь кто-нибудь из слуг мистера Бриггса?

– Эй! Кто меня зовет?

Вверх по ступеням к ней поднялся мальчик с ножом в одной руке и старым башмаком, о подошву которого точил его, в другой.

– Это я, – ответила Сесилия. – Никак не могла отыскать звонок.

– В гостиной нет звонка. Хозяин всегда стучит тростью.

– Видимо, мистер Бриггс очень занят. Если так, я зайду в другой раз.

– Что вы, сударыня, хозяин всего лишь просматривает постиранное белье. Он потерял свое полотенце для бритья. Говорит, пока не найдет – не выйдет даже к султану.

И мальчик снова принялся точить нож.

Этого эпизода хватило, чтобы Сесилия поняла: если она решит поселиться у мистера Бриггса, то, по крайней мере, роскоши и мотовства здесь можно не опасаться. Она вернулась в гостиную и просидела там еще полчаса. Наконец явился мистер Бриггс. Это был низенький крепкий толстяк с широким смуглым лицом, зоркими черными глазками и вздернутым носом. Зимой и летом он носил одно и то же табачного цвета платье, пестрые синие с белым шерстяные чулки, белую сорочку, короткий парик и почти не расставался со своей тростью. Впрочем, парик, к немалому изумлению Сесилии, мистер Бриггс внес в комнату на указательном пальце левой руки, в то время как правой приглаживал волосы. Голова его, несмотря на холод, была непокрыта.

– Ну, – произнес мистер Бриггс, входя, – думали, не приду?

– Сэр, мне хотелось дождаться, когда вы сможете меня принять.

– Знаю, знаю. Искал полотенце для бритья. Уезжаю из города. Дома-то этой штукой никогда не пользуюсь, бумага куда лучше. Ручаюсь, мастер Харрел о таком и не слыхал. Видали когда-нибудь, чтоб он расчесывал свой парик? Лично я свой из рук не выпускаю. Мальчишка выдерет в нем половину волос. А мастеру Харрелу, верно, все равно. Ну, и кто из нас богаче после этого?

Сесилия, не зная, как ответить на это странное вступление, принялась извиняться, что до сих пор его не навестила.

– Ну-ну, – воскликнул мистер Бриггс, – все порхаете где-то. Ведете блестящую жизнь! Прекрасный опекун, мастер Харрел! А где другой? Старый дон Зазнайка?

– Если вы о мистере Делвиле, то с ним я еще не виделась.

– Так и думал. Неважно. Только я вам скажу: это немецкий герцог или испанский дон Фердинанд. Оба сидят без денег! Вот вам парочка великолепных опекунов! Но, говорю вам, у вас есть я! Запомните!

Он надел парик, придвинул кресло ближе и, устремив на Сесилию черные глазки, сменил гнев на милость. В течение нескольких минут мистер Бриггс с одобрением разглядывал ее, а после игриво произнес:

– Ну-с, голубушка, есть кто на примете?

Сесилия засмеялась и сказала, что нет.

– Ах, плутовка, не верю! Лучше признайтесь. Разве вы не моя подопечная? Конечно, ненадолго, но пока все в силе. Ну так что же?

Тогда она уже серьезней заявила, что на сей счет ей нечего сообщить.

– Что ж, заведете кавалера – расскажете, вот и все. Ручаюсь, бездельников довольно. Дам вам совет. Берегитесь жуликов. Всюду надувательство. А знатные господа плутуют не хуже прочих. Вас разорят за год, ни гроша не оставят. Есть способ спастись: ведите всех ко мне.

Сесилия поблагодарила мистера Бриггса за предостережение и обещала не забывать его советов. Вполне удовольствовавшись его речами и не желая более никаких рекомендаций, она откланялась и вернулась к карете, размышляя над странностью своего положения. Спасаясь от порока, она попала в дом, который именно отсутствие этого порока и делало невыносимым! Почти в равной мере питая отвращение и к неправедной роскоши мистера Харрела, и к мелочной бережливости мистера Бриггса, Сесилия не откладывая отправилась на Сент-Джеймс-сквер, убежденная, что, если ее третий опекун не похож на двух остальных, она безусловно отдаст предпочтение ему.

Глава II. Аристократ

Просторный, величественный дом мистера Делвила был отделан отнюдь не в новом вкусе, но с пышностью прежних времен. На каждой вещи лежал отпечаток великолепия, но великолепия столь мрачного, что оно внушало страх и не доставляло радости. Сесилия назвала свое имя и была без промедления впущена внутрь. Ее с помпой провели через множество зал, мимо десятков слуг, и наконец она предстала перед мистером Делвилом. Он принял ее с надменной любезностью, которая не могла не задеть такую открытую и свободомыслящую натуру, как Сесилия. Но хозяин дома был слишком озабочен собственной значительностью, чтобы интересоваться чувствами других. Указав ей на кресло, он произнес:

– Весьма счастлив, мисс Беверли, что вы застали меня одного. Такая удача выпадает нечасто. В этот час я обычно окружен множеством людей. Рад, что вы оказали мне честь своим посещением, не дожидаясь, когда я пошлю за вами. Я собирался это сделать, как только услыхал о вашем приезде, но был слишком занят и не мог отвлечься.

Кичливое хвастовство хозяина дома заставило Сесилию почти пожалеть об этом визите, ведь ее последние надежды оказались тщетны. А мистер Делвил по-прежнему приписывал волнение Сесилии смущению. Робость гостьи была ему приятна, поэтому он мало-помалу оставил важность и сделался наконец весьма снисходителен, намереваясь подбодрить Сесилию, чем окончательно ее разочаровал. Он задал девушке несколько общих вопросов, выразил надежду, что ей нравится у Харрелов, и спросил, была ли она у мистера Бриггса.

– Да, сэр, я только что от него.

– Печально слышать. Его дом – не место для юной леди. Когда декан обратился ко мне с просьбой стать одним из ваших опекунов, я тотчас хотел отказаться, однако, весьма уважая декана, посчитал, что мой отказ заденет его, и позволил себя уговорить.

Он замолк, словно ожидая комплиментов, но Сесилия ограничилась кивком.

– Когда меня убедили дать согласие, – продолжал он, – я не подозревал, в какой компании окажусь, да не мог и вообразить, что декан плохо понимает разницу в общественном положении и способен унизить мое имя соседством с этими именами. Декан был тогда очень болен. Полагаю, его расстроило мое неудовольствие. Он повинился, поскольку, будучи достойным человеком, не имел намерения меня оскорбить. В конце концов я принял извинения и даже согласился на опекунство. Вы можете считать, что находитесь под моей личной опекой.

– Вы делаете мне честь, сэр, – сказала Сесилия и встала, собираясь уходить.

– Прошу вас, сядьте, – промолвил мистер Делвил с улыбкой. – Сегодня у меня мало встреч. Вы должны рассказать, как проводите время. Мне говорили, Харрелы живут на широкую ногу. Каково их окружение?

– Точно не знаю, сэр.

– Они порядочные люди, не так ли?

– Надеюсь, сэр.

– Что ж, дорогая, – сказал мистер Делвил, беря Сесилию за руку, – раз вы однажды отважились прийти сюда, не бойтесь повторить визит. Я должен представить вас миссис Делвил. Она, без сомнения, с радостью вас примет. Я бы и сам навестил вас, но боюсь слишком смутить людей, у которых вы живете.

Затем он позвонил, и Сесилию с теми же церемониями проводили обратно к карете.

Теперь она потеряла всякую надежду осуществить свой план до совершеннолетия. Нынешнее положение вещей казалось уже далеко не худшим. Она устала от легкомысленных развлечений, ее возмущало бездумное мотовство. Но вульгарность и скупость заставляли ее избегать владений мистера Бриггса, а высокомерие и чванство закрывали для нее двери дома мистера Делвила.

Девушка вернулась на Портман-сквер с разбитыми надеждами. Она отправилась к себе, но по пути миссис Харрел зазвала ее в гостиную, обещая приятный сюрприз. Сесилия вообразила, что из деревни приехал какой-то старый знакомый, но обнаружила там лишь мистера Харрела с несколькими рабочими. «Приятным сюрпризом» оказался элегантный навес, приготовленный для одной из жилых комнат. Его собирались закрепить над длинным десертным столом, который предполагалось заставить хрустальной посудой.

– Он прекрасен, не правда ли? – воскликнула миссис Харрел. – К следующему вторнику все должно быть готово.

– Я думала, во вторник вы приглашены на маскарад.

– Разумеется, но сначала все придут к нам.

– Я подумываю о том, чтобы соорудить помост для изящного балкончика и разместить там небольшой оркестр. Все будет скромно, но элегантно. Мы ведь не затеваем ничего грандиозного, мисс Беверли?

– Неужели, сэр? Не думаю, что все это так уж необходимо! – Сесилии очень хотелось напомнить мистеру Харрелу, что он по-прежнему должен мистеру Арноту.

Как только представилась возможность, она сразу ушла к себе, ощущая обиду за мистера Арнота и Хиллов, которая укрепила ее в решении впредь смело высказывать Харрелам свое мнение. Ей тотчас пришлось испытать себя на деле: она отказалась сопровождать миссис Харрел на большой прием. Удивленная Присцилла без конца спрашивала, что случилось. Она вообразила бог весть что, но наконец с трудом уразумела, что Сесилия просто хочет провести вечер в одиночестве. На следующий день история повторилась, и подозрения миссис Харрел возросли. Ей казалось непостижимым добровольно проводить дома второй вечер подряд. И Присцилла, желая раскрыть эту тайну, не отстала от приятельницы до тех пор, пока та не призналась, что устала от бесконечных визитов и жизни у всех на виду. На третий день все прошло куда легче: миссис Харрел перестала удивляться и уже не досаждала расспросами. Сесилию огорчило такое равнодушие. Уязвило ее и безразличие мистера Харрела.

Сэр Роберт, который по-прежнему виделся с Сесилией, когда обедал на Портман-сквер, часто спрашивал у нее, чем она занята вечерами. Ни разу не получив внятного ответа, он решил, что она проводит время в незнакомой ему компании. Бедный мистер Арнот был жестоко разочарован, лишившись счастья сопровождать Сесилию в гости.

Но больше других пострадал от новых порядков мистер Монктон. Не в силах выносить огорчения, получаемые во время утренних визитов на Портман-сквер, он попробовал увидеться с мисс Беверли где-нибудь в другом месте и стал усердно посещать все публичные места, но впустую. Сесилии нигде не было.

Меж тем девушка не теряла времени даром. Первым делом она отправилась к Хиллам, купила лекарства, одежду для детей, снабдила мать семейства деньгами и всем необходимым. Убедившись, что бедный плотник долго не протянет, она думала теперь лишь об облегчении его страданий.

Кроме того, Сесилия взялась составить себе хорошее книжное собрание. Она не ограничивалась суммами, которые имелись в ее распоряжении, поскольку приобретала книги не только для того, чтобы прочесть их теперь, но и для своей будущей библиотеки, поэтому руководствовалась не издержками, а собственными вкусами. До совершеннолетия оставался год, и девушка не сомневалась, что опекуны позволят ей самой решать, сколько денег потратить на эти цели.

Так, безмятежно, в благотворительных заботах, стремлении к знаниям и тиши уединения, протекали дни богатой наследницы.

Глава III. Маскарад

Безмятежность Сесилии впервые была нарушена лишь в день маскарада, о приготовлениях к которому уже упоминалось. Дом был объят суматохой. Девушка с неодобрением взирала на рост безрассудных долгов, но всеобщее оживление захватило и ее. В полдень за нею прислала миссис Харрел, чтобы посоветоваться относительно очередной задумки супруга: предполагалось развесить в гостиной разноцветные фонарики. Во время совещания один из слуг, два-три раза уже докладывавший что-то шепотом мистеру Харрелу, довольно громко сказал:

– Никак не могу его выставить, сэр.

– Что за настырный плут. Придется с ним поговорить, – промолвил мистер Харрел и вышел.

Миссис Харрел еще рассуждала о новой затее, когда из передней донеслись громкие крики:

– Сэр, я больше не стану ждать! Меня уже выпроваживали! Я не могу уйти ни с чем!

Перепуганная миссис Харрел прекратила свое занятие, замолчали и остальные.

– Милейший мистер Ролинз, потерпите еще чуть-чуть, – послышался примирительный голос мистера Харрела. – Завтра или послезавтра я получу большую сумму денег, и вам обязательно заплатят.

– Сэр, – воскликнул его собеседник, – я слишком часто это слышал. Вы давно должны были расплатиться, я не могу больше ждать.

– Вам непременно заплатят, – еще мягче проговорил мистер Харрел. – Вы не пожалеете, что работали на меня: впредь я буду обращаться только к вам. А скоро и случай представится: я затеваю в Вайолет-Бэнк большие переделки.

– Сэр, зачем мне на вас трудиться, если я не вижу денег? Что ж, придется обратиться к адвокату, ничего не попишешь.

Мистер Харрел вернулся в гостиную и с притворным равнодушием заявил:

– Этот каменщик – самый гнусный мошенник, какого я когда-либо видел. Братец Арнот, не могли бы вы поговорить с этим типом, сам я уже не в силах его выносить.

– Вы желаете, чтобы я выдал ему вексель для своего банкира?

– Был бы весьма признателен, – ответил мистер Харрел, – долговую расписку я вам потом напишу.

Джентльмены вышли в другую комнату, а миссис Харрел, похвалив своего доброго милого братца, вернулась к обсуждению фонариков.

Сесилия, пораженная таким равнодушием, нарочито замолчала. Миссис Харрел пришлось спросить, в чем дело, и тогда девушка сказала:

– Прости, мой друг, что говорю об этом, но я, призна́юсь, удивлена, что ты опять взялась за свои приготовления. Любые новые расходы теперь, пока мистер Харрел не получил деньги, о которых упоминал…

– Ах, дорогуша, да ведь расходы-то пустяковые. Уверяю тебя, они никак не отразятся на состоянии дел мистера Харрела.

Тогда девушка, не желая быть навязчивой, принялась восхищаться добротой мистера Арнота.

Сесилия не приготовила маскарадный костюм, так как миссис Харрел объяснила, что дамы у себя дома могут не надевать масок и сама она будет принимать гостей в простом вечернем наряде. Мистер Харрел и мистер Арнот также были без костюмов.

Около восьми начали прибывать гости, а к девяти часам масок было уже так много, что теперь Сесилия желала быть в их числе: здесь почти не было дам в обыкновенном платье, и она выделялась в толпе куда больше, чем если бы надела самый экстравагантный костюм. Впрочем, новизна действа и всеобщее веселье вскоре помогли ей побороть смущение.

Маскарад превзошел все ожидания Сесилии. Многообразие нарядов, россыпь характеров, мельканье лиц, комические сочетания масок неослабно притягивали ее внимание. Как всегда на таких вечерах, большинство оделись безликими домино или нацепили причудливые костюмы без названия. Прочие нарядились испанцами, трубочистами, турками, чародеями и старухами. Дамы были пастушками, черкешенками, цыганками, пейзанками и султаншами.

Поначалу Сесилию беспокоили лишь обычным «Вы меня узнаете?» и банальными комплиментами, но толпа прибывала, становилась бойчее, и гости все развязнее шли в наступление. Самая первая маска привязалась к ней, кажется, лишь затем, чтоб оттеснить остальных. Надеяться на благосклонность девушки ей не приходилось, ведь изображала она наименее привлекательного персонажа из всех возможных – Дьявола! Он был черен с головы до ног, за исключением красных рогов, которые, казалось, росли у него прямо изо лба. Почти все его лицо, кроме глаз, было закрыто, ноги заканчивались раздвоенными копытами, в правой руке он держал жезл огненного цвета.

Подойдя к Сесилии, Дьявол очертил этим жезлом полукружье, расчистив место перед стулом, на котором она сидела, трижды отвесил ей глубокий поклон, трижды обернулся кругом себя, сопровождая действо разнообразными ужимками, а затем решительно уселся рядом. Сесилию эта пантомима позабавила, но подобная опека не доставила ей большого удовольствия. Вскоре она поднялась с намерением пересесть, но господин в черном опередил девушку и жезлом преградил ей путь. Предпочтя сопротивлению плен, Сесилия вернулась на прежнее место.

Мистер Арнот, не отходивший от Сесилии, понял, что навязчивое внимание Дьявола не доставляет ей удовольствия. Он несмело приблизился, но Дьявол, описав жезлом круг, пребольно стукнул его по голове, так что прическа у мистера Арнота растрепалась, а пудра для волос осыпала ему лицо. Кругом засмеялись, и мистер Арнот смущенно ретировался. Инфернальный господин как будто окончательно узурпировал власть. Тут в зале появился Дон Кихот, и все маски стали наперебой указывать ему на плененную Сесилию.

Костюм Дон Кихота довольно точно соответствовал описанию, оставленному великим Сервантесом: и ржавые доспехи, и таз для бритья вместо шлема, и щит – оловянное блюдо, и копье – старый железный наконечник, прикрепленный к длинному суку. Его высокая сухопарая фигура хорошо подходила изображаемому персонажу, а маска, на которой было нарисовано изможденное лицо, отмеченное печатью нежности и одновременно безумия, с изумительной верностью представляла черты Рыцаря печального образа.