Пепел

Tommy Lee

Пепел

Пепел

Ты… Словно пепел на ветру,

Клочки и обрывки воспоминаний –

Толи я в тюрьме, толи я в бреду –

Пытаюсь собрать кусочки сознания.

Словно дым ты рассеиваешься,

Уходишь как вода, утекая сквозь пальцы.

Надежда? Нет, она была со мною,

Прошла и Сибирь, и оковы темницы,

Была верной подругой боевой,

Но, увы, она – не ты,

И с ней я новый мир не построю.

Где я тебя потерял? Как я тебя позабыл?

Как же меня сломали, сломили, разбили?

Говорят, ты и есть индикатор души,

Что ты – то, ради чего стоит быть в этом мире.

А может любовь, как же бывали, пили,

Упиваясь, взлетали к облакам, небесам.

В райских садах, в океане нежности плыли,

Но оторвали, словно младенца от груди,

Мы эти чувства спасали, клеили, сшивали,

Пытались горстями собрать, что сами разнесли

и не сдюжили, свой мирок не сохранили.

Я чувствовал твое присутствие остро –

Ты была рядом, казалось, на повороте.

Но все было явно не просто,

И за тебя нужно было бороться.

И вот в тающем гаснущем сознании

Мертвец, пытаясь что-то нащупать в склепе,

Пробираясь сквозь жизненный мусор и пустоту,

Не найдет и крупицы мечты, превратившейся в пепел.

Допрос

Ежелден белгілі ғой көптің сыры,

Боласың, көптей болсаң, көптің ері.

Көпке егер ісің, ойың үйлеспесе,

Күмән жоқ, кім болсаң да соғар «пері».

Қорқыт та ерте атанды «пері соққан»,

Қорқыттың жан болмады жайын ұққан.

«Өлімнен құтылмайсың қашқанменен,

Мынау көр – сенің көрің, Қорқыт жазған!» [1]

Мағжан Бекенұлы Жұмабаев

(Расстрелян в 1938 году)

Тусклый свет лампы, который словно еще больше создавал ощущение темноты, маленькое помещение, больше похожее на подсобку, чем комнату, и все, что в ней было, – это деревянный стол и две табуретки, на одной из которых сидел парень чуть меньше тридцати лет. Со скрипом отворилась дверь, отсвечивая светом из коридора на стены, в комнату вошел молодой мужчина. По-хозяйски усевшись напротив парня, он достал из папки тетрадь и молча вывел на полях дату, 12 декабря 1953 года.

– Байсултанов Кайрат Курбангалиевич, – произнес вошедший.

– По этикету считается вежливым сначала представляться

– Курбангалиевич, возможно вы не заметили отсутствие чайника чая и пряников, это допрос, а не светская беседа, давайте продолжим соблюдать установленный порядок.

Кайрат взглянул в глаза допрашивающего. В следователе были внутренняя стержень и жесткость, несмотря на относительно молодой возраст, и чувствовалась уверенность.

– Турган Амантаевич, пусть это будет моим первым шагом навстречу товарищу

– Товарищу, – усмехнулся Кайрат.

– Сигарету? – не обратив внимание на усмешку, как ни в чем не бывало осведомился следователь, на что Кайрат лишь отвел взгляд.

Турган достал папиросу и закурил. Выпустив струю дыма, он взглянул на Кайрата.

– Кайрат, если ты не против, пожалуй, перейдем на ты.

– Я думал это допрос, товарищ следователь, а не посиделки за чаем

– Говорят, язвительность – это побочный эффект острого ума, но я считаю, что это всего лишь недостаток дисциплины.

– Думайте, как Вам будет угодно.

– Кайрат, я понимаю, что тебя подвигло к недоверию, и даже к оппозиционному настрою к родине, это влияние отца, и я тебя за это не осуждаю, ты всего лишь примерный сын, который следует по стопам отца. Просто пойми, твой отец заблуждался, и от этого никто не застрахован…

– Что сподвигло меня… Ваше влияние, влияние вашего окружения, – с этими словами допрашиваемый откинулся назад, его взгляд остекленел.

***

Маленький Кайрат в повязке пионера едет с одноклассниками в кузове грузовика, он, как и все, смеется и со всеми переговаривается. Грузовик останавливается в поле, где все они прыгают на землю, хватают лопаты и идут копать длинные грядки. Вожатые распределяют детей по участкам, назначая старших.

– Кайрат, ты со своими возьми этот участок до вон той заросли полыни.

– Хорошо, Аман аға, – крикнул Кайрат.

– Всем слушать старосту! – воскликнул смуглый паренек ростом чуть выше Кайрата, это был Елубай, лучший друг Кайрата, сосед и одноклассник.

– Друзья, товарищи! Копаем отсюда и до той заросли, давайте покажем «Б» классу, кто лучше! – воскликнул Кайрат

Дети с энтузиазмом принялись за работу под руководством старосты. Что может быть лучше спортивного интереса, духа соперничества для эффективной работы. Кайрат это понимал еще будучи ребенком, что и позволило ему стать старостой класса, обзаведясь авторитетом как у преподавателей, так и у учеников.

Работа кипела. Кайрат, несмотря на то, что он староста, так же как и остальные схватил лопату и с усердием начал копать, он хотел во что бы то ни стало добиться лучшего результата по сравнению с другими классами, поэтому не мог стоять в сторонке, лишь контролируя работу остальных, как это делали старосты других классов.

Вскоре он заметил, что один мальчик работал лишь вполсилы. Это был Зейнолла, он явно халтурил, небрежно вскапывая участок. Зейнолла был сиротой, и многие закрывали глаза на его поведение, зная, что у него нет родителей, и все же Кайрат отмечал, каким бы разгильдяем он не казался, Зейнолла хорошо учился и очень интересовался литературой.

– Зейнолла, прекращай халтурить, у нас еще много работы, родина от нас ждет результатов!

– Не родина, а партия.

– Но партия и есть родина.

– Тогда зачем придумали разные слова, если это одно и тоже.

– Зейнолла, ты подводишь товарищей!

– Больше чем ты, который их изводит, чтобы тебя еще раз похвалили?

– Бестолковый! Тунеядец! Адам болмайсын1! Это все отсутствие воспитания! – воскликнул с ненавистью Кайрат.

Слова Кайрата привели в бешенство Зейноллу, отчего тот матом высказал все, что думает о Кайрате и его родственниках.

Кайрат опешил, на него смотрели все его подопечные, как тут же его накрыла ярость, и он бросился с кулаками на Зейноллу, который так же не собирался терпеть слова Кайрата. Началась детская потасовка, они покатились по свежевскопанной земле, как тут же раздался свисток. Бойцы тут же отпрянули друг от друга, но было уже поздно, к ним на всех порах летел Аман аға.

– Что здесь происходит!

– Аман аға! – начал было оправдываться Кайрат.

Однако вожатый даже не смотрел на него. Нахмурив брови, вожатый подошел к Зейнолле и схватил его за ухо.

– Иттің баласы2! Ты чего на старосту руки поднимаешь! А?!

Зейнолла, который мгновение назад отпрянул, испугавшись куратора, после слов о родителях вскипел вновь и теперь уже Аман аға узнал подробные новости о себе и своих родителях. Конечно же вожатый был вынужден забрать с собой столь разбуянившегося мальчонку для проведения воспитательных мероприятий.

***

Вечер наступил в степи, грузовики развозят детей по школам, откуда школьники рассеиваются по домам. Когда Кайрат подошел к забору, за окном спальни горел свет. Кайрат, наспех умыв руки и лицо в уличном умывальнике, вошел в дом. В нос сразу бьет запах жаренных лепешек и кеспе. Завидев мать, он бежит к ней и обнимает ее, после чего рассказывает о том, как проходила работа, умолчав про драку.

– Иди позови отца и Нагиму на ужин, – сказала мать.

– Отец уже дома? – удивился мальчишка.

Мать кивнула головой, Кайрат, кивнув матери в ответ, пошел в спальню. Отец сидел за столом. Увидев вошедшего сына, он тут же накрыл бумаги папкой.

– Мама зовет на ужин! – робко сказал Кайрат.

– Иди ко мне, – промолвил отец.

Кайрат подошел к отцу, и тот, прижав его к себе, вдохнул запах его волос. Отец был строго воспитан, и в семье, в которой он рос, не было принято выказывать чувства, целовать детей. Отец был немногословен, и воспитание обычно прививалось о время совместного труда и работы, нежели бесед.

– 

Нака! Кушать! – крикнул Кайрат, так они ласково называли Нагиму.

За столом Кайрат вновь рассказывал о том, как прошел день, он хвастался тем, что его группа самая первая завершила свой участок и что родина может ими гордится. Однако отец явно не поддерживал энтузиазм своего ребенка, но Кайрат, привыкший к отстраненности отца, даже не обращал на это внимания. Нагима же была совсем маленькой и не понимала о чем идет речь, ее больше интересовали узоры настенного ковра, чем достижения старшего брата.

Была поздняя ночь, когда Кайрат проснулся от шума. Дома стоял шум и много голосов. Кайрат тут же выбежал в большую комнату, и увидел, что около пяти мужчин выводили отца и мать – мать рыдала и вырывалась, а отец стоял спокойно. Он обмолвился парой слов с теми, кто его держал, и те его отпустили. Отец подошел к Кайрату и, сев на одно колено, шепнул ему на ухо:

– Ты уже совсем взрослый, Кайрат, теперь ты в семье главный, присматривай за Нагимой, хорошо? Береги себя и следуй зову сердца! – голос отца дрогнул, только теперь Кайрат заметил, что по щекам его отца струятся слезы. – Обещай, что сбережешь Нагиму…

– Но отец! Что происходит? – не понимал Кайрат.

– Просто пообещай! – с этими словами отец схватил Кайрата за шею и, притянув к себе, вдохнул запах сына, что есть мочи. Его тут же одернули и увели вслед за матерью Кайрата.

***

Кайрат взрослее на год, он пробирается обратно в детский дом, который скорее концлагерь для детей. Его руки все в ссадинах цепко хватаются за забор. Уже по опыту он накрывает колючую проволоку ободранной бараньей шкурой, необходимость которой никак не понимали смотрители. Еще чуть-чуть и он уже пробрался в комнату девочек.

– Кайрат? – робкий и слабый голос Нагимы, который заставляет сжаться сердце брата.

– Нагима, вот возьми, – Кайрат достает из-за пазухи полбулки хлеба и свернутое в платочек домашнее масло, – масло немного подтаяло.

– Я не хочу есть, Кайрат, я… хочу к маме…

Глаза Кайрата привыкают к темноте, он смотрит на сестренку, которая страшно исхудала. Кормили их из рук вон плохо, но Нагима часто отказывалась даже от этой еды. От слов Нагимы сердце разрывалось и захлебывалось кровью.

– Нагима, мамы и папы больше нет, а родственникам отказали в попечении, ты же знаешь. Хорошо, нас хоть в городе оставили, многим вообще меняют имена и перевозят в другие города.

Нагима вновь заплакала. Кайрат насильно впихнул в ее руки провизию и поспешно вышел за дверь. Он не хотел, чтоб сестренка видела его слезы. Вытерев наспех глаза рукавом, он направился к себе. Но стоило выйти ему в коридор, как его встретила воспитатель детдома. Тамара была женщиной за пятый десяток лет, однако доброты в ней не было ни капли. К подопечным она относилась как к отребью, что в целом не было чем-то удивительным для детских домов. В их глазах это были потенциальные враги народа, которые рано или поздно встанут на кривую дорожку. Их не воспитывали, их приручали словно диких зверей. Ломали мышление, подавляли все личности и характер.

– Что ты здесь делаешь, Кайрат?

– Простите, Тамара Васильевна, я просто зашел к сестренке, ей плохо…

– Такой маленький, а уже нарушаешь правила, что будет дальше? Ты хочешь пойти по стопам отца и стать в будущем преступником? – с ненавистью отчитывала подопечного воспитатель.

– Тамара Васильевна, а кто больше преступник, тот, кто ворует хлеб, чтоб прокормить себя, или те, кто отобрали у детей родителей, оставив их на голодную смерть, из-за каких-то бумажек, что не понравились власти?

***

Следователь потушил сигарету, вырвав Кайрата из воспоминаний.

– 

То есть хочешь сказать, что мое окружение подтолкнуло тебя сбежать из детдома, или все же смерть твоей сестры?

– 

Смерть сестры на совести советов.

– 

Твоя сестра умерла от болезни, а не от расстрела, партия тут ни при чем.

– 

То есть, по-Вашему, товарищ следователь, если бы я столкнул Вас с обрыва, то я был бы не причем, Вас убила гравитация и камни, что так неугодно оказались внизу? Вы сломали ее жизнь, проломили огромную дыру в душе маленькой девочки, а ее хрупкое тело не выдержало дальнейших испытаний голодом и воспитанием.

– 

Но ведь теперь ты просто пишешь стихи, это бумага и слова, чем это тебе поможет.

– 

Не мне, а всему народу. Это не просто слова, за этими строчками – жизнь, жизнь моя и всех моих единомышленников, всех, кому небезразлична судьба ущемленного народа, и если я не прав, то за что многих расстреляли? За стихи, бумагу и слова?

– 

Но ты-то пока еще жив.

– 

Не Ваша заслуга. Я расскажу Вам небольшой секрет. Все, кто выжили в детских домах вроде этого, выжили назло Вашей системе. Таких как мы ждут ссылки и тюрьмы, но мы живем назло Вам.

– 

То есть ты выжил назло?

– 

Когда меня сослали в Сибирь, там таких как я было много, около тридцати мужчин и женщин. Была лютая зима. Грузовики въехали в поселение, куда ссылали заключенных со всего Союза. Нас выгрузили на улице в мороз и оставили стоять там. Нас должны были встретить, но вот почему-то не встретили. Настоятели поселения выжидали, они пытались сломать нас, и держать нас в холоде было лишь первой частью этой пьесы.

***

Мужчины и женщины стояли, оглядываясь по сторонам, на таком холоде было достаточно пары тройки часов, чтоб люди умерли от обморожения. Понимая, что их не торопятся встречать, вновь прибывшие словно пингвины прижались телом к телу, пытаясь сохранить тепло. Прошел час, но их окружали лишь темнота и студеный ветер. Идти куда-либо было верной смертью, оставалось лишь стоять и ждать. Группа услышала хруст сугробов, и в темноте появилось около четырех десятков мужчин, в руках у них были палки и дубины. Второй этюд – избить вновь прибывших, отобрать то малое, что у них есть. Урки шли как на свежее мясо, для них это было традицией – прийти и унизить и без того сломленных людей, оторванных от их семей и домов, отправленных неизвестно куда и обмороженных на холоде.

План был прост и работал как часы – разрозненных несчастных отдавали на растерзание уркам, но в этот вечер произошло небывалое. Кучка азиатов, встав в круг, спрятала женщин в центре и дала отпор нападавшим, которые привыкли избивать молящих их на коленях о пощаде людишек. Была бойня, однако прибывшая группа азиатов дралась не на жизнь, а насмерть, даже женщины не оставались в стороне, с яростью нападая словно раненый зверь, которого зажали в угол. Снег был залит кровью и завален трупами, оставшиеся урки бежали в разные стороны. Прибывшие ко второму часу настоятели явно не ожидали подобной картины, от тридцати прибывших четверо были мертвы, остальные – сильно избиты, но готовы к любым продолжениям, больше десятка бездыханных нападавших более чем красноречиво указывали настрой вновь прибывших.

Их сопроводили в клуб. Настоятелем поселения был довольно преклонного возраста мужчина, Борис Анатольевич. Поприветствовав всех, он спросил, кто старший группы.

– 

Олжас, – вышел вперед мужчина тридцати лет.

– 

Что произошло? – удивленно спросил настоятель.

– 

Не стоит изображать невинность… – выкрикнул Кайрат и тут же осекся под строгим взглядом Олжаса.

– 

Наверное, в твоей группе много славных бойцов и спортсменов? – ненавязчиво начал настоятель.

– 

Нет таких, – ответил Олжас, – я архитектор, Кайрат – начинающий писатель, Кобланды – писатель, здесь музыканты, композиторы, деятели культуры и искусства… не бойцы… здесь воины.

– 

Удивительно, – пожал плечами настоятель.

– 

Борис Анатольевич, если не верите, то можете взглянуть на документы, – Кайрат подал чемодан с делами прибывших.

– 

Ну тогда осталось лишь расселить Вас по баракам.

– 

Так не пойдет, – жестко отсек Олжас, – не считайте нас за глупцов, ваша затея нам давно понятна, поморозить, избить, унизить и разделить, чтоб раздавить нас по отдельности… Но так не будет, либо вы нас всех селите в отдельный барак, либо посмотрим, сколько раз смогут выстрелить ваши молодцы, пред тем как мы их разорвем на куски.

От слов Олжаса двое мужчин, что стояли с карабинами у дверей, тут же опешили. Серьезность намерений казахи доказали еще час назад. Настоятель был растерян, подобного на его памяти не случалось, на протяжении шести лет как он здесь все шло своим чередом.

– 

Ну, думаю, для Вас можно сделать исключение, – нехотя согласился настоятель.

***

Кайрат, продолжая рассказ, наклонился ближе к следователю, оказавшись с ним лицом к лицу.

– 

Мы жили отдельно, словно отдельное государство, по своим традициям и устоям, у нас не унижали прибывших, не отбирали вещи, не пользовались людьми как рабами, что было третьим этапом сломления человека. Мы просто стали отдельным казахским аулом, где-то в Сибири. – Кайрат, рассказывая, пристально смотрел на Тургана, который так же не отводил взгляда.

– 

Даже гордость возникает за наш народ, – опустил взгляд Турган. – Подумать только, горстка интеллигенции ломает бандитов и их устоявшийся порядок.

– 

Не Ваша заслуга.

– 

Но как ты выбрался из Сибири и добрался домой живым, это ведь почти невозможно?

– 

Вы знаете ответ, – Вам назло.

– 

Что можешь сказать о Зейнолле, и как давно Вы с ним виделись.

Кайрат слегка опешил, следователь слишком много знал.

– 

Недавно впервые за столько лет, он, так сказать, друг детства. Раньше мы с ним виделись лишь на работах, к каждой группе для воспитания подключали детей из детдома, у нас постоянно был Зейнолла. Когда меня сослали в детдом, мой лучший друг не захотел со мной общаться, тогда я стал общаться с Зейноллой.

***

Маленький Кайрат вышел на площадку детдома. С раннего утра их загружали работой, отчасти бестолковой и бесполезной, лишь бы дети были заняты и у них не было времени на посторонние мысли. Там Кайрат застал Зейноллу, который подметал и без того чистую площадку. Как обычно Зейнолла больше изображал работу, нежели ее исполнял, однако тут и впрямь не к чему было придраться.

Кайрат подошел к Зейнолле и поприветствовал его, тот сухо кивнул в ответ.

– 

Теперь я понимаю тебя, о партии и обо всем… – начал Кайрат, – теперь мы с тобой похожи.

– 

Нет, мы с тобой не похожи, – все так же сухо отвечал Зейнолла, даже не подняв взгляд на собеседника. – Чтобы понять несправедливость и грязь, что происходят вокруг, не было необходимости, чтобы власть забирала у меня родителей.

– 

О чем ты говоришь? – нахмурился Кайрат.

– 

Моих родителей забрал туберкулез, а не партия. Ни гнев и ни злоба раскрыли мне глаза на происходящее вокруг.

***

– 

Ну и что же ты предложил Зейнолле? – теперь уже Турган сверлил взглядом Кайрата. Турган был опытным следователем, ему хватало даже мгновения, малейшего движения мимики допрашиваемого, чтобы понять, что он нашел слабое место, нащупал что-то важное.

– 

Ничего, он запаниковал, не захотел разговаривать…

– 

Это неудивительно, он главный редактор газеты «Литература и искусство», я думаю, Зейнолла понимает, что за каждым его шагом следят… каждой встречей… каждым разговором… – Турган словно вцепился взглядом в собеседника, хищно ожидая малейший трепет, чтобы тут же мертвой хваткой броситься на горло жертве. Однако Кайрат был спокоен, он смотрел на Тургана, как смотрят на огонь или воду…

– 

Есть что еще сказать? – прервал молчание Турган

– 

Пора на расстрел?

– 

Не мне это решать, – ответил следователь.

Турган поднялся со стула, поправил рубашку и направился к выходу. Обернувшись, он кивком головы позвал Кайрата следовать за ним. Открылась дверь, вновь заливая светом каморку. Кайрат, протерев глаза, смиренно шел за следователем, как за палачом. Нет, он не чаял надежды, он не искал выхода, он готовился заснуть вечным сном. У порога их ждал очередной надзиратель, в каждом углу большого зала в ожидании был свой каратель, но вот шаг за шагом они становились все дальше, и вот уже дверь открылась со скрипом. Холодный воздух наполнил грудь свежим вдохом, и жест рукой, что указывал на дорогу, был ничем иным, как не бредом, но это была явь. Не веря в реальность, Кайрат сделал шаг, и вот он уже за порогом, последний шаг и он уже вроде бы на свободе, но, словно ожидая выстрела в спину, слегка съежившись, замер плененный. Захлопнулась дверь, и он остался один. Нелепо, так не бывает, подумал Кайрат, но не стал искушать судьбу и поспешным шагом направился к себе. Что у него на уме? Стоял вопрос в голове, что же задумал злодей, может, дело не во мне? Он хочет узнать больше, найти всех сообщников и сорвать куш, и словно отравленный демоном он приведет к нему кучу душ?

Захлопнулась дверь, и Турган обернулся, встретившись взглядом со своими. Он увидел лишь недоумение, но словно как ни в чем не бывало он присел на свободную табуретку за столом и налил себе чаю. Максут был молод, горяч и в нем бурлила спесь, он подошел к Тургану и сказал: «Я во внимании весь, почему ты его отпустил, ведь он даже не отрицал, а большего нам и не надо. Ты солгал, что решать не тебе, но ты солгал, подарив предателю пощаду».

– 

Максут, ты молод и готов рубить волны, но с рекой бороться нужно не так, мы лишь должны понять, куда течет этот ручей, его истоки, а после попытаться повернуть русло, и лишь в крайнем случае мы будем строить дамбу или, тем паче, осушать эту реку.

– 

Тебе видней, Турган. Но сейчас ты уже увидел ростки сорняков и решил обождать, пока они окрепнут.

– 

Все правильно, они окрепнут, и тогда будет легче выдрать их с корнем, а сейчас ты лишь создашь идола для поклонения, а на месте одного сорванного побега появятся десятки новых стеблей.

Максут хмыкнул и, встав из-за стола, направился восвояси. Турган тоже встал, осушил пиалу, потом взял шляпу и вышел за дверь.

Товарищи

«Край родимый, степной, мне тебя позабыть не дано.

От безмерной печали пылая и кровоточа,

Задохнется душа, вот и сердце мое сожжено,

И от горечи сердца кипящая кровь горяча.

Если даже засну, ты приснишься мне, край мой родной.

А проснусь, о тебе мне напомнит и утренний свет.

Никогда, никогда не искал я разлуки с тобой,

Но исполнить не смог самый давний и крепкий обет»3

Сәдуақас Сейфоллаұлы Сейфуллин

(Расстрелян в 1938 году)

Кайрат вошел домой, все было перевернуто вверх дном, однако на его удивление десяток его соратников сидели за столом, обсуждая происходящее.

– Почему вы здесь?

– Как почему? Раз тебя забрали, а здесь все уже обыскали, то это место, где нас точно искать не будут, – пожал плечами Ыбырай, один из его друзей. Ыбрырай был молодым и горячим парнем.

– Наивная простота, скорее всего, за мной следят, – отметил Кайрат.

– Наивно полагать, что тебя просто так отпустили, – теперь уже с недоверием посмотрел на него Ыбырай. – Что же ты им рассказал и чего пообещал за свою свободу?

Кайрат поднял взгляд на всех присутствующих.

– Следователь Турган, он не прост, более чем непрост, даже не представляю, какие демоны совокупляются у него в голове. Я не отрицал своих взглядов, я смирился, а он меня отпустил.

Стоило Кайрату произнести эти слова, как раздался стук в дверь. Присутствующие замерли так, что даже не дышали. Кайрат мог поклясться, что слышал стуки сердец каждого в комнате. Тишину прервали настойчивые удары в дверь. Кайрат вышел к входной двери и посмотрел в глазок, за дверью был Турган.

– Что тебе нужно? – спросил Кайрат. – Я готов вернуться, если надо, только вещи возьму.

– Кайрат, не надо устраивать цирк, я пришел поговорить с вами… со всеми вами.

Кайрат обернулся, Сакен, старший из товарищей, кивнул. Кайрат так же понимал, что деваться некуда. Щелчек и скрипучая дверь впускает Тургана, который, учтиво сняв обувь и скинув плащ Кайрату, по-хозяйски прошел в гостевую под сопровождение двух десятков злобных взглядов. Кайрат прошел следом. Следователь со скрипом выдвинул из-под стола стул и, развернув его спинкой ко всем, сел на него словно на коня.