На вырост

Висхан чему-то улыбался. Он это мне?

Мы поняли, извините нас. Больше такого не повторится, обещаем.

Ваха ничего не говорил. Что-что, но перечить взрослым некрасиво. Пацаны быстро это понимают и извиняются.

Ну и хорошо. Ладно, я выключаю свет. Чтобы сразу все уснули, никаких разговоров. Поняли?

В этот момент я увидел, как средний палец урода за кроватью медленно отделяется от кулака и, пройдясь по его туловищу, начинает указывать на потолок. Я подскочил.

Иди сюда, падла! Сюда иди! – Почти сразу меня схватил Азиз. – Я те наваляю!

Хамзат влепил мне сбоку, я его не заметил. Я оттолкнул державшего меня Азиза и настроился на удар. Получится ли?

Я зарядил ногой, но попал неудачно и его лишь откинуло на полшага.

Эй, прекращай! – Прикрикнул вожатый.

«Ты меня слышишь, идиот?!» Я не слышал. Сзади накинулся Висхан и держал меня в школьном захвате. Мы закрутились по комнате, я брызгал слюной в его живот. Сжимая зубы в ярости.

Почти выбрался сам, но нас уняли, я беспомощно потянулся в последний раз и ощутил резкий скачок – Ваха скинул меня на кровать.

Уймись!

Началось разбирательство. Что мы здесь вообще забыли, разве мы не знаем что по ночам, и как вы вообще посмели драться, когда… – и так далее, и так далее. Трое в лодке – мы зло перекидывались взглядами.

Я вернулся в свою комнату. Теперь они меня не отпустят. Я их «подставил». Нужно со мной расквитаться, может, завтра же. Начнет сразу в столовой, на всю достопочтенную публику, выкрикивать: «Шурик! Шурик!!» Или же прямо сейчас появится в окне со словами: «а ну-ка выйдем» – и там на меня набрасывается целая ватага. Повторяя судьбу хлюпика. Кстати, как он там…

В комнату вошел Саид. Я думал, все спят, оказывается нет.

Ты где был?

В ванной. А ты?

У этих… – Я указал пальцем.

Что там?

Он поднимался на второй к Исе – другу Руслана.

Ты чего делаешь?

Тише! – Он поднес руку к его рту. В темноте я увидел тюбик зубной пасты. – Задолбал храпеть!

…А я решился бы на поход в другой корпус? Даже разговаривать было бы неуютно. Даже находится рядом, в зоне их видимости. – За тобой наблюдают. Ты должен показать все, как надо. Тебя оценивают. Не ударь лицом в грязь. Не ударь…

6.

Пух!

Задолбал храпеть.

Саид ехидно улыбался. Не жалея забивал рот крупному Исе.

Я спросил его, знает ли парней из 3 отряда. Он ответил, что нет. И начал рассказывать о своем любимом рэпере XXXTentacion. Кое-что о нем слышал, согласился я. А из рассказа понял, что он умер.

Проснулся Руслан, спросил, почему не спим. И мы сказали.

Прямо в рот? – Переспросил Руслан, давясь от смеха.

Проснулся и Имран. Начал перетираться с Русланом, словесно. Потом Руслан рассказал, как его бабушка умирала – даже перед смертью она вставала на намаз, хотя врачи отговаривали.

Надо! – согласился Саид.

Пробудился и самый младший в комнате, Ильяс. Очередной пухлый мальчуган – сразу побрел в туалет.

Буээ, бууээ!! – Началось вдруг.

Мы и забыли.

Кто это сделал?! Кто это, падлы, сделал спрашиваю?

Все смеялись. Ильяс вернулся и включил свет.

Имран, я тебя уничтожу!

Это не я!

Не гони, чмо. Я тебя уничтожу!

Это не он, – согласился Руслан. – Оставь его.

Тогда кто? Выходит, ты знаешь? Ты, что ли?

Потом подозрения упали на единственно оставшегося спать Заида. Того самого идиота, которого я побил.

Его растолкали, мне стало даже жалко. Разгорался еще один поединок, вообще ни с чего. Заид выглядел беспомощно. Спросонья ему ничего не хотелось.

Главное, что меня ни разу не подозревали за все время и ни разу я не становился жертвой зубной пасты. Но и сам не промышлял ею…

Конфликт сошел на нет и свет выключили. Я подумал, что вожатые ничего не заметили. Уже спали? Напоследок, подумал о той девушке. Она… – и заснул.

7.

Получается, я был гнусным подонком? Насквозь прошитым тщеславием, лицемерием, в то же время слабым и трусливым таракашкой с заявками на величие?

Очень просто объяснять все одними и теми же словами. Мазать единым цветом раскраску и думать, что получается правильно и логично. Но действительность тяжелее. Ее попробуй ухвати.

Ведь в порыве самоуничижения человек забывается и легко входит во вкус. Перебарщивает. Ему приятно отменить всего себя и на обломках вырасти другим.

И раскаяние – приятная вещь.

Но я не приемлю таких объяснений. Все мы слабые и никчемные. Но иногда чувство высокого, вечного в нас все-таки есть. Протест перед своей сущностью, перед всем этим миром – пусть и обусловленный этой же сущностью, этим же миром.

Он мной всегда руководил. Мне необходимо прикоснуться к великому. Не смиряться с тем, что одна моя волосинка ценнее мира.

И пусть она действительно мне ценнее. Я был бы рад изменить правила – но разве их изменишь? Я их разве выбирал?

Я гулял по зарослям заднего двора, среди кустарников и высоченных деревьев. Думал о разном. Не покидало чувство, что здесь проходило десятки, сотни людей до меня. Тысячи. Кто это были? Смог бы я найти общий язык с ними и наконец поговорить с человеком по-настоящему? Более не притворяться. Я был один. Я был самым искренним, но не мог этого показывать. Некому показывать.

Когда я зашел, уже вечерело. Многие пошли на соревнования по боксу, звали меня, но я откосил. Теперь они возвращались и начали рассказывать.

Зашел Ваха. Он взял какую-то медаль и был в хорошем настроении. В принципе, он так всегда, да и человек был что надо. Повезло с этим.

Шурик, а тебя почему не было?

Я объяснил, что никогда не занимался боксом.

И что? Ты же отлично бил, у Чижика до сих пор тело болит от твоих ударов.

Все равно, что-то не то.

Ну и зря, – сказал Ваха и отвернулся к остальным.

Я же как всегда лежал на кровати. С самой прогулки ждал звонка и теперь залипал в «Змейке», чтобы быть начеку. Позвонит ли она? Я дошел до последнего уровня и проиграл – укусил свой собственный хвост.

Парни в комнате махали кулаками в воздухе. Они были заведены. Я не пошел, я всегда отсиживаюсь и робею. Я мог провести спарринг – вчера на ринге делал это с длинным и увесистым Чижиком. Он просил меня не бить так сильно.

Но пойти на соревнование – тут уж извините, это не для меня.

…Потом было много соревнований с обязательным участием. Прыжки я проиграл, подтягивания проиграл, бег проиграл. Между делом двое каких-то парней попросили забиться на руках – они были старше и я – победил.

Вот так. Если на меня смотрели, все было плохо. Я не любил фотографироваться, не любил сниматься, мялся на сцене, терялся как мог на фоне. Я стоял в стороне и изучал новые лица, пока не привыкал и не примеривал необходимую роль.

Только не пугай ее, Саид. Пусть не думает, что ты…

Стена! Опять проиграл.

А руки мне куда деть?

Я ел балл, поворачивал, прицеливался к следующему…

Саид несколько дней говорил про какую-то девушку, парни в комнате активно это обсуждали. Теперь он хотел ее поцеловать. И пытался представить, куда денет руки: прикрыл глаза и сотворил что-то губами. А руками беспомощно болтал в воздухе.

Так ты засунь в карманы, – объяснял Руслан. – Крутой будешь. Или за талию хватай, но больше никуда. Пусть она…

Все же, – перебивал Саид. – все же, как это делать? Я ведь никогда…

Ну, а у меня был опыт.

И как?

Он показал ему какую-то технику, при помощью которой тот сможет тренироваться. Я проигрывал. Мне это было чрезвычайно мерзко. Вся эта ситуация, весь тон абсолютно каждого парня встреченного на пути жизни когда он говорил про девушку, вгонял меня в неприятное состояние. Женщина для меня священна. Женщина для меня…

Мобильник задрожал в ладони. Звонок.

Ало?! Ало?! – тихо вскрикнул я.

Иба? Это ты?

Мама.

Почему кричишь? Что случилось?

Ничего. Ничего не случилось.

Она сказала, что поменяла номер.

Ты мне вообще не звонишь… Как ты там? Все нормально?

Да. У нас здесь все хорошо, мам.