Император и трубочист. Том 2. Дворянин

Дорогу до Кушвы достроили к концу сентября. Ну как достроили – пока как времянку… Вместо мостов – эстакады, которые, как и на Салдинской дороге, были собраны частью из пропитанных креозотом брусьев, а частью из неошкуренных брёвен. Брёвна были использованы там, где эстакадам было стоять только до ледохода… Но рядом с ними торопливо возводили опоры для будущих капитальных мостов, пролёты для которых должны были собрать до весны из уже ставших привычными железных балок. Причём в значительной части прямо на заводе. И там же, на заводе, их должны были первый раз покрасить суриком. Следующая покраска должна была быть произведена после установки, а третья – финишная, после окончания полной сборки моста. Ну да – у них уже потихоньку начали складываться технологические карты возведения всяких конструкций и сооружений… Часть насыпей была не закончена, часть выемок ещё предстоит потихоньку углублять, часть нижнего строения пути ещё ожидала засыпки щебнем, водонапорная башня в Кушве ещё достраивалась, а станционное здание – вообще пока только в проекте… но первый поезд из Нижнего Тагила до Кушвы прошёл двадцать шестого сентября одна тысяча восемьсот двадцать первого года. Причём кроме грузовых платформ и вагонов к нему был прицеплен ещё один вагон – пассажирский, самым счастливым пассажиром которого был Толенька Демидов!

И, кстати, только этой веткой дело не ограничилось. Благодаря ли «кракозябле» или той толпе управляющих и купцов, приехавших с Николаем Никитичем… ну и, естественно, явно выраженному августейшему одобрению – на работы удалось нанять довольно значительно число артелей. Так что кроме ветки до Кушвы удалось пройти ещё по паре вёрст, как от Кушвы в сторону Верхней Туры, так и в направлении деревни Павлуши, расположенной в пятнадцати верстах от Нижнего Тагила в сторону Екатеринбурга. Это означало, что продлению дороги до Екатеринбурга – быть.

– Значит азбука полностью готова?

– Ну-у-у… почти, – задумчиво произнёс Шиллинг.

– А что так?

– Понимаешь, я тут подумал, что электрический телеграф – изобретение всемирного масштаба! И значит, его будут использовать все народы мира. Так что мою азбуку стоит немного подработать, поменяв символы, дабы буквы, не используемые в русском языке, но распространённые в немецком, английском или французском получили бы чуть более простую кодировку. Ну с меньшим числом знаков.

– А почему ты считаешь, что наше изобретение – всемирного масштаба?

Шиллинг удивлённо воззрился на меня:

– Даниил, ты меня проверяешь, что ли? Как очень быстрая и очень дешёвая связь может не быть изобретением всемирного масштаба?

– Дешёвая?

– Ну да. Ты знаешь, сколько стоит построить одну башню оптического телеграфа братьев Chappe? А ведь их нужно ставить на расстоянии около десяти вёрст друг от друга. А кое-где и чаще. Здесь же мы только на той аппаратуре, что сделали, как ты это говоришь – на коленке, можем по проволоке передать сообщение от Нижнего Тагила до Кушвы. А если собрать более сильные вольтовы столбы и более мощную аппаратуру – так и далее. Я не буду удивлён, если с другим аппаратом мы сможем отправлять сообщения напрямую в Пермь… конечно, после того, как проложим до туда провод, – чуть сбавил голос Павел Львович. – И эта линия связи совершенно точно обойдётся в десятки, а то и в сотни раз дешевле, чем если бы мы строили оптическую систему Chappe… – Шиллинг аж задохнулся от восторга и закончил пафосным тоном: – Я вообще считаю, что это изобретение – самое великое, что вы создали в этой жизни, Даниил!

– У-у-у-у… – Данька вскинул руки, – вот только меня к этом приплетать не надо. Это вы, Павел, сделали это изобретение.

– Но как же… – вскинулся молодой учёный. В конце концов, ему всего через месяц – шестнадцатого апреля должно было исполнится тридцать шесть лет. Впрочем, по нынешним временам это вполне себе солидный возраст. Как бы даже и не пожилой… Данька смутно припоминал, что средняя продолжительность жизни в XIX веке составляла где-то около тридцати лет. Конечно, на эту цифру оказывала сильное влияние чудовищная младенческая и детская смертность – о чём тут говорить, если даже в семье императора одна из дочерей умерла в двухлетнем возрасте… но и взрослые жили по большей части не так чтобы долго.

– А вот так. Всё это сделал ты, лично! Ну, может, с небольшой помощью Порфирия и Акакия, – это были ребята из последнего выпуска Железнодорожного училища, который привёз Демидов, которых Данька отдал в помощь Шиллингу.

– Но, Даниил…

– Нет-нет-нет! Меня – не упоминать!

Павел покраснел:

– Я так не могу! Именно ваша идея о кодировании всех букв и цифр с помощью всего двух знаков – точки и тире привела к тому, что изначальная конструкция, которую я придумывал в своей голове, кардинально упростилась. И именно вы придумали вот это, – Шиллинг сердито ткнул рукой в сторону телеграфного ключа. Плюс…

– Паша! Всё – успокойтесь. Вот вы только что сами подтвердили, что основную конструкцию электрического телеграфа вы придумали в своей голове ещё до встречи со мной. Так что всё, что я сделал, – это придумал пару вещей, позволивших её упростить… Стойте! Не надо больше ничего говорить. Я НЕ ЖЕЛАЮ, чтобы моё имя употреблялось в связи с изобретением электрического телеграфа. Мне достаточно славы поэта и строителя железных дорог. Более ничего не требуется… А вот деньги за это изобретение я получать желаю. И требую от вас меня ими обеспечить!

– Что? – Шиллинг удивлённо воззрился на Даньку. Тот потихоньку облегчённо выдохнул. Получилось переключить внимание…

– А вы что думали – сделаете изобретение, объявите о нём благодарному человечеству – и всё? С вас взятки-гладки? Как бы не так! С чего это мы должны позволить зарабатывать на нашем изобретении каким-нибудь англичанам или пруссакам? Мы сами будем на нём зарабатывать! Так что сначала мы с вами должны построить мастерскую по сборке телеграфных аппаратов, обучить телеграфистов, попутно отработав методику их обучения, построить тестовую линию… тут, думаю, я смогу помочь с финансированием – включим телеграфную линию в список необходимых сооружений дороги. После чего годик-два потестируем, что у нас и как получилось, и начнём строить завод телеграфной аппаратуры. А может, и проволочную фабрику. Кстати, нужно провести эксперименты насчёт того, как изменяется качество связи в зависимости от проволоки – её состава, сечения, наличия или отсутствия изоляции… ну и так далее.

Шиллинг ошеломлённо уставился на него.

– Даниил, но я… я – учёный, а не заводчик. Какой завод? Нет, я согласен провести все те эксперименты, которые вы тут упоминали, но создавать мастерскую, а потом завод – это точно не ко мне.

Данька расстроено всплеснул руками.

– Ну вот почему так всегда? Почему Попов придумывает, а все сливки снимает Маркони? Павел, вы на меня посмотрите? Я, конечно, не изобретал ни паровоза, ни железной дороги, но вполне себе спокойно построил завод по производству паровозов, вагонов и всяких других паровых машин. И зарабатываю на нём большие деньги! Я, по-вашему, только заводчик? Тогда что вы мне тут вещали по поводу моего участия в изобретении электрического телеграфа? Или всё это была ложь и вы мне отказываете даже в праве называться хотя бы инженером?

– Нет, что вы, Даниил, – смутился Павел Львович, – я бы никогда…

– Ну тогда в чём дело? – бесцеремонно перебил его бывший майор. Его всегда бесили все эти истории про открытия и изобретения отечественных учёных и инженеров, плодами которых, как правило, быстренько начинали пользоваться оборотистые зарубежные дельцы. Так что вот это мямлянье Шиллинга его завело.

– Павел, вы изобрели работоспособный и приемлемый по цене электрический телеграф. Именно вы лучше всего разбираетесь в том, как именно он работает. То есть именно вы сможете быстрее и легче устранить выявленные в процессе его эксплуатации недостатки и недоработки, что приведёт к куда более быстрому появлению намного более совершенного прибора. А мастерская позволит вам сделать это ещё быстрее и лучше. Что вас смущает в этих рассуждениях?

– Но-о-о… вы же говорите – строить линию. Здесь. На Урале. И мастерская тоже будет здесь…

– Ну да. А что вас смущает?

– Ну-у-у… я хотел вернуться в Петербург. Сделать доклад. Опубликовать статью… возможно, даже в Германии и Англии.

– …лять! – ёмко выразился бывший майор. – Павел, вам деньги лишние?

– Нет, но…

– Тогда надо делать, как я говорю. Доклад – подождёт. Сначала наладка производства, создание системы, опробование её. Внесение изменений в конструкцию… И только когда всё это будет отработано, вы выедете в Петербург… для чего?

– Сделать доклад?

– Нет – строить завод по производству телеграфных аппаратов. И открывать школу по подготовке телеграфистов. Здесь, на Урале, пока, и ещё довольно надолго, хватит и мастерской. А вот там перед нами откроется поле непаханое. Причём не только в России, но и во многих других странах. Даже в самых развитых типа Англии и Франции. Представляете размах? Во-от, для этого нам и нужен завод… И только когда всё это будет на финишной прямой – только тогда вы будете делать доклад и публиковать статьи. Не раньше!

– Но научный приоритет…

– Пошёл он в задницу! – рявкнул Данька. – Вам что важнее – некая эфемерная слава или возможность проводить новые эксперименты ни у кого не выпрашивая денег? Да плюс к этому дать стране продукт, за который будут платить деньги ей, а не как сейчас – когда она сама платит дикие деньги другим странам, покупая у них продукты научного труда? Вам не будет стыдно, если окажется, что нашей стране придётся покупать ваше изобретение у иностранцев только потому, что они окажутся более разворотливыми заводчиками? А? К тому же если здесь будет построена первая в мире линия электрического телеграфа – наш научный приоритет никто не сможет оспорить! А вот если мы ограничимся только докладом и парочкой статей в журнальчиках – тут же набежит толпа всяких разных и начнёт доказывать, что они вот тоже делали доклад про электрический телеграф на заседании какого-нибудь спиритического кружка, да ещё и на две недели раньше вас, а вы, негодяй такой, с помощью силы спиритизма его украли и выдали за свой. Вы можете быть уверены, что этого не будет?

Шиллинг насупился:

– Этика в научных кругах…

– Точно уверены?!

Павел замолчал, потом пожевал губами, затем нехотя произнёс:

– Полностью быть уверенным, конечно, нельзя, но я думаю…

– А если мы построим действующую линию?

Шиллинг вздохнул:

– Да, тут наши позиции действительно будут куда более прочными… Хорошо – я согласен.

– Вот и отлично! – обрадовался Данька.

– Только… не могли бы вы сказать, кто были те люди, которых вы упоминали?

– В смысле? – не понял бывший майор.

– Ну, вы упомянули фамилии Попов и Маркони. Кто это?

– А-а-а-а… – Даниил смутился. – Не обращайте внимания – это-о-о… одни мои знакомые… и я упомянул так, к слову… Значит, вы завтра же начинаете отбор людей для мастерской и на телеграфистов.

– Но я хотел… – вскинулся было Шиллинг, но затем вздохнул и кивнул. – Понял. Начну. Но-о… я бы попросил вас полностью не отстраняться от совместной работы. Я понимаю, что после того, как окончательно сойдёт снег, вы снова с головой погрузитесь в строительство дороги, но всё же… ваши советы чрезвычайно ценны, и, несмотря на вашу невероятную скромность, я утверждаю, что без вас мы бы никогда не достигли подобных успехов!

– Это я вам обещаю, – согласно кивнул Данька…

Снег в этом году сошёл довольно рано, так что к работам приступили уже в первой половине мая. Причём за зиму Даньке с помощниками удалось на базе одного из привезённых прошлогодним караваном Демидова паровозов сляпать ещё одну «кракозяблю». Так что «паровые лопаты» теперь запустили в работу на обоих направлениях. Вследствие чего он не сомневался, что ветки до Екатеринбурга и до деревеньки Тёплой, расположенной у одноимённой горы в семидесяти верстах от Кушвы, на том самом месте, где была расположена хорошо ему известная станция Тёплая гора, они к осени сделают. Но это было ещё не всё.

Волжско-Камская пароходная компания, получившая в прошлом году несколько пароходов, два из которых, как и было договорено, начали работу в мае прошлого года, в этом году ждало большое пополнение – в её состав должны были быть включены ещё четыре парохода… вот только сначала они должны были доставить караванами баржей до Перми полный состав как Его Императорского Величества лейб-гвардии Сапёрного, так и свежесформированного Его Императорского Величества лейб-гвардии Железнодорожного батальона. Николай под предлогом того, что хоть Железнодорожный батальон и сформирован – опыта в деятельности, для которой он был сформирован, пока никакого не имеет, выбил у брата разрешение отправить эти два батальона на Урал. Там ведь как раз строится железная дорога! И где ещё этот опыт приобретать, как не на её строительстве? Что же касается Сапёрного – так ему тоже было бы очень полезно научиться чему-то новому. Особенно такому, как железнодорожное строительство…

Причём по две роты Сапёрного и Железнодорожного батальонов должны были отправиться сюда – в Кушву и Нижний Тагил, где принять участие в возведении веток до Екатеринбурга и деревеньки Тёплой, а остальные – начать бить дорогу от Перми до Чусовского городка.

Чтобы разбавить неопытных лейб-гвардейских сапёров и железнодорожников хоть чему-то уже научившимися работниками, в Пермь из Нижнего Тагила и Кушвы была отправлена часть артелей, отработавших на строительстве дороги всё прошлое лето… А кроме того, Даниил и сам собирался в ближайшее время выдвинуться в сторону Перми. Ну чтобы там всё лично организовать. А то начальники батальонов начнут всё под себя подгребать – как же, они ж все из себя дворяне и лейб-гвардейцы… да и запорют дело. А с Даниилом такой номер шиш пройдёт! Он вам не хухры-мухры, а сам Николаев-Уэлсли – компаньон и личный друг великих князей Николая и Михаила… Хм, интересно, как там дела у младшенького из великих князей? Несмотря на то что за зиму от Николая пришло аж три письма, об успехах Михаила он практически не писал. Сообщил мельком, что тот всё продолжает возиться с новой пушкой – и всё… Здесь же, в Тагиле и Кушве, подстраховать ситуацию обещал Демидов, оставшийся зимовать в своём поместье в Нижнем Тагиле. В первую очередь, естественно, под влиянием Толеньки. Тот буквально дневал и ночевал на заводе и в свежепостроенном депо, а также уже раз двадцать скатался на паровозе из Тагила в Кушву и обратно. Уж очень ему это дело нравилось. К удивлению Даниила… А с другой стороны – был в истории Российской империи такой министр путей сообщения как князь Хилков. Реально князь. Из природных Рюриковичей. Так вот он в молодые годы уехал в Америку, где поступил на работу в американскую железнодорожную компанию, пройдя в ней путь от простого рабочего до какого-то там начальника. А когда началась Русско-японская война, для ускорения перевозок повелел проложить рельсы прямо по льду Байкала и лично повёл по ним первый поезд. Им Усман про него буквально взахлёб рассказывал… Так что очарованию железных дорог все сословия подвержены. Даже самые высшие!

С выездом в Пермь Данька подзадержался. Из-за весьма неприятного дела.

Дело в том, что из шести художников, прибывших в прошлом году, четверо уехали обратно сразу после запуска ветки до Кушвы, а двое остались – им отчего-то непременно потребовалось нарисовать с натуры поезд зимой. В снегах. И они остались «ждать натуры». Ну а когда снега повалили – ехать куда-то стало уже опасно – грянула зима, причём уральская. К тому же в эти времена они, на взгляд бывшего майора, были куда более снежными и холодными. Ну ему так казалось… Но довольно быстро выяснилось, что застрявшим художникам это пошло только на пользу. Потому что местное купечество как с цепи сорвалось – насев на них с просьбами непременно нарисовать им «портрету» (или как они это ещё называли – «парсуну»). Причём одной многие не ограничивались. То есть сначала, естественно, шла собственная, так сказать, парадная… затем, как правило, заказывали семейный портрет, потом отдельные жены и детей, а под конец могли пойти и всякие тёти, дяди, свояченицы, любимая лошадь, собака и так далее. А поскольку платили купцы, впервые дорвавшиеся до «самих» стипендиатов настоящей Петербургской академии художеств, не скупясь, да ещё и хвастаясь друг перед другом, кто сколько за собственный портрет отвалил – деньги в карманы заезжих столичных «мастеров» просто валились потоком… Да и сами художники, по собственной глупости, так же не сильно скрывали свои доходы и, регулярно подвыпив в трактире, громогласно смеялись над своими однокашниками, которые «удрали в Петербург», потому как они упустили такие доходы, что оставшиеся теперь «сами стажировку в Италии себе оплатить могут». Так что немудрено, что, когда они перед самым отъездом решили напоследок гульнуть в трактире по полной, в дом, который они снимали, влезли воры и обчистили их до последней ассигнации… После чего незадачливые «творческие люди», мучаясь с похмелья, приползли к Даньке и, рухнув на колени, слёзно попросили помочь «вернуть заработанное».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Сразу после обретения независимости первый президент США Джордж Вашингтон реализовал программу секретаря Казначейства А. Гамильтона по реструктуризации долгов Конгресса и выпуску новых казначейских обязательств. Уже к 1779 году Конгресс объявил о девальвации данных обязательств по курсу 38.5 к 1. А окончательный их выкуп производился всего за 1 % номинала. Это, на минуточку, к вопросу о «самой надёжной валюте мира» и о том, «что США никогда не допустят дефолта». Они с него начали…

2

Из всех декабристов, среди которых были и весьма крупные земле- и, соответственно, крестьяновладельцы, например, Сергей Муравьев-Апостол владел 3500 душ крестьян, Трубецкой – 800 душ, Николай Тургенев – 700 душ, личных крестьян к моменту восстания не освободил НИ ОДИН. В отличие, скажем, от «императорского пса» и «реакционера» Бенкендорфа, который к декабрю 1825 г. освободил всех своих крестьян… А вообще из числа декабристов хоть какое-то телодвижение в этом направлении сделал только уже покойный к моменту восстания участник тайного общества Михаил Лунин, который в своём завещании (духовной грамоте) указал своему единственному наследнику, брату Николаю, освободить крестьян, согласно принятому императором Александром I ещё в 1803 году «Закона о вольных хлебопашцах»… через пять лет после своей смерти!