Паша-"Студент" против банды потрошителей

Анатолий Овчинников

Паша-"Студент" против банды потрошителей

Часть 1

Казаки выходят на связь

Сперва я думал назвать эту повесть «Очерки командира ССО», но теперь мало кто помнит, что было такое ССО в советские времена.

Вообще-то, ССО – это не то, что вы подумали, а Студенческий Строительный Отряд.

Речь пойдёт о 70-х годах – золотом времени Советского Союза, когда, казалось бы, народ, наконец-то, зажил богато и счастливо, а весь остальной мир нас уважал и боялся. Боялись те, кто побогаче и поумней, а уважали недоразвитые страны, заявившие о симпатиях к социализму и получавшие за это на халяву безвозвратные кредиты, продовольствие, атомные станции-плотины и военную помощь.

Но основной массе населения в СССР жить все равно было как-то стрёмно (хотя мы тогда об этом не подозревали), в смысле, бедновато: надвигался тотальный дефицит всего самого необходимого, в том числе продуктов пропитания. Но, не подозревая о теоретическом существовании лучшей жизни, народ довольствовался тем, что давали ему партия и правительство и продолжал гордится всякими липовыми и реальными достижениями в области космоса, балета и разбуханием могучей Советской Армии (оба слова обязательно с большой буквы).

Студенты, как часть этого самого народа, готовились прорваться через зачёты и экзамены в многомиллионное сонмище бездельников с высшим образованием, чтобы затем спокойно протирать штаны в каком-нибудь секретном НИИ за символическую зарплату. Но для этого надо было тоже как-то выживать – не у всех родители могли 5 лет содержать своего отпрыска до получения долгожданной зарплаты в 130-140 рублей.

Вот и ваш покорный слуга вращался в то время в этой академической среде, получая от государства стипендию в 40 рублёв (но это, если хорошо сдашь сессию) и незначительные пожертвования от родной бабушки-заслуженного пенсионера. А жить хотелось с размахом – в 20-то лет! Вариантов с продажей наркоты и телефонного мошенничества мы тогда не знали, поэтому многим моим собратьям приходилось подрабатывать летом, чтобы прожить зиму. Вот так я попал в ССО.

И не просто попал, а меня приятели сагитировали обозначить себя командиром отряда из 10 бойцов. Дело в том, что я к тому времени имел опыт армейской (вернее, флотской) службы и всем казалось, что этого было вполне достаточно для руководства бригадой по сооружению линии телефонной связи в одном из южных районов нашей Великой Родины. А оказалось, что – нет!

Ни я сам и никто из 10 связистов-добровольцев никогда не имели дела ни с каким строительством вообще, а уж тем более с технически довольно сложным возведением многокилометровой столбовой проводной телефонной связи с разводкой по нескольким населённым пунктам. Но нет таких высот, каких бы не брали большевики.

Институтские комитеты оформили нас в отряд, задокументировали протоколами кому быть командиром (это я) и комиссаром (без комиссара в СССР было нельзя), одного из нас назначили медиком и выдали санитарную сумку, снабдили лейблами с брендом «ССО» и с названием отряда («Связист-4») и отправили на учёбу в центр телефонного образования соответствующего треста. Там с нами провели несколько эрзац-занятий по основам профессии связиста, выдали «кошки», чтобы лазить по столбам и удостоверение об окончании спец-курсов. Всё! А практики у нас не было никакой…

Погрузились в поезд и помчались до ближайшей станции к месту назначения. Немного географии: дело происходило в одном из южных регионов России, населённый, по преимуществу, бывшими казаками бывшей Области Войска Донского. Как ни удивительно, но нас там ждали: к поезду прибыл какой-то из местных мелких начальников и комсомолец из областного штаба ССО. Отвезли нас на базу районного узла треста «Связьстрой», где мы ещё раз прослушали лекцию по технике безопасности, после чего началась погрузка в два бортовых «Газона» себя и оборудования с инструментами. В число последних входили, в том числе, забавные термитные спички для сварки стального провода в специальной обжимке, разные кусачки-пассатижи, рукавицы-спецодежда и нарядный флаг стройотряда голубого цвета с нашим названием – «Связист-4». Всё это и наш личный состав в количестве 10 бойцов во главе со мной, влезли в один «Газон», во втором были навалены бухты провода, ящики с изоляторами, гвозди-болты-шурупы и прочая хрень.

Ехали по голой степи часа два-три, любуясь безрадостным почти безлесым и безкустным пейзажем. С нами – но в кабине с шофёром – присутствовал ответственный от штаба комсомолец с волевым и патриотическим лицом. Ещё засветло добрались до центральной усадьбы совхоза с каким-то дежурным названием: то ли «Заветы Ильича», то ли «50 лет СССР». Нас ждали и здесь.

Житьё нам определили в одном из помещений на зерновом току, где уже стояли солдатские койки с матрасами, подушками-одеялами и казённым постельным бельём. Тут же без лишней волокиты совхозный учётчик выдал мне под расписку пачку талонов на всех для пропитания в местной столовой. После короткого знакомства с директором совхоза и его замом по политической работе, вернее, парторгом (была такая должность на всех советских предприятиях), сопровождавший нас комсомолец из штаба уехал обратно на наших грузовиках, а мы – бойцы стройотряда – завалились спать и ждать утра.

Назавтра из райцентра прибыл наш боевой «БКМ» – буро-крановая машина на базе ГАЗ-66 с молодым разбитным (ну очень разбитным) шофером, который заодно доставил нам мастера с необходимым пакетом документов – сметы, чертежи, схемы, графики… Шофёр Вовчик жил с нами постоянно, эпизодически отъезжая на день-два в родной райцентр помыться-постираться и привезти нам всяких вкусняшек «из центра». Мастер – тоже молодой малый, выпускник техникума, наоборот, навещал нас наездами глянуть что да как. Он тоже по неопытности не совсем и не всегда соображал, как нам выпутаться из той или иной ситуации, но все равно считался нашим начальником по технической части.

Здесь требуется немного пояснить для несведущих штатских: БКМ – это навесное оборудование на ГАЗ-66, предназначенное для сверления в грунте дырок под телеграфные столбы диаметром с полметра и неким подобием подъёмного крана с лебёдкой, чтоб засовывать столбы в эти дырки. Там же в кузове оборудовано место для оператора всей этой системы (он же шофер ГАЗона) и две лавки для обслуживающего персонала в лице монтажников. Здесь же перевозится хирургический инструмент: ломы, лопаты, кувалда и т.д.

Объехали с мастером будущую трассу, сверяясь со схемой. Пришлось убедится в неполном, мягко говоря, соответствии конторских чертежей реальной местности: рытвины, ухабы и колдобины сменялись овражками и промоинами с осыпями. Грунт везде – песок с глиной. Дорог, естественно, никаких, только направления.

Смысл всей операции заключался в следующем. Нужно было «запитаться» от узлового анкерного столба-распределителя на «столбовой» грейдерной дороге (от одного райцентра к другому), протянуть линию километров в 8 до центральной усадьбы нашего совхоза, а оттуда ещё к трём окрестным хуторам – отделениям совхоза. Ну, и раскинуть по главному хутору несколько местных линий к главным специалистам и по основным производственным участкам. Всего и делов. Предполагалось управиться месяца за полтора, но не на тех нарвались: заранее скажу, что мы не осилили этот объект и за три месяца, вернувшись в институт аж к 1 октября.

Для справки: станица отличается от хутора тем, что в ней имеется церковь, а на хуторе нет. Наш хутор по размеру был весьма приличный, дворов на 150, но церковь не имел (а вернее всего, её в 30-х комсомольцы-богоборцы разорили), поэтому он так и остался всего лишь хутором. Это как в России: есть церковь (храм) – это село, нету – тогда считай деревня.

Вдоль предполагаемых трасс уже были навалены кучами столбы зеленоватого (от пропитки) цвета, лесовозы продолжали их подвозить. Страшно представить, сколько их было – а мы в итоге почти все воткнули в землю, не успев только полностью раскинуть провода – если считать по 50 метров пролета между соседними столбами, то получится на километр уже штук двадцать, а на всё про всё, наверное, уже 500! Сгубили целый лес. Неподалёку от нашего стойбища заботливое начальство заранее навалило кучи траверс – так называются деревянные и тоже зеленоватые от пропитки поперечины на столбах, к которым приделываются керамические изоляторы, а уже к ним крепятся провода.

Межрайонный трест «Связьстрой» готовился по своим планам и своими силами строить эту линию, но тут подвернулся халявный ССО – поэтому основная часть потребного материала уже поджидала нас на месте. Бухты телефонного провода обещали подвезти попозже, чтобы местные сразу не растащили по дворам. Провод, кстати, стальной оцинкованный, диам. 4 мм – в хозяйстве незаменимая вещь. А оно всё в хозяйстве незаменимо, особенно, стащенное у государства.

Закат Великого Дона

Немного о самом населённом пункте и его обитателях. Места казацкие – Всевеликого Войска Донского. Когда-то. А в нашу бытность резала глаз всеобщая бедность, вернее, скудность самих домишек этих бывших казаков: в основном, это были простые небольшие мазанки, крытые речным камышом, который местные называли «чакан». И редко у кого домики были крыты железом – наверное, только у начальства. Дома разбросаны по хутору не то, чтобы хаотично, но на довольно приличных расстояниях друг от друга – может, по соображениям пожарной безопасности. Ведь тогда ближайшая пожарная часть была у них в большой станице километров за 30 и дождаться её было нереально. Да и сообщить о происшествии тоже было не всегда возможно: связи не было. Вернее, стояла столбовая однопроводная линия от райцентра ещё с 1937 года (чтоб объявление войны не прозевать) на давно сгнивших столбах, она же несла на себе и проводное радио, но только до правления совхоза, а вот с хуторами можно было общаться только как во времена хана Батыя – конным нарочным.

Нам, приехавшим сюда из центральной России, где тоже по сёлам в те времена насчёт зажиточности было не разбежаться, и то местные условия показались уж чересчур бедными. Но народ все равно оставался боевым – по их рассказам, то есть, казацкое прошлое пёрло из местных, как говориться, изо всех щелей. На конях с шашками они не скакали, но многие похаживали в синих штанах с лампасами и в синих картузах с красным околышем.

Окончательно хребет казачеству сломал тов. Сталин еще в начале 30-х при раскулачивании и массовых высылках, правда, «расказачивание», причём зверскими методами», начали ещё до него в начале 20-х граждане Каменев, Зиновьев и прочие Антоновы-Овсеенки. В Великую Отечественную, когда припёрло, Сталин опомнился насчёт казаков и начал позволять им некоторые вольности, но позже все равно их придушили. Отсюда и повальная нищета, превышающая среднестатистический по стране уровень.

Ну, и снабжение этих регионов шло по последнему списку. Местный лабаз-сельпо был один-единственный и работал по сложному графику, разработанному в голове его хозяйки-продавщицы и бывало, он не открывался по целым суткам. Но у черной стороны (Инь) всегда есть белая (Янь) – это муж хозяйки, он же кум Димитрий, который за небольшую доплату мог отпустить водки в любую минуту дня и ночи, стоило только постучать ему в ставеньки. Ассортимент «сельпа» был примерно таков: из харчей – соль и сахар, засохшие пряники, карамельки на развес, консервы «Килька в томате» и в принципе несъедобный «Завтрак туриста», кабачковая икра и повидло в банках, огромных размеров маринованные огурцы и помидоры; из хозтоваров – хомуты, косы, вилы, лопаты, гвозди; из одежды – кирзовые сапоги, галоши, боты «Прощай молодость» и ряды несносимых халатов, ватников и платьев из ситчика. Вроде бы – грех жаловаться, так как основным товаром, первым номером все равно шли водка (единственной марки) за 3-62 и червивка «Плодово-ягодная» по рупь-две. Так что не разжиреешь.

Да, хлеб привозил хлебный фургончик каждый день откуда-то с другой станицы, так как своей пекарни в нашем хуторе, как и во всех окрестных не было – очередь загодя ждала эту хлебную автолавку в определённом месте в определенный час. Хлеб привозили только буханками и только двух сортов – «белый и черный». Если у местных были огород и домашняя живность, включая сало и молоко, то прикомандированным жрать было нечего совсем, если бы не практически бесплатная столовка и пожертвования нищим голодным студентам от администрации в виде ведра молока ежедневно.

Пустота магазинных полок оказалась свойственна не только дальним глухим посёлкам, но и гастрономам в самом областном центре. По долгу службы мне приходилось пару раз летать в Волгоград на самолёте местных авиалиний прямо с колхозного аэродрома на какие-то там слёты стройотрядов, так вот – поесть просто так не удавалось: в магазинах города-героя кроме салата из водорослей и все того же несъедобного «Завтрака туриста» не было НИЧЕГО! Разве что соль, макароны двух сортов и сахар. Да, из напитков горькая настойка «Стрелецкая» – во всех заведениях. К вечеру какие и были столовки – всё закрывалось и тупо поесть удавалось только в ресторане. Зато с осетриной. Это был благословенный 1978 год – вершина могущества СССР! Вот вам и могущество, вернее, его цена.

Насчёт местных авиалиний я не шутил: в одной из соседних станиц (соседних относительно, километрах в 50) натурально располагался аэропорт – прямо посреди большого поля стоял сарай с билетной кассой и дирекцией аэровокзала, вокруг бродили козы и гуси, а также пассажиры, лётчики и администрация. Самолёты, естественно, марки АН-2 с лавками вдоль бортов на 10 человек. Вот и летал я с этого аэродрома в аэропорт города-героя и обратно. Да, до станицы-райцентра добраться можно было либо на попутках, либо рано утром на местном автобусике, который ежедневно кое-как пыхтел, собирая по хуторам пассажиров, чтобы к вечеру вернуть желающих обратно. Автобус на базе ГАЗ-51 – те еще, пузатенькие и с носиком впереди (капот).

Насчёт пропитания (или харчевания, как говорил Шариков) вся надежда была на совхозную столовую и не только у нас: летом здесь собиралось довольно много прикомандированных, сосланных на сельхозработы с самого Волгограда. В том числе женского пола, но об этом подробней в следующей главе. Здесь же кормились механизаторы и прочие специалисты из местных, вернее, с кухни развозили для них на поля термосы с борщами-кашами-компотами. Жрачка, разумеется, так себе – без изысков и единообразная одна для всех: не очень наваристый супец, немудрёная мясная поджарка с подливкой и гарниром из рожков и вермишели (пюре по праздникам), слегка подслащенный чай-компот. Мы были молоды, работали много, поэтому и пищи требовалось много – приходилось набивать животы тем, что есть. Хотелось блинчиков, коржиков, кефирчика, пирожков с ливерухой, не говоря уже о колбасе с сыром, но тут, похоже, даже слов таких не помнили с 1917 года. Приходилось грызть засохшие пряники с леденцами из местного лабаза, запивая их «Плодово-ягодным».

Колхозно-совхозные столовые в своём первозданном виде пережили все пертурбации и потрясения в нашем обществе и дожили до наших дней. Они бережно, из поколения в поколение передавали своё мастерство по составлению незатейливого однообразного меню и изготовлению блюд из минимального набора продуктов. Уже в наше время судьба забрасывала меня несколько раз в подобную столовку при передовом орденоносном откормсовхозе говяжьего направления и что вы думаете? – всё то же самое: только супчик стал ещё жиже, мясо во вторых блюдах еще жилистее всё при тех же переваренных рожках или слипшейся пшёнке, а чай (да какой там чай- одни «опивки») совсем лишился сахара. При этом все кормящиеся знали куда всё уходит, а именно в закрома заведующей столовой, но никто не порицал и не осуждал её за это, потому как любой другой на этом месте повёл бы себя точно также. Баба просто умеет жить: и с начальством делится, и себя не обижает. Тотальное воровство всего и вся засело у нас в сознании с советских времён намертво: «Ты здесь хозяин, а не гость – тащи с работы каждый гвоздь!». И тащим везде и отовсюду – от дворника до высших чиновников и прочих слуг народа.

От авитаминоза и неизбежной цинги нас спасало доброжелательное отношение бывшего казачества, особенно его женской половины ко всем приезжим, а особенно к молоденьким студентикам. Многие станичники (хуторяне, если точнее) со временем пересекались с нами по работе (специалисты, шофера, трактористы, даже поварихи) и делились плодами своего огородного хозяйства в виде все тех же огурцов-помидоров и лука с чесноком-петрушкой. Кое с кем приходилось общаться очень плотно и народ, в благодарность общения с такими неординарными личностями, заносил к нам в общежитие не только вонючий донельзя самогон, но и закуску к нему в виде сала.

Немного о местном сале. Вообще-то исстари – это культовый элемент еды для казака, которым и сегодня в минуты «расслабона» милее не шашлык из седла барашка, а кулеш на основе пшена и сала. Сало хранилось, порезанное на большие куски, в 3-литровых банках в погребах (холодильники на кухнях тогда были так же редки, как сегодня пингвины в Африке). Поскольку хранилось долго, возможно, годами, то было оно, как правило, слегка пожелтевшее, но главная фишка была не в этом. Молодежь не знает и мало кто верит, что в советские времена колхозно-совхозную скотину кормили, в том числе … морской рыбой, особенно свиней. Рыбёшка типа килька-хамса вообще почти ничего не стоила, а системы хек-треска-минтай была всего-то копеек по 40-50, но это в розницу в магазине. На колхозы шли госпоставки по специальным ценам, на которые никто внимания не обращал –все равно рано или поздно все долги государство спишет. Свиньи в апельсинах не разбирались, а вот в минтае – отлично! Брикеты по 16 кг мороженной рыбы уходчики за скотиной активно растаскивали по домам (животинка, естественно, вынужденно постилась), снабжая свои семьи и все родственные, в итоге всё село кормило своих личных домашних свиней тоже рыбой (рыбой в том числе, помимо всякого зерна, жмыха, картошки и т.д.). Это взаимоотношения личности и государства практиковалось на всём пространстве Великого Советского Союза, в том числе и в отношениях с морской рыбой. Это теперь к треске и хеку не подобраться и-за заоблачных цен – всю рыбу современное государство спускает в Японию и Китай – а тогда – пожалуйста, кушайте, граждане!

Но! В результате такой диеты мясо скотины, а особенно впечатлительное и восприимчивое ко всему новому сало, впитывало в себя этот проклятый рыбий жир, вкус и аромат, которые ничем истребить было невозможно. С непривычки после тамошнего самогона и рыбьего сала рвало как Штирлица на родину.

В августе подоспели арбузы. У всех, у каждого и нас это очень радовало. Но в каждом мёде есть дёготь: там я впервые отведал солёного арбуза, что для местных является деликатесом и непременным атрибутом праздничных столов… Результат – см. предыдущий абзац. Невероятная дрянь! Но едят же просвещённые норвежцы и японцы абсолютно протухшую селёдку и ничего…

Приятным дополнением к рациону (хотя и редким) оказалась бесхозная – ну, почти бесхозная – птица в виде гусей. Тогда у каждого хозяина, кто разводил среди прочей живности и гусей, не было особой замороки насчёт выпаса этих водоплавающих: как ни удивительно, они сами стадами птиц по 50 шли почти километр до реки, там плескались и кормились чем придётся до вечера и так же дружно шли обратно. Сами! Потрясающие идиоты… Никто из хозяев их не считал: ну, стало меньше на одного-двух, значит, лиса утащила, или сом со щукой. Зато оставшиеся крепче и умнее будут.

Но в нашем спецотряде нашлись свои сомы, которые подстерегали гусиное стадо на темной тропе и захватывало их в полон. Дальнейшая судьба трофея была незавидна – в котёл! У нас не было посуды, кастрюль, котлов и самой плиты, хотя бы на дровах – тоже. Но обходились просто: ощипанный и потрошеный гусь погружался в эмалированное ведро и варился с помощью … кипятильника. Других вариантов не было. И получалось. Вот как считать – это воровство, или охота?

Был вариант с доппайком и попроще. Один из наших приволок с собой охотничью двустволку – тогда за оружием не следили так бдительно как сейчас – и мы частенько развлекались стрельбой по голубям. Но не из кровожадности, а тоже из охотничьего азарта и потребности в протеинах и животных белках. Я уже говорил, что жили мы на зерновом току, где голуби были огромных размеров и соответственно откормленные с вечно набитым зерном зобом. После разделки и варки с помощью всё того же кипятильника они оказывались достаточно мягкими и вкусненькими. Особый шарм был, когда один из наших умельцев замариновал тушки как на шашлык, а потом мы их загрилили на углях – ооо! И сейчас бы не отказался.

Да, еще среди нас нашлась пара рыбаков-спиннингистов, которые бегали на Хопёр ни свет, ни заря и, как правило притаскивали жерехов и щук довольно приличного размера. Рыба тогда была не только в кормушках у свиней, но и водилась в реках.

Часть 2

На столбовых линиях

Проблемы с работой начались в первый же день. Одна группа наших уселась неподалёку от базы набивать траверсы изоляторами на штырях, а другая должна была начать растаскивать столбы по линии из куч, куда их сваливали лесовозы – вдоль трасс, через примерно каждые 50 метров. Растаскивать предполагалось с помощью совхозного трактора, который по всем контрактам они и должны были нам выделить, но… По словам директора: «займитесь пока чем-нибудь другим, а техники вам дать не можем, так как»… – далее следовали убедительные аргументы, что скоро уборочная, трактора на пресловутой линейке готовности, нет запчастей, нет механиков, нет тракториста и т.д. А вот через несколько дней – пожалуйста.

Но дал вместо трактора бортовой ГАЗон, поскольку до начала уборочной кампании он был не сильно им нужен. Ждать мы не могли никак: у нас оплата была не за простои и отсидку, а за сдачу в оговоренные сроки объекта. Весь навар и цимес по договору мы должны были получить после приёма всей линии в эксплуатацию, в противном случае нам оплачивали только по факту выполненных работ, так называемую «процентовку» – без чуть ли не двойной премии – на что у стройотрядовцев и был основной расчёт.

ГАЗон – так ГАЗон, тем более, что он нам все равно полагался для подвоза личного состава и материалов с оборудованием и инструментом. Это был не сильно потрёпанный ГАЗ-53, шофёр которого за приписки в его отработанных часах был согласен на всё, в том числе и запороть двигатель при волочении тяжеленных шестиметровых столбов. Этот ГАЗон, наверное, с неделю таскал нам столбы, пока это безобразие не увидел кто-то из начальства и грузовик у нас забрали. Я потом каждое утро ходил на планёрку и постоянно ныл, что нам нужен трактор. Дали, наконец-то, колёсный типа «Беларусь», но весь уже убитый в хлам на предыдущих работах – у нас он окончательно и сдох. Буквально на руках. Но остался тракторист. Потом дали совершенно никчёмный маленький Т-16 – такой таракашка с кабиной позади платформочки. Этот тракторный гном годился только для доставки нас со скоростью 25 км/час к месту работы (или в столовую).

Тем временем, кое-как и потихоньку часть опор (столбов) была растащена куда надо, к ним подвозили и устанавливали траверсы, Вовчик-крановщик бурил в грунте ямы и с нашей помощью втыкал туда столбы. Чтобы столб не завалился (хотя бы сразу) по-хорошему, в идеале, его нижний конец-комель надо было бы заливать в грунте бетоном, но такового не предполагалось изначально, поэтому мы просто утаптывали суглинок вокруг столба инструментом под названием «трамбовка». Это был просто метровый отрез толстой жерди, которым надо было уплотнять грунт вокруг основания опоры-столба.

Вертикальность опор обеспечивалась «на глазок» ручным выравниванием, сама линия столбов выстраивалась в линию автоматически визуально уже на третьем столбе (как оказалось из практики). Линию нужно было тянуть как можно прямее, но все же недалеко от дороги, так как на поворотах трассы приходилось ставить технически более сложные угловые опоры с откосом. Пока одна группа монтёров устанавливала с помощью БКМ столбы, другая уже карабкалась наверх на уже стоявшие, карабкалась и довольно шустро с помощью «кошек-когтей». Наверху, обернув себя страховочной цепью от монтажного пояса, монтёры начинали обвязку проводов на изоляторах вязальной проволокой. Обратно на землю соскакивали уже без всяких «кошек» – просто вниз в обнимку со столбом. Лазанье по столбам мы освоили мгновенно (молодые были, гибкие и ловкие) и поднимались наверх стремглав со скоростью бешенной белки.

Да, я не рассказал про траверсы. Это такие поперечины ближе к верхушке столба, на которых торчат изоляторы, а ним должны быть привязаны телефонные провода. В реале это брусья длиной метра по два сечением 10 на 10 см с отверстиями, в которые устанавливаются штыри изоляторов. На их верхнюю резьбовую часть наматывается пеньковая пропитанная смолой верёвочка, которую называют «каболка», а уже на эту каболку как на уплотнитель навинчивается керамический изолятор. По неопытности мы мало уделяли внимания прочности этого соединения, о чем впоследствии проходилось очень горько сожалеть: плохо насаженный изолятор выскакивал со штыря, увлекая за собой два пролёта уже натянутого к тому времени телефонного провода, а это за километр видимый брак.