bannerbanner
«Жизнь странная штука»
«Жизнь странная штука»

Полная версия

«Жизнь странная штука»

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

"Я… я согласна," – ее голос был слабым, но твердым. Любопытство и желание понять себя перевесили страх.

"Хорошо," – Каю улыбнулся уголком губ. "Тогда идем. У нас мало времени, а узнать нужно очень многое."

Он повернулся и пошел, не оглядываясь, будто был уверен в ее согласии. Ева сделала глубокий вдох, оттолкнулась от стены и последовала за ним в лабиринт теней и неоновых отражений, навстречу неизвестности.

***

Убежище Кая оказалось под землей, в одном из бесчисленных, заброшенных уровней города, погребенных под новыми слоями застройки. Спуск был долгим и извилистым, по ржавеющим металлическим лестницам и через узкие технические коридоры, где воздух был затхлым и пах пылью и машинным маслом. Неон остался далеко наверху, и здесь царила полумрак, освещаемый тусклыми, мерцающими лампами.

Само убежище было больше похоже на склад или заброшенную лабораторию. Повсюду громоздились полки с книгами – старыми, бумажными, что само по себе было редкостью и вызывало у Евы удивление. Рядом стояли странные приборы – какие-то трубки, провода, мерцающие экраны с непонятными графиками, аналоговые циферблаты рядом с цифровыми панелями. В углу стоял древний, массивный компьютер, его вентиляторы тихо гудели. Казалось, время здесь остановилось или повернуло вспять.

Кай поставил чайник на старую электрическую плитку. Запах кипящей воды был непривычно домашним в этом месте. Ева сидела на единственном стуле, осматриваясь. Она все еще чувствовала напряжение после пережитого, но странная аура Кая успокаивала ее.

"Ты должна понять одну простую вещь, Ева," – начал Кай, наливая горячую жидкость в щербатые кружки. Он протянул одну Еве. Это был не привычный синтетический напиток, а настоящий травяной чай. "Этот мир, который ты видишь вокруг себя – эти здания, эти люди, эти правила – это лишь тонкая пленка. Поверхность. Под ней существует другая реальность. Невидимая. Связанная с… ну, назовем это информационными полями. Или смысловыми структурами."

Он поставил свою кружку и подошел к одной из панелей с графиками. На экране ползла волнистая линия, изредка вздрагивая пиками.

"Большинство людей живут только на поверхности. Они воспринимают мир буквально. Слово – это только звук или набор символов. Действие – это только физическое перемещение. Мысль – это химический импульс в мозгу. Они не видят связей. Не чувствуют контекста. Не улавливают истинного *намерения*, стоящего за словами или действиями. Они – как компьютеры, которые выполняют программу, не понимая ее цели. Или, как я их называю… био-роботы. Ведомые инстинктами, запрограммированными реакциями и внешними стимулами: страхом, желанием потреблять, жаждой примитивной власти или одобрения."

Ева слушала, широко раскрыв глаза. Это было именно то, что она всегда чувствовала, но не могла сформулировать. Другие люди казались… простыми. Предсказуемыми. Плоскими.

"Ты видишь глубже," – продолжил Кай. "Ты чувствуешь эти поля. Эту сеть связей. Ты улавливаешь резонанс. Когда человек лжет, ты чувствуешь диссонанс между его словами и его истинным 'фоном'. Когда происходит событие, ты видишь не только его физическое проявление, но и энергетический или информационный след, который к нему привел, и который оно оставляет. Это похоже на то, как увидеть ветер, а не только колышущиеся ветви."

"Но… как это возможно?" – спросила Ева.

Кай снова усмехнулся. "Хороший вопрос. Лучший вопрос из всех возможных. Наука этого мира объясняет это как аномалию, патологию. 'Синастезия', 'повышенная эмпатия', 'сенсорная перегрузка'. Они пытаются запихнуть все, что не понимают, в прокрустово ложе своих примитивных определений. Но есть и другие взгляды. Древние философы говорили о душе, о духе. Некоторые современные изгои, вроде… ну, неважно сейчас имена… говорили о нелокальных связях, об информации, существующей вне материи, о полях, которые пронизывают все сущее."

Он постучал пальцем по экрану с графиком. "Эти приборы – примитивные попытки уловить эти поля. Это как пытаться измерить красоту симфонии вольтметром. Но даже они показывают, что *что-то* есть. Что-то, что реагирует на мысль, на намерение, на *смысл*."

"Значит… я не больна?" – это был самый важный вопрос для Евы.

"Ты не больна. Ты *пробуждена*," – твердо сказал Кай. "Пробуждена к истинной природе реальности. Это не болезнь, Ева. Это эволюция. Следующий шаг. Способность оперировать не только с материей и энергией, но и с информацией и смыслом на фундаментальном уровне."

"Но почему только я? Почему не все?"

"Хороший вопрос, номер два," – кивнул Кай. "Возможно, большинство подавляет это в себе с детства, под давлением общества, которое требует 'нормальности', буквальности. Возможно, есть генетические предпосылки. Возможно, дело в определенных условиях развития. Не знаю. Но знаю точно: ты не одна."

Он сделал паузу, глядя на Еву, оценивая ее реакцию. Она была ошеломлена, но ее глаза горели любопытством, а не просто страхом.

"Есть другие, подобные тебе," – тихо продолжил он. "Не так много, как хотелось бы. Но они есть. Те, кто чувствуют 'фон', кто видят связи. Мы называем себя Прогрессорами. Потому что мы верим в прогресс. Не в технологический прогресс ради потребления, а в прогресс сознания. В эволюцию разума."

"Прогрессоры…" – повторила Ева, пробуя слово на вкус.

"Мы существуем в тени," – пояснил Кай. "Собираемся в таких вот местах. Изучаем 'невидимое'. Пытаемся понять его законы. И пытаемся противостоять тем, кто хочет затоптать любое проявление истинного сознания."

"Те, кто… кто хотел меня поймать?"

"Да. И те, кто ими управляет. Мы зовем их Регрессорами. Они боятся 'невидимого', потому что не могут его контролировать. Они боятся глубокого мышления, потому что оно ставит под сомнение их власть, основанную на манипуляции примитивными инстинктами. Их цель – сделать всех такими же 'био-роботами', как они сами. Убрать любое отклонение от нормы. Задушить в зародыше любое пробуждение."

Кай сел напротив Евы. Его взгляд стал серьезным. "Мы – в меньшинстве. И мы ведем тайную войну. Войну за будущее человечества. За право мыслить, чувствовать и *быть* по-настоящему."

"Война?" – слово прозвучало слишком громко для тихого убежища.

"Да. Не всегда с оружием в руках, хотя и такое бывает. Чаще – война идей, война информации, война влияния на те самые 'невидимые' поля. Мы пытаемся 'пробудить' других, распространить знания, саботировать их попытки полного контроля. Это опасно. Очень опасно."

"Вы… вы хотите, чтобы я присоединилась?"

"Я хочу научить тебя," – поправил Кай. "Научить пользоваться тем, что тебе дано. Научить понимать. Решение, что делать с этими знаниями дальше – будет твоим. Но ты уже оказалась на передовой, девочка. Твоя 'инаковость' привлекла внимание. Теперь ты либо научишься ею управлять, либо станешь легкой мишенью."

Он выпил остаток чая. "У меня нет много времени, Ева. Я стар. Я долго искал кого-то вроде тебя. Кого-то с таким потенциалом. Я могу передать тебе все, что знаю. Могу дать тебе инструменты. Но работать придется самой."

"Инструменты?"

Кай встал и подошел к компьютеру. "Не только физические," – он включил монитор, и на экране появился сложный интерфейс с множеством окон и линий кода. "Но и ментальные. Философские. Мы должны синтезировать науку – истинную науку, которая не боится заглядывать за горизонт – философию и твою интуицию. Твою способность *чувствовать* истину. У нас есть технологии, которые помогают нам 'видеть' эти поля, анализировать их. Но истинный инструмент – это твое собственное сознание. Твоя способность *воспринимать*."

Он повернулся к ней. "Начнем с основ. Реальность не статична, Ева. Она не просто набор твердых объектов. Она динамична. Она – процесс. И она реагирует на… на нечто большее, чем просто физическое воздействие. Она реагирует на *смысл*. На *намерение*. И Прогрессоры учатся взаимодействовать с этим уровнем."

Последовал долгий разговор. Кай говорил о концепциях, которые были одновременно поразительно новыми и пугающе знакомыми Еве, словно он озвучивал то, что она всегда знала где-то глубоко внутри, но не могла выразить. Он говорил о нелокальности – о том, как события и объекты могут быть связаны не через пространство, а через невидимые информационные каналы. О том, что мысль не является просто продуктом мозга, но может быть связана с этими полями, влияя на них и черпая из них информацию. О том, что "реальность" в том виде, в каком ее воспринимают "био-роботы", является лишь низкочастотным, ограниченным "срезом" гораздо более сложного и многомерного существования.

Он показывал ей старые, черно-белые диаграммы, вырезки из книг, фрагменты кода. Объяснял, как определенные паттерны мышления, определенные слова, даже определенные эмоции создают свой собственный "резонанс" в этих невидимых полях. И как Регрессоры используют эти знания – или их искаженное подобие – для контроля.

"Они берут великие идеи – из науки, из философии, даже из старых религий – и вырывают их из контекста," – говорил Кай, его голос был полон горечи. "Превращают их в пустые лозунги, в бездушные правила. 'Возлюби ближнего своего' становится оправданием тотального контроля под видом заботы. 'Познай самого себя' превращается в требование соответствовать общественным стандартам. 'Будьте едины' – в подавление любой индивидуальности. Они используют слова, но убивают *смысл*."

Ева слушала, ее юный ум напряженно работал, пытаясь связать эти абстрактные идеи с ее собственным, пожизненным опытом. Она вспоминала, как учителя в школе повторяли заученные фразы, не понимая их. Как Лея и другие дети следовали за толпой, не задумываясь, почему. Как все вокруг жили по набору внешних, бессмысленных правил. Это была та самая "буквальность", то самое отсутствие "контекста" и "смысла", о которых говорил Кай.

"Твоя задача, Ева," – сказал он под конец их первой беседы, когда усталость уже брала свое. "Научиться различать. Видеть разницу между формой и содержанием. Между словом и смыслом. Между физическим проявлением и его невидимой подоплекой. Это требует концентрации. Внимания. И отказа от тех примитивных шаблонов, которые общество вбивает в головы с рождения."

Он достал из ящика небольшой, гладкий черный камень. "Вот. Возьми. Это простая вещь. Почувствуй его. Не просто его вес или температуру. Почувствуй его 'фон'. Его историю. Связи, которые тянутся от него."

Ева взяла камень. Сначала она чувствовала только его твердость и прохладу. Но, сосредоточившись, как учил Кай, она почувствовала что-то еще. Слабое эхо земли, откуда он пришел. След тепла руки Кая. Нечто… более древнее и спокойное, чем все вокруг. Это было едва уловимо, но реально.

"Это только начало," – сказал Кай, видя выражение ее лица. "Мы будем тренировать твое восприятие. Учить твой разум оперировать на этом уровне. Это будет долго и трудно. Но ты справишься. Я верю в тебя."

Он отвел ее к небольшому дивану в углу, где Ева могла поспать. Уходя, она в последний раз оглядела убежище – странное, тихое место, наполненное знаниями и тенью опасности. Снаружи ждал мир, который она всегда считала единственным. Теперь она знала, что это ложь. Что есть другая реальность. И что она, Ева, была ее частью.

Засыпая под тихое гудение старого компьютера и мерцание непонятных приборов, Ева чувствовала, как тяжесть ее "инаковости" постепенно сменяется осознанием цели. Она больше не была просто странной девочкой, видящей то, чего не видят другие. Она была кем-то, кто мог понять. Кем-то, кто мог бороться. Рука из тени, которую протянул Кай, вытягивала ее не только из опасного переулка, но и из одиночества и непонимания, которые были ее домом всю жизнь. И впереди лежал путь, полный тайн и опасностей, ведущий к самой сути того, что значило быть разумным.

Глава 4: Первые Шаги Под Землей

Годы ползли, словно ржавые шестеренки забытого механизма. Мир за стенами убежища оставался прежним – мир ярких, но пустых огней, мира, где люди двигались по предсказуемым траекториям, реагируя на стимулы с точностью насекомых. Для них существовало только то, что можно увидеть, потрогать, измерить стандартным прибором. Они жили в плоской реальности, двухмерной проекции без глубины и контекста. А я… я теперь знала, что есть другие измерения. И Кай был моим проводником.

Мне было пятнадцать, когда я переступила порог его настоящей мастерской. Это было не просто подвальное помещение, как то, где мы встретились впервые. Это был целый лабиринт под городом, паутина старых тоннелей, заброшенных станций, забытых коммуникаций, куда не проникал надзор Октавиана и его безликих церберов. Здесь, в полумраке, среди пыли и запаха озона, жили и работали Прогрессоры. Они были немногочисленны, разрозненны, но каждый из них горел странным, внутренним светом, который я научилась распознавать.

Кай стал моим учителем. Не по школьной программе – эти знания казались смехотворно примитивными после первых же его уроков. Он учил меня видеть. Не глазами. Чем-то другим, чем-то, что у меня было всегда, но чему я не находила названия. Теперь я знала – это было восприятие невидимого поля, информационной матрицы, пронизывающей все сущее.

«Большинство людей, Ева, – говорил Кай, его голос был хриплым от пыли и многолетней усталости, – видят лишь физическую оболочку. Они видят дерево, но не видят потоки энергии, которые его питают. Они видят лицо человека, но не видят вибрации его мыслей, истинных намерений, скрытых за отшлифованной маской вежливости или безразличия. Они живут в мире следствий, не видя причин, которые лежат в другой плоскости».

Мы сидели в его лаборатории. Это была странная смесь старой и новой техники. Рядом с допотопными осциллографами стояли мерцающие экраны, показывающие какие-то фрактальные узоры и пульсирующие графики, не имеющие отношения к известной физике. Кабели тянулись от непонятных приборов к креслу, куда Кай часто сажал меня.

«Наши предки, – продолжал он, настраивая что-то на пульте, – знали об этом. Они называли это духом, душой, эфиром, праной, божественной энергией. Потом пришли "просвещенные", которые все разложили на атомы, на химические реакции, на импульсы нейронов. И объявили, что больше ничего нет. Они убили контекст, убили смысл. Осталась только функция».

На экране перед нами вспыхнула сложная, многомерная структура. Она менялась, переливалась цветами, которые я не могла бы описать словами. Я *чувствовала* эту структуру. Чувствовала ее логику, ее состояние. Это было похоже на музыку, но не звук, на мысль, но не слово.

«Это, – сказал Кай, – то, что мы называем Информационным Полем. Или иногда, в шутку, Великим Контекстом. Все во Вселенной связано с ним. Каждая мысль, каждое действие, каждое событие оставляет в нем отпечаток. И наоборот – Поле влияет на физический мир. Но только те, кто "пробудился", могут воспринимать его напрямую. А ты, Ева, ты его чувствуешь от рождения».

Он учил меня не только чувствовать, но и интерпретировать. Используя приборы, которые, по его словам, были созданы еще первыми Прогрессорами много десятилетий назад – изгнанными учеными, философами, художниками, которые отказались принять плоское видение мира. Эти приборы были вроде костылей для восприятия, позволяя увидеть то, что я чувствовала интуитивно.

Например, мы работали с "Резонатором Сознания". Это был сложный агрегат из металла, проводов и мерцающих кристаллов. Когда я фокусировала свое внимание на определенном человеке (используя его фото, запись голоса или даже просто мысленно представляя его), Резонатор "подключался" к его слепку в Информационном Поле. На экране появлялся узор. У "био-роботов" эти узоры были простыми, повторяющимися, почти механическими. У них не было глубины, не было настоящей сложности. Это были паттерны поведения, страхи, примитивные желания – все то, что составляло их инстинктивную сущность.

«Видишь? – показывал Кай. – Вот узор Леи».

Я видела. Узор моей старой подруги был сложным, чем у большинства, с которыми мы работали – в нем были проблески чего-то большего, отголоски детской чистоты и любопытства. Но он был словно покрыт слоем грязи, подавлен, загнан в жесткие рамки социальных норм и страхов. Это было больно видеть. Ее узор кричал о нереализованном потенциале.

«А вот, – Кай переключил настройки, – узор кого-то из "них"».

Экран вспыхнул агрессивным, острым узором, который словно пытался проткнуть само Поле. В нем была только жажда власти, контроля, разрушения. Никакого созидания, никакого любопытства, только догма и примитивная сила.

«Октавиан?», – спросила я.

Кай кивнул. «Октавиан или кто-то из его ближайшего окружения. Они – самые яркие представители Регрессоров. Те, кто активно подавляет любое проявление истинного сознания. Они боятся его. Потому что истинное сознание не поддается контролю, не действует по предсказуемым правилам. Оно – хаос для их плоской логики».

Мое обучение включало не только теорию и работу с приборами. Кай заставлял меня медитировать часами, учиться успокаивать "шум" физического мира, чтобы лучше слышать "голос" Поля. Он давал мне старые книги – по квантовой физике, по философии, по древним учениям – и заставлял искать в них крупицы истины, утерянные в буквальных интерпретациях.

«Каждый великий текст, – говорил он, – будь то научный трактат, философский диалог или религиозное писание, содержит слои смысла. Первый слой – буквальный, самый примитивный. Второй – аллегорический, символический. Третий – анагогический, связанный с высшим знанием, с Информационным Полем. Регрессоры остановились на первом. Они берут цитату – "Не судите" или "Не укради" или "В начале было Слово" – и превращают ее в тупой, бездушный закон или лозунг. Не понимая контекста, не видя связи с целым, не чувствуя энергии, которая стоит за этими словами».

Он показывал мне примеры. Рекламные щиты, использующие фразы из древних текстов для продажи очередного ненужного гаджета. Политические речи, превращающие глубокие идеи в примитивные призывы. И даже их система образования – набор фактов без связей, набор правил без понимания их истоков.

Жизнь в подполье была тяжелой. Постоянная опасность. Нехватка ресурсов. Моральное бремя. Некоторые Прогрессоры были сломлены, другие – слишком фанатичны. Были те, кто видел в моих способностях чудо, почти религиозно. Были те, кто относился с чисто научным интересом. Кай держался особняком, всегда прагматичный, всегда с легкой усмешкой.

«Не делай из себя мессию, Ева, – предупреждал он однажды. – Ты просто носитель определенного типа восприятия. Таких, как ты, были единицы в каждом поколении. Проблема не в уникальности способностей, а в том, как ты их используешь. И в том, насколько быстро ты учишься. У нас нет времени на чудеса».

Время действительно поджимало. По донесениям из внешнего мира, Регрессоры усиливали контроль. Появлялись новые технологии, которые Кай называл "подавителями резонанса". Они работали на тонком уровне, усиливая "шум" физического мира и заглушая "голос" Поля для тех, кто еще не "пробудился" полностью. Люди становились еще более предсказуемыми, еще более управляемыми. Граница между "био-роботами" и теми немногими, кто сохранил проблески истинного сознания, становилась все более четкой и опасной.

Мои первые "миссии" были простыми, но требовали напряжения всех моих новых навыков. Например, нужно было найти человека, который внезапно проявил признаки "пробуждения" – стал задавать "неправильные" вопросы, вести себя "нестандартно". Регрессоры быстро выявляли таких. Моя задача была найти их первыми, используя свое чувство Поля и приборы Кая, пробиваясь сквозь информационный мусор города. Затем Прогрессоры пытались связаться с ними, предложить убежище, обучение. Не всегда успешно. Многие были слишком напуганы, слишком привязаны к своему привычному миру.

Однажды, пробиваясь через городские уровни, я встретила Лею. Случайно. Она работала в какой-то стандартной офисной капсуле, ее лицо было бледным от искусственного света, глаза потухшими. Она узнала меня, улыбнулась. Улыбка была вежливой, стандартной, без искры. Мы поговорили о пустяках – погода, работа, какие-то общепринятые новости. Я видела ее узор. Он стал еще более тусклым, еще более шаблонным. Слой грязи уплотнился. Она жила по инструкции, по программе. Я почувствовала, как далеко мы разошлись. Как будто мы жили в разных Вселенных, хотя стояли рядом.

Когда я вернулась, я рассказала Каю.

«Она… она почти полностью погрузилась», – сказала я с горечью.

Кай кивнул. «Большинство так и делают, Ева. Это легче. Жить без вопросов. Жить по правилам. Наше знание – это бремя. Оно требует постоянного усилия, постоянного выбора. Регрессоры предлагают комфортное неведение. Это мощный соблазн».

Он учил меня не только видеть, но и защищаться. Поле могло быть опасным. Неправильная интерпретация, слишком сильное погружение могли исказить восприятие, привести к безумию. Или, что еще хуже, привлечь внимание "тех". Кай говорил о "них" уклончиво. Не просто Регрессоры-люди вроде Октавиана, но что-то, что стоит за ними. Что-то, что использует инстинкты и примитивность как инструмент. Что-то из самого Поля, его темная, регрессивная сторона.

«Каждое действие, Ева, имеет резонанс в Поле, – объяснял Кай. – Действия, основанные на истинном разуме, на понимании контекста, создают гармоничные, сложные узоры. Регрессивные действия – основанные на страхе, жадности, слепой вере в догму – создают искажения, паразитные вибрации. Они питаются этими искажениями. Октавиан и его подобные – просто их марионетки».

Эта мысль пугала больше всего. Бороться не только с людьми, но с чем-то невидимым, что использует людей как оружие. Кай учил меня укреплять свой собственный "резонанс", делать его чистым и сильным, чтобы не поддаваться искажениям Поля, создаваемым Регрессорами. Это было похоже на тренировку мышцы, о существовании которой ты не подозревал.

Шли годы. Я росла. Мои способности обострялись. Я научилась видеть Поле почти без приборов, чувствовать его пульсацию в воздухе, в стенах, в людях. Мой детский дар превращался в инструмент. Инструмент познания. Инструмент выживания. Инструмент борьбы.

Кай начал знакомить меня с другими Прогрессорами, теми, кто был готов взять на себя риски. Старые ученые, которые были объявлены сумасшедшими. Художники, чье искусство было слишком "непонятным" для официальных галерей. Историки, нашедшие "неправильные" факты. У каждого была своя история, своя причина быть здесь, в полумраке под городом. Они смотрели на меня с надеждой, с любопытством. Они знали, что я – особенная. Они знали, что Кай готовит меня.

«Ты – наше будущее, Ева», – сказал мне однажды старый Прогрессор по имени Элиас, бывший физик. Его глаза за толстыми линзами очков светились лихорадочным огнем. – «Твое восприятие – это следующий шаг эволюции. Мы можем лишь пытаться понять и использовать то, что для тебя – естественно».

Его слова давили. Я не хотела быть будущим. Не хотела быть следующим шагом. Я хотела понять. Хотела, чтобы этот мир стал чуть менее удушающим, чуть более осмысленным. Но борьба… борьба была неизбежна. Чем больше я узнавала о планах Регрессоров, тем яснее это становилось. Они не просто хотели контролировать людей. Они хотели переформатировать само Поле. Создать реальность, где истинное сознание будет невозможно. Сделать свой плоский мир единственно существующим.

Кай становился слабее. Годы и лишения брали свое. Но его ум оставался острым, а взгляд – проницательным. Он видел во мне не просто ученицу, а своего преемника. Того, кто подхватит знамя. Я чувствовала это. Чувствовала тяжесть ответственности, которую он постепенно перекладывал на мои плечи.

«Они готовят что-то большое, Ева, – сказал он однажды, глядя на мерцающие узоры на экране Резонатора, которые становились все более хаотичными и тревожными. – Что-то, что изменит правила игры. Мы должны быть готовы. Ты должна быть готова».

Я кивнула, хотя внутри все сжималось от страха и нежелания. Мое путешествие под землю, в мир невидимого, только начиналось. И с каждым днем становилось все яснее, что обратного пути нет. Дверь в плоский, "нормальный" мир захлопнулась за мной навсегда. Я была теперь одной из тех, кто жил на границе реальностей, в вечной тени, в борьбе за самое главное – право мыслить, право чувствовать, право быть по-настоящему живым.

Глава 5: Архитекторы Восприятия

Сырость старого подвала въедалась в легкие, смешиваясь с запахом машинного масла, озона и чего-то еще – едва уловимого, похожего на далекую грозу или наэлектризованный воздух перед открытием портала в иное измерение. Лампы под низким потолком мерцали, отбрасывая рваные тени на груды странного оборудования: мониторы с искаженными символами, кабели, ведущие в никуда, ящики, забитые винтажной электроникой. Это место совсем не походило на лабораторию Кая, которую я видела раньше, ту, где он впервые показал мне мерцающие узоры, что другие не видели. Это было убежище.

На страницу:
2 из 3