«Жизнь странная штука»

Дмитрий Миронов

«Жизнь странная штука»

Тонкой нитью познания выткано полотно жизни.

Глава 1: Шепот Невидимого

Дождь в Нео-Варшаве никогда не прекращался. Он был не просто водой, падающей с неба. Для Евы, десяти лет от роду и уже знающей о мире больше, чем хотели бы взрослые, дождь был фоном. Не просто звуковым или визуальным, но фоном, полным едва уловимых вибраций, шепота мыслей, невысказанных намерений, которые просачивались сквозь серые тучи и залитые неоном улицы.

Большинство людей вокруг не замечали этого шепота. Они шли по своим делам, их лица были подобны полированным, но пустым экранам терминалов. Шаг, ритм дыхания, выбор маршрута – все подчинялось видимой логике: добраться из точки А в точку Б, купить, продать, съесть, поспать. Ева видела эту логику как жесткую, примитивную сетку, наложенную на сложную, пульсирующую реальность. Люди были словно марионетки, дергающиеся за эти видимые нити, не подозревая о гигантском, вибрирующем полотне, на котором они танцевали.

Иногда это было похоже на то, как если бы она могла видеть воздух. Не ветер, не пар от дыхания – само пространство между вещами, густое от несчитанных сигналов. Как только она научилась хоть немного отделять свои собственные мысли от этого всепроникающего шума, стало еще страшнее. Потому что шум этот был не просто случайным, он имел структуру, пусть и непонятую. Он был *живой*, но не так, как живет цветок или собака. Он был живым как… как идея. Или как сеть.

Школьный двор был одним из самых угнетающих мест. Дети, как и взрослые, двигались по предсказуемым орбитам. Игры были простыми, их правила – незыблемыми и, самое главное, *буквальными*. "Ты сказал 'да'? Значит 'да'. Неважно, что ты имел в виду другое. Правило есть правило". Ева наблюдала за ними из угла, прижавшись к холодной стене. Они казались ей цветными, шумными механизмами, запрограммированными на определенные реакции. Улыбка в ответ на одобрение. Злость в ответ на толчок. Скука, когда стимул отсутствовал. Все было прозрачно, плоско.

В такие моменты она чувствовала себя не просто чужой, а представителем другого вида. Они жили в мире трех измерений и прямой причинно-следственной связи. Она чувствовала еще несколько, невидимых, где намерения сплетались с возможностями, где слово, сказанное без истинного понимания, создавало рябь в совсем другом месте, где взгляд мог нести не просто информацию, но *вес*.

Однажды она попыталась объяснить это Лее. Лея была, пожалуй, самой близкой к ней девочкой в классе, что не отменяло гигантской пропасти между ними. Они сидели на скамейке во время перемены, дождь чуть стих, оставив после себя мокрый асфальт, отражающий серое небо.

"Знаешь, Лея," – начала Ева осторожно, подбирая слова. "Мне иногда кажется, что у людей есть… ну, невидимые ниточки. И они все время дергаются за них. И эти ниточки связаны друг с другом, но сами люди этого не видят".

Лея моргнула своими большими карими глазами. "Ниточки? Ты про что, Ева? Как у марионеток?"

"Ну, вроде того," – кивнула Ева, обрадовавшись хоть какому-то пониманию. "Только невидимые. И они не из веревок, а из… из чувств. Или из того, что люди думают на самом деле, а не говорят".

Лицо Леи стало серьезным, на нем появилось то же выражение легкой тревоги, какое Ева видела у взрослых, когда ее расспрашивали. "Но… люди говорят то, что думают, Ева. Зачем им думать другое? Это же глупо. Учительница говорила, что главное – быть честным и следовать правилам. А правил про невидимые ниточки нет".

Ева почувствовала, как внутри все сжалось. Вот она, эта буквальность. Правило. Если правила нет, значит, этого не существует. Если это не укладывается в простую, видимую структуру, оно игнорируется. Или, что хуже, объявляется неправильным, опасным.

"Но они *есть*," – настаивала Ева, почти умоляюще. "Я их *чувствую*. Вот когда Петр толкнул тебя на прошлой неделе? Он смеялся, но под этим смехом был… ну, не просто злость. Что-то другое. Что-то, что заставило его это сделать. И это не было просто 'он такой злой мальчик'."

Лея пожала плечами. "Он просто злой. Учительница его наказала. Все просто". Она отвернулась, уставившись на других детей, которые начали новую игру, завязанную на подсчете шагов. Их движения были механическими, их возгласы – повторяющимися. Ева видела, как "ниточки" – желание быть принятым, страх ошибки, простое следование за лидером – дергали их в одном и том же ритме. Никакой вариации, никакого подтекста. Плоскость.

После этого разговора Лея стала немного избегать Еву. Не откровенно враждебно, просто… осторожно. Как будто Ева могла быть заражена какой-то странной болезнью. И Ева снова осталась одна со своим "шепотом".

Она проводила долгие часы в своей маленькой, темной комнате, глядя на город из окна. Высотные башни корпораций пронзали смог, их окна горели холодным, эффективным светом. Ниже – лабиринт узких улиц, где неон вывесок проливался в лужи, создавая мимолетные, искаженные отражения. Там тоже был "фон". Смесь тоски, усталости, мелких желаний, перемешанных с агрессивным шумом рекламы, проникающей прямо в мозг через уличные громкоговорители и персональные импланты (к счастью, у Евы их не было, ее родители не могли себе позволить "такие излишества").

Иногда "шепот" становился невыносимым. Он давил, запутывал, словно множество голосов говорили одновременно, но ни один не произносил слов. Это было ощущение огромной массы, движущейся по инерции, ведомой примитивными командами. И она была в центре этой массы, но не принадлежала ей.

Ее родители были… обычными. Они любили ее по-своему, в рамках тех "правил", которые усвоили. Заботились о ее физических нуждах, следили за оценками в школе, беспокоились, когда она была слишком тихой. Но когда она пыталась описать им, что она *чувствует*, их глаза стекленели. "Ева, милая, ты опять фантазируешь. Может, тебе нужен отдых? Компьютерные игры снимают стресс, знаешь". Их решения тоже были предсказуемыми. Работа, дом, еда, сон, редкие, строго регламентированные развлечения. Их "ниточки" были самыми толстыми и наименее гибкими.

Она научилась прятать свое восприятие. Делать лицо, как у Леи – слегка заинтересованное, но в основном пустое. Отвечать шаблонными фразами. Имитировать их реакции. Это было изнурительно, но необходимо. Она понимала, что ее "инаковость" не просто странность. В этом мире, где все должно было быть понятным и предсказуемым, непонятное было опасным.

Она видела, как полиция – безликие фигуры в темной форме – уводили людей, которые вели себя "нелогично". Пьяных, да. Но иногда и тех, кто просто казался слишком взволнованным, слишком эмоциональным, слишком… не вписывающимся в общий, ровный фон. Они исчезали, и никто не задавал вопросов. Потому что в "правилах" не было пункта о том, чтобы задавать вопросы о тех, кто исчез.

Ева сидела у окна, прислушиваясь к дождю и к "шепоту" под ним. Иногда сквозь общий гул пробивались тонкие, незнакомые вибрации. Они были другими. Не такими плоскими, не такими предсказуемыми. Они были похожи на слабый, далекий сигнал. Она не знала, что это такое, но они вызывали не страх, а… любопытство. Впервые за долгое время.

Иногда эти сигналы усиливались, словно кто-то пытался пробиться сквозь шум. Они оставляли в воздухе едва уловимое ощущение надежды. Или, может быть, это была просто ее фантазия. В мире "био-роботов" фантазия считалась отклонением.

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на этих незнакомых вибрациях, отделив их от общего, давящего фона. Это было сложно, словно пытаться услышать одну ноту в какофонии. Но она чувствовала, что *там* что-то есть. Что-то, что не подчиняется видимым нитям. Что-то, что *живет* на том же уровне, что и она.

Она открыла глаза. За окном все еще шел дождь. Город сиял холодным светом. Внизу, на улице, двигались предсказуемые тени. Но теперь Ева знала: помимо этого видимого, осязаемого мира, существовал другой. Невидимый. И она не одна его чувствует. Шепот невидимого был реален. И он звал. Куда – она еще не знала. Но ей было десять лет, и она была готова слушать.

Глава 2: Отсветы Инстинкта

Воздух над Проспектом всегда пах одинаково – озоном от пролетающих глайдеров, кислым привкусом синтетического дождя и чем-то тяжелым, металлическим, идущим снизу, из лабиринта сервисных тоннелей. Ева шла, плотнее кутаясь в тонкий плащ-терморегулятор, пытаясь заглушить этот запах, как заглушала шум толпы. Шум был не просто звуком шагов и приглушенных голосов. Для нее он был волной, состоящей из отдельных, почти осязаемых всплесков. Желание купить новый инфо-чип. Раздражение от сырости. Тупая усталость после смены. Все это вибрировало, наслаиваясь друг на друга, создавая гудящий, предсказуемый фон.

Она видела людей. Не лица, а шаблоны. Шаблон "спешащий к цели", шаблон "потерянный в своем инфо-потоке", шаблон "ищущий еду". Их движения были экономны, взгляды – сфокусированы на ближайшей, осязаемой задаче. Никто не смотрел на облака, даже если сквозь смог пробивался редкий луч солнца. Никто не останавливался, чтобы почувствовать запах того странного цветка, пробившегося сквозь трещину в асфальте у стены старого здания. Они были частью системы, винтиками, идеально подогнанными, чтобы выполнять свои функции. Био-роботы. Она не знала, откуда взялось это слово у нее в голове, но оно подходило идеально.

В школе было хуже. Там шаблоны были более строгими, более предсказуемыми. Учителя транслировали информацию – блоки данных, очищенные от контекста, от эмоций, от *почему*. История была списком дат и событий. Физика – формулами без понимания *движения*, *связей*. Литература – набором синтаксических конструкций и одобренных интерпретаций.

Сегодня был урок "Основы Социальной Адаптации". Учительница, мисс Эллис, женщина с идеально гладким лицом, на котором, казалось, застыла одна и та же нейтральная маска, транслировала правила поведения в общественных местах. Правила были логичны, бесспорны, *правильны* – с точки зрения эффективного использования пространства и времени. Не задерживайся на перекрестках. Используй стандартные фразы при взаимодействии. Избегай прямого взгляда на незнакомцев. Все это подкреплялось визуальными схемами на общей панели: стрелочки, блоки, зоны взаимодействия. Схемы были плоскими. Как и мир большинства.

Ева смотрела на схему, но видела не только ее. Она видела тонкие нити, связывающие людей – не на карте, а в пространстве класса. Нити страха быть осужденным. Нити желания принадлежать. Нити отвращения к тем, кто отличается. Эти нити пульсировали, создавая узор, который мисс Эллис, казалось, полностью игнорировала.

"Итак," – голос мисс Эллис был ровным, без интонаций. "Как вы уже поняли, эффективное взаимодействие основано на предсказуемости. Когда каждый следует установленному протоколу, система работает оптимально. Любое отклонение – это сбой. Сбои ведут к неэффективности и потенциально – к конфликту."

Ева подняла руку. Учительница сделала паузу, ее взгляд задержался на Еве на долю секунды дольше, чем обычно. В этой задержке Ева уловила слабый отсвет раздражения, мгновенно подавленного. Протокол учителя не предусматривал частых вопросов.

"Да, Ева?"

"Мисс Эллис," – голос Евы прозвучал немного несмело, но с оттенком внутренней уверенности, который всегда казался неуместным в этом классе. "Почему… почему мы должны избегать прямого взгляда? Если… если взгляд может передать информацию, которую нельзя выразить словами? Или почувствовать что-то… что-то невидимое?"

По классу прокатился тихий гул – смесь недоумения и легкого хихиканья. Лея, сидевшая рядом, толкнула ее локтем и зашипела: "Ева, ну зачем ты так?"

Мисс Эллис моргнула, ее гладкое лицо сохранило маску, но нити вокруг нее напряглись. Ева видела это напряжение – оно было похоже на мелкую рябь на поверхности воды, скрывающую сильное подводное течение.

"Ева, мы уже обсуждали это," – ответила учительница. Ее голос стал чуть более твердым. "Прямой взгляд может быть воспринят как агрессия. Это неэффективно. Информация должна передаваться по стандартным каналам: вербально или через утвержденные инфо-пакеты. 'Невидимое' – это не категория, с которой мы работаем на этом уровне. Мы изучаем *фактические* взаимодействия."

"Но если 'фактическое' – это только часть?" – настаивала Ева. Она не могла остановиться. Слова вырывались, подталкиваемые ощущением огромного, игнорируемого пространства, существующего прямо здесь, в этой комнате. "Если взгляд… или жест… или даже тишина… могут нести смысл, который *меняет* фактическое?"

Мисс Эллис посмотрела на нее долгим, ровным взглядом, который, парадоксальным образом, был совершенно пуст. Ева почувствовала, как волны беспокойства и враждебности усиливаются вокруг нее, исходя от одноклассников, от учительницы.

"Ева," – произнесла мисс Эллис, и в ее голосе теперь отчетливо слышалось подавляемое неудовольствие. "Твои вопросы выходят за рамки программы. Пожалуйста, записывай утвержденные протоколы. Мы вернемся к этому… если будет время и необходимость."

"Но необходимости *есть*!" – воскликнула Ева, не выдержав. "Разве вы не чувствуете? Вот сейчас! Воздух стал другим! Все напряглись! Почему? Потому что я задала вопрос о 'невидимом'? Это и есть оно! Вот это напряжение! Это невидимо, но оно *реально*!"

Тишина в классе стала абсолютной. Лица одноклассников были смесью страха, замешательства и насмешки. Мисс Эллис встала из-за своего стола. Ее гладкое лицо впервые исказилось – промелькнула гримаса, слишком быстрая, чтобы ее заметил обычный человек, но Ева видела. Гримаса была отвращением.

"Ева," – повторила мисс Эллис, подходя к ней. "Ты нарушаешь правила. Твое поведение деструктивно. Ты… ты говоришь о вещах, которых нет."

"Они есть!" – почти крикнула Ева, отступая в своем кресле. Она чувствовала, как нити враждебности стягиваются вокруг нее, плотные и колючие.

"Ты либо не понимаешь программу, либо… у тебя сбой," – холодно произнесла учительница. Она наклонилась к Еве, и теперь Ева видела только ее лицо, совершенно лишенное теплоты. "Твое восприятие ошибочно. То, что ты называешь 'невидимым', – это просто… шум. Не игнорируй протоколы из-за шума."

"Это не шум!" – слезы выступили у Евы на глазах. "Это… это смыслы! Связи!"

"Это патология," – отрезала мисс Эллис. Она выпрямилась. "Я вынуждена буду сообщить о твоем поведении школьному психологу для оценки на соответствие стандартным параметрам."

Холодная, официальная формулировка прозвучала как приговор. Ева почувствовала, как нити страха, теперь ее собственного страха, опутывают ее. Одноклассники смотрели на нее как на чудовище. Лея отвела взгляд.

Остаток урока прошел в тягостном молчании. Ева сидела, не поднимая головы, чувствуя тяжесть чужих взглядов и плотность негативных "полей" вокруг себя. Слова мисс Эллис – "патология", "сбой" – засели в голове. Они звучали как эхо всего, что она чувствовала с самого детства: она *другая*, она *сломанная*.

После школы, выходя на проспект, Ева снова погрузилась в гудящий океан "био-роботов". Но теперь она видела его иначе. Видела не просто шаблоны, а тюрьму из шаблонов. Люди были заперты в своих предсказуемых реакциях, в своих поверхностных желаниях. Они следовали протоколам, потому что боялись. Боялись "шума". Боялись всего, что не вписывалось в их плоскую, двухмерную реальность.

И она, Ева, была этим "шумом". Была этим "сбоем".

Домой она добралась, чувствуя себя опустошенной. Квартира была маленькой, функциональной, в одном из тысяч идентичных жилых блоков, громоздившихся под вечно хмурым небом. Внутри – минимум личных вещей, максимум оптимизированного пространства. Ее родители (или те, кого она называла родителями – они тоже действовали по шаблону "заботливых опекунов": кормили, одевали, следили за посещаемостью школы, но никогда не спрашивали, *что* она чувствует, *о чем* думает) были на работе. Дом был пуст, но не тих. Ева чувствовала слабые отсветы их недавнего присутствия – их рутину, их мелкие заботы, их подавленное, шаблонное беспокойство.

Она подошла к окну. Внизу, на проспекте, мерцали неоновые вывески, отражаясь в мокром асфальте. Сияние казалось ярким, но не живым. Декорации. А за ними… за ними что-то было. Что-то, что она чувствовала с самого раннего возраста, что-то, что Кай позже назовет "невидимой реальностью".

Ева закрыла глаза. Попыталась сосредоточиться. Отключить обычные чувства. Почувствовать *нити*. Они тянулись от зданий, от людей, от самой земли. Не все нити были серыми и предсказуемыми. Были тонкие, почти прозрачные, мерцающие нити, которые казались… другими. Они вибрировали на другой частоте. Они были редкими. Их было трудно уловить в общем гуле.

Одна такая нить привлекла ее внимание. Она исходила не от кого-то конкретного, а… из пространства. Из тени под старым, полуразрушенным мостом, который власти давно обещали снести, но руки не доходили. Нить не была похожа на обычные. Она была… осмысленнее. В ней чувствовалась цель. Ожидание. И… осторожность.

Ева замерла. Это ощущение было новым. Раньше она просто воспринимала фон, паттерны. Теперь, после инцидента в школе, после того, как ее назвали "сбоем", она, кажется, стала более… восприимчивой к *отклонениям* в этом фоне. К тому, что не вписывалось в шаблон.

Нить из-под моста дрогнула. В ней появилось новое ощущение – что-то вроде интереса. Словно *она* почувствовала, что *ее* почувствовали.

Ева почувствовала холодок по спине. Это было не просто "невидимое". Это было *чье-то* "невидимое". Чье-то *сознательное* присутствие, вибрирующее на той же странной частоте, что и ее собственное восприятие.

Она открыла глаза. Дождь усилился, размазывая огни города в неоновые кляксы. Мост был виден издалека – темная, горбатая тень на фоне светящегося горизонта. Под ним – непроглядная чернота.

Нить не исчезла. Она была там, тонкая, напряженная. Словно кто-то ждал. Ждал чего-то или кого-то, кто мог бы ее уловить.

Ева вдруг поняла. Инцидент в школе был не просто неприятностью. Он был сигналом. Сигналом о том, что она вышла за рамки допустимого. О том, что ее "сбой" был замечен.

И теперь… теперь кто-то еще тоже ее заметил. Кто-то, кто, возможно, не считал ее "сбоем".

Она продолжала смотреть на мост, чувствуя эту невидимую нить. В ней не было враждебности, как в нитях, стянувшихся вокруг нее в классе. В ней была… загадка. Приглашение? Или ловушка?

Сердце колотилось где-то в горле. Инстинкт (тот самый, примитивный, который двигал "био-роботами") кричал: *Спрячься! Отвергни это! Это опасно!*

Но другая, более глубокая часть нее, та, что воспринимала "невидимое", чувствовала… притяжение. Это был первый раз, когда она почувствовала *ответ* от этого другого мира. Не просто фон, а сознательный контакт.

Нить из-под моста стала чуть плотнее. В ней промелькнуло что-то похожее на… понимание. Как будто тот, кто был там, *знал*. Знал о ее страхе, о ее одиночестве, о ее отличии.

Ева сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь. Мир "био-роботов", плоский и предсказуемый, больше не был ее единственной реальностью. Она прикоснулась к чему-то еще. И это "что-то еще" теперь прикасалось к ней.

Ей стало ясно: сидеть дома и ждать, пока за ней придут по сигналу мисс Эллис, было бессмысленно. Система уже ее отметила. Теперь оставался только один путь – вперед. К той невидимой нити, которая тянулась из тени под старым мостом, обещая либо ответы, либо еще большую опасность. Но главное – обещая что-то *другое*. Что-то за гранью инстинкта.

Глава 3: Рука из Тени

Воздух еще дрожал после того, что случилось. Не от звука – звук в этом городе поглощался его же грязной массой, – а от чего-то, что Ева чувствовала кожей, в глубине ушей, в напряжении мышц. Полицейские сирены выли где-то далеко, стандартный саундтрек для этого полуночного лабиринта из стали и неона. Свет рекламных панно мигал над головой, отбрасывая резкие тени в узкие переулки, где прятался мусор и страх. Ева прижалась к холодной, покрытой граффити стене, чувствуя, как сердце колотится о ребра.

Ее ноги дрожали. Она только что сбежала. Увернулась. Нет, не увернулась. Что-то другое произошло. В тот момент, когда тени сгустились, а намерение стало осязаемым – холодным и острым, как осколок льда – Ева увидела его. Увидела невидимую сеть связей, которая вот-вот должна была сомкнуться вокруг нее. Это было похоже на сложную паутину, вибрирующую перед атакой паука, или на потоки воздуха, меняющие направление перед грозой. Другие люди не видели этого. Они видели только тень, только приближающиеся фигуры. Ева увидела *суть* момента, его потенциал. И она среагировала не на видимое движение, а на этот невидимый сдвиг. Шагнула в сторону, за секунду до того, как стальная хватка должна была обрушиться.

Ее "инаковость" всегда была просто странностью. Непонимание, почему другие не видят очевидного, почему их слова часто расходятся с тем, что она чувствовала от них – с их истинным "фоном". Но сегодня эта странность спасла ей жизнь. И теперь страх смешивался с чем-то новым: осознанием реальной опасности, которую несла ее уникальность.

Из темноты напротив послышался негромкий кашель. Ева вздрогнула и отпрянула еще дальше в тень. Силуэт отделился от стены – невысокий, сутулый человек в старомодном плаще, надвинувшей шляпой, скрывающей лицо. Его шаги были медленными, намеренными, без той био-механической, целеустремленной поспешности, которая была нормой на этих улицах. Он остановился в нескольких метрах от нее.

"Не бойся, девочка," – голос был хриплый, как будто в нем скопилась пыль десятилетий. "Ты сделала нечто… интересное. Нечто, что не под силу большинству."

Ева молчала, напряженно глядя на него. В ее юном разуме мгновенно пронеслись все предостережения взрослых – не разговаривать с незнакомцами, особенно ночью, особенно в таких местах. Но одновременно она чувствовала от него что-то… другое. Не было привычного, смутного "фона" неопределенного намерения, который она ощущала от большинства людей. Этот человек излучал слои. Одни были горькими и усталыми, другие – острыми, как заточенное лезвие, третьи – глубокими, как колодец.

"Я видел," – продолжил он, делая шаг вперед. Теперь его лицо было слабо освещено неоном. Морщины глубоко изрезали кожу, глаза под насупленными бровями были острыми и внимательными, несмотря на возраст. "Ты увидела *волну* до того, как она разбилась о берег. Редкое умение. Очень редкое."

"Я… я не понимаю," – прошептала Ева.

"Понимать придет позже. Сначала нужно принять. Принять, что мир не так плосок, как кажется этим… этим ходячим программам." Он обвел рукой пространство вокруг, словно говоря о прохожих на освещенной улице, которые шли по своим делам, равнодушные к теням переулка.

"Вы… вы видели?" – спросила Ева, ее голос стал чуть громче.

"Я наблюдал," – кивнул старик. "И я видел, что *они* тоже наблюдали. Те, кто хотел загнать тебя в ловушку. Ты им не нравишься. Твоя способность видеть *другое* – угроза их простому, уютному миру."

"Кто *они*?"

Старик усмехнулся, сухими, потрескавшимися губами. "Те, кто всем заправляет. Те, кто убедил большинство, что реальность – это только то, что можно потрогать, измерить примитивными инструментами и описать буквальными словами. Они боятся всего, что не вписывается в их схемы. А ты не вписываешься."

Он сделал еще один шаг, и Ева невольно отступила. "Ты чувствуешь меня, да?" – спросил он. "Не просто видишь. Чувствуешь слои. Противоречия. Знание, которое старше этой гнили вокруг."

Ева медленно кивнула. Это было именно так. Он не был плоским, как большинство. Он был… многомерным.

"Мое имя Кай," – представился старик. "И у меня есть для тебя предложение. Предложение узнать, почему ты видишь мир так, как видишь. Узнать о мире, который скрыт от глаз этих 'био-роботов'. О мире, который *реальнее* их собственной иллюзии."

"Почему вы… почему я?" – вопросы теснились в голове Евы, давя, как физическая боль.

"Потому что ты одна из немногих. Один из зажженных огоньков в океане серости," – Кай подошел совсем близко, и Ева почувствовала слабый запах старой бумаги и чего-то вроде озона. "Потому что я ищу тех, кто способен *видеть*. Кто способен *мыслить* по-настоящему, а не просто пережевывать информацию. Ты – потенциал. Редкий, бесценный потенциал."

Он протянул руку – тонкую, жилистую, с выступающими суставами. Его глаза смотрели прямо на нее, и в этом взгляде не было ни угрозы, ни фальши. Только усталая надежда.

"Я могу показать тебе. Могу научить тебя понимать, *что* ты видишь и чувствуешь. Могу научить тебя контролировать это. Но это опасный путь, Ева. Как ты только что убедилась. И пути назад не будет."

Ева посмотрела на его руку, потом на его лицо, потом снова в темноту, откуда только что сбежала. Ужас от произошедшего еще не отпустил ее, но слова Кая звенели в голове, резонируя с ее собственными, невысказанными вопросами. Всю свою короткую жизнь она чувствовала себя сломанной, неправильной. Может быть, этот старик…