На стыке эпох. Откровения дипломата

В июне 1970 года поезд Рига – Москва доставил меня на перрон Рижского вокзала советской столицы.

Хотя в моей повседневной комсомольской работе очень многое крутилось вокруг слова «Москва», до того момента я побывал в Москве лишьри один раз – во время какой-то молодёжной конференции. Помню, что ночевал я тогда в гостинице «Юность» рядом с Лужниками.

Я прибыл в дипакадемию, где уже собрались представители, отобранные четырнадцатью братскими республиками, в том числе один представитель Москвы. Первый контакт в дипакадемии состоялся с её проректором по науке Андреем Ивановичем Степановым. В дальнейшем он был известным советским и российским дипломатом, а также ректором МГИМО, долгие годы проработал послом в Австрии, Швейцарии и Лихтенштейне.

Степанов сообщил нам, любознательным претендентам, что на следующий день мы должны сдать письменный экзамен в виде реферата по иностранным делам. Мне досталась тема по Организации Объединённых Наций. На следующий день после написания реферата состоялось собеседование со специальной приёмной комиссией, которая задавала мне и остальным всевозможные вопросы на разные темы. Комиссия заслушала мои взгляды и знания как про ООН, так и про НАТО и страны Варшавского договора. Беседа с комиссией длилась два часа, во время которых мне также задавали совершенно неожиданные вопросы, например, о моём деде, отце, братьях, сёстрах, двоюродных братьях и сёстрах. После написания реферата и собеседования с приёмной комиссией результаты объявлены не были. Претенденты должны были вернуться домой с пониманием того, что необходимая информация будет сообщена позже.

Я вернулся в Ригу. В середине августа 1970 года в Совет Министров ЛССР поступила телеграмма о моём приёме в Высшую дипломатическую школу МИД СССР.

В начале сентября я снова поехал в Москву. 5 сентября начались занятия. Постепенно я познакомился со своими однокурсниками, преподавателями и руководством школы.

Москва произвела на меня очень большое впечатление. Помню, как я впервые прокатился на метро. В дипакадемии я познакомился с однокурсниками из Эстонии и Литвы, и мы втроём начали изучать столицу. Литовец Петрас-Эдмундас Дапкунас ранее уже жил в Москве и кое-что знал про город, поэтому мы с эстонцем везде следовали за ним. Кстати, его дочь Ингеборга Дапкунайте впоследствии стала всемирно известной кинозвездой. В начале учёбы мы два месяца жили в общежитии дипакадемии возле метро «Павелецкая», но уже к ноябрьским праздникам мне выделили квартиру на Славянском бульваре.

Москва поражала своим простором и величием – я ею искренне восхищался. Москву просто невозможно было сравнивать с Ригой и Латвией. В Москве кругом впечатляющие здания и сооружения, широкие улицы и сложные подземные коммуникации, а в Латвии изящные старинные кварталы, море, природа, торф и гравий.

За три года учёбы мы с семьёй практически никуда за пределы Москвы не ездили. Зато крепко подружились с нашими соседями по дому – полковником авиации Валентином и его семьёй. Оказалось, что он познакомился со своей будущей женой Светланой во время учёбы в Риге.

Как и в молодости, денег не хватало ни на что. Стипендия была всего 220 рублей в месяц. Хотя по тем временам это считалось относительно неплохими деньгами, в Москве они исчезали мгновенно. Мы брали взаймы у друзей, чтобы купить мебель. Гуна не работала, потому что занималась Иветой, которой на тот момент было пять лет. В свободные минуты, если таковые вообще были в доме, Гуна шила одежду для себя и дочки. Как бы то ни было, Ивета быстро научилась говорить по-русски в играх с соседскими детьми. Это имело решающее значение для подготовки к школе.

Я с первых же дней узнал, что отбор прошли далеко не все национальные кадры, отобранные и проверенные летом республиками – особенно представители из Средней Азии. Киргизия и Таджикистан были вынуждены трижды посылать своих кандидатов, потому что первые двое оказались не на уровне.

В первый день учёбы ректор Высшей дипломатической школы Виктор Иванович Попов познакомил нас с профессорско-преподавательским составом – кандидатами и докторами наук, профессорами, членкорами и академиками АН СССР. Я подсчитал, что нас познакомили в общей сложности с двадцатью преподавателями. Ректор любезно представил нам преподавателей, сначала рассказал о каждом из них, а затем пригласил каждого из нас рассказать о себе и интересующих нас темах.

Кафедры права, внешней политики, экономики и иностранных языков – китайского, кантонского, индонезийского, японского, английского, французского, немецкого, итальянского, испанского… Наши глаза и уши не успевали всё это улавливать. Сколько всего нового!

Меня определили на кафедру права в группу английского и индонезийского языков. Мне выпала судьба изучать языки вместе с представителем Казахстана. В ходе учёбы это оказалось огромным минусом. Казахскому коллеге английский язык никак не давался. Индонезийскому языку я обучался у настоящего индонезийца, который переехал в Москву и стал преподавателем в дипакадемии. Нас учили языкам по два часа каждый день.

Обучение по общеобразовательным предметам мало чем отличалось от учёбы в обычном вузе – лекции чередовались с семинарами, за которыми следовали зачёты и экзамены.

Я специализировался по правовым вопросам. Другие коллеги углублённо изучали политику или экономику. Лекции вместе с нами, слушателями из пятнадцати союзных республик, посещали слушатели военной академии (старшие лейтенанты и капитаны), а также младшие офицеры военной разведки.

Обучение длилось три года. Мой казахстанский товарищ на третьем курсе заболел какой-то респираторной инфекцией во время зимней сессии и умер. Вместе со смертью моего однокурсника выяснилось ещё одно неприятное событие. Преподаватель английского языка, следуя своим профессиональным интересам, ориентировался на уровень самых слабых. Таким образом, мой уровень английского оказался значительно ниже, чем у остальных однокурсников. Успех потребовалось восстановить своими силами. Пришло время практики.

Уже после второго курса, летом 1972 года, нас отправили на трёхмесячную стажировку за границей. Меня направили в Нью-Йорк, в постпредство СССР при ООН и в посольство СССР в Вашингтоне.

Для меня, советского человека, это была одна из первых заграничных поездок, да ещё и в цитадель империализма – США. Головокружительная удача!

Нью-Йорк – столица мира. Вокруг суетятся люди разных национальностей, представители разных религий, богатые и бедные, бизнесмены и художники, добрые и злые, честные и жулики. В Нью-Йорке всё человечество представлено в самых разнообразных формах своего проявления. Грандиозное впечатление! Я смотрел на небоскрёбы с раскрытым ртом. В течение первого месяца в постпредстве в Нью-Йорке нас было трое стажёров из дипакадемии – литовец, украинец и я. Через месяц их двоих отправили в Вашингтон, а я остался в Нью-Йорке ещё на месяц. Один из сотрудников постпредства, юрист, который работал там уже седьмой год, выделил мне рабочее место в своём кабинете и выдал кипу документов для изучения. Из этих материалов, недоступных простому человеку, я почерпнул много очень полезного для своей будущей карьеры. Я был очень благодарен этому человеку.

На время стажировки меня разместили в жилом комплексе постпредства в Ривердейле, северном пригороде Нью-Йорка, примерно в 20 километрах от центра города. Это была обширная территория с несколькими многоэтажными домами.

Богатство Америки, обилие продуктов и товаров по сравнению с Советским Союзом – опять же несравнимые вещи. В США никто не стоял в очереди за маслом и сосисками. Очереди были только в кассах и на популярных концертах, да и то редко.

Внутренне я переживал, что Америка живёт так богато, люди так зажиточны, разъезжают на шикарных автомобилях, в то время как в Советском Союзе даже мотоцикл с коляской считался большой удачей. В наших магазинах не хватало продуктов, купить приличную одежду тоже было нереально. До приезда в Америку я много слышал о её богатстве, но не думал, что она настолько богата. В первые дни я был глубоко потрясён.

В постпредстве меня сразу прикрепили к куратору – вроде бы политик, а может, и не политик, но точно представитель советских спецслужб. Честно говоря, прикреплённый куратор не очень внимательно следил за моим прогрессом в США. Мне доверили работать с закрытыми документами ООН. Я следил за повесткой дня Совета Безопасности. Регулярно бывал в зале заседаний Совбеза, в последнем ряду в качестве наблюдателя. Я внимательно следил за тем, что говорилось в выступлениях. Осваивал иностранные языки.

Два месяца я проработал в ООН, а потом поехал в Вашингтон в советское посольство в США, возглавляемое Анатолием Фёдоровичем Добрыниным. Разумеется, это было согласовано с Москвой.

Добрынин – самый выдающийся советский дипломат своего времени, порядочный и благородный человек. Я до сих пор не могу сказать о нём ни одного плохого слова. О своей дипломатической карьере он написал подробные мемуары, опубликованные в 1996 году под названием «Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962—1986 гг.)»7.

Когда я прибыл в посольство, меня принял заместитель посла Александр Александрович Бессмертных. Через восемнадцать лет он станет послом СССР в США, а затем на короткий период министром иностранных дел СССР. Во время нашей первой встречи он поинтересовался, как у меня дела в США и так далее. Разговор был недолгим. Дипломат спросил, не беспокоит ли меня кто-нибудь из сотрудников посольства. Я ответил, что нет, всё хорошо. Что я ещё мог сказать? В общем, реальных оснований для такого вопроса не было. В посольстве никто не хотел меня каким-либо образом обидеть или рассердить. Добрынину удалось создать очень здоровый, дружный, сплочённый коллектив.

Вспоминается случай из моей стажировки в Вашингтоне. Посланник Юлий Михайлович Воронцов, ещё один заместитель посла, собирался в командировку в Сан-Франциско. Нам дали возможность самим решить, кто из трёх стажёров будет сопровождать его. Невероятно, но я вытянул жребий и полетел с Воронцовым в Сан-Франциско. Оказаться в поездке с таким высокопоставленным профессионалом, как Воронцов – это и большая честь, и возможность понаблюдать практику дипломатии в жизни. Я был очень благодарен судьбе за такую возможность. Наверное, я ему запомнился по той поездке, и позже он стал инициатором моего возвращения в Вашингтон. Но не будем забегать вперёд.

После трёх месяцев стажировки я вернулся в Москву и 1 сентября продолжил обучение.

Я закончил академию с красным дипломом – получил высшие оценки по всем предметам. Оставался главный вопрос – куда судьба приведёт меня дальше?

Ещё до вручения диплома я узнал, что меня направляют на работу в Багдад, столицу Ирака.

Ирак так Ирак. В те годы отношения между СССР и Ираком были на очень высоком уровне, и такое назначение выглядело весьма многообещающим.

Но вот прошла ещё пара недель, и я получаю новую информацию: Ирак отменяется. Меня посылают в Вашингтон, на этот раз по-настоящему и всерьёз.

С Богом, прекрасные годы академии! В яркой памяти остались и преподаватели, и товарищи по учёбе. Ещё несколько лет после выпуска я поддерживал тесные отношения с Дапкунасом, с Эдуардом Андрусовым из Эстонии, с однокурсником из Молдавии и с киргизом Раатом Исаковым. Мы переписывались.

Дапкунас был командирован в Шри-Ланку. Андрусов умер через десять лет после окончания академии.

Фамильный фактор

Судьба, безусловно, играет свою роль в превратностях жизни. И всё же, на мой взгляд, судьбу также формируют казалось бы небольшие, но важные предпосылки. Вы можете сказать: ты ведь обычный деревенский паренёк из Латгалии, тебе просто повезло в жизни – родился в нужное время и в нужном месте, с «правильным» крестьянским происхождением, нашёл общий язык в комсомоле и на службе – и вжик, ты уже в Москве, на самом верху элиты, дипломат в Вашингтоне и Нью-Йорке.

Однако здесь необходимо отметить одну небольшую, но очень важную деталь. Она заключается во внутреннем стремлении достичь вершины и быть лучшим из лучших, делать своё дело так, чтобы оно оставляло непреходящую ценность. Это внутреннее побуждение не свалилось на меня с небес.

Здесь сработал фамильный фактор.

В роду Почей действовала тяга к глобальному интеллекту. Я ощущал это и до учёбы, и позднее, особенно в своей профессиональной дипломатической деятельности.

Ярким свидетельством интеллектуального заряда в нашем роду является мой двоюродный брат Константин Поч (1912—1994), достигший вершин в американской науке. Жизненный путь Константина лаконично описал его племянник Ремигий Поч – ещё один мой родственник, достигший вершин науки, в обстоятельной книге «Род Почей с Малты близ Вилян и места их жительства» («Viļānu Maltas Poču dzimta un tās dzīvesvietas»).

В 1934 году Константин поступил на факультет математики и естественных наук Латвийского университета и окончил его в 1940 году со степенью магистра естествознания. Затем работал учителем физики в гимназии и коммерческом училище в Резекне. Константину не удалось избежать водоворота войны – в 1944 году нацисты задержали его и насильно мобилизовали в артиллерийскую часть 15-й дивизии Латышского легиона. Весной 1945 года он оказался в Берлине, откуда ему удалось сбежать в зону оккупации союзников. Там он основал гимназию в лагере для латышских беженцев и одновременно продолжил занятия физикой в Геттингенском университете. В 1947 году он перебрался в Англию.

На этом жизненном этапе проявилась твёрдая натура Поча в умении отстаивать собственную правоту и сохранять самоуважение в самых разных жизненных ситуациях. Это лаконично описывает друг Константина, писатель Янис Клидзейс в журнале «Гайсма» («Свет») в 4-м номере 1980 года:

«По вечерам Константин учил английский, и его произношение было столь интенсивным, что его волосы от этого становятся горячими. И уже скоро он снова начал ходить по английским инстанциям, чтобы – по его собственному выражению – искать правды для латышских туземцев!

– Вы – перемещённое лицо. Что Вам ещё нужно?

– Никакое я не перемещённое лицо, а гражданин Латвии. Я получил образование в Латвийском университете. Я преподавал естественные науки, физику и математику в латвийских гимназиях. Я работал в Латвийском институте изучения природных богатств. Я ищу работу, которая соответствует моему опыту. Я не считаю, что подходящей работой для меня было бы мытьё кастрюль в общежитии.

Так продолжалось несколько месяцев, но Константин не уставал напоминать английским властям о себе. В конце концов его нанимают на должность физика-исследователя в Центральной лаборатории Национального угольного совета в Манчестере.

Он умеет так страстно рассказывать о своих приключениях в Англии, что слушатели часами смеются. В таких случаях я говорил Константину: «Если бы вместо науки ты увлёкся каким-нибудь более легкомысленным занятием типа писательства, даже в этой сфере ты превзошёл бы меня и многих других лауреатов премий Фонда культуры».

Способность и умение отстаивать свою правоту дали о себе знать и в дальнейшей жизни Константина. В 1956 году он переехал в Канаду, где закончил университетские курсы метеорологии, а затем – в США. В 1958 году он стал старшим инженером в компании CBS Electronics в штате Массачусетс, после чего был принят в Кембриджскую научно-исследовательскую лабораторию ВВС США в Бостоне, где в итоге проработал почти 30 лет. За время своей научной деятельности он проводил исследования в области физики, метеорологии, радиоэлектроники и других сферах. Разрабатывал метеорологические ракеты в рамках американской лунной программы, приборы для слежения за полётами ракет в верхних слоях атмосферы. Константин является одним из создателей авиационной системы предупреждения и контроля AWACS, в 1970 году запатентовал уникальную микроволновую антенну и редуктор луча, автор более 50 публикаций в различных научных изданиях, читал лекции и выступал на научных конференциях в Канаде, США, Франции и других странах.

Впервые после войны Константин смог вновь ступить на родную латвийскую землю только в 1976 году, когда он приехал в Ригу навестить своего брата Яниса и его семью.

При поступлении в дипакадемию в Москве меня досконально расспрашивали о моих ближайших родственниках. Но о Константине ничего не спросили. Ну раз не спросили – я и не говорил. На самом деле мне нечего было бы о нём тогда сказать.

Находясь в США на стажировке, а потом на дипломатической работе, я всегда держал в голове, что в Бостоне живёт мой двоюродный брат Константин. В издаваемой в Америке латышской газете «Лайкс» («Время») у Константина нередко брали интервью, и его телефон указывался в публикациях. Я пробовал позвонить ему пару раз, но никто не брал трубку. За всё время моей работы в США мне так ни разу и не удалось ни встретиться, ни поговорить с Константином.

Другой мой близкий родственник – известный латвийский экономист и академик Ремигий Поч, сын моего двоюродного брата Яниса и племянник Константина. Я знаю его с юных лет, поскольку нередко бывал в гостях у Яниса, и с тех пор мы регулярно общаемся.

В 1971 году Ремигий окончил экономический факультет Латвийского государственного университета и начал трудиться в Институте экономики Академии наук Латвийской ССР. Он проработал там 20 лет, публиковал научные статьи в местных и международных журналах, писал монографии по проблемам математического моделирования в экономике. С 1992 года – доктор экономических наук. После восстановления независимости Латвии некоторое время работал директором департамента макроэкономического анализа в министерстве экономики страны. Затем – профессор Рижского технического университета (РТУ), вёл лекционные курсы и издал учебник по количественным методам в экономике и управлении, подготовил научную монографию «Сто с лишним. Умная Латвия». В разные годы Ремигий руководил кафедрой международных экономических отношений, экономики транспорта и логистики РТУ, был директором института международных экономических отношений и таможенного дела РТУ, деканом и председателем учёного совета факультета инженерной экономики и управления РТУ, членом учёного совета Латвийского сельскохозяйственного университета. Почётный работник РТУ. С 2016 года – академик Латвийской академии наук.

Карьера в Вашингтоне

(1973—1980)

25 августа 1973 года я отправился в уже знакомый мне Вашингтон, в котором я в итоге проработал в советском посольстве следующие шесть с половиной лет. Вылетев с женой и дочерью из Москвы, после посадок в Париже и Ньюфаундленде мы благополучно приземлились в США.

В посольстве мне выделили кабинет. Свою дипломатическую карьеру я начал в ранге третьего секретаря посольства. Первые четыре дня я в основном обживался на своём рабочем месте и ждал, когда меня вызовут к послу. Таков был обычный порядок вещей и тогда, и, насколько я знаю, сейчас. Молодого дипломата по прибытии в посольство принимает посол. Происходит взаимное знакомство. Посол беседует с дипломатом и информирует о специфике работы. Перед визитом к послу я связался с заместителем посла, советником-посланником Воронцовым. У Добрынина было два заместителя, Воронцов и Бессмертных.

Параллельно с обустройством на рабочем месте я занимался бытовыми вопросами, искал машину и квартиру. Всех новичков сначала размещали в доме технического персонала. Живя там, можно было начать искать постоянную квартиру. Мы провели в этом доме примерно месяц-полтора. Почему так важно было купить автомобиль сразу? Всё очень просто: в США, в отличие от Советского Союза, как тогда, так и сейчас, без автомобиля ничего сделать нельзя. Это была базовая необходимость в повседневной жизни, без которой невозможно добраться ни в магазин, ни к врачу, ни в химчистку, ни на концерт. Я купил машину у дипломата, которому пришла пора возвращаться в Москву. Не помню, сколько машин я в итоге сменил в Вашингтоне, но до сих пор отлично помню свою первую машину – видавший виды американский Ford Maverick. Покупка машины облегчила поиск квартиры.

До самого конца 1970-х годов советское посольство занимало лишь небольшое здание на 16-й улице, в десяти минутах ходьбы от Белого дома. Места для жилья сотрудников в нём не было, поэтому дипломаты жили за пределами посольства. По тогдашним правилам дипломаты должны были проживать по несколько семей в одном районе или даже в одном многоквартирном доме. Так я и искал квартиру. Одновременно со мной жильё искал ещё один дипломат, прибывший незадолго до меня. Одним из самых подходящих вариантов представлялась какая-нибудь квартира в штате Вирджиния, в семи-восьми километрах от посольства. В итоге мы нашли себе квартиры в соседних домах на улице Коламбия-Пайк недалеко от Пентагона. Рядом с домом находился армейский гольф-клуб, откуда на нашу территорию регулярно залетали мячики. За трёхкомнатную квартиру хозяин запросил 300 долларов в месяц. По тем временам это была очень серьёзная сумма.

Какое-то время спустя наши посольские друзья убедили нас переехать в их жилой комплекс в округе Принс-Джорджес в штате Мэриленд, чтобы было больше возможности проводить свободное время вместе. Но в итоге мы там прожили совсем недолго. Публика вокруг казалась какой-то подозрительно криминальной. Однажды прямо посреди ночи кто-то проник в нашу квартиру. Увидев нас, он испугался и убежал. По пути бедолага налетел на стоявшую у нас на балконе кастрюлю. Мы жили на 4-м или 5-м этаже. Куда он исчез с балкона, мы так и не поняли. Может, пробрался через соседний балкон? Я пошёл к соседу выяснять, что это был за таинственный гость. Сосед пожал плечами, мол, чужих здесь быть не может, и категорически всё отрицал. Управдом тоже никак не отреагировал на это происшествие. Все делали вид, будто ничего не произошло. Но для нас это был травмирующий опыт. Гуне ещё долго после этого снились кошмары. И вскоре мы оттуда съехали назад на Коламбия-Пайк.

Естественно, что я приехал в Вашингтон не с огромной пачкой долларов в кармане. Я ещё даже не получил свою первую зарплату, поэтому одолжил деньги на предметы домашнего обихода, в том числе на покупку автомобиля, в кассе посольства. В то время занимать деньги в учреждении, где ты работаешь, считалось нормальным делом. Я пошёл к бухгалтеру посольства и объяснил, что приехал, чтобы много работать, поэтому попросил кредит на три года. На одолженные деньги я также купил одежду, достойную статуса дипломата. В Вашингтон я прибыл в пиджаке советского пошива и обуви непонятного происхождения. Я приобрёл чёрный элегантный костюм американского производства и джентльменские туфли. Будучи третьим секретарём, я получал 800 долларов в месяц. Из этой зарплаты я каждый месяц возвращал часть занятой суммы в бухгалтерию. Первые три года жена не работала. Только через три года ей удалось устроиться на работу в визовый отдел консульства. Это стало значительным финансовым подспорьем для нашей семьи.

В начале нашей жизни в Вашингтоне, особенно в первые месяцы, мы очень много думали о покупке продуктов. С сегодняшней точки зрения можно сказать, что мы экономили на еде. Дочь Ивета до сих пор помнит, как мы покупали продукты в сети магазинов Safeway. Но даже находясь в режиме экономии, после скудного ассортимента советских продмагов мы наслаждались большим количеством непривычных продуктов. Например, Ивета очень любила замороженный чизкейк. Его нужно было разогреть перед употреблением, и он очень нравился и нам, и нашим гостям. Сейчас этим никого не удивишь, но тогда это казалось деликатесом. Время от времени вместе с семьями друзей мы жарили шашлыки в вашингтонских парках, лепили вкусные гамбургеры. Когда мы наконец смогли себе это позволить, на праздники покупали на рынке живых крабов, которых готовили со специями дома.

В посольстве мы были единственными латышами. Там же работала семья литовцев, с которыми мы подружились. Гуна и Ивета интенсивно пополняли свои знания английского языка. Поначалу у нас не было американских друзей, с которыми можно было бы говорить по-английски, не было вокруг нас и американских детей, потому что Ивета ходила в школу советского посольства, так что ни у меня с Гуной, ни у нашей дочери никаких местных контактов практически не было. Мне приходилось учить язык, смотря телевизор и общаясь в магазинах, кафе и других местах бытового обслуживания. В таких условиях телевизор стал важным элементом личностного роста и пополнения знаний. Конечно, мы также посещали различные общественные места, например концерты. Нам с Гуной и Иветой даже удалось побывать на последнем концерте Элвиса Пресли незадолго до его смерти. Мы часто ходили в кино, чтобы насладиться очередным продуктом американской киноиндустрии. Фильм «Крёстный отец» до сих пор остаётся в памяти. Я также прилипал к телевизору во время выпусков новостей. Интернета не было, и телевидение было одним из ключевых источников общественной информации. Меня интересовали телевизионные новости, по работе я должен был всегда быть в курсе последних событий в США и мире. Всей семьёй мы также смотрели популярные в то время телесериалы «Маленький домик в прериях», «Семейка Брейди» и музыкальное шоу «Сонни и Шер».