
Полная версия
Хозяйка Его Виноградников-1
«Не очень долгая» дорога заняла трое суток! Поскольку, за счёт скорости, путешествие на поезде занимало практически столько же времени, сколько и путешествие в экипаже, это отчасти объясняло то, почему, якобы обеспокоенный здоровьем дочери отец не приехал навестить её в лекарню.
Но лишь отчасти.
«У него дочь при смерти! – рассуждала в своих мыслях Виктория. – А он вместо того, чтобы бросить всё и мчаться, надеясь успеть застать её живой, сидел себе и ждал, выкарабкается она или не выкарабкается! Интересно, у стряпчего были инструкции и на случай, если бы она не выкарабкалась? В этом случае он бы просто привёз домой поездом труп? Или всё же отец соизволил бы приехать и забрать её хладное тело лично?»
Ответ ей был очевиден. Разумеется, стряпчий бы просто доставил её труп. Но она всё же не удержалась и к концу третьих суток-таки озвучила этот вопрос. Шутка ли, трое суток ехать в соседних купе. Как тут выдержать, чтобы не излить раздражение?
Что, однако, вовсе не означало, что озвучить упомянутый выше вопрос ей удалось так же легко, как пройти из одного купе в другое. Нет-нет, дело было вовсе не в состоянии её здоровья. Для того, чтобы дойти до соседнего купе его хватало с лихвой. Дело было в том, что господин стряпчий избегал оставаться с ней наедине! Причём делал это столь умело, что сомнений не оставалось, у него в этом деле очень богатый опыт!
Вот только, во-первых, не на ту напал! Во-вторых, обстоятельства всё же были против него: и купе соседние, и заняться Виктории, кроме как отловом стряпчего было больше нечем, и как маленькую, так и большую нужду никто не отменял.
Вот на какой-то из вышеупомянутых нужд она его и поймала. Нет-нет, не спешите думать про неё плохо: разумеется, сначала она позволила ему эту нужду справить, и только потом уже облегченного и вполне довольного жизнью поймала прямо на выходе из нужника. Лишив его тем самым возможности в процессе допроса, то есть, разговора по душам сослаться на то, что ему аж не терпится, так хочется в туалет и потому он вынужден её срочно покинуть. И снова не спешите думать о ней плохо. Насчёт того, что стряпчий может использовать нужду в качестве причины побега от неё, ей не паранойя подсказала, а опыт общения с ним же. К слову, именно этот его побег и дал ей понять, что ей не «ужасно не везёт», как она себе думала, а её наглым образом избегают.
Но, как уже было сказано выше, обстоятельства были на стороне охотницы, а не её добычи. Потому стряпчий в конце концов был пойман и, в прямом смысле слова, захвачен в заложники в его же собственном купе. Как ей это удалось? Так просто быстрей некоторым нужно было поворачиваться! К тому же эти некоторые слегка расслабились, решив, что ночью пребывающая не в лучшем состоянии здоровья охотница – спит измученная тяготами дороги. Наивный глупец! Глупец, потому что недооценил целебные снадобья Теми. Наивный, потому что предположил, что плохое самочувствие остановит жаждущую поговорить женщину, которую к тому же терзали плохие предчувствия и подозрения.
В общем, деваться наивному глупцу было некуда. Пришлось держать ответ. И вот тут-то и выяснилось, что стряпчий оказывается с её отцом не лично общался, а телеграфировал ему о состоянии дочери. И что ответную телеграмму он получил не от её отца, а от некоего Рея. И это Рей, а не её отец попросил держать его в курсе состояния здоровья больной.
– А если этот Рей не передал моему отцу, что я умираю? Кто он вообще такой?! Какое он имеет право отвечать за моего отца? И почему вы не связались с моим отцом как-нибудь под другому? (Она не знала как, но была уверена, что должны быть и другие способы связи тоже) Почему вы, в конце концов, не настояли на том, чтобы вам ответил именно мой отец?! – возмутилась Виктория.
Стряпчий на это состроил виноватую моську и признался:
– У вашего отца больное сердце. Мы не хотели его раньше времени волновать.
– Раньше времени? – часто заморгав, переспросила Виктория. – Вы сейчас, и в самом деле, сказали «раньше времени»? – с ироничным смешком уточнила она. – Раньше какого времени?! Чего вы ждали?! Пока я кони двину?! – не сдержавшись, всё же перешла она крик.
В ответ на что моська стряпчего стала ещё более виноватой. Что громче всяких слов сказало ей, что да, таки именно этого они и ждали. И только ли ждали? Может ещё и надеялись?
– Вы мне так и не ответили, – напомнила она. – Кто такой Рей?
После этого вопроса на стряпчего стало откровенно жалко смотреть.
– Вы его совсем не помните? – риторически поинтересовался он. По крайней мере, именно так восприняла этот вопрос Виктория. И потому не стала отвечать.
– Не помните, значит, – сделал явно безрадостный для себя вывод её собеседник.
Лишнее и говорить, что и на это замечание тоже она не снизошла с ответом. Если не считать ответом то, что, скрестив руки на груди, она упрямо задрала подбородок и многозначительно оперлась на дверь купе, показывая тем самым, что она обосновалась здесь надолго и всерьёз.
Разумеется, будь Мануэль Коэрли бесцеремонным и безнравственным грубияном подобный шантаж у Виктории бы не прошёл, но он был робким и хорошо воспитанным человеком, которого мысль о том, что забаррикадировавшую его дверь девицу просто можно силой вытолкать за дверь, даже в голову не пришла. Был, конечно, еще вариант стойко и самоотверженно молчать. Но Мануэль Коэрли, к его большому сожалению, не был ни стойким, ни самоотверженным, он был мягким и деликатным человеком. Он был из тех, кто всегда уступит дорогу, лишний раз не повысит голос, избегает прямого взгляда и чей голос почти всегда звучит тихо и неуверенно. Кроме того, Мануэль Коэрли всегда терялся в обществе женщин, особенно красивых и опасных, коей, по его мнению, была дочь его клиента. В их присутствии у него всегда начинали слегка дрожать руки, слова застревали в горле, а взгляд сам собой устремлялся к подолу их платья, стенам, бумагам на столе, куда угодно лишь бы случайно не встретиться с ними взглядом. Или ещё хуже не зацепить своим взглядом грудь или губы.
Поняв, что чем быстрее он удовлетворит любопытство девушки, тем быстрее он получит свободу, пленный, наконец, заговорил.
– Он сирота. Вы и Рей выросли вместе. Ваш отец нашёл его спящим. Рей укрылся от дождя под раскидистыми ветвями виноградной лозы и уснул. Он тогда ещё совсем малыш был, если мне не изменяет память, ему тогда ещё и трёх лет, кажется, не было, – глядя в окно, сообщил он.
Возможно, кому-то другому было бы некомфортно разговаривать с затылком, но не Виктории. Пока она получала ответы на свои вопросы её все более чем устраивало.
– И как же он оказался под тем виноградником? – уточнила она. – Сбежал из сиротского приюта?
– Нет, – покачал головой мужчина, слегка повернув голову в её сторону. – На обоз его отца и матери, когда они возвращались с выручкой за проданный товар домой, в горах напали разбойники. Его отец и мать были мелкими торговцами, которые занимались тем, что скупали виноград и вино у мелких виноградарей и перепродавали его на городских рынках. Отца и мать Рея убили, а его самого, возможно, пожалели сами разбойники. А, возможно, он каким-то образом сбежал. Рей не помнит, что случилось. Помнит лишь как оказался в сильную грозу в окружении виноградных лоз и спрятался под одной из них.
– И мой отец усыновил он? – скорее констатировала, чем уточнила Виктория.
– Да, – кивнули ей. – Ваш отец усыновил его.
– И какие у меня отношения с Реем? – задала следующий вопрос Виктория. – Я случайно не из-за него ушла из дому?
Собеседник впервые с начала разговора повернулся в её сторону и даже вскользь посмотрел на неё.
– Я знаю только, что именно Рей сообщил вашему отцу о вашем отъезде и уговорил его назначить вам максимально щедрое содержание, – сообщили ей, обойдя вниманием вопрос об отношениях.
И это громче и яснее всяких слов сказало Виктории, что отношения у неё со сводным братом явно не безоблачные.
– И моего отца это не насторожило? – заинтересовалась она.
– Вы не особо ладили с Девидом, вашим отцом, я имею в виду. Да и в целом вам не нравилось жить в долине… – он явно хотел что-то ещё добавить, но передумал.
В этот раз, проследив за вновь уставившимся в окно собеседником, девушка испытала раздражение: «Каждое слово из него приходится клещами вытаскивать!» Она хотела было уточнить, чем именно ей не нравилась жизнь в долине, но не стала.
«Зачем? – мысленно спросила она у себя. – Затем, чтобы услышать ответ: «Не знаю»?
Поэтому она спросила о том, на что так и не получила ответ ранее.
– А с Реем я ладила?
– Мы с вами не были дружны, поэтому я… – попытался было вновь съехать с темы собеседник. И это в который уже раз насторожило Викторию. Даже больше: не насторожило, а обеспокоило.
– Хорошо, задам вопрос по-другому, – закатив глаза и вздохнув, почти угрожающе проговорила она. – Было ли похоже со стороны, что Рей ко мне не ровно дышит? Что он меня домогается?
– Что-оо?! – стряпчий так удивился, что повернулся и впервые за всё время их общения посмотрел ей в глаза. – Ре-эй?! Чтобы Рэй домогался ва-ас?! Вы серьезно?! – в его словах прозвучали такая убежденность и изумление, что Виктория, хотя ей и очень не хотелось в это верить, заподозрила, что, возможно, дело было с точностью наоборот.
– А я его? Я домогалась Рея? – набрав в грудь побольше воздуха, спросила она со спокойствием в голосе, которого не чувствовала от слова «совсем».
Услышав вопрос, мужчина тут же отвёл глаза.
Ответ был очевиден, поэтому Виктория решила уточнить:
– Я приставала к нему у всех на глазах или всем просто казалось, что я в него влюблена?
– Сеньорита… – проговорил её собеседник и тяжело вздохнул. – Это было давно. Поэтому я не хотел бы…
– Можете больше ничего не говорить, – остановила его Виктория, мысленно «поздравляя» себя при этом: «Замечательно. Просто замечательно!»
У неё были ещё вопросы. Много вопросов. Но сейчас её слишком волновало то, чем было обусловлено её поведение. Ей очень хотелось верить в то, что она была просто влюбленной дурочкой, а не лишенной морали и комплексов особой… Вот только реакция стряпчего говорила скорее в пользу второго, чем первого. И еще она говорила о том, что ничего более определенного по этому вопросу она от него не услышит.
– Я, пожалуй, пойду, – открывая дверь купе, сообщила она очевидное.
Глава 5
Проезжая по зеленым волнам холмов Арканции, Виктория с напряженным ожиданием рассматривала раскинувшиеся под куполом ясного июльского неба горные виноградники. Это был её дом. Она здесь выросла. И она ждала, что вот сейчас что-то внутри неё щелкнет и она почувствует родственную связь с этим местом. Она ожидала, что окружающие её ароматы горного разнотравья и винограда, шелест ветра и насыщенные оттенки окружающего её пейзажа вызовут в ней волну узнавания и теплоты, пробудят забытые воспоминания. Но вместо этого ощущала непонятное отторжение, словно она была даже не чужестранкой, а иномирянкой. Каждый шаг по этим землям, каждый вздох ветра, каждый луч солнца, вместо того чтобы согревать, лишь подчеркивали отсутствие связи, которую она так отчаянно искала. Все вокруг казалось ей невыразимо прекрасным и столь же невыразимо чужим, и каждая минута, проведенная среди зеленых холмов Арканции, лишь усиливала это ощущение. Вместо ожидаемого чувства дома и принадлежности, она испытывала лишь пустоту и странное чувство утраты. Именно утраты. Горькой и тягучей, острой и мучительной, как, если бы она теряла… себя. Вместо того чтобы напомнить ей о прошлом, мир вокруг лишь углублял и расширял пустоту в её душе.
Из терзавших её душу переживаний её вырвал голос стряпчего.
– Видите вон ту вершину? – мягко прозвучал его голос, когда он указывал на север, туда, где склоны гор, казались, соприкасались с облаками. – Там начинаются владения вашего отца, то есть уже ваши. Если присмотреться, уже можно даже разглядеть очертания вашего замка, возвышающегося над этими владениями.
Виктория подалась вперед, сосредоточенно вглядываясь в каждую деталь открывшегося её взору внушительного строения. Увенчанное многочисленными башнями оно царственно возвышалось над живописной долиной.
И снова, кроме восхищения и в этот раз ещё и удивления, поскольку замок явился для неё полной неожиданностью, она ничего не почувствовала. Ни гордости, ни всплеска узнавания, ни тёплой волны принадлежности, которая должна была бы охватить её, глядя на родовой замок. Её РОДОВОЙ ЗАМОК! А она ничего не чувствует. Ровным счётом ничего.
Возможно дело в том, что она смотрит на него издалека? Может быть, чтобы ощутить с ним связь, она должна прикоснуться к его стенам, пройтись по его залам, услышать эхо своих шагов в тишине его коридоров?
Ободренная этой мыслью, приближаясь к замку по извилистой дороге она с затаенной надеждой наблюдала за тем, как солнечные лучи, отбрасывая тени от высоких башен, играют на его каменных стенах, как ветер ласкает зеленые ветви деревьев в долине. Однако… чем ближе она подъезжала, тем яснее она осознавала, что восхищение красотой и величием замка не перерастало в затрагивающее её сердце и душу переживание.
Наконец, миновав извилистый, длинный подъездной путь, экипаж остановился возле массивных кованных ворот.
– Добро пожаловать домой, – сказал ей Мануэль Коэрли.
«Домой ли?» – хотелось спросить ей, но она спросила о другом:
– Вы не против, если я немного просто посижу, посмотрю на свой… дом?
– Конечно, – заверил стряпчий. И проявив такт и понимание, добавил: – Я попрошу, чтобы вас пока не беспокоили. Вам полчаса хватит?
Виктория благодарно кивнула.
– Вполне.
Как только стряпчий ушёл Виктория во все глаза уставилась на замок. Теперь она могла видеть не только его очертания, но и детали, ускользнувшие от её взгляда ранее.
Стены замка украшал пышный клематис, обрамляясь волшебным цветочным водопадом, а у центрального его входа, подобно величественным стражам, располагались симметрично подстриженные кипарисы. Фасады замка украшали изящные рельефы и фризы, изображающие, как она предположила, мифических существ и сцены, в которых рыцари сражались со сказочными чудовищами.
Из множества башен выделялась одна особенно величественная – высокая и изящная. Её узкие, стройные арки придавали ей особый шарм, а на вершине возвышался изысканный балкон. По всей видимости, с этого балкона можно было наслаждаться видом на простиравшуюся внизу долину.
Виктория закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. И снова не почувствовала ничего. Кроме разве что тёплого дыхания летнего ветерка на своем лице.
Тяжело вздохнув, Виктория выбралась наконец из экипажа.
Пришла пора встретиться со своим, так называемым, отцом и, так называемым, братом…
Сердце её колотилось в предвкушении и тревоге. С каждым шагом, что приближал её к кованным воротам волнение нарастало. И стало почти непереносимым, когда она увидела спешащего навстречу ей молодого человека, чьи волосы играли оттенками золота на солнце. Одежда его была простой. Однако эта простота лишь подчеркивала его статус хозяина и достоинства его сильного, привычного к тяжёлой физической работе хорошо сложенного тела. Идеально чистая, белоснежная рубашка идеально обтягивала его мускулистый торс, подчёркивая широкие плечи и загорелые сильные руки. Выполненные из качественного материала тёмного цвета брюки сидели на нём как влитые, подчёркивая стройность его длинных ног. Его талию подчеркивал кожаный пояс с небольшой, но стильной пряжкой, на котором висели инструменты, необходимые для работы в виноградниках.
Когда мужчина подошёл ближе, Виктория, готова была поклясться, что ощутила лёгкий аромат винограда и земли, однако тут она посмотрела в его тёмные, словно небо безлунной ночью глаза и… в ту же секунду, будто бы перенеслась в самый разгар чудовищной в своей ярости грозы. Настолько жгучей ненавистью и нетерпимостью полыхал его взгляд.
– Тебе всё же хватило бесстыдства приехать?! – в его голосе прозвучало столько презрения и даже брезгливости, что Виктория, еле сдержалась, чтобы тут же развернуться и со всех ног побежать прочь. Остановило её лишь то, что ей некуда было бежать.
Остановило и разозлило.
Возможно, она в прошлом и домогалась этого надменного красавчика. И возможно, делала это так, что заслужила его презрение и даже ненависть. Возможно, она поссорила его с его любимой девушкой. Возможно, пыталась женить его на себе, прикинувшись беременной. Или того хуже, забралась в его постель без приглашения, надеясь, что это заставит его на ней жениться. Возможно, она пыталась поссорить его со своим отцом. Возможно, даже обвинила в изнасиловании. Возможно, очень многое, вот только… Только ей категорически не верилось, что она на всё вышеперечисленное способна. Виктория не знала, откуда она почерпнула столь богатый выбор возможностей, но почему-то была уверена, что не из собственного опыта. Не в её это характере. Не в её характере домогаться мужчину! Не могла она опуститься до подобного, как бы сильно она ни была влюблена. Или что там ещё могло ею руководить? Ей казалось, что она, наоборот, из тех девушек, чей девиз: «Я вам не нравлюсь, вы мне не надо!» И, даже более того, она была из тех, кто никогда сами не делают первый шаг, а ждут его от мужчины. Вот это ей было близко. Это она понимала. Такое поведение не вызывало в ней отторжения. Был, конечно, вариант, что вместе с памятью она утратила также и личность, которой была, но ей почему-то в это не верилось. Чувство собственного достоинства и моральные принципы они либо есть, либо их нет. А у неё было и первое, и второе. А потому сам собой напрашивался только один вывод: взиравший на неё с ненавистью и презрением красавчик был мерзким и беспринципным интриганом! Который сделал всё, чтобы она ушла из родного дома! Не просто дома, а замка! Всё дело в наследстве! Решила она. Он хотел заграбастать всё себе! Алчный мерзавец! Её отец вырастил его как родного и наверняка дал ему всё то же, что давал и ей. Но этого ему показалось мало, и он решил лишить её законного наследства! И это ему почти удалось. Он почти лишил её всего: отца, дома, земли её предков! Вот уже ж сволочь! И к тому же умная! Очень умная и расчётливая! Иначе б ему не удалось выставить её из дому. Иначе б ему не удалось заставить всех поверить в то, что она его домогалась. Вот только удалось не до конца. Мысленно усмехнулась она. Я вернулась! И не просто вернулась, а вернулась наследницей всего! Так вот с чем связана твоя ненависть, дорогой братец! А в том, что перед ней стоял именно её сводный брат, Виктория не сомневалась ни секунды с того момента, как увидела его, идущим по направлению к ней. Так вот почему ты так взбешен! Что ж, как говорится: «Game on!»3 Она не помнила, где так говорится, но это было не важно, важно было то, что она так чувствовала.
Виктория распрямила плечи и гордо задрала подбородок.
– Прошу прощения, я вас знаю? – с вызовом в голосе спросила она, похвалив себя за то, что несмотря на страх и неуверенность, которые, несмотря на весь свой боевой настрой она продолжала чувствовать, голос её не дребезжал от волнения, а звучал спокойно и с достоинством.
Красавчик фыркнул, его взгляд стал ещё более ледяным и подозрительным. Хотя, казалось бы, куда уж больше?
– Продолжаешь прикидываться, что ничего не помнишь? – скорее не сказал, а выплюнул он. – Зря стараешься! Я слишком хорошо тебя знаю! Хотя не могу не признать, что потеря памяти была продумана и разыграна тобой на «отлично»! Ты смогла убедить в том, что ничего не помнишь, не только простака Мануэля, когда прошла его дилетантскую проверку, но и целителей! Но повторяю, со мной ты зря теряешь время! Ибо в отличие от них всех я знаю, насколько ты талантливая актриса!
– Прошла проверку Мануэля? – удивленно переспросила Виктория, поскольку не могла припомнить ничего подобного. – Какую проверку? – и тут её осенило: «Дом! На снимках, которые стряпчий оставил ей для изучения в лекарне, был дом, а не замок! И рассказывая ей о наследстве, он снова же упомянул дом, а не замок, она это точно помнила. Так вот почему снимки дома лежали сверху! Он хотел увидеть её реакцию! Он проверял её!
– Задумалась? Молодец. Умная девочка, – между тем продолжал изливать на неё своё презрение алчная сволочь и мерзавец. – И была бы ещё умней, если бы прямо сейчас вняла гласу разума, а не своих хотелок, и отправилась бы назад в свою змеиную нору, из которой ты выползла.
Прозвучавшая в его словах угроза была столь очевидна, что обретенная было уверенность в себе вновь покинула девушку. Она почувствовала, как её вновь начинает сотрясать дрожь. Чтобы справиться с ней, она сильно сжала кулаки. Так сильно, что ногти впились ей в ладони и она, чтобы не вскрикнуть от боли, закусила губу. Это помогло ей взять себя в руки. Она сделала три или даже четыре шага вперёд, подойдя практически вплотную к поджарому телу своего визави и, задрав голову вверх, посмотрела прямо ему в глаза.
– У меня нет никаких хотелок! Я вернулась домой! Просто вернулась домой, – спокойным, исполненным достоинства голосом сказала она. – Хотя нет, не просто, – покачала она головой. – Я приехала, чтобы жить в МОЁМ замке и на МОЕЙ земле! И в этот раз ты ничего, ровным счётом ничего не сможешь сделать, чтобы заставить меня уехать из моего дома. Я приехала НАВСЕГДА!
Лицо её противника исказилось в презрительной усмешке. Он открыл было рот, чтобы хлёстко ей ответить, но его опередили…
– Ману, где Тори? Ты уверен, что она всё-таки приехала?! Где она, Ману? – раздалось обеспокоенное из-за его спины.
Виктория сделала несколько шагов назад диагонали и увидела, что по подъездной дороге идут двое мужчин. Уже известный ей стряпчий Мануэль Коэрли и высокий жилистый мужчина в годах. Последний был одет в рубашку защитного цвета из мягкой ткани и иссиня-черные штаны. Рукава рубашки были закатаны, открывая взору его загорелые, сильные руки. Штаны были заправлены в добротные кожаные сапоги. На голове у мужчины покоилась широкополая шляпа, защищающая его лицо от солнечных лучей.
Когда мужчина подошел поближе Виктория смогла рассмотреть под шляпой его обрамлённое седыми прядями загорелое, морщинистое, несмотря на возраст, всё ещё привлекательное лицо.
Виктория не узнала мужчину, но от взгляда на его доброе, улыбающиеся лицо, у неё сразу же улучшилось настроение.
– Тори, девочка моя! Ты всё-таки приехала! Какая же ты стала красивая! Совсем, как мать… Ох, прости старика… – тут же спохватился он. – Я так рад, что ты приехала!
– Я тоже рада, – не зная, что сказать, ответила Виктория.
Пожилой мужчина стянул с головы шляпу, смял её в руках и, неуверенно переступая с ноги на ногу, спросил.
– Можно я тебя обниму, дочка?
– Конечно, папа, – неожиданно севшим голосом прошептала девушка и, раскрыв объятия, сама сделала шаг навстречу.
Они обнялись. После чего счастливый отец, слегка отодвинувшись, взял лицо дочери в колыбель своих рук и долго его рассматривал.
Виктория чувствовала себя не очень комфортно при этом, но возражать не решилась. Поэтому лишь глупо улыбалась. По крайней мере, ей казалось, что на её лице сияет улыбка аля деревенский дурачок.
– Моя доченька, – наконец проговорил он. – Моя ненаглядная доченька. Как же я рад, что ты вернулась. Он вдруг снова обнял её, слегка приподнял над землёй, и закружил…
Опешившая Виктория сначала взвизгнула, затем заливисто рассмеялась, после чего, как её вновь вернули на землю, прильнула к мужчине и поцеловала в щеку.
– Пойдём в замок, – предложил разом помолодевший лет на двадцать мужчина. – Думаю, ты устала и, наверное, проголодалась?
– Да, чуть-чуть устала и очень-очень проголодалась! – принимая предложенную ей руку, с улыбкой ответила девушка.
Миновав массивные кованные ворота, они направились к замку, идя по усыпанной гравием дорожке, что вилась между ухоженных клумб. Шелест листвы аккомпанировал пению птиц, сладкий аромат жасмина, наполнял воздух. Виктория вглядывалась в каждую клумбу, каждое дерево, вслушивалась в шелест листьев и пение птиц и с каждой секундой всё отчетливее понимала… что видит всё это впервые. Как, впрочем, и отца. Точнее мужчину, который выдаёт себя за её отца. Или может это она выдаёт себя за его дочь? Да, скорее она. Потому что из них двоих неискренней в своих чувствах была именно она.
Глава 6
Войдя в замок, Виктория ощутила приятную прохладу. Высокий потолок поддерживали несколько резных балок из темного дуба, освещенный проникающими сквозь оконные проемы лучами солнца мраморный пол играл тёплыми оттенками, красивая деревянная лестница вела на второй этаж. Изготовленная из всё того же дуба она обращала на себя внимание удивительной работой резчика: поддерживающе поручень балясины были украшены удивительной красоты орнаментами флористических мотивов.
– Тори, я думаю, тебе приятно будет узнать, что твоя комната осталась такой же, как ты её и оставила, – вдруг раздался за её спиной вкрадчивый голос сводного брата.