Хозяйка Его Виноградников-1

– Спасибо, – искренне поблагодарила Виктория под стук в дверь, который и в этот раз тоже был чистой формальностью, поскольку дожидаться позволения войти снова никто не стал.

Дверь распахнулась, пропуская в комнату девчушку и степенно следующего за ней долговязого мужчину в старомодном плаще и шляпе, в руках которого был довольно объёмный саквояж.

– Сеньорита, прошу прощения, что беспокою вас, но ваш отец очень обеспокоен вашим здоровьем и поэтому мне пришлось настаивать, чтобы мне позволили вас увидеть…

– А сам он, конечно же, как обычно, ужасно занят! – невольно вырвалось у Виктории, сердце которой вдруг наполнилось обидой. И не одной, а многими. Её отцу никогда не было до неё дела. Сколько раз сначала в детском садике, а затем и в школе, она с надеждой смотрела в зрительный зал, надеясь увидеть там среди родителей не только маму, но и папу, но никогда не видела. И вот сейчас опять. Пришел не сам, а, как обычно, кого-то прислал!

– Сеньорита, как только ваш отец узнал, что вы больны он хотел приехать, но…

– Не важно, – отмахнулась Виктория. – Не обращайте внимания, я всё понимаю!

Всё да не всё. Она помнила, что отец всегда был занят. Понимала, что этого ничто и никогда не изменит, но не помнила его самого. И не только его, но и маму…

– А мама? Мама разве не с вами? – спросила она и глянула на приоткрытую дверь с такой надеждой, словно бы ожидала, что она сейчас распахнётся и в неё войдёт мама.

Лицо собеседника вытянулось, а глаза стали по пять копеек.

– Ваша мама, Сеньорита? – переспросил он и растерянно посмотрел на Теми.

Та почти незаметно покачала отрицательно покачала головой. Но Виктория заметила.

– Да, мама! Почему она не с вами? – с вызовом подтвердила она, пытаясь выудить из памяти образ матери. Что-то мелькало, но такое туманное и далекое, словно она пыталась вспомнить что-то не из ближайшего будущего, а из далекого детства.

– Сеньорита, ваш отец… Он вам всё объяснит дома, – уклончиво ответил стряпчий. Однако Виктория уже почувствовала неладное и потому ответ её не удовлетворил.

– Что с мамой?! – потребовала она ответа.

– Милая, тебе нельзя волноваться, – попыталась успокоить её Теми.

– С ней что-то случилось?! Что с ней?! – уже не просто начав волноваться, а почти ударившись в истерику, на повышенных тонах вновь потребовала она ответа.

– Милая, твоя мама уже много лет, как мертва, ты просто забыла, – подбежав к Виктории и обняв её, проговорила целительница. – Вот знала же, что нельзя его к тебе пускать, знала… И что с памятью твоей плохо знала… И что волноваться тебе нельзя, тоже нельзя… Но к то ж знал, что речь о твоей матери зайдёт, кто ж знал… – пробормотала она.

– Мертва?.. – ошарашено переспросила Виктория. – Давно мертва… Не может быть… – пробормотала она. – Не может быть… Этого не может быть… – повторяла она снова и снова, понимая при этом, что её память говорит об обратном.

«Моя память? – мысленно усмехнулась она. – Моя память не может мне подсказать даже того, что было три дня назад. Она и отца тоже не помнит. А он, судя по словам присланного им стряпчего… Стряпчего! – хмыкнула она. – Такое ощущение, что я перенеслась в одну из театральных пьес, в которых я участвовала… Я что, актриса?.. – забыв о чём она до сей минуты думала, озадачилась она новым вопросом. Но и этот вопрос тоже остался без ответа.

К счастью, память её была не совсем уж дырявой, посему вынырнув из раздумий и посмотрев на стоявшего напротив неё с растерянным видом мужчину, она сразу же вспомнила о том, что он ей только что сказал.

– Как давно мертва?

Мужчина снова посмотрела на целительницу. Та пожала плечами, мол, а я что? Сам выкручивайся.

– Очень давно, вы её и не знали почти, – выкрутился мужчина. И дабы избежать уточняющих вопросов, сразу же сменил тему. Причём сменил так, чтобы гарантировано переключить внимание собеседницы на более интересную для неё тему, коей, по его мнению, были деньги: – Поздравляю, Виктория! Вы теперь очень богатая женщина! Ваш отец переписал на вас всё его недвижимое имущество!

И хотя лежащую перед ним девушку меньше всего интересовало, что там на неё переписал отец, ему это всё же удалось.

– Что? Но почему? Он что тоже умер? – растерянно уточнила Виктория.

– Нет-нет-нет, – поспешил заверить стряпчий. – Ваш отец жив. И вполне здоров. Он просто сделал вам подарок на двадцати-пятилетие.

– Но мне не двадцать пять! Мне не…

– Уже двадцать пять, милая, – прервав её на полуслове, мягко, но твёрдо сказала целительница. – Два дня назад ты мне сама это подтвердила. Но потом ты провела два дня в горячке и видно теперь с твоей памятью совсем плохо стало.

Виктория точно знала, что ей не двадцать пять, но ничто кроме туманного эпизода со свадьбы некой Кожемякиной, которую она тоже, к слову, не могла вспомнить чётко, ничто больше не говорило ей о том, что ей не двадцать пять.

Она тяжело вздохнула и решив, что спор о том, сколько ей лет, не поможет ей понять, что за фигня с ней происходит, в надежде на проблеск хоть каких-то воспоминаний, поинтересовалась:

– Хорошо, какое именно имущество передал мне мой отец?

– Как я и сказал, он передал вам всё недвижимое имущество, которое у него было. В частности, дом, в которым вы родились и выросли, виноградники, винодельню…

– Винодельню и виноградники? – Виктория в замешательстве уставилась на стряпчего. В голове у неё, конечно, бардак. И отца своего она помнила весьма смутно. И всё же она была уверена, что у её отца не было ни виноградников, ни винодельни. – Это должно быть какая-то ошибка?..

– Ошибки быть не может. – Мужчина открыл портфель и достал из него толстую пачку бумаг и протянул ей. – Вот сами посмотрите.

Виктория принялась просматривать кипу документов, а стряпчий ходить туда-сюда по комнате.

– У меня также есть распоряжение организовать ваше путешествие в Арканцию, если, конечно, вы согласитесь вернуться домой.

– Путешествие в Арканцию?..

– Да, – кивнул мужчина, – ваш батюшка уполномочил меня оплатить ваши расходы и вашу безопасность.

– По пути в Арканцию?.. – уточнила Виктория, которую гораздо больше интересовало, что такое «Арканция», а не полномочия стоящего перед ней мужчины.

– Именно, – подтвердили ей.

Виктория растерянно посмотрела на Теми, безмолвно спрашивая, что ей делать. Добрая женщина поняла её и пришла на помощь.

– Девочке нужно время, чтобы изучить бумаги и всё обдумать. Вы же можете оставить ей бумаги?

– Могу, – кивнул мужчина. – Но может было бы правильнее, если бы я объяснил Сеньорита Виктории всё, что ей не понятно? – он вопросительно посмотрел на девушку. Та в свою очередь перевела умоляющий взгляд на целительницу.

– Не видите разве, девочка устала! – строго посмотрела на стряпчего та. – Оставьте бумаги и уходите!

– Хорошо, что я ухожу, – согласился мужчина. – Сеньорита Виктория, сколько вам нужно времени на то, чтобы изучить документы и принять решение?

Ошеломленная содержанием документов девушка подняла на поверенного совершенно потерянный взгляд, увидев который Теми взяла инициативу в свои руки.

– До завтра! Приходите завтра после обеда! – ответила она стряпчему вместо Виктории.

– Хорошо, как скажете, – согласился мужчина. – Хорошо я приду завтра после обеда, – часто закивал он головой, застегнул портфель и поспешно ретировался.

Когда за стряпчим закрылась дверь, Виктория всмотрелась в цветной снимок. Белокаменный коттедж стоял на холме, а за ним, куда глаз ни кинь, виноградники. Её дом. Её виноградники. А ещё у неё есть винодельня. И всё это передал ей отец. Почему же ни что из этого не кажется ей не то, что родным и близким, но даже смутно знакомым? Виктория провела подушечками пальцев по снимку. И перевела взгляд на подошедшую Теми.

– Я не узнаю их, – прошептала она. – Я не узнаю ни дом, в котором я родилась и выросла, ни эти виноградники. Почему я не узнаю их? – спросила она.

Женщина посмотрела на неё с сочувствием.

– Никто не знает почему, – прошептала она. – Просто иногда бывает, что после травмы головы и пережитых потрясений, память возвращается, а иногда… как вот у тебя.

– Травма головы и потрясение? Точно! Вот, что я всё время хотела спросить и всё время забывала! – вдруг стукнула она себя раскрытой ладонью по лбу. За что тут же поплатилась спазматической болью где-то в глубине черепа. – Как я здесь оказалась? Вы знаете, что со мной случилось, Теми?

Глава 3

Целительница тяжело вздохнула и призналась:

– Я боялась, что рано или поздно ты спросишь об этом, а мне уже не удастся сменить тему.

Сердце Виктории ёкнуло. Что могло с ней случиться такого, что эта добрая женщина боится ей об этом рассказать?

– Почему?

– Потому что не хотела тебя расстраивать…

– Расстраивать? – удивленно переспросила девушка. И вдруг с ужасом вспомнила, что с тех пор, как очнулась ни разу не видела себя в зеркале. – Зеркало! Дайте мне зеркало! – нетерпеливо потребовала она, обхватив ладонями лицо.

Догадавшись, что обеспокоило её пациентку, Теми поспешила успокоить её.

– С твоим лицом всё в порядке, милая, – подавая зеркало, сказала она.

Виктория не то, чтобы ей не поверила, просто ей очень уж не терпелось в этом убедиться, поэтому старинное зеркало на ручке она из рук целительницы, в прямом смысле слова, вырвала.

С лицом, и в самом деле, всё было в порядке, вот только само лицо…

С ним определенно что-то было не так.

Нет, оно было вполне симпатичное, даже красивое, если, конечно, не обращать внимание на бледную, похожую на пергамент кожу и огромные синяки вокруг глаз. Именно вокруг, а не только под глазами. НАСТОЛЬКО ОНИ БЫЛИ ОГРОМНЫМИ И ТЁМНЫМИ. В остальном же, вполне ничего, точеные скулы, огромные, слегка раскосые зеленые глаза, брови вразлёт, слегка вздёрнутый небольшой носик, пухлые губы… Потрескавшиеся, правда, и цвета всё того же пергамента.

Викторию, однако, смутила не кожа цвета пергамента и не громадные синяки под глазами, её смутило то, что она НЕ УЗНАВАЛА СВОЁ СОБСТВЕННОЕ ЛИЦО!!! И СВОИ СОБСТВЕННЫЕ ГЛАЗА!!! Хуже того, она откуда-то знала, что это определенно и точно не её лицо, не её глаза и не её волосы. Она посмотрела на завивающиеся кольцами каштановые с рыжим отливом пряди. ЭТО НЕ ЕЁ ВОЛОСЫ!!! У НЕЁ НИКОГДА НЕ БЫЛО ВЬЮЩИХСЯ ВОЛОС!!! У НЕЁ НИКОГДА НЕ БЫЛО ЗЕЛЕНЫХ ГЛАЗ!!! Она знает об этом, потому что всю жизнь мечтала о вьющихся волосах и зеленых глазах!!! Она это точно знает!!!

Виктория зажмурилась, плотно-плотно смежив веки.

Она, конечно, всё понимает. У неё амнезия и всё такое… Но настолько не узнавать своё лицо, чтобы быть уверенной, что это лицо никак не может быть её – это уже слишком!

Сделав глубокий вдох и выдох, она открыла глаза. Но чуда не произошло. Из зеркала на неё по-прежнему смотрела незнакомка.

– Это не я… – прошептала она. – Это не я-ааа!!! – не сумев сдержать истерику, завопила она во все горло.

Присев на край постели своей пациентки, Теми обняла её и прижала к своей груди её голову.

– Тшшш, хорошая моя, – прошептала она. – Тшшш… Маленькая… Тебе нельзя нервничать. Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя опять начала болеть голова? А, милая? – ласково спросила она, нежно поглаживая девушку по голове.

– Но это не я, – плаксиво пожаловалась Виктория. – Я точно знаю, что это не я.

– Ты просто не узнала себя, такое порой случается, – ласково сказали ей.

– Нет, – захныкав от досады, возразила Виктория. – Вы не понимаете… Вы просто не понимаете… Это не моё лицо. Не мои глаза. Не мои волосы.

– Они тебе не нравятся? – спросила Теми.

– Да нет, почему же не нравятся? Наоборот, нравятся, – честно ответила Виктория и столь же честно заметила: – Просто они не мои.

– Конечно же, они твои, маленькая моя, – возразила целительница. – По-другому просто не может быть. По-другому просто не бывает, – с ласковой улыбкой заметила она.

Виктория и сама понимала, что по-другому просто не может быть, потому что по-другому просто не бывает, но она знала! Она знала, что это не её лицо! Она была в этом совершенно уверена! Хотя…

Откуда ей знать? Как она может быть в этом уверена? Если она ни в чём не уверена? Ни в чём ВООБЩЕ не уверена.

– Точно не бывает? – уточнила она у целительницы, на всякий случай. Сама не зная, зачем.

– Нет, не бывает, – тоном каким родители объясняют своему малолетнему ребёнку прописные истины, ответила ей Теми.

– Это хорошо, – кивнула Виктория. – Это очень хорошо, – повторила она и снова посмотрела в зеркало. – Значит, это всё-таки моё лицо, мои глаза и мои волосы, – сказала она сама себе и решила больше в этом не сомневаться. Вслед за чем, переведя вопросительный взгляд на собеседницу, напомнила ей: – Вы обещали мне рассказать о том, что со мной случилось.

– Вообще-то не обещала, а скорей наоборот, – мягко поправила целительница. – Но так, как продолжая молчать я всё равно заставляю тебя волноваться и… – она хотела добавить что-то ещё, но её перебили.

– Ещё как! – подтвердила Виктория.

– На ваш фиакр2 напали разбойники… – со вздохом сообщила женщина. – По крайней мере, дознаватели считают именно так… Они считают, что лошади испугались разбойников и понесли… Но не прямо по дороге, а свернули в лес. Так как дело происходило ночью, и ночь была пасмурной и по этой причине безлунной, лошади, видимо, не сразу увидели, куда именно они несутся. А когда наконец увидели… по-видимому, испугались и резко развернулись… В результате чего коляска застряла между деревьями… Ты, судя по обширной гематоме на правом боку, выпала из коляски и каким-то чудом сбежала… И поэтому осталась жива, а твой муж… – делая между предложениями большие паузы, словно бы каждое слово давалось ей с трудом, проговорила она. Хотя почему, словно бы? Именно так это и было.

– Разбойники? Напали на фи-ии… – удивленно начала было уточнять Виктория, но тут её догнала вторая мысль: – У меня есть муж?!

Целительница отвела глаза и в очередной раз тяжело вздохнула.

Виктория тоже вздохнула. Правда, с той большой разницей, что её вздох, в отличие от доброй женщины, только прозвучал горестно, на самом же деле она испытала облегчение. Ей, конечно, тут же стало стыдно. Очень стыдно. Но не настолько, чтобы перестать испытывать облегчение по поводу того, что мужа у неё больше нет. Но только тут её догнала третья мысль…

«А вдруг я неправильно поняла?! Вдруг он жив, просто очень пострадал!»

– Он… жив? – спросила она скорее с опаской, чем с надеждой, но, к счастью, разобрать по её дрожащему, резко охрипшему голосу, что именно она почувствовал было невозможно.

– Нет, – отрицательно покачала головой целительница. – Нам не удалось его спасти. Мы нашли его уже… – она, не договорив, замолчала.

Виктория понимающе кивнула.

– А лошади? – уточнила она. – С ними всё в порядке?

И вот странное дело. Лошади ей были настолько же чужими, как и муж. Но мужа жалко не было, а лошадей очень.

– Не знаю, – покачала головой целительница. – Дознаватели нашли только застрявшую между деревьями коляску. Думаю, разбойники лошадей забрали с собой. Они, кстати, приходили вчера вечером, но старший целитель не пустил их к тебе.

У Виктории округлились глаза.

– Кто? Разбойники?..

– Нет, конечно, – улыбнулась Теми. – Дознаватели. Они надеются на то, что ты хоть что-то помнишь.

Виктория горестно вздохнула. На сей раз уже искренне.

– Зря надеются. Я ничего не помню.

Она лукавила. Совсем немножко, но всё же лукавила. Кое-что она помнила. Она помнила, как бежала по лесу, не разбирая дороги. Она помнила, что при этом она от кого-то убегала. Но это, как она понимала, дознаватели уже и так знают, а ей эти воспоминания были не просто неприятны, они вызывали в ней панический ужас. Её тошнило, бросало в пот и дрожь, едва только в её памяти всплывало увиденное в горячечном бреду. Теми сказала ей, что она убежала, но её реакция на воспоминание о пробежке по лесу говорила ей, что это не так. Кто бы ни гнался за ней той ночью, ей почему-то казалось, что он её таки догнал… и что ничем хорошим это для неё не закончилось.

– Именно так я им и сказала, – заметила между тем в ответ на её слова Теми. – Но это же дознаватели! Им нужна информация исключительно из первых уст. Поэтому, я уверена, что они и сегодня тоже появятся. Странно, что до сих пор их нет…

В этот момент, словно отвечая на её слова, постучали в дверь. И в следующую секунду, как и обычно, не дожидаясь разрешения, в проеме двери появилась худенькая девчушка, имя которой Виктория так до сих пор и не узнала, впрочем, на этот счёт пребывать в неведении ей оставалось не долго.

– Там господа дознаватели пришли побеседовать с вами! – объявила девчушка и, очевидно решив, что раз можно было стряпчему, то и господам дознавателям тоже можно, широко распахнула дверь и тут же пригласила:

– Прошу господа!

– Марита! – возмущенно воскликнула Теми сплеснув руками, которые затем упёрлись в широкие бедра. – Ну сколько тебя учить, что прежде, чем приглашать кого-то к больному у меня спрашивать нужно?! – сердито выговорила она девчушке.

– Так я думала вы всё равно разрешите! – оправдалась эта святая простота, исправляя допущенную ею ошибку в свойственной ей непосредственной манере. То есть, оперативно закрывая ею же только что распахнутую дверь, в которую уже ломились ею же приглашенные господа дознаватели, совершенно не ожидавшие подобного поворота событий. Вот странные люди! За что и получили!

Первый по носу и лбу дверью. Второй сначала в глаз затылком первого, когда тот, получив по физиономии, отшатнулся, а затем ещё и каблуком сапога первого по голени, когда тот попытался сдать назад.

Их «Твою ма-ать!» и ещё много чего многоэтажного сложно переводимого прозвучало одновременно с возмущенным возгласом Теми: «Ма-ааарита! Что б тебя! Ну что ты за бестолочь?! Ты вообще думаешь хоть иногда, что делаешь?!»

– Так вы же сами сказали! – с искренним недоумением и даже обидой в голосе возмутилась в ответ девчушка. – Как сказали, так и сделала!

Теми, разумеется, было что на это ответить, но у неё были дела поважнее. Точнее, тела. Перед которыми, во-первых, нужно было срочно извиниться, во-вторых, объясниться. А то ещё расценят данный инцидент как нападение! А они лица при исполнении! И, наконец, в-третьих, если нужно, оказать медицинскую помощь.

– Господа дознаватели, прошу прощения! – рванула она к двери. И строго в соответствии с вышеописанным планом извинилась. Затем объяснилась: – Она не хотела! Она просто бестолковая у нас! Сначала делает, потом думает! Вы уж простите её! Кстати, как вы себя чувствуете? Может льда? Или зелья противоотечного? – предложила она медицинскую помощь.

– Простите? – виновато пропищала девчушка, увидев дознавателей, один из которых потирал лоб, второй глаз.

– Спасибо, да, и лёд, и противоотечное зелье, пожалуй, не помешали бы, – не отказались пострадавшие.

– Марита?! Ты слышала? – скомандовала целительница. – И бегом. Одна нога там, вторая здесь.

– Ага, конечно, я сейчас! – закивала девчушка. И дабы продемонстрировать глубину своего сочувствия, прежде чем исчезнуть за закрытой дверью, пообещала: – Я вам ещё и обезболивающего принесу!

На что обе её жертвы согласно кивнули. Вслед за чем перевели взгляд на, в некотором роде, подругу по несчастью.

– Госпожа Виктория фон Сангедор-Луссильон? – осведомились они.

Подруга по несчастью нахмурилась и задумалась…

Обращались вроде к ней. Но в её единственном более или менее чётком воспоминании со свадьбы всё той же некоей Кожемякиной к ней обращались по фамилии «Синцова». Но тогда она не была замужем… То есть, получается, она вышла замуж за иностранца?.. Надо же!

К счастью, пока она собирала ошметки воспоминаний и обрывки полученной информации в логические цепочки, за неё уже ответила Теми.

– Как я вам и говорила, господа, с тех пор как она пришла в себя после горячки, она ничего больше не вспомнила. Даже саму себя в зеркале не узнала.

– Может всё же хоть что-то? – обратился к Виктории дознаватель, представившийся как сеньор Олик. – Нам подойдёт любая зацепка, самая незначительная! Каким бы смутным не было ваше воспоминание. Даже если это просто обрывок. Или ощущение. Или просто кошмарный сон.

Рассудив, что вряд ли дознавателей интересует свадьба Кожемякиной, Виктория рассказал им о кошмаре, который она видела в горячечном бреду. И лишь пронаблюдала за тем, как загоревшаяся было в начале её повествования в глазах мужчин надежда угасла к его концу.

Глава 4

После визита дознавателей остаток дня она провела, советуясь с Теми, как будет правильней: провести ещё несколько дней в лекарне или же отправится со стряпчим в неизвестную ей Арканцию, в которой она родилась и выросла и которая считалась её домом. Именно считалась, потому что в душе Виктории ничто, ровным счётом ничто не отзывалось на это слово.

Теми жаль было расставаться со своей пациенткой, но она понимала, что чем быстрее та окажется в знакомой обстановке, тем больше у неё шансов на то, чтобы вспомнить свою жизнь.

– Ты всё ещё не в лучшей форме, но твоя жизнь уже точно вне опасности. Дорога не очень долгая, поэтому не думаю, что она навредит твоему здоровью. Кроме того, мягкий и теплый климат Арканции отлично подходит для лечения как физических, так и нервных, и душевных недугов. Я и старший целитель напишем вам заключение и подробные рекомендации по лечению для местного лекаря. Уверена, что у вашего батюшки есть на примете хороший целитель.

Виктория согласно кивнула. Она в этом тоже не сомневалась. В чём она сомневалась, так это в том, что в Арканции находится её дом. Ей почему-то казалось, что город, в котором она родилась и выросла, называется как-то по-другому.

«Арканция. Арканция. Арканция», – мысленно повторяла она снова и снова и… ничего. Эти звуки ровным счётом ничего ей не говорили. Как и известие о том, что она выросла в виноградарском крае.

– А если память и дома ко мне не вернется? Что… что мне тогда делать? – обеспокоенно спросила она.

– Пока рано об этом говорить, – улыбнувшись, уклончиво ответила Теми. – Но я почему-то уверена, что, когда ты окажешься в знакомой обстановке, память к тебе вернётся, – заверила она. – Возможно, конечно, на это потребуется некоторое время, но к тебе обязательно вернётся память.

На следующее утро Виктория вновь проснулась с ужасной головной болью. Она провела беспокойную ночь: ей снова снился кошмар, в котором она убегала от кого-то по лесу в кромешной тьме. Однако, несмотря на головную боль, ставшую ей почти родной лекарню она покинула ещё до полудня.

Следуя рекомендациям целителей, стряпчий заказал не экипаж, путешествие на котором позволило бы сократить дорогу практически вчетверо и примерно в столько же раз обошлась бы дешевле, а купил билеты на делающий огромный крюк вдоль побережья поезд.

Глядя в окно на машущих ей с перрона Мариту и Теми, Виктория с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться: да, она знала этих двоих всего несколько дней, но в тот момент никого роднее них для неё не было.

Она улыбнулась, вспомнив расставание с забавной девчушкой.

– Я так тебе завидую! Как бы я хотела поехать с тобой! Я так хочу путешествовать! – в свойственной ей непосредственной манере воскликнула она. – Я буду скучать по тебе! Ты хорошая.

– Я тоже буду по тебе скучать! – сказала ей Теми, смаргивая слезы. – Вот, я сделала это для тебя, – она открыла сумку и достала деревяную фигурку.  – Это Святая Эржина! Она охранит тебя!

– Может вы приедете ко мне в гости? – с надеждой спросила Виктория. И внезапно загорелась этой идеей. – Или может вообще навсегда переедете?! Ко мне, я имею в виду! Дом ведь мой! – дабы придать приглашению солидности, привела она аргумент. И тут же засомневалась. – Вроде бы… Как бы…

– Я хоть сейчас! – с энтузиазмом воскликнула Марита и вопросительно посмотрела на тётку.

– Ты поезжай сначала, а там видно будет! – улыбнувшись, в свойственной ей манере отвечать уклончиво, ушла от ответа Теми.

Виктория понимала, что добрая женщина не рассматривает её предложение всерьёз. Да и кто она ей такая. Это для неё Теми и её племянница – единственные во всём мире люди, которые не кажутся ей чужими и непонятными. Рядом с которыми она чувствует себя в безопасности. Поэтому она не стала настаивать. Да и разве могла она настаивать? Могла ли она приглашать кого-то в, так называемый, её дом? Который она совершенно не чувствует ни своим. Ни домом.

Виктория прижала пальцы к стеклу, чувствуя вибрацию, тянущего поезд парового котла. Фигурки Теми и Мариты все удалялись и удалялись, пока не стали совсем невидимыми. Девушка тяжело вздохнула. Всё вокруг было не таким, как должно было быть. Всё вокруг было не просто незнакомым, а слишком незнакомым! Даже этот поезд. Что-то с ним было не так. Неправильный он был какой-то!