Вечеринка в стиле ретро

– И зачем же вам понадобились мои услуги, Сергей Александрович?

Он выпил рюмку коньяку, закусил лимоном и ответил:

– У меня к вам очень деликатное дело. Начну издалека. Жена у меня уехала в командировку, – он хмыкнул: – Это анекдотический факт, поскольку обычно в командировку уезжает муж.

В знак согласия я кивнул.

– Я оказался на какое-то время холостяком, – продолжил Манчевский, – и пригласил к себе в гости троих своих лучших друзей еще по школе. Это Александр Варламов, Виктор Новиков и Николай Львов. Мы купили закуску, выпивку и сели в гостиной за стол. Вспомнить, так сказать, молодость. – Он поднялся и начал заваривать чай – вода в чайнике к этому времени вскипела. – Понимаете, я не только художник, но и в некоторой степени коллекционер, – он поставил чайник на стол, рядом с ним – чашку, – полотен некоторых известных мастеров живописи. Иной раз, я не буду скрывать, перепродаю картины. Собственно говоря, этим и живу. Дело в том, что в мои руки не так давно попала картина Эдуарда Мане «Завтрак у пруда». – Он налил мне чаю и продолжил: – Я в тот день немножко выпил и прихвастнул приобретением, сходил в комнату-студию, взял оттуда картину и принес ее в гостиную показать друзьям. Они мало что понимают в живописи, но радость переполняла меня, оттого, что стал обладателем такой замечательной вещи, которая, между прочим, стоит более миллиона долларов. И я поспешил поделиться радостью со своими товарищами… А вы пейте, пейте чай и ешьте!

– Спасибо, – поблагодарил я, поднялся, вымыл руки под кухонным краном и вытер чистой салфеткой. Присев, взялся за чай и бутерброды.

– Так вот, – возвращаясь к прерванному рассказу, вновь заговорил Сергей Александрович. – Продемонстрировав картину товарищам, я отнес ее назад в студию и вернулся за стол. Мы долго сидели, выпивали, ели разговаривали, затем я проводил своих друзей, а на следующий день утром обнаружил, что картина Эдуарда Мане «Завтрак у пруда» пропала.

– И вы подозреваете в краже картины ваших друзей? – догадался я, откусывая от бутерброда и запивая чаем.

– Больше некому, – в сердцах сказал Манчевский, налил себе в рюмку еще коньяку и залпом выпил. – На следующий день я обошел своих приятелей, в надежде выпытать кто же из нах забрал картину. Думал, может быть это какая-то глупая шутка. Но никто из моих друзей в краже картины не признался.

– Каковы размеры полотна? – поинтересовался я, берясь за очередной бутерброд.

– Шестьдесят на восемьдесят, – отправив в рот ломтик лимона, ответил хозяин квартиры.

– Но позвольте, Сергей Александрович, – удивился я. – Картина довольно большая. Как ее мог незаметно от присутствующих в вашей квартире кто-то незаметно вынести и никто этого не заметил?

– В том-то и дело, – вздохнув, произнес Манчевский. – Картина была варварски вырезана ножом или каким-то другим острым предметом из подрамника. Затем холст свернули в трубочку и таким образом незамеченной вынесли из дому.

– Но даже трубочку в руках одного из своих приятелей вы запросто могли бы увидеть, – заявил я.

– Но согласитесь, картину без подрамника намного проще вынести, чем холст в раме, – отверг мое предположение хозяин квартиры. – Можно было ее положить в портфель. Кстати, Варламов Саша приходил с портфелем. У Львова был пакет, а у Новикова – сумка через плечо. В конце концов, можно было спрятать картину в рукав куртки, либо заткнуть за пояс, либо привязать веревками под штаниной к ноге. Так что способов незаметно для других вынести картину много.

– Тогда конечно, – вынужден был согласиться я. – Но как же вы не заметили в тот же день, что картина пропала?

– Она была накрыта куском материи и после ухода так называемых товарищей, – хмыкнул Манчевский, – мне и в голову не пришло заглянуть под кусок материала. А уже на следующий день, когда я захотел вновь полюбоваться картиной, то увидел, что самого полотна-то и нет.

– Да, незадача, – согласился я, берясь уже за третий бутерброд с колбасой и сыром. Честно говоря, я что-то проголодался. – Ну, пока у вас четверых проходило застолье, наверняка кто-то покидал гостиную.

– Да в том-то и дело, что выходил каждый из нас в туалет, поскольку пили мы пиво и коньяк.

– Адская смесь, – поморщился я, представив вкус столь разных напитков на своем языке.

– Вот именно, адская… – подтвердил хозяин квартиры. – Так что выходили из комнаты все трое моих товарищей, а кто-то из них, по-видимому, прихватив в кухне нож, вырезал полотно.

– Вы кого-то подозреваете больше всех из вашей этой троицы?

– Да нет, всех одинаково подозреваю. – Хозяин квартиры вновь наполнил свою рюмку и, проглотив коньяк, впервые взялся за бутерброд.

– И теперь вы хотите, чтобы я отыскал среди ваших друзей воришку? – сообразил я, делая очередной глоток чаю.

– И не только, – помотал головой Манчевский. – Я хочу, чтобы вы еще забрали у вора картину и вернули мне.

– Сделать это будет сложнее, чем найти вора, – начал я торговаться.

Хозяин квартиры понял к чему я клоню и объявил:

– Я заплачу вам, причем немалую сумму, сто тысяч рублей.

– Хм, – сказал я, раздумывая. – Деньги, действительно, немалые.

– Так что возьметесь вернуть мне картину? – с надеждой взглянул на меня Манчевский.

– Могут быть еще дополнительные расходы, – признался я. – Их придется оплачивать отдельно.

– Не вопрос, – довольно улыбнулся Сергей Александрович, поняв, что я берусь за его дело.

Мы некоторое время сидели молча, уплетая бутерброды, наконец, покончив с ними и чаем, я объявил:

– Ну, что ж, покажите мне вашу студию, место, где вы сидели, ну и раму, оставшуюся от полотна великого художника.

Манчевский поднялся с табурета и сделал мне знак рукою двигаться за ним. Я тоже поднялся и потопал за хозяином квартиры. Мы прошли по небольшому коридору, затем ступили в гостиную, о чем свидетельствовали находившиеся здесь два кресла, диван, кофейный столик, телевизор и обеденный стол с четырьмя стульями.

– Вот здесь мы и сидели, – указал рукой на стол Сергей Александрович. – И каждый из нас выходил отсюда в туалет, который, как вы видите, находится напротив дверей гостиной.

Я прошел к столу, хотя смотреть здесь было особенно и не на что. Отсюда, само собой, не было видно дверей ни в одну из комнат, а также двери ванной и туалета. Манчевский терпеливо ждал пока я осмотрюсь. Затем я с многозначительным видом кивнул, будто мне все известно о том, что происходило пару дней назад в этой гостиной, затем объявил:

– Ну, а где ваша студия?

Мы вышли из комнаты и двинулись по коридору к одной из закрытых дверей. Манчевский распахнул одну из них и пригласил войти. Я вместе с хозяином квартиры вошел в студию. Конечно, об этом можно говорить чисто условно, на студию это помещение мало походило, разве что стоявший у окна мольберт, несколько картин развешанных в комнате, да кресло у компьютерного столика, говорили о том, что в этой комнате работает художник.

– Вот здесь я и творю, – обвел рукой вокруг себя хозяин квартиры.

Он немного помолчал, дав мне время оглядеться, затем шагнул в угол комнаты, где накрытые куском материи стояли несколько картин. Сергей Александрович сдернул с картин материю. Первой была пустая рама, за ней какой-то пейзаж следующего полотна. Манчевский наклонился, чтобы взять эту раму, но я быстро сказал:

– Ничего не трогайте! Возможно, на раме остались отпечатки пальцев.

– Гм, – проговорил художник. – А я, честно говоря, об этом не подумал.

– Подождите меня пару минут, я схожу в машину за кое-какими препаратами.

Я развернулся, в сопровождении Манчевского дошел до входной двери и покинул квартиру. Вернулся несколько минут спустя с небольшой сумочкой, в которой лежали принадлежности для дактилоскопии. Поскольку дверь не была закрыта на замок, я открыл ее, вошел в квартиру и позвал:

– Сергей Александрович! Пройдемте еще раз в студию.

Манчевский поджидал меня в кухне. По его блестевшим глазам и чуть уменьшимся количеством коньяка в бутылке можно было сделать вывод, что он еще немного выпил. А говорил, что в одиночку пить не привык.

Хозяин квартиры кивнул, поднялся и прошествовал следом за мною в студию. Там я открыл сумочку, достал из нее порошок для дактилоскопии, кисточку, потом, присев на корточки возле рамы стал покрывать ее порошком из пузырька. На раме стали видны несколько довольно четких отпечатков. В основном это были следы больших пальцев рук. Достав лупу, я глянул на них через увеличительное стекло. Даже без специального анализа было видно, что это отпечатки больших пальцев двух человек. Оно и понятно, потому что картину можно было держать, обхватив лицевую сторону рамы большим пальцем, а другими четырьмя – обратную. Таким образом, рама была захватана со всех сторон отпечатками пальцев одного человека, и только сверху, на одной из коротких сторон нее были видны другие. На всякий случай я попросил художника, оставить на раме отпечаток большого пальца, что Манчевский с готовностью проделал. Я покрыл в том месте лакированную поверхность рамы порошком – отпечаток стал превосходно виден. Я снова с помощью лупы осмотрел его, сравнил папиллярные линии на большом пальце с другими отпечатками и понял, что не ошибся. Действительно «пальчики» принадлежали Манчевскому. Я достал из сумочки специальную прозрачную пленку, выбрал наиболее хорошо сохранившийся отпечаток, приложил к нему пленку и надавил основанием ладони. Когда я отнял ладонь и осторожно отклеил прилепившуюся к раме пленку, на ней отпечатался след от большого пальца левой руки кого-то из друзей Манчевского. Я уложил принадлежности для дактилоскопии назад в сумочку и, закрыв ее, взял подмышку.

– А почему вы не обратились в полицию, а именно к частному сыщику? – неожиданно задал я вопрос хозяину квартиры.

Он как-то стушевался и, помявшись, признался:

– Видите ли, Игорь Степанович, эта картина попала в мои руки с черного рынка, поэтому мне не хотелось бы светиться и привлекать к этому делу полицейских.

– Ясно, – кивнул я с понимающим видом. – Ну, а теперь скажите мне, где и как мне искать ваших товарищей.

– А это, пожалуйста, – изрек Манчевский и поманил меня рукой. Идемте в гостиную.

Мы с ним прошли по коридору и ступили в комнату. Хозяин квартиры приблизился к серванту, достал из него небольшую фотографию.

– Вот снимок, правда, сделанный года три назад, но на нем все узнаваемы, – сказал он, протягивая мне фотокарточку.

На ней в обнимку стояли четыре человека. Первым – сам Сергей Манчевский.

– Вот это, – указывая пальцем на второго человека на групповом снимке, произнес хозяин дома, – Саша Варламов.

С фотографии на меня смотрел невысокий, коренастый мужчина с большими руками, коротковатыми ногами и квадратным лицом с грубоватыми чертами. Его глубокопосаженные глаза смотрели со злостью и настороженно, массивная нижняя челюсть была выдвинута вперед. В центре, возвышаясь над тремя приятелями, стоял немного располневший мужчина в очках. Он был лысоват, все его округлое лицо с крупным носом, двойным подбородком, с высокими выдающимися вперед скулами излучало добродушие.

– Третий – Виктор Новиков, – пояснил Манчевский. – А следующий – Николай Львов.

Крайним справа стоял худой с усиками и куцей бородкой худой мужчина. Он широко улыбался, в его глазах светились искорки веселья. Видать, свой в доску парень любит пошутить, побалагурить. Все четверо были примерно одинакового возраста с Манчевским, все трое одеты в джинсы и рубашки.

– Саша Варламов, – мой собеседник ткнул пальцем во второго мужчину на фотографии, – живет в Лефортово, дом 35, квартира 15.

– А где работает? – спросил я.

– Работает он в школе обычным рабочим по зданию… Следующий на фотографии, – он ткнул пальцем в Виктора Новикова, – живет на улице Партизанской, дом 12, квартира 45. Работает он на фирме «Феникс» замдиректора… Николай Львов, – он указал на фотографии на крайнего справа мужчину, – живет неподалеку от станции метро «Водный стадион» на улице Аркадия Гайдара дом 18, квартира 14. Работает неподалеку от дома в издательстве «Меркурий» редактором.

– Информации очень много, – сказал я, вертя в руках фотографию. – Боюсь, я не все запомнил.

– А я для вас приготовил списочек с телефонами троих моих друзей, а также местом их работы.

– Все-то вы предусмотрели, – проворчал я, забирая у хозяина квартиры листок бумаги с адресами. – А если бы я отказался?

– Ну, – усмехнулся Манчевский. – Не вы, так кто-то другой взялся бы за это дело.

Я постучал карточкой по своей руке.

– Кстати говоря, насчет аванса. Мне нужно тысяч пятьдесят. Возможно из них, потребуется покрыть какие-либо издержки. Предположим, с объектом мне нужно будет сходить в кафе. Или подпоить его водкой у него дома, ну и транспортные расходы. За все истраченные деньги я вам потом предоставлю квитанции.

– Не вопрос, пожалуйста, – хозяин дома извлек из заднего кармана спортивных штанов портмоне, вытащил оттуда «пресс» пятитысячных, отсчитал десять купюр и протянул мне.

Я взял деньги, сунул их в карман джинсов.

– И еще: мне потребуется эта фотография.

Хозяин квартиры развел руками.

– Заберите.

Попрощавшись с Манчевским, я вышел из квартиры.

Глава третья

ТАТЬЯНА

Ближе к вечеру я позвонил Тане, и мы договорились встретиться. Бродили какое-то время по городу, потом посидели в кафе, а когда вышли, пошел дождь. Зонтика ни у меня, ни у нее не было, а потому мы, смеясь, добежали до моей машины и укрылись в ней.

– Ну, что будем делать? – спросил я Татьяну, когда она поудобнее уселась на переднем пассажирском кресле и стряхнула с волос несколько капель дождя.

– Не знаю. А что вы предлагаете?

– Поехали ко мне домой.

– М-м-м, к вам домой? А это удобно?

– А почему это может быть неудобным, если я холостяк и живу один в квартире?

– Ну, если вы больше ничего интересного предложить не можете, то поехали. Под дождем да без зонтиков все равно гулять нельзя.

– Отлично! – обрадовался я, повернул в замке зажигания ключ и тронул автомобиль с места.

Живу я неподалеку от метро Новогиреево. А потому, проехав улицу Таганская, свернул на Нижегородскую улицу, соединявшуюся с Рязанским проспектом. Вскоре подъехал к дому, припарковал автомобиль, вышел из машины и, как и полагается порядочному мужчине, открыл переднюю дверцу, предлагая девушке выйти из автомобиля. Я решил не ставить машину в гараж, хоть до него и было несколько минут ходьбы, а оставил ее возле дома на тот случай, если с Татьяной вечер не сложится, отвезти ее домой, благо автомобиль рядом с домом стоит.

В кабине лифта мы поднялись на восьмой этаж, где живу я, вошли в мою квартиру. Квартира у меня небольшая, две маленьких комнаты – спальня и гостиная, зато хорошо и современно обставлена, мне за свою квартиру перед гостями не стыдно.

Я помог девушке снять куртку, выдал ей тапочки и пригласил в гостиную. Здесь стоял диван, пара кресел, журнальный столик, встроенный шкаф-купе с зеркальными дверцами, на стене – телевизор с большущим экраном. Я усадил Татьяну на диван, включил телевизор, а сам отправился на кухню, где у меня стояла кофемашина. Приготовил два кофе, достал из холодильника початую бутылку коньяку, порезанный и разложенный на тарелочке лимон, из навесного шкафчика вытащил коробку конфет, (девушки конфеты любят, хотя я тоже сладкоежка, и конфеты у меня в доме не переводятся). Вместе с вилками составил все вышеперечисленное на поднос и вернулся в гостиную. Татьяна смотрела по телевизору, какую-то ерундовую программу, но делала вид будто происходящим на экране явно заинтересована, наверное, от смущения, что оказалась в незнакомой обстановке с малознакомым мужчиной. Хотя кто знает нынешних девиц, умеют ли они вообще смущаться?

– Может быть, включить музыкальную программу или вы предпочитаете политические дебаты? – спросил я, ставя поднос на журнальный столик и пододвигая его к дивану.

– Пожалуй, лучше музыкальную, – улыбнулась девушка.

Я включил программу, на которой крутили клипы. Сам себя я тоже чувствовал не очень уютно, хотя находился в своей квартире, потому что и дураку ясно с какими намерениями я привел девушку к себе домой. Чтобы хоть как-то снять напряжение, я, прикидываясь радушным хозяином, оживленно проговорил:

– Так-с, – и потер одну ладонь о другую, словно гурман, раздумывающий над тем, с чего начать трапезу. – Вы, Таня, что предпочитаете? Коньяк или шампанское? У меня стоит на кухне бутылка полусладкого.

Девушка махнула рукой и проговорила:

– Лучше коньяк, а то я замерзла что-то. Налейте только чуть-чуть.

Ох и дурак ты, Игорь, нашел что предлагать врачу. Шампанское! Они там у себя на работе привыкли чистый спирт хлестать без закуски. Так что и коньяк для нее как для слона дробина.

Себе я налил полную рюмку и сделал это с умыслом, если девушка вдруг начнет артачиться и захочет, чтобы я отвез ее домой, я скажу, что уже выпил, мол, поздно, мадам, придется ночевать в моей холостяцкой берлоге, несмотря на то, что машину для удобства использования оставил возле подъезда. Это все конечно, мои мысли, на деле может оказаться совсем по-другому, если гостья решит покинуть мою квартиру, то она может вызвать такси.

– Ну что же, за самую красивую девушку на планете! – предложил я банальный тост, поднял рюмку и задержал ее в воздухе, дожидаясь, когда Татьяна сделает то же самое, что и я.

Мы чокнулись и выпили. Подцепив вилкой кружочек лимона, она отправила его в рот и смешно наморщила свой хорошенький чуть курносый носик. Я редко пью, поэтому от одной рюмки мне захорошело, по телу разлилось приятное тепло, я почувствовал себя немного раскованнее.

– А вы с кем, Татьяна, живете? – чтобы не молчать заговорил я и тоже сунул в рот кружочек лимона.

– С мамой, – ответила девушка, – Отец ушел от нас, когда я была еще маленькой… А вы почему живете один?

– Так получилось. Мама умерла, – сказал я с грустью вспомнив свою маму, которая, кстати, была, как и Татьяна, врач по профессии. – А с женой я давно разошелся… Может быть еще по одной? – предложил я.

– Нет, я думаю, хватит, – ответила категоричным отказом девушка.

– Ну, как же! – с притворным возмущением воскликнул я. – Мы же с вами еще на брудершафт не пили.

– Ну, вот! – с веселым укором ответила Таня, сделав глоток кофе. – А обещали не приставать.

– А я и не собираюсь, – соврал я, тоже отхлебывая из чашки кофе. – Только один целомудренный поцелуй и переход в общении на «ты».

Секунду подумав, девушка сказала:

– Мы можем и так перейти на «ты».

– А так неинтересно! – засмеялся я и налил Татьяне полрюмки коньяку, себе снова – полную.

Моя правая рука и правая рука Тани, державшие рюмки, переплелись, мы сделали по глотку коньяку, затем поставили рюмки на столик и съели одну на двоих конфету. Девушка была томной, от нее просто исходили сексуальные волны, дурманя мою голову, вызывая желание. Она и вправду сложила на коленях руки и целомудренно выставила губы. Ах, какой лакомый кусочек эта Татьяна! Я облапил ее, сначала коснулся своими губами ее губ, а через мгновение прижал ее к себе сильнее и поцеловал по настоящему, со всей имеющейся у меня страстью.

Некоторое время девушка сопротивлялась, пытаясь вырваться, но из железных объятий тренера по вольной борьбе Игоря Гладышева еще никто не вырывался. Татьяна прекратила сопротивление, расслабилась, и ее вытянутые трубочкой губы стали вдруг податливыми, мягкими. Я легонько языком раздвинул их и дотронулся до языка Татьяны. Ее язык вначале испуганно «отскочил», потом вновь приблизился, соединился с моим языком и наши языки начали блуждать, пробуя друг друга на вкус и изучая губы и рот друг друга.

Наконец Таня оттолкнула меня и с притворным возмущением воскликнула:

– Ну ты и нахал, Игорь!

– Есть немного! – согласился я.

В ответ Татьяна ничего не сказала, лишь усмехнулась.

За кофе, коньяком и разговорами мы провели больше часа. За это время я пару раз словно невзначай приобнимал Татьяну, она не брыкалась, сидела тихо. Когда время перевалило за полночь, я спросил:

– Ну что, Татьяна, у меня останешься ночевать?

Девушка помолчала, раздумывая, потом произнесла, глянув на часы:

– Да, время позднее, пожалуй, следует остановиться у тебя, но я вначале позвоню, предупрежу маму.

Моя гостья достала из своей сумочки мобильный телефон, набрала номер и сообщила на том конце беспроводной линии маме, что она сегодня переночует у подруги. Едва девушка положила свой мобильник на стол, я расценил это, как сигнал к действию, попытался обнять Татьяну и поцеловать, но она от меня резко отстранилась.

– Погоди, Игорь, я достаточно взрослая женщина, чтобы понимать для чего ты привез меня сюда, и что между нами должно произойти. А потому давай не будем суетиться, я не хочу чтобы ты налетел на меня, сопя и стал бы срывать с меня одежду, расстегивать на ней пуговицы. И еще: не мешало бы предохраниться от нежелательной беременности.

– А это само собой, – я поднялся, взял с книжной полки квадратик в фольге и показал его Татьяне.

– А ты запасливый, – то ли одобрительно, то ли презрительно сказала девушка и поднялась с дивана. Мягкой бесшумной походкой она дошла до коридора и скрылась в нем.

Пока Таня находилась в соседней комнате, я времени не терял, разделся, умылся и, посчитав, что времени прошло достаточно для того, чтобы девушка сделала то что задумала, двинулся в спальню. Приблизившись, заглянул в дверь. Здесь у меня тоже стоял шкаф-купе, спальный гарнитур. На большой двуспальной кровати под одеялом лежала Татьяна. Выключи, пожалуйста, свет, Игорь! – попросила она. – И иди сюда.

Два раза повторять просьбу не пришлось. Я тут же выключил свет, приблизился к кровати и нырнул под одеяло к девушке. Она была без одежды. Я подложил руку под ее шею, отыскал в темноте ее губы своими губами и высунул язык. Вновь начался танец двух языков, они то сплетались, то метались, то разъединялись, встречаясь то в моем рту, то во рту Татьяны. На сей раз девушка не была пассивной, она обхватила меня руками, и ее ладони хаотично задвигались по моей спине. Я взял в ладонь ее упругую, словно мячик, грудь с уже успевшим затвердеть соском. Когда желание настигло такого момента, что дальше сдерживаться нам уже было нельзя, я раздвинул одной ногой в стороны ноги девушки, затем вклинился между нами и осторожно, не торопясь вошел в нее. Таня подалась вперед, обхватила мои ноги своими ногами, и мы ритмично задвигались навстречу друг другу. О-о! Наше единение было настоящим праздником для двух тел. Наши ноги то сплетались, то расплетались, то вытягивались. То я оказывался на Тане сверху, то она оказывалась на мне. Не знаю, что испытывала девушка, но я испытывал истинную страсть, желание обладать этой молодой женщиной вновь и вновь. Хотя почему не знаю! Таня, наверное, испытывала то же что и я. Наше любовное приключение длилось до половины второго утра. Наконец Таня отодвинулась от меня и сказала:

– Все не могу больше, нет сил.

– Ладно, – согласился я. – Устроим перерыв.

– Нет, – со смехом ответила она. – На сегодня хватит.

Ну, раз хватит, значит, хватит, не стал настаивать я. Не в последний раз думаю, увижу эту молодую женщину, успею еще не раз насладиться ее прекрасным телом. Мы поднялись с кровати, прошли в ванную комнату, залезли в ванну и долго стояли в ней, поливая друг друга водой из душа. Вернувшись в спальню, легли на кровать. Проболтали мы до двух часов, затем уснули беспробудным сном.

Глава четвертая

АЛЕКСАНДР ВАРЛАМОВ И НИКОЛАЙ ЛЬВОВ

С утра девушка поехала к себе в больницу, я же отправился в ДЮСШ. До обеда у меня были тренировки, после обеда я был свободен, это просто удивительно, что завуч Колесников сделал мне в этот день поблажку, не поставил после обеда занятий. Обычно, чтобы тренеры не разбегались после тренировок, а отрабатывали положенные восемь часов, плюс перерыв на обед тридцать минут, он ставил тренировки на весь день с большими «окнами».

Сев в машину, я отправился по первому адресу написанному Манчевским. Варламов жил в Лефортово как оказалось в девятиэтажке серой и довольно-таки унылой. Я поднялся на четвертый этаж и позвонил в дверь с номерком двенадцать. Мне никто не ответил. Я еще пару раз нажал на звонок, но в квартире стояла тишина. Никого нет дома, сделал я вывод и начал спускаться на первый этаж. Покинув подъезд, сел в свой автомобиль и забил в интернет адрес школы, в которой трудился рабочим по зданию Александр Варламов.

Школа располагалась на одной из улиц района Перово. Я тронул автомобиль с места и поехал по нужному мне адресу. Школа была новенькой, двухэтажной, построенной из стекла и бетона. Оставив на обочине автомобиль, я вошел в ворота и направился к входу в здание. Войди в него, оказался в огороженном никелированными трубками и двумя турникетами пространстве. Напротив в нескольких шагах от меня за окошком сидел охранник – молодой и невеселый. Я бы тоже был невеселым, если бы вместо работы тренером сидел бы целый день за столом охранника перед экранами мониторов видеонаблюдения. Грустный парень с короткой стрижкой вопросительно посмотрел на меня.