Укрощение строптивой в деревне

Лина Мак

Укрощение строптивой в деревне

– Ты немного попутала, золотко. – Матвей наступает на меня, пугая натиском, но не так сильно, как лес вокруг. – У нас здесь не смотрят на то, сколько у тебя бабла на карточке. Здесь такса другая.

– Какая такса? Что ты несёшь? Я заблудилась, – стараюсь говорить спокойно.

– Тогда ты должна благодарить меня и радоваться тому, что я тоже решил сходить за ягодами. – Улыбка трогает его сочные губы.

– Как интересно, – постукиваю себя по подбородку. – А несколько дней назад ты называл меня мажоркой и говорил, что уродливее не встречал. Но выходит, что сейчас я должна благодарить тебя?

– Да, и желательно на коленях…

***

Папа отправил меня в деревню к тётке, в надежде, что я вернусь отсюда другим человеком. Заблокировал мои карточки, счета. Даже мою малышку на штрафстоянку отправил. Но ничего, я сделаю так, что они пожалеют, отправив меня сюда. Я, Злата Березина, и никакие там трактористы-комбайнёры меня не испугают! И не соблазнят! И было бы там на что смотреть! Хотя есть, определённо есть…

Глава 1

– Гори – гори ясно! – ору вовсю, не обращая внимания на вопли и панические крики вокруг.

– Еху! Давай, жги, Злата! – пьяные голоса подруг только добавляют злости.

Выхватываю у одной из девчонок бутылку с текилой и, сделав глоток, кидаю её в стену ночного клуба.

Жаль, что этот урод успел удрать. А ведь клялся мне в любви, козёл! Я бы ему не только яйца отбила, если бы успела. Но и так сойдёт. Опираюсь задницей на капот своей крошки и улыбаюсь.

– Руки вверх, полиция! – раздаётся с двух сторон.

– А что это у нас за двое из ларца? – хохочу и откидываюсь на капот своей тачки. – Пошли вон! Я папе позвоню сейчас!

Но вместо того, чтобы от меня все отстали и дали вдоволь насладиться своей местью, грубым захватом меня стаскивают с капота и надевают наручники.

Начинаю визжать, брыкаться и кусаться. С двух сторон слышен мат, но меня скручивают так, что я даже не успеваю понять, как оказываюсь в полицейской тачке.

– Уроды! Можете писать завещание! Вас сначала уволят с позором, а после казнят.

– Ори, ори, – один из ментов поднимает руку и указывает на камеру, что висит на переднем стекле. – Тебе и так уже срок светит.

– Ой, как же я могла забыть: милицию смогли переименовать в полицию, а мозги-то у вас ментовские остались.

Менты замолкают, а я вижу, как к ночному клубу подъезжают пожарные машины и машины скорой помощи. Быстро они реагируют. Да и как по-другому, когда в этом клубе тусуется вся золотая молодежь столицы.

И эта сволочь Славин – тоже! Одно радует, я такой стрим сделала сегодня, что сама в восторге. Его отбитые яйца и голый зад будут ещё долго мемом. Урод! И пускай бы это был кто из нашего круга, так нет же, какая-то стрёмная официантка!

Смотрю в окно, что сделано под самым потолком в камере, и вижу, как на улице светает. К камере подходит хмурый и молчаливый папа с каким-то колобком в погонах.

– Советую тебе, Сан Саныч, отправить свою дочку в какой-нибудь пансионат. Закрытого типа. И с режимом. Строгим, – говорит этот колобок, а папа смотрит на меня.

– Себе посоветуйте, – огрызаюсь, и только дверь открывается, бросаюсь папе на шею, завывая: – Папочка, они меня оскорбляли. Применяли силу. Они такое на тебя…

– Злата, закрой рот, – перебивает меня папа и говорит таким спокойным голосом, что я теряюсь. – Спасибо, Аркадьич. С меня причитается. А с дочкой я разберусь.

– Папочка, – пищу, ничего не понимая.

– Домой, Злата.

Папа разворачивается и идёт на выход, а я чувствую на себе взгляды всех этих уродов, которые решили, что меня будут наказывать. Ну-ну. Посмотрим ещё, кто кого. Я их всех запомнила.

Но за папой иду молча, так как сначала нужно пережить его бурю. После пообещать вести себя хорошо, а дальше уже можно и план мести составить. Пару месяцев у меня есть.

Садимся в машину, и первое же, что я слышу, повергает меня в шок:

– Карта твоя заблокирована. Счёт заморожен. Машина на штрафстоянке. Я лучше буду платить за неё ментам, чем каждый раз выкупать, – говорит папа, смотря в затылок своему водителю. – Ты сейчас приезжаешь домой и собираешь вещи. Поедешь к тётке своей, маминой старшей сестре. За Урал.

– Пап, ты чего? Это же просто клуб, – вставляю я и тут же пугаюсь папиного взгляда.

Он резко разворачивается ко мне и выкрикивает:

– Просто клуб? Просто клуб?! Да ты хоть представляешь, сколько мне теперь придётся отмываться от твоей выходки? Какая же… – но папа обрывает себя, хотя по глазам видно, что он хотел сказать.

– Ну, давай! Договаривай, чего же ты! – слёзы пощипывают глаза, но я держусь.

– Когда же я упустил тебя, Златка, – тяжёлый вздох срывается с губ отца, а я ненавижу его в этот момент.

– Когда променял единственную дочь на свой бизнес, – огрызаюсь и отворачиваюсь к окну.

Ненавижу его! Всех ненавижу. Айфон пищит входящим, но стоит мне его открыть, как желание разбить его становится непреодолимым. Сдерживает только то, что новый купить не смогу.

В мессенджере одна из моих подружек скинула мне сторис моего, уже бывшего, парня, где он рассказывает, что он делал со мной, и обещает, за отдельное вознаграждение, скинуть всем желающим в личку подробности. Урод!

– И с этим мне тоже придётся разбираться, – голос папы звучит так, будто меня машиной переехало. – Ты слишком заигралась, Злата.

Он ещё что-то говорит, но я демонстративной достаю свои айподсы и, врубив любимый плейлист на всю, отворачиваюсь к окну.

Я сама смогу решить проблему с бывшим. Мне не нужна помощь. Не маленькая девочка, научилась справляться как-то. Без мамы справлялась же, и сейчас смогу.

Как только тачка заезжает на территорию нашего дома, я на ходу выскакиваю из неё и несусь в дом. Хочет избавиться от меня, значит, так и быть.

– Злата, открой! – папа стучит в дверь, но я молчу и собираю чемодан. – Не заставляй меня чувствовать вину. И ты сама виновата!

Чувствую, папочка, и тебе полезно! А я и у тёть Люси проживу. Подумаешь, деревня! То же самое, что и здесь, только до города чуть дальше.

В один чемодан всё не влезает, и это нервирует. Приходится достать второй. Пока скидываю всё самое необходимое, улавливаю нужную информацию для себя.

На всё лето! Папаша решил избавиться от меня на всё лето!

Ну спасибо тебе!

– Злата, – дёргаю дверь и натыкаюсь на нервного отца. Вижу, что он уже не злится, но от идеи своей не отступает.

– И как давно? – спрашиваю я и смотрю ему прямо в глаза. – Как давно ты планировал избавиться от меня? Сначала Кембридж, после – практика на твоих зажопинских месторождениях, а теперь к тётке! Устал, папочка, от обузы?

– Злата, замолчи! – рычит отец, поднимая указательный палец.

– А то что? Ударишь? – огрызаюсь. – Так не имеешь права!

– Пока ты не взялась за голову и не начала зарабатывать, я имею право на всё! – снова орёт. – Посмотри на Милану, соседку нашу. Вы с ней учились вместе! А она уже помогает отцу вести дела в компании и готовится стать примерной женой!

– Какая прелесть! Так такие задрочки, как эта Милана, только и способны на это! – отпихиваю папу чемоданом и тащусь вниз.

– Ты как разговариваешь? – слышу в спину.

– Так, как ты воспитал, – у двери разворачиваюсь к нему и чувствую, что глаза начинает пощипывать от слёз, но держусь. – Хочешь, чтобы я уехала? Да пожалуйста! Только потом не говори мне, что я там всем всё испортила.

– Я этого никогда не говорил, – отвечает папа, но я уже выхожу из дома.

Как там эта дремучесть болотная называется, откуда мама моя приехала когда-то? Вроде, Берёзовка.

– Тебя отвезёт…

– Да, будьте любезны. Раз ты избавляешься от меня, так доставь до места! – перебиваю отца и сажусь на заднее сидение.

– Злата, ты поймёшь меня, когда успокоишься.

И если бы не моя злость, я бы смогла услышать в голосе папы тяжёлые нотки. Но когда меня накрывает, то я ничего не слышу. А нужно было слышать, ведь спустя полдня пути я осознала, что совершенно не понимаю, что происходит.

Связь пропадает. Интернета нет, а до ближайшего более-менее приличного туалета ехать сотню, а то и больше, километров.

И это мы ещё даже горы не переехали! Чувствую, лето у меня выйдет самым дерьмовым.

Глава 2

Открываю глаза и понимаю, что за окном солнце начинает клониться к закату, а мы едем по каким-то местам, как в фильмах ужасов. Какие-то лесополосы, поля с пшеницей.

Зачем столько сажать её? Неужели не знают, что глютен вреден для организма. Какое-то средневековье.

Но тут меня начинает нервировать то, что зад машины начинает вилять, будто мы по мокрому асфальту едем. Проблема только в том, что нормального дорожного покрытия здесь нет и явно не предвидится.

– Олег, что происходит? – спрашиваю у водителя я.

– Дороги, чтоб их, – шипит мужчина, пытаясь удержать руль, но, по всей видимости, у него это не выходит, так как мы просто останавливаемся. – Просто замечательно! Приехали, – голос водителя звенит от напряжения, а мне становится совсем не по себе.

Он выходит из машины, а я осматриваюсь по сторонам. Вокруг ничего. Одни поля, разделенные полосами деревьев вдалеке, и закатное солнце.

– Это что? Должна здесь сидеть? – пытаюсь держать себя в руках. Но когда у меня это получалось, если меня накрывает паника и злость? – Да просто супер! – достаю айфон, а он даже не реагирует.

Открываю окно, и в лицо сразу прилетает горячий поток воздуха. Да блин, будто в пустыню на сафари попала. Только здесь явно не Африка.

– Связи нет, – кричу куда-то назад. Олег должен быть там.

– Да вижу я! – рычит водитель.

– Нужно же что-то делать! – открываю дверь с возмущением, но быстро отказываюсь от идеи выйти наружу.

Машина стоит в какой-то чёрной жиже, а я вспоминаю папины нефтяные вышки, и то, какая там всегда стояла грязь. Я ненавидела те места и теперь опять попала в такое же!

– А это что? – смотрю вокруг машины.

– Это земля, Злата Александровна. Вероятно, здесь прошёл дождь недавно, – отвечает растерянно Олег.

– Отлично. Ну тогда нужно просто выехать, – заключаю и смотрю на Олега, у которого начинает подёргиваться правый глаз. Причём, я вижу это.

– Как интересно, – отвечает Олег, медленно кивая. – А Вы знаете, как вытащить нашу почти двухтонную красотку из этой лужи? Или Вы проходили курсы вождения по бездорожью?

– Ты не хами! – тычу в сторону Олега пальцем. Распустились все! – А то я сейчас папе позвоню, и всё…

– Вперёд! – грубо перебивает меня водитель.

– Что? – да что это за день такой?

– Ничего! – уже кричит Олег. – У меня жена должна вот-вот родить, а я здесь с избалованной девчонкой должен сидеть.

– Слушай, ты… – как же вы меня все достали! Открываю дверь шире и просто выпрыгиваю на улицу. – Это твоя работа! Ты – обслуживающий персонал! Так что будь добр соблюдать субординацию.

Олег смотрит на меня около минуты, а после идёт к багажнику, достаёт мои чемоданы и подносит ближе ко мне.

– Для начала: обслуживающий персонал я только для вашего отца, Злата Александровна. А то, что мне пришлось ехать сюда, целиком и полностью Вша вина. Точнее, Вашего зажравшегося эгоизма.

Но только я хочу ответить, как мне в руки грубо запихивают мои вещи.

– Вот Ваши вещи. Дорога здесь одна, не ошибётесь, – Олег указывает рукой куда-то вперёд, где, кроме полей, ничего нет. – Желаю Вам удачного пути, а я пошёл выполнять свои обязанности.

– Да я тебя! Да ты знаешь! Да я…

– Идите, Злата Александровна, – рыкнул Олег так, что я даже оступилась. – И если Ваша совесть ещё не полностью сдохла в Вашей разукрашенной головке, то, когда встретите какой-нибудь трактор, будьте добры попросить его, чтобы подъехал сюда. И ручкой своей покажите, куда именно.

– Да пошёл ты, козлина! – рявкаю и разворачиваюсь в сторону, куда показывал Олег. – Сам справишься.

В спину звучит тяжёлый вздох, но мне всё равно. Достали. Сколько можно меня тыкать в то, что я богата, а они нет. Сколько можно?

Жена у него рожает. Так и сидел бы со своей женой!

Злость придаёт силы идти, а ещё я тихо радуюсь, что так и не бросила занятия пилатесом и фитнесом. Моя физическая выдержка радует. Но спустя полчаса ходьбы энтузиазм начинает трусливо шептать, что солнце уже почти спряталось, а никакой Берёзовки и в помине нет. Только деревьев становится больше.

Может, я погорячилась? Нужно, наверное, вернуться и извиниться. Но, обернувшись, я не вижу больше ничего, кроме этих сраных полей и грунтовой дороги, которая, оказывается, будто по какой-то определённой схеме лежит, петляя и поднимаясь.

А ещё я понимаю, что прямо надо мной еле слышно жужжит рой каких-то неизвестных насекомых. Начинаю махать руками перед собой, как вдруг резко замираю.

– Что за хрень? – шепчу я, чувствуя, как паника начинает подниматься где-то внутри.

– Ах ты зараза! – раздаётся громкий мужской крик, а за ним удар о металл.

Как я не закричала, понятия не имею, но ноги задрожали. И не только ноги.

Смотрю в сторону, откуда послышался крик, и не знаю – радоваться или бояться. С одной стороны поля, с другой – посадка. И вот где-то за ней и послышались все эти звуки.

– Егорыч, я тебя прикончу! – снова раздаётся с той стороны, только это уже больше похоже на рык зверя, а не на мужской голос. Злого зверя.

Боже, что же мне делать? Куда бежать? И убегу ли я? Что-то кусает за ногу, и я всё же пищу. Мои шортики явно слишком короткие для этой местности, а топ – слишком любимый, чтобы покрываться пылью.

Растираю место укуса и снова злюсь, но в какой-то момент понимаю, что я уже не одна.

Буквально метрах в двадцати, через дорогу от меня, стоит нечто. Боже, да он вылитый маньяк из фильмов «Техасская резня бензопилой» или «Хостел». Только у этого вместо бензопилы что-то длинное, блестящее и явно железное.

– Чего уставился? – смотрю на грязного амбала в рабочем комбезе. Первая защита – нападение. – Или нормальных девушек не видел?

– Нормальных видел, – отвечает это нечто. Как я рот не открыла, не знаю. Голос совершенно не вяжется с внешностью и тем, что я слышала буквально пять минут назад. – А вот это, – он обводит меня рукой, в которой держит свою железяку с рожками на конце, – девушкой назвать сложно.

– Да ты хоть представляешь, с кем ты разговариваешь, бомж?! – вздёргиваю подбородок и только делаю шаг в его сторону, как чувствую, что нога проваливается во что-то вязкое и мокрое.

– С приездом в Берёзовку, – этот урод начинает смеяться и отворачивается назад, а я вижу между деревьев что-то, похожее на трактор.

Но не это самое ужасное! Я понимаю, что не успела приехать, как влезла в дерьмо.

– Мамочка, это же Джимми Чу, – вою я.

– Да хоть хую-чу, – ржёт этот монстр в комбинезоне. – Ты откуда здесь взялась, золотко?

– А здесь принято задницей разговаривать? – огрызаюсь в ответ.

– Смотря с кем, – снова слышу смех.

Хочу ещё что-то сказать, но в голове быстро всплывают слова Олега о моей совести. Замолкаю. Нужно успокоиться. Закрываю глаза и начинаю дышать, как училась на курсах йоги.

– Онемела? – вопрос звучит так близко, что сдержать крик больше не получается.

– Отойди от меня! Тебе кто давал право подходить? Я тебя не звала! – понимаю, что просто визжу, но это уже предел.

– А я думал, что немая, – снова начинает ржать этот…

Присматриваюсь к нему и понимаю, что улыбка у него довольно красивая. Да и глаза какие-то необычные. Только воняет от него, конечно.

– Слушай, бомж, там мой водитель, и ему нужна помощь, – решаю, что лучше сразу обозначить границы, а то на меня, наверное, укус так подействовал, что я уже в этом нечто рассматриваю что-то привлекательное. Достаю деньги из сумочки, что висит через плечо. – Вот, этого должно хватить. Нужно вытащить его и доставить в Берёзовку.

Но вместо того чтобы взять деньги, этот бомж смотрит на меня так, будто я ему в лицо плюнула.

– А я смотрю, в столице ничего не меняется, – вот теперь его голос похож на тот, что я слышала вначале. – Зажравшиеся мажорки, смотрящие только на обложку.

– Да как вы достали! – кричу. – Сколько можно тыкать мне в моё положение? Бери деньги и иди выполняй свою работу.

– Трактор починю, съезжу, посмотрю, – отвечает он безразлично, а я окончательно теряюсь.

– И когда это произойдёт?

– Как только Егорыч привезёт нужные детали, – хмыкает он, а у меня красная лампочка загорается в голове.

– А ты можешь позвонить? – спрашиваю с надеждой.

– Конечно, могу, или ты думаешь, что здесь только бомжи живут? – язвительно спрашивает он.

Вот же досада! И как мне теперь попросить его дать мне позвонить? Хотя бы тёть Люсе набрать. Папа скидывал мне её номер, как только я уехала.

– Ну давай, – его губы снова растягиваются в улыбке, завораживая.

– Что давать? – спрашиваю шокировано.

– Проси, – говорит так, будто наслаждается моим положением сейчас.

– Урод, – шиплю тихо, но, набрав в грудь воздуха, поднимаю голову. – Пожалуйста, можешь дать позвонить?

– А что мне за это будет? – это нечто складывает руки на груди, а я вижу, что даже грязь не может скрыть его фактурное тело.

– Да ты охренел! – выкрикиваю. – Я тебе предлагала деньги.

– А мне твои деньги как к заднице припарка, – ехидно улыбается этот тракторист. – У нас здесь другая такса. Натура называется, – и он склоняется чуть ближе ко мне.

Мамочки. Вот теперь можно паниковать, думаю.

Глава 3

Матвей

Просыпаюсь оттого, что рядом кто-то сидит и громко чавкает. И я даже знаю, кто.

– Что ты здесь делаешь? Вали домой, – отворачиваюсь на другой бок и накрываюсь простынкой.

Ночью духота невыносимая, но комары всё равно находят, как просочиться в дом. Поэтому и приходится укрываться.

– И вообще, с каких пор ты просыпаешься в такую рань? – бурчу в подушку, стараясь вернуть последние сладкие моменты сна.

– С тех самых, – и снова хруст. Яблоко, что ли, жрёт? – Когда к нам начали приходить твои девки, и каждый раз доводят маму до слёз, а папку до нервного тика, – по спине прилетает удар, да такой, что кожу припекает. – Просыпайся, Мотька. Сил на тебя уже ни у кого не хватает.

– Вали домой, кому сказал, – рычу, резко дёргаясь в сторону сеструхи, отчего та взвизгивает и перескакивает через спинку кровати. – Ну коза ты, Сонька.

– Дурак, – посмеивается она и бросает в меня огрызком.

Ловлю его и откусываю. От кислоты челюсти сводит.

– Как ты можешь их есть? Они же ещё неспелые? – кривлюсь, но проглатываю.

– Нормально ем, – Сонька вздёргивает свой мелкий нос. – Бабуля говорит, это значит, что мне чего-то не хватает.

– Мозгов? – подначиваю её.

– Разве что тебе, – не остаётся в долгу. – А тебе и правда пора, а то проспишь разнарядку. И если что, меня ты не видел, а то папка сегодня в бешенстве.

– Всё, вали отсюда, – машу на неё рукой.

Получаю в ответ смешную рожицу и язык. Но Сонька выбегает из комнаты, а я, растерев лицо, в одних трусах выпрыгиваю в окно и иду в сад. Нужно освежиться.

Подхожу к бочке с водой и, зачерпнув ковшиком, выливаю первый на голову. От свежей воды по телу пробегает приятная дрожь. А ведь это только июнь.

Опускаюсь над бочкой и начинаю умываться, и сразу в голове начинают складываться в цепочку слова сеструхи.

Значит, опять какая-то барышня пришла к родителям с претензией на мой член. Ну или трон, как кто называет. Сам над собой посмеиваясь, иду в дом.

– Матвеюшка, снова в окно сиганул, – улыбается бабушка, когда я захожу на крыльцо, где она уже ставит банку с молоком, мёд да лепёшки.

Кто бы что ни говорил и как бы ни нахваливал современные фастфуды и всякую нудятину с модными названиями, но лучше бабулиных лепёшек и кружки парного молока нет ничего.

– Ба, а ты думала, я просто так себе комнату переделал? – улыбаюсь ей, целуя в морщинистую щеку.

– Эх, внучек… – бабушка улыбается и кричит в дом: – Соня, давай скорее, а то жара станет, не соберём ягоду.

– Иду.

Сонька, уже переодетая в короткие шорты и верх от купальника, выходит на крыльцо.

– Это что за вид? – хмурюсь, рассматривая её.

– Нормальный вид, – огрызается сеструха.

– Переоделась пошла, быстро, – тыкаю пальцем назад в дом. – Рано тебе в таком виде по огороду шастать.

– Матвей! – Сонька стучит своей ножкой по полу, а я начинаю злиться.

Вот же ж – бабы, они и в деревне бабы.

– София, если ты сейчас же не переоденешься, я сам это сделаю, – ставлю кружку на стол и начинаю подниматься.

– Зануда, – шипит сеструха, но в дом возвращается.

– Матюш, ну чего ты так на Соню? – бабуля садится рядом. – Она же девочка.

– Маленькая ещё, – внутри всё вопит оттого, что, я так понимаю, она уже не просто девочка.

Моя маленькая сестрёнка превращается в девушку. Красивую девушку. А оно мне надо, чтобы всякие козлы да бараны ошивались вокруг неё?

– Так, поди, шестнадцать уже, – бабушка продолжает подливать масла в огонь.

– Ба! – поднимаю на неё взгляд, но быстро осекаюсь. – Прости, – добавляю уже спокойнее. По глазам вижу, что бабуля расстроена.

– Матвеюшка, ты же хороший мальчик у нас, – бабушкин голос всегда успокаивал, и сейчас не исключение. – Ну подумаешь, попалась тебе одна неблагополучная. Нельзя же теперь всех мерить по ней.

– Ба, я не меряю, – хмурюсь. От воспоминаний начинает тянуть под ложечкой.

– Меряешь, – настаивает бабуля. – Прекращай портить девок в деревне. А то, не ровен час, по улицам будут бегать только твои дети.

– Так, я пошёл, Борьку выведу на луг, – быстро отвечаю, поднимаясь с места, а то сейчас снова пойдёт старая песня. – И по поводу порчи: я, бабуль, знаю, как предохраняться. Не маленький. А то, что эти девки сами где-то лазят по лесам да полям, так тут уж не моя вина.

– Матюш, – бабушка начинает хмуриться.

– Убежал, – быстро отвечаю. – А то Борьку сами поведёте на луг.

– Нет уж! – Сонька кричит из окна дома. – Сам веди. Он только тебя слушает, бычок-переросток.

Посмеиваюсь и иду в сарай за своим подопечным. Поглаживаю лощёные бока моего бычка и, накинув ему цепь на шею, веду на луг.

– Ты тут не быкуй, друг, – разговариваю с ним, —а то снова перепугаешь половину села. Будет нам потом.

Борька только головой своей кивает огромной и, довольный, сразу начинает пощипывать молодую травку.

А я быстро возвращаюсь к дому, прыгаю в свою ниву и мчу на работу.

Если Сонька сказала правду, и сегодня к родителям снова приходила очередная “страшно беременная” от меня, то грозит мне мотыжение на дальних полях.

Хреново, когда твой батя агроном. И если этот агроном ещё и злой с самого утра.

Но кто же знал, что меня под вечер будет ждать приятный сюрприз. Хотя тут смотря с какой стороны посмотреть.

Глава 4

Смотрю в голубые глаза Златовласки и пытаюсь понять: как с таким личиком можно быть такой сукой?

Хотя нет, суки – хорошие собаки, верные. А вот эта хамка явно не дотягивает до такого звания.

По виду понятно, что девка не из местных, а в голосе сразу слышно столичный говор. Тяжёлый город, да и слишком безжизненный, хоть и напоминает постоянно работающий улей.

– Я жду, – говорю и склоняюсь чуть ниже, наблюдая, как глаза Златовласки становятся размером с блюдечко.

– Ты что, совсем охренел, бомж! – пищит она, делая шаг назад.

Но, судя по всему, её хую-чу не предназначены для деревни, и каблук проваливается в землю, подворачивая ногу.

Наблюдаю за полётом подбитого лебедя и стараюсь не заржать. Думаю, её окружение дорого бы заплатило за то, чтобы увидеть эту картину.

– Урод, ты меня толкнул! – вопит эта кукла.

– Конечно, – ухмыляюсь и, подняв руку, отстёгиваю лямку комбеза. – А сейчас ещё и себя толкну.

– Пошёл вон! – ещё громче вопит эта белобрысая, начиная отползать на заднице.

Вот дура. Сейчас же колючек загонит себе, кто доставать ей их будет?

И только я хочу ей помочь, как сзади раздаётся звук машины Егорыча. Разворачиваюсь и замечаю, как по дороге от Берёзовки поднимается столб пыли. Мчит, зараза. Сейчас бы съездить ему по щам за то, что не сделал, как нужно было.

Разворачиваюсь к этой Златовласке и, достав мобилу и разблокировав, протягиваю ей.

– Как пользоваться знаешь? Или у вас, столичных, и для этого бомжи есть? – вопросы звучат грубо, но она заслужила.

– Спасибо, – шепчет побелевшими губами.

– Мне твоё спасибо до одного места. Рассчитаешься потом, – зло отвечаю. Не понимаю: это она меня так злит, или это злость за сломанную мотыгу. – И совет тебе, на будущее: не вздумай здешних людей бомжами называть. Они побогаче тебя будут. По крайней мере, в душе точно.