Гречанка из Пентикопоса

Катя стояла ни жива ни мертва. Но в глубинных ходах её внутреннего мира зародился и уже был в дороге азарт! Катя ринулась вправо.  Она прошла второй скалистый выступ и издалека увидела, что берег действительно превратился в более пологий. Катя почти помчалась по галечному пляжу, не сводя глаз с каменистого берега, но никаких, конечно же, ступеней, ведущих к храму, не нашла. Ну да, ну да… Какие могут быть ступени, какой храм, если она вознамерилась отыскать их, бывших в древности, сейчас.

Однако она очень быстро увидела тот удобный подъём, по которому можно без особых усилий попасть с пляжа наверх. Может, тут и были когда-то выработаны ступени?!..

Катя преодолела подъём и очутилась на земной плоскости. Сквер остался слева. По правую сторону уходила на юг горная гряда. Катя же стояла посреди небольшого пустыря с какой-то начинающейся стройкой (лежали блоки, кирпичи, песок). Метров через двести возникали частные жилые строения с серыми безликими шиферными крышами и с грецким орехом в зелёной зоне этих домов.

Катя повернулась лицом к морю, затем снова лицом к пустырю. Сердце отбойно колотилось, пот каплями выступил на лбу. Как из раздвигающихся слоёв волшебного тумана, перед нею в видении появилась громадная в диаметре площадка. В центре площадки возвышался многоколонный храм. Стоящий на высоком берегу, вблизи гавани, храм Посейдона был виден издалека со стороны моря и служил прекрасным ориентиром для кораблей, держащих курс к порту.

Любимый Пентикопос

Страх пропал. Он как-то незаметно, сам собой перерос в обыкновенный познавательный интерес. С момента, когда Катя узнала место расположения храма Посейдона, она стала воспринимать то, что с ней творится, как волшебное приключение, поход в сказку. Она готова была совершенно верить в то, что она – девушка по имени Калиопи из древнегреческого города… города… Да как же его название, Господи Боже мой!

Катерина направилась в сторону современного городского сквера. А память тем временем рисовала свои картины: от храма Посейдона до древнего города вела насыпная дорога, которую сопровождала лесополоса из каштана, акаций, можжевелового кустарника. Под каменным берегом растянулось во все концы света синее море с гребными судёнышками рыбаков, а в бездонном небе играло ослепительное солнце.

Раньше в воспоминаниях Кати не присутствовало много людей. Теперь же она воспроизводила в памяти облик жителей этой приморской местности, их устную речь, какие-то незначительные по содержанию житейские эпизоды.

Катя приблизилась к скверу и замедлила шаг. Снова что-то знакомое. Вот здесь заканчивалась насыпная дорога и начиналось… Что? Катя упорно пыталась выловить из пространства и поставить на место то, что начиналось… А! Ворота! Вторые ворота, запасные! Центральные ворота в город – с востока, мощная стена, построенная из морского камня, обносила город с трёх сторон, северная сторона охранялась морем. Катя вновь нырнула в воспоминания.

Неподалёку от ворот стоят две сварливые тётки: перебивая друг друга, они перемывают кому-то косточки. А лица-то знакомые! Вот эта, с корзиной в руках, с повязкой на седой голове? Экономка из соседнего дома. А вторая, тараторящая, будто работающий пулемёт? Двоюродная сестра матери, тётя Киля!

Катя потрясла головой, как собака, вылезшая из воды. Фу, напасть какая! Тётя Киля! Откуда у неё в роду тётя Киля – гречанка из города…города…?

Увидев Калиопи, обе тётки расплылись в искусственной сахарной улыбке, при этом их воровские глазки бегают из стороны в сторону, не зная, куда спрятаться от встречных синих открытых глаз двоюродной племянницы.

– Калимера, кирия Киликсия.

– Калимера, ризам, калимера!

Калиопи – своей дорогой, а тётки тут же зашушукались ей вослед. Сплетницы несчастные!

Катя, вернувшись в реальность, увидела под ногами тротуарную плитку парковой аллеи. Сквер курортного городка. Цветут розовыми метёлками развесистые лапы ленкоранской акации. Тянется ряд летних киосков с сувенирами. Из кафешек пахнет шашлыком. Гуляют отдыхающие в шортах и коротких юбках.

Морской горизонт начинает краснеть – солнышко прощается с миром людей и напоследок покрывает небо парадным алым шёлком.

Когда Катя покинула пустырь и дошла до сквера, цепь событий в воспоминаниях прервалась, картины растаяли, память перестала "рисовать" местность. Деревья отгораживали её от моря, парковые дорожки, постройки сбили её с толку. Катя "заблудилась". Она, измотанная нервным напряжением, помятая, с головной болью, отдаваясь поглощающим землю дымящимся сумеркам, мучилась постоянным, непроходящим ощущением того, что когда-то она бывала здесь, на этом самом берегу Чёрного моря, в этом городе, который раньше выглядел по-другому. Это слишком утомляло её.

Также Катя мучилась вопросом: почему кусочки воспоминаний, эпизоды связаны с греками? Почему не с каким-нибудь другим народом? Откуда всё это в ней?

Какой там отдых на море! Катя окончательно потеряла покой! Утром следующего дня, только забрезжил рассвет, она понеслась в городской сквер, к археологическому музею, думая, скорее предчувствуя, что там она отыщет зацепку. Катя вышла на ту аллею, где вчера прервалось её маленькое путешествие, миновала ряды пустующих ранним утром киосков. Так… А вот и археологический музей – раскоп, оставленный на обозрение туристам. Вход закрыт. Музей откроют только через три часа. Катя подошла к металлической решетчатой ограде и заглянула внутрь.

Фундаменты старинных домов… Табличка на воротах: "Археологический музей "Пентикопос". Слава Богу, наконец-то! Катя от радости захлопала в ладоши! Вспомнила! Вспомнила! Город Пентикопос! Пеникопос!!! Катя ударила себя по щеке, затем по второй щеке. "Опомнись!" – крикнула она, прилагая последние усилия, чтобы отогнать это видение, как сон. Но воспоминания больше не прерывались. Она "вспоминала" ту, вторую жизнь, настолько детально и красочно, будто всё происходило вчера. Каждый следующий шаг, который она совершала по Дивноморску, порождал очередную вереницу "воспоминаний".

Ожидая открытия музея, Катя прогулялась в сторону моря и, дивясь своей уверенности, могла достоверно описать путь к древнегреческому морскому порту и сам порт, который вмещал когда-то до сотни судов и был в числе ведущих портов древнего Боспорского царства. Катя в смятении закрыла глаза, перед ней тут же возник один из причалов порта, он принадлежал отцу Калиопи – Никосу Павлидису. Слышался из отдалённых-отдалённых слоёв времени и пространства портовый специфический шум, плеск волн, говор людей, запах рыбы, какой-то стук…

Павлидис торговал в основном хлебом и вином, иногда удавалось вывезти в Средиземноморье деликатес – солёную понтийскую рыбу, иногда приторговывал кожаными изделиями пентикопейских мастеров. Рабы таскали на его галеры пифосы, наполненные ядрёным зерном и матовые амфоры с вином из местного винограда.

По одной амфоре управляющий Костас приказывал оставлять на палубе: амфору с вином по традиции спустят в водную пучину, когда галеры выйдут в открытое море, так моряки задобрят подарком Посейдона, и тот не допустит шторма, пока суда будут идти по Понту, а торговля станет удачной и принесёт много денег.

Калиопи любила бывать в порту. Перед отплытием она приносила работникам еду – лахана или фасулаки, а заодно и чистейшей воды из родника. Ко времени отплытия из порта появлялись на причале мать и младшая сестрёнка Микрула. Мать с отцом по-своему прощались, что-то говорили друг другу, чего не слышали их дети. И долго потом три женщины разного возраста стояли на причале, провожая глазами отцовские суда – до того момента, пока галеры не превращались в малюсенькую точку.

Катя вошла на территорию бывших археологических раскопок.

– Можно, я спущусь вниз, где камни? – спросила она у смотрителя.

– Вообще-то, не положено. Но так и быть, вы одна, пущу побродить.

Катя спустилась с металлических подмостков и попала на широкую, метров в восемь, древнюю улицу. Она пробежала по выложенной мощными известняковыми плитами древней мостовой к остаткам ворот. Вот они, центральные городские ворота! И развернулась так, будто вошла в город через них. Пускающее в дрожь состояние охватило её. Подобное состояние испытывает человек, который через много-много лет волей судьбы оказывается в том же месте, где прошли его молодые годы, особенно детство. Чувство это сродни светлой грусти. Печально, может быть, тоскливо, но эта щемящая печаль всегда легка, даже приятна.

С того дня, как Катя поселилась в Дивноморске, как её осенило прозрение, что она попала в тот самый город, благодаря совершению каких-то внешних законов, недоступных человеческому разумению, законов, которые отождествляются с мистикой, волшебством, – творящиеся с нею необъяснимые вроде бы вещи потихоньку стали ей нравиться. Они, таинственные, неизведанные в своей первопричине, вызывали удивление и неподдельный интерес, увлекали Катю, как малого ребёнка. Катя бурно теперь уносилась в другую жизнь, перевоплощаясь в симпатичную девчушку из античности, принимая её обличье, переносилась мыслью в иное временное измерение, словно какой-то знаток специально отправлял её туда при помощи фантастической машины времени.

Параллельно с захватывающими "сюжетами из прошлого" Катю безостановочно преследовала убеждённость в том, что всему происходящему, безусловно, имеется определённое и вполне разумное объяснение. Мистики и волшебства не существует, есть лишь наличие незнания о причинах, обусловливающих Катины приключения.

Катя прошла несколько метров по мостовой. Справа и слева вылезали из земли позеленевшие каменные фундаменты домов древнего города. Виднелись остатки подвалов со ступеньками. Рядом с подвальными помещениями лежали круглые колодцы. У Кати в голове снова заработала какая-то машина – бум-бум-бум, и перед глазами всплыло: точно такие же колодцы были в доме Никоса. Одни работники опускают товар в колодец, соединённый с подвалом специальным ходом, другие принимают товар на дне и проталкивают его в глубь подвального помещения. Удобно.

Катерина шла дальше и продолжала вспоминать. Ей, получается, была хорошо знакома мостовая. Это – центральная улица города, она тянулась мимо восточного квартала, где жили ремесленники, к агоре – большой, главной площади, которая являлась общественным центром Пентикопоса. Впрочем, все античные города имели агору, Катя знала это из уроков истории.

Путешествие по древней мостовой подходило к концу: мостовая упиралась в каскад современных металлических коротких лестниц, ведущих с территории древнего города наверх, на экскурсионную площадку. И вот тут Катя снова застыла в изумлении. Она остановилась возле очередного фундамента. "Боже мой, я ведь отлично знаю и помню этот дом!" – Катя, расширив глаза, настойчиво вглядывалась в кладку из огрубевших от времени блоков, покрытых оранжево-чёрным налётом.

Она боязливо, с ноющим волнением в груди спустилась по каменным ступенькам, ведущим на земляное дно фундамента, и стала ходить по отсекам: "Здесь жил гончар Алексис. У этой стены работала печь, а это – кладовка, она всегда была набита посудой. Я ведь сама выносила отсюда горшки и миски…"

– Девушка, вы чего сами с собой разговариваете?! – услышала Катя голос смотрителя.

Он направился к ней, спустившись по лестнице. Катя обратила к нему синие глаза, и смотритель увидел в них слёзы.

– В этом доме жил гончар, – тихо сказала она.

Смотритель удивлённо поднял брови:

– Верно, здесь была гончарная мастерская. Это ремесленный район Пентикопоса.

Катя, как бы не слушая смотрителя, перебила его:

– Алексис погиб одним из первых. Огонь охватил можжевельник возле дома, вон там он рос, и перекинулся на черепицу.

– Какой ещё Алексис?

– Ну, гончар. Он делал нам посуду на заказ. Чашки, миски, кувшины… Он мастерил прочные пифосы, лепил нам статуэтки Деметры, а мы приносили их в храм… Однажды Алексис подарил мне глиняную шкатулку в лаке. Ни у кого из девочек не было подобной…

– Девушка, что с вами? Вы в своём уме?!  – оторопел старик.

– А?! – Катя встрепенулась, как ото сна, и растерялась.

– Давайте-ка, поднимайтесь наверх, – приказал смотритель.

Катя выходила из ворот музея под глуповатым взглядом музейного сторожа, а перед её глазами в мираже всплывал, точно из курящегося, движущегося тумана, прекрасный город Пентикопос, с его улочками, домами, храмами, агорой, портом, людьми… Катя шла далее, по набережной, к центральной гостинице Дивноморска. Между музеем и гостиницей лежал утопающий в зелени и цветах проулок – бывшая агора. Катя просто могла пальцем ткнуть в ту или другую точку и сказать, какое градосооружение находилось в этом месте во время существования Пеникопоса.

У восточного крыла сегодняшней гостиницы высилось когда-то большое здание храма Афродиты Навархиды – покровительницы моряков. Агору окружали статуи боспорских правителей, а также плиты с высеченными на них надписями: царские декреты, списки граждан Пентикопоса, посвящения богам и, конечно, боспорским царям.

Здесь же высились портики и обозначались места собрания местных политиков. Самым вкусным и весёлым местом на агоре был рынок. Торговцы продавали съестные припасы и ремесленные изделия. Если Калиопи и Димитрис совершали прогулку по агоре, то торговцы с прилавков, принадлежащих отцу Макропулоса, обязательно угощали Калицу чем-нибудь особенным.

В Катины уши влетали потусторонние звуки, слышался человеческий шум не сегодняшнего дня. Она обхватила голову обеими руками, зажав уши, так как голова наполнялась ворвавшимися в сознание из прошлого голосами пентикопейцев, говорящих на древнем наречии, и какого-то бурлящего человеческого площадного движения.

Выше площади раскинулись кварталы состоятельных жителей Пентикопоса: красивые дома, украшенные мрамором, привозимым в город из заморских стран. Дома полукругом окаймляли площадь с тыла. Катя пошла по этой невидимой теперь улице, которая привела её к современному крошечному морскому порту, от единственного причала которого отходили прогулочные катера.

– Я дома, – прошептала Катя.

Она узнала кусок земли, где стоял дом с внутренним двориком, окружённый колоннами, и виноградной терраской. На месте прежней террасы возвышалось двухэтажное узкое здание морского вокзала. Именно отсюда вели к морю каменные ступеньки, по которым в своё время Калиопи сбегала вниз, чтобы набрать воды из родника, бьющего из скалы.

Катя и не заметила, как её сознание переступило грань "Катя – Калиопи" и ассимилировало эти две человеческие сущности. Нынче, имея в виду Калиопи, Катя говорила о ней "я", и выходило это как само собой разумеющееся, словно только так и должно быть.

– Юлия Борисовна, я могу ещё столько рассказать… Рассказать о том, как погиб город Пентикопос… Я вижу страшное зарево огня, и кожа моя покрывается холодным потом, а волосы встают дыбом и леденеют ноги. Мужчины пытались утихомирить огонь, но он был такой мощи, такой силы, что одолел их. Многие сгорели заживо, – округлённые синие глаза Катерины застыли в одной точке. – Мной владеет странное чувство: я скучаю по этому городу. Понимаете? Я хочу туда вернуться. Боль, тоска, ностальгия. Когда я очутилась в музее, на раскопе, меня посетила радость такого рода: наконец-то я дома. А когда вернулась в Северск, стала испытывать ощущение, что мне недостаёт чего-то, бесконечно дорогого сердцу – моего родного города. Я полюбила древний Пентикопос. В общем, всё. Что это, а?

Юлия Борисовна, до сих пор завороженно слушая и по-своему изучая такую необыкновенную пациентку, неторопливо ответила:

– Катя, должна констатировать, что всё, о чём вы поведали, – нонсенс. Похожего в моей практике не наблюдалось. Я всё же проведу вас через пару тестов, но хочу вам сказать однозначно: патологии с точки зрения моего профиля я не нахожу. Здесь, дорогая моя, другое.

Она задержала на Катерине задумчиво-испытующий взгляд, анализируя что-то про себя, ещё раз прокручивая вопросы.

– Вот что, Катюша, есть у меня один знакомый. Это своеобразный тип, но не суть. Он замечательный учёный. По-моему, именно он нам поможет. Мне пришла в голову одна дерзкая мысль. Кажется, я догадалась, что с вами происходит. Однако же я не стану забегать вперёд беспочвенно, а вдруг ошибаюсь?  Если в итоге я окажусь права, то в таком случае вы – редкое явление, и это взорвёт науку. Сейчас успокойтесь. Вы здоровы. Вы не шизофреник, точно.

– Хоть на этом спасибо!

– Завтра я жду вас к себе на тестирование, и вот ещё, – она взяла листок-бланк, ручку и набросала быстрым почерком рецепт, – попейте перед сном. Послушайте, ни в коем случае не лишайте себя радости, которую порождают в вас эти, так сказать, "воспоминания", получайте от них удовольствие, даже если среди них есть тяжёлые и болезненные для вашей души. А первоначальный страх к вам больше не вернётся. Вы его преодолели. То, что с вами происходит, не может быть заболеванием. Если бы вы были неадекватны, то не имели бы способности оценить свое состояние, то есть не умели бы отделить в сознании реальность истинную от ложной реальности, то бишь от того, что на сей момент не является истинной реальностью. У больного человека явное и неявное перепутано, сгружено, смешано воедино, а вы вполне определённо понимаете, что вас, живущую в сегодняшнем мире, посещают воспоминания из мира не сегодняшнего.