Ты мой запрет

– Я всё сделаю сама, – прикусывает неестественно пухлые губы и, проводя длинными ногтями по моей груди, опускается к ширинке.

– Когда я говорю нет, значит, это нет, Марина, – в моем голосе проскальзывает сталь, но девушка делает вид, что не слышит.

Я не успеваю её скинуть с себя, когда дверь распахивается и на пороге появляется Ксюша. Картина маслом, вашу же мать, – на моих коленях Марина с задранной юбкой и рубашкой нараспашку, и я сам с расстёгнутой ширинкой.

– Извините, – бормочет Синеглазка, вмиг покрывшись красными пятнами, и, опустив голову, шустро покидает кабинет.

– Чёрт! Слезь с меня! – рявкаю на Марину и, спихнув её со своих колен, встаю и привожу себя в порядок. – На выход! Быстро!

– Ты в себе, Дань? – возмущённо восклицает Марина. – Это просто кухарка…

– Рот закрыла и вышла! – подталкиваю её к двери и выхожу сам, спешно закрыв на ключ, бегу на улицу.

Тонкую фигурку Ксюши вижу сразу, она держит путь к остановке, обняв себя руками. Догоняю её быстро, бесцеремонно обнимаю за талию и разворачиваю.

– Пусти! – требует, брыкаясь и пытаясь сорвать мою руку с себя.

– Успокойся. Я сказал, что отвезу тебя домой, – ровно проговариваю, направляясь к моей машине.

– Не надо, я сама доберусь, – и снова пустая попытка освободиться.

Чувствую себя таким же мудаком, но у меня хорошие намерения. И вообще, что за обиды?

– Даня! – вроде твёрдо ко мне обращается, но голос дрожит. – Отпусти, – всхлипывает, и, взглянув в её лицо, понимаю, что она плачет.

– Ты чего? – застываю на месте, встав перед ней. – Почему плачешь? – взяв её лицо в свои руки, вглядываюсь в покрасневшие глаза, благо уличные фонари позволяют это видеть.

– Я не плачу, – бросает и взгляд отводит.

– Приревновала? – с улыбкой спрашиваю, а в голове набатом: «Скажи да».

Зачем? Не знаю.

– Что? Нет! – отвечает, и столько фальши в её голосе, что больше ничего и говорить не надо.

– Я больше к ней не притронусь, – слышится где-то под моим носом.

Кто это сказал? На черта?

– Ты можешь делать, что тебе хочется, – произносит со злостью в тоне.

– Уверена? – вопросительно вскидываю брови.

– Конечно, я … – договорить не успевает, потому что я делаю, что мне хочется – целую её.

Сначала я не чувствую ничего, только тишина в голове. А потом… потом накрывает. Её губы мягкие, горячие, и этот поцелуй словно бьёт током. Меня бросает в жар, и это чувство сжигает всё, что было до этого момента. Моё сердце на миг застывает, затем колотится так сильно, что кажется, его слышно на всю улицу. В голове словно что-то включается. Это не должно быть так. Это ведь просто поцелуй.

Но нет, он что-то меняет. Её вкус… я не могу описать его, но меня затягивает, лишает дыхания. Моё тело напряжено, как струна, я не понимаю, что со мной происходит. Её руки дрожат, или это мои? Я не знаю. Всё, что я знаю, – мне не хочется останавливаться.

Это напрягает, но в то же время я не могу оторваться. Моя рука невольно накрывает её затылок, пальцы второй касаются её шеи, находят пульсирующую венку, чтобы убедиться, что она реальна, что это происходит на самом деле. Синеглазка отвечает на мой поцелуй, и это меня окончательно сбивает с ног, и чётко ощущаю, что контроль теряется.

Я отстраняюсь, резко, как будто мне не хватает воздуха. Глядя на неё, пытаюсь прийти в себя. Губы горят, словно я их обжёг. Что это было? Почему я чувствую себя так, будто рухнул с высоты?

– Это… просто поцелуй, – говорю, но голос дрожит, и слова звучат жалко, будто я пытаюсь убедить сам себя.

На лице Ксюше шок, но взгляд поплывший, наверное, как и у меня. Что, мать вашу, за чертовщина? Откуда эти ощущения, словно впервые в жизни целовался? Откуда это лёгкое головокружение, будто перебрал с алкоголем?