
Полная версия
Белый холст безумия
***
Эхо надежд в сердце чужом
Вновь обретает силу огня.
Любовь накрывает крылом,
Когда два сердца бьются звеня.
Волна за волной тепло возвращается,
Взаимность, как солнце, сияет в крови.
Симфония чувств продолжается,
Две души сплетаются в танце любви.
Этап 2: Цветы из тьмы
«Память – это кладбище забытых истин»
Образ кладбища вызывает в воображении картины надгробий, заросших травой и мхом, где покоятся останки ушедших. Но вместо тел здесь погребены фрагменты нашей прошлой жизни: лица, события, эмоции. Истины, которые когда-то казались нам незыблемыми, со временем тускнеют, искажаются, теряют свою остроту и четкость.
Каждый раз, когда мы вспоминаем что-то, мы не просто извлекаем информацию из хранилища памяти, а заново конструируем прошлое. Этот процесс подвержен влиянию наших текущих убеждений, чувств и ожиданий. Таким образом, память становится не объективным архивом, а, скорее, интерпретацией, субъективным пересказом прожитого.
Истина погребена под слоем времени и эмоций. Какие-то воспоминания остаются яркими и живыми, как свежие могилы, а другие исчезают в тумане забвения, превращаясь в безликие плиты. Память же, напротив, избирательна, она хранит то, что мы хотим помнить, и отбрасывает то, что нам больно или неприятно.
Кладбище забытых истин – это не только место скорби, но и свидетельство того, как мы формируем свою идентичность, выбирая, какие фрагменты прошлого оставить, а какие предать забвению.
***
Память – кладбище забытых истин,
Где бродят тени прежних лет,
И эхом шепчут в сердце чистом,
О том, чего уж больше нет.
Там похоронены мечтанья
И клятвы, данные в тиши,
Любви невинной обещанья
И вздохи девичьей души.
Среди надгробий серых, строгих
Стоят фигуры прошлых дней
И смотрят молча, словно боги,
На суету мирских затей.
Здесь имена, что стерты пылью,
И лица, скрытые во мгле,
Покрыты белой былью,
Как снегом в зимней хмурой мгле.
И бродит путник одинокий
Среди могил воспоминаний,
И собирает понемногу
Осколки прошлых дарований.
Но помни, путник, в этом месте
Не стоит долго пребывать,
Иначе сам окажешься в пучине,
Забытым, без надежды ждать.
***
Сабина никак не могла отделаться от тревожных мыслей о странном поведении Лилит. Решившись, она направилась к Дилану – неординарному художнику, когда-то безумно влюбленному в Лилит, чья страсть обернулась для них вынужденным разрывом.
Мастерская Дилана встретила Сабину хаосом красок и холстов, каждый из которых, казалось, хранил в себе обрывок чужой души. И среди этого творческого беспорядка она, наконец, увидела его. Их взгляды встретились, время замерло, не в силах разорвать эту невидимую связь.
– Мне нужна твоя помощь, – произнесла Сабина, как будто вырывая слова из самой глубины души.
– Нет, – отрезал Дилан, его голос прозвучал резко и безапелляционно.
– Я прошу тебя… мне больше не к кому обратиться. У Лилит проблемы. Ради всего, что было между вами… помоги, – в голосе Сабины прозвучали нежность и отчаяние.
– Между нами ничего не было, – сухо парировал Дилан.
Долгая пауза повисла в воздухе, нарушаемая лишь тихим дыханием. Сабина смотрела на него с мольбой, которая с каждой секундой становилась все более отчаянной. И, наконец, Дилан, не отрывая взгляда от окна, произнес:
– Что с ней случилось?
Сабина подробно рассказала о своих опасениях, стараясь не упустить ни единой детали.
– Как его зовут? – спросил Дилан, его взгляд остановился прикованным к пейзажу за окном.
– Я не знаю. Лилит ничего мне не рассказывает, – грустно ответила она.
– Скорее всего, она уже влюбилась в него… но, к сожалению, это ненадолго. Через несколько дней он начнет ею манипулировать. Лилит нужно спасать, – проговорил Дилан, опустив свой взгляд в пол.
– Как? Что мне делать? – Сабина смотрела на него сквозь пробивающиеся слезы.
Дилан изложил четкий план, который Сабина должна была неукоснительно выполнить.
– Если что-то пойдет не так… приходи, – произнес он мягким, почти нежным голосом.
– Спасибо… спасибо тебе за все, – прошептала Сабина с искренней благодарностью.
После ухода Сабины Дилан еще долго не мог собраться с мыслями. Тишина в мастерской давила, как бетонная плита. Каждый угол, каждый холст дышал присутствием его возлюбленной. Картины, на которых написана Лилит, окружали его, будто призраки прошлого, напоминая о мгновениях, когда мир казался ярким и полным надежд.
Он подошел к одному из холстов, написанному больше года назад, когда их любовь была еще свежа и безмятежна. На нем была изображена Лилит в ее любимом нежно-розовом платье, трепещущем на ветру, подобно крыльям бабочек. Лучи солнца играли в ее волосах, подчеркивая их золотистый оттенок. Он не мог оторвать взгляда от ее улыбки, лучистой и беззаботной. Дилан все еще любил Лилит, и эта любовь жила в нем, как незаживающая рана, кровоточащая при каждом воспоминании. Он помнил каждую черточку ее лица, каждый изгиб губ, каждый поворот головы. Он помнил каждое движение, каждое прикосновение, от которого кровь закипала в жилах, а по телу разливалась волна неконтролируемого желания. Лилит была навечно запечатлена в его памяти, словно высечена на камне, напоминая о красоте, которую он потерял, и о боли, с которой ему предстояло жить.
***
В это время Лилит купалась в лучах любви, словно в золотом рассвете, в объятиях Адама, которые казались ей самым безопасным местом во вселенной. Ее счастье было безграничным, всепоглощающим, единственным, в чем она нуждалась для полного умиротворения. Адам стал ее тенью, не отходя ни на миг, оберегая ее от любых невзгод, будто хрупкий цветок.
Каждое утро они просыпались, сплетенные в объятиях, будто два корня одного дерева, уходящие глубоко в землю и неразрывно связанные между собой. Ее голова покоилась на его плече, а его рука нежно обвивала ее талию, создавая ощущение полного единения и гармонии. Они делили друг с другом каждый вздох, каждый взгляд, каждое мгновение, наслаждаясь своей близостью и безграничной любовью.
Вновь встречая утро, Лилит готовила завтрак, ощущая умиротворение. В то время как Адам, как ленивый кот, бродил по квартире, и вот уже подкрался сзади, нежно обнимая за талию и осыпая шею поцелуями. Их прикосновения были долгими и чувственными, как будто предвкушение чего-то большего.
«Я люблю тебя», – фраза, сказанная Адамом в порыве страсти, стала для Лилит ключом к уходу всех сомнений, последней каплей, переполнившей чашу ее веры.
***
Дни текли, как мед, наполненные нежностью и близостью, пока однажды в дверь не постучали, разрушив идиллию. Это была Сабина, вновь явившаяся с миссией спасения.
Как только дверь квартиры с глухим щелчком захлопнулась за спиной, подруга, не дав тишине и шанса, обрушила на Лилит поток слов:
– Лилит, умоляю, услышь меня. Тот, в кого ты так слепо влюблена, – всего лишь мираж. Скоро он опутает тебя своими сетями, начнет дергать за ниточки, – Сабина замолчала, потупив взгляд, боясь увидеть боль в глазах подруги.
Долгая пауза повисла в воздухе, густая и тягучая. Лилит попыталась возразить, оправдать свои чувства, но слова тонули в пустоте. Ни одна из них не желала слышать доводы другой.
После долгих споров, после всех отчаянных попыток Сабины убедить Лилит в том, что это не любовь, а лишь болезненная зависимость, последняя, сломленная и опустошенная, смогла лишь прошептать едва слышно:
– Уходи…
– Лилит, пожалуйста, послушай меня, – умоляла Сабина, в ее голове звенела тревога.
– Ей лучше уйти, – прозвучал голос Адама, будто шепот змеи, слышанный только Лилит.
– Тебе лучше уйти, – эхом повторила она за своим возлюбленным.
Сабина, вновь встретившись с потерянным, затуманенным взглядом Лилит, поняла, что все слова бесполезны, что никакие аргументы и увещевания не смогут пробиться сквозь броню ее заблуждений. Она увидела в ее глазах лишь пустоту и отчаяние, отражение той глубокой пропасти, в которую Лилит погружалась все глубже и глубже. После чего ей оставалось лишь молча удалиться, с тяжелым сердцем и предчувствием неминуемой трагедии, оставив подругу наедине со своими демонами. Сабина понимала, что больше ничем не может помочь, и это осознание разрывало ее изнутри.
– Наконец-то, – выдохнул Адам с облегчением.
Лилит была в смятении, ее разум метался между словами подруги и сладким дурманом любви.
– Все, что сказала Сабина, правда? – прошептала она, полная отчаяния.
– Нет, конечно. Ты ей поверила? – с усмешкой ответил Адам.
Он подошел к ней, намереваясь вновь заключить в свои объятия, утопить в поцелуях.
– Хватит! – вскрикнула Лилит, оттолкнув его.
Тишина повисла между ними, как тяжелый занавес. Лилит медленно попятилась к своей комнате, желая скрыться в прохладной постели.
– Остановись, – грозным голосом приказал Адам, – ты не уйдешь от меня никогда, – продолжил он, в его голосе зазвучали стальные нотки.
Глаза Лилит наполнились слезами. Ей казалось, что все мрачные пророчества Сабины начинают сбываться.
– Прости, – пробормотал Адам, заметив ее слезы, но было ли это искреннее раскаяние?
***
Лилит проваливалась в сон в одиночестве, ощущая ледяное прикосновение ночи, словно ее окутывали призрачные руки, лишая тепла и уюта. Но пробудилась она уже в жарко-настойчивых объятиях Адама, будто он пытался вытеснить ночной кошмар своим пылким прикосновением. Отбрасывая наваждения, Лилит освободилась от его рук и, не медля, поднялась на ноги, ощущая себя запертой в золотой клетке.
Утро встретило ее неприветливо. За окном серый город, подобно утопающей печали, был окутан свинцовыми тучами, и ветер, злой и неистовый, барабанил в стекла, напоминая о буре, бушующей внутри.
Вчерашний день, не давал покоя, царапая сознание острыми обрывками воспоминаний, не давая сосредоточиться ни на чем другом. И, желая хоть на миг укрыться от терзающих мыслей, Лилит принялась готовить завтрак, но движения ее были машинальными, взгляд – рассеянным и пустым, словно в нем уже не осталось места для надежды, а только лишь безысходность и страх перед будущим.
Но внезапно шаги за спиной заставили ее вздрогнуть. Теплые руки Адама сомкнулись на талии, обжигая кожу. Легкий поцелуй в шею, и он уже сидел за столом, ожидая еды.
Завтрак прошел в тишине, нарушаемой лишь пронзительным взглядом Адама, будто пытавшегося прочесть мысли Лилит.
После она потянулась было к домашним делам, но взгляд Адама задержал ее. Он приблизился, и вот уже его руки ласкают ее тело, губы касаются кожи. Лилит уступала неохотно, позволяя его прикосновениям скользить по ней, как волнам по песку. Его натиск креп, не оставляя места для сопротивления. Долгое время они тонули в объятиях, заново открываясь друг другу.
В этих прикосновениях забывались тревоги, дни текли своим чередом, возвращаясь в привычную колею. Они любили друг друга, казалось, без устали, зная каждый изгиб тела, каждую черточку лица. Все было идеально… до того рокового момента, когда в порыве страсти Лилит не взмолилась об остановке. Ей неожиданно стало плохо, в голове все поплыло, но Адам не слышал. Он продолжал, игнорируя настойчивые просьбы. Лилит оттолкнула его, закричав:
– Ты слышишь меня?! – она тяжело дышала, пытаясь унять дрожь.
– Мне все равно, – холодно ответил Адам, вновь продолжив свои действия.
Лилит попыталась вырваться, но сильные руки вновь схватили ее мертвой хваткой. Она была в ловушке. Адам не внимал ее мольбам, не отступал. Лишь спустя мучительные минуты он наконец услышал ее крик и отпустил, бесславно уйдя вглубь квартиры.
Адам оставил Лилит в полном отчаянии. На ее лице застыла лишь всепоглощающая пустота.
Тишина квартиры давила, как саван, сплетенный из отчаяния и забытья. Часы тянулись мучительно медленно, пока телефонный звонок не разорвал эту гнетущую тишину. Это была Сабина, ее голос, как луч солнца, пробился сквозь мрак, напомнив о приближающейся выставке Лилит. В голове художницы царил хаос, мысли метались, как птица в клетке, и уж точно не было места для воспоминаний о собственном триумфе. Если бы не подруга, этот день мог бы бесследно кануть в Лету. Но, к счастью, время еще оставалось, и Лилит, словно очнувшись от долгого сна, медленно приступила к своему ритуалу преображения.
Сегодня ей хотелось легкости, свежести и невесомости, глотка чистого воздуха после долгой духоты, ощущения свободы и беззаботности. Макияж, созданный под диктовку настроения, получился именно таким – нежным, акварельным, подчеркивающим ее природную красоту, словно она была соткана из света и тени. Легкий румянец на щеках, едва заметный блеск на губах, акцент на глазах, делающий взгляд более глубоким и выразительным. Затем пришла очередь прически. Пальцы, как опытные танцоры, ловко управлялись с непокорными прядями, создавая произведение искусства на ее голове. И спустя полчаса на голове Лилит возник объемный, воздушный пучок, идеально гармонирующий с овалом лица и хрупкими плечами, придавая ей утонченность и элегантность.
Оставалось самое сложное: подобрать образ, достойный этого вечера, способный отразить ее внутреннее состояние и произвести впечатление на окружающих.
Лилит прошла в свою просторную гардеробную, напоминающую скорее музей изысканных нарядов. Шелк, бархат, кружево – казалось, здесь собраны все ткани мира. И вдруг, словно тень из прошлого, возник Адам.
– Куда это ты собралась? – голос его прозвучал резко, без тени приветствия.
– На свою выставку, – ответила Лилит с улыбкой, в которой сквозило легкое смущение, – если не Сабина, я бы совсем забыла.
– Она там тоже будет? – тон Адама мгновенно стал холодным и отстраненным. Улыбка исчезла с его лица, словно ее и не было.
– Да, у нее много друзей-коллекционеров, которые интересуются моими картинами, – объяснила Лилит, продолжая поиски идеального наряда. Она перебирала платья, как будто перелистывая страницы книги, ища ту самую, единственную главу.
После нескольких неудачных попыток взгляд Лилит упал на темно-бордовое платье. Казалось, этот глубокий насыщенный цвет противоречит ее нежному макияжу, но в этом и заключалась вся суть ее творческой натуры – в умении сочетать несочетаемое, создавать гармонию из хаоса. Платье идеально облегало фигуру, подчеркивая каждый изгиб, казалось, оно было создано специально для нее. В нем чувствовалась какая-то скрытая сила, магия, притягивающая взгляд.
Завершив образ любимыми туфлями в тон, Лилит вышла из квартиры.
По дороге к машине ее не покидали мысли об Адаме, который так и не появился на пороге, чтобы попрощаться. Это странное отсутствие заставило ее нахмуриться, но времени на раздумья уже не оставалось.
Приехав на выставку, Лилит почувствовала, как на нее обрушивается волна внимания, как будто она вошла в центр урагана, где все взгляды прикованы только к ней. Казалось, все ждали только ее появления, чтобы начать этот вечер. Едва она переступила порог, взгляды всех присутствующих устремились к ней, как к звезде, внезапно вспыхнувшей на небосклоне, озаряя все вокруг своим сиянием. Сабина, заметив ее, поспешила навстречу, стараясь не вспоминать о недавней ссоре, желая наладить отношения и предостеречь подругу от опасности, нависшей над ней. Она чувствовала, что должна быть рядом, чтобы поддержать Лилит в трудную минуту.
– Привет, дорогая, – сказала она, пытаясь скрыть неловкость за улыбкой.
– Привет, рада тебя видеть, – ответила Лилит с такой же искренностью, как будто ничего и не произошло.
– Это Луис. Он очень заинтересован твоим творчеством… и тобой, – произнесла Сабина, после чего спешно растворилась в толпе.
Не дав Лилит опомниться, Луис повел ее в зал к картине, которая привлекла его внимание. Это был ночной пейзаж, на котором мерцали миллионы ярко светящихся звезд, рассыпанных по бархатному небу. Луис начал расспрашивать о картине, о ее замысле, о чувствах, которые Лилит вложила в это полотно. Он жадно впитывал каждое слово, боялся не упустить что-то важное.
Они провели какое-то время за непринужденной беседой, обмениваясь любезностями, пока их разговор не был прерван громким, раскатистым мужским голосом, донесшимся из центра зала. Это был Кристиан, давний знакомый Лилит, которого она знала еще со студенческих лет. Он всегда был душой компании, умел привлечь к себе внимание и говорить комплименты так, что они звучали искренне и убедительно.
– Дорогие дамы и господа, – начал Кристиан, его голос эхом разнесся по залу, заставляя всех присутствующих обратить на него внимание, – меня зовут Кристиан, и с нашей потрясающей художницей я знаком уже довольно давно. Я просто не могу не воспользоваться возможностью и не похвалить ее невероятный талант, – говорил он с неподдельным восхищением, и в его голосе звучала искренняя гордость за подругу. – Лилит, ты потрясающая! А твои картины… у меня просто нет слов, чтобы описать, насколько они меня трогают. В каждой работе чувствуется твоя душа, твоя страсть и твой уникальный взгляд на мир, – закончил он свою речь громкими аплодисментами, которые с радостью поддержали все собравшиеся гости.
После своей импровизированной речи Кристиан, лучезарно улыбаясь, направился прямиком к Лилит. Он обнял ее крепко, по-дружески, и сразу же начал расспрашивать о ее жизни, о творческих планах и о том, как продвигалась подготовка к следующей выставке. Лилит, стараясь не выказывать своего внутреннего напряжения, уверяла его в том, что у нее все прекрасно, что она счастлива и полна вдохновения. Но в этот момент ее взгляд невольно устремился на Адама, который стоял немного поодаль, за спиной Кристиана. Он, как тень, нависал над ним, его взгляд был тяжелым, грозным и нечитаемым. Казалось, он прожигал ее насквозь своим пристальным вниманием.
В этот момент Лилит, почувствовав внезапный прилив паники, резко перебила Кристиана, сообщив ему о внезапной необходимости уйти. Она быстро извинилась и, оставив собеседника в недоумении, поспешно растворилась в толпе гостей, направляясь в сторону туалетной комнаты.
Зайдя в уборную, Лилит прикрыла за собой дверь и тут же закрыла глаза, пытаясь хоть немного успокоиться и прийти в чувства. Ее руки дрожали, как осенние листья на ветру, а сердце бешено колотилось в груди, готовое вырваться наружу. Спустя несколько мучительных минут, когда ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание, она вдруг почувствовала легкое, но ощутимое прикосновение к своему плечу. Вздрогнув от неожиданности, она неохотно открыла глаза и увидела в зеркале отражение Адама, стоящего прямо за ней. Его лицо было непроницаемым, но в глазах читалась неприкрытая ярость.
– Кто это? – грозно спросил Адам, его голос звучал как ледяной ветер.
– Друг, – пролепетала Лилит в панике. Ее голос дрожал и едва слышался. Она чувствовала, как земля уходит из-под ног.
– Успокойся, – резко и без промедления промолвил Адам, его слова прозвучали как приказ, – тебе пора вернуться к гостям, – закончил он, в его голосе не было ни капли сочувствия или нежности. В его словах чувствовалось лишь жесткая требовательность и контроль.
Лилит, будто очнувшись от кошмарного сна, предприняла отчаянную попытку взять себя в руки. Голова гудела, в груди зияла болезненная пустота, но она понимала, что нельзя показывать свою слабость. И, собрав остатки воли в кулак, она, стараясь идти ровно и не выдавать своего состояния, направилась в выставочный зал, где ее ждали гости и, вероятно, новые удары.
В это самое время соседняя дверь тихонько открылась. На пороге стояла Сабина, бледная и встревоженная. Она слышала каждый вздох, каждое слово, сказанное Лилит, но так и не нашла в себе смелости вмешаться. Теперь же, мучимая угрызениями совести и страхом за Лилит, она судорожно искала выход из ситуации.
Дрожащими пальцами Сабина нашла в телефонной книжке номер Дилана и, затаив дыхание, нажала на вызов. Гудки тянулись мучительно долго.
– Что? – в трубке раздался безжизненный, равнодушный голос Дилана. Казалось, его ничто не интересует в этом мире.
– Мне срочно нужна твоя помощь, приезжай на выставку Лилит! – выпалила Сабина быстро, почти шепотом. В ее голосе звучали тревога и отчаяние.
На другом конце провода повисла гнетущая тишина. Слышалось лишь прерывистое дыхание – его и ее. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дилан, собравшись с духом и будто преодолевая какую-то невидимую преграду, тихо произнес:
– Я уже здесь.
Сабина от неожиданности вздрогнула.
– Давно?! – резко вырвалось у нее, прежде чем она успела подумать, – ладно, это не важно. Где ты?
На втором этаже, – ответил Дилан. В его голосе сквозила неприкрытая грусть, словно он нес на своих плечах непосильную ношу.
Сабина, не теряя ни секунды, выбежала из уборной и принялась лихорадочно оглядываться. Ей понадобилось целых десять минут, чтобы, пробираясь сквозь толпу, отыскать Дилана. Он стоял, отвернувшись к окну, и, казалось, не замечал ничего вокруг.
Сабина подбежала к нему, схватила за руку и, не давая опомниться, потащила в укромное место, будто спасаясь от преследования. Там, за колонной, в тени, она, задыхаясь от волнения, вкратце пересказала все, что услышала в уборной, каждое слово вылетало из ее уст подобно пулям. Каждое ее слово было пропитано отчаянием и мольбой о помощи, она умоляла Дилана одуматься и вмешаться. В ее глазах плескался страх за Лилит и надежда на то, что он сможет что-то изменить, предотвратить катастрофу, которая надвигалась на них.
Дилан застыл, пораженный молнией, слова застряли в горле, образовав немой ком, мешая дышать и мыслить. Тишина, повисшая между ними, казалась гнетущей и невыносимой, лишь прерывистое, учащенное дыхание Сабины резало слух, напоминая о надвигающейся беде. Наконец, после мучительно долгой паузы, Дилан выдавил из себя:
– Все будет хорошо.
Они стояли у перил, вглядываясь в сумрачную даль, пытаясь выхватить из сумрака ускользающий силуэт Лилит. Но она будто растворилась в надвигающейся ночи.
Сабина, собрав волю в кулак и стараясь скрыть дрожь в голосе, решила спуститься вниз, оставив Дилана томиться в неведении.
Минуты поисков тянулись как часы. Сердце бешено колотилось в груди, отзываясь гулкой тревогой. И, наконец, в толпе мелькнула знакомая фигура Кристиана. Подбежав к нему, Сабина, едва переводя дыхание, выпалила:
– Где Лилит? Ты ее не видел? – ее голос звучал приглушенно, почти неразборчиво, сквозь пелену подступающей паники.
Кристиан нахмурился, обеспокоено вглядываясь в ее лицо.
– Она вроде бы на улицу пошла… все хорошо? Мне показалось, с ней что-то не так сегодня, – он говорил с искренним беспокойством, чувствуя, что произошло что-то неладное.
– Да, да, – торопливо ответила Сабина, стараясь отмахнуться от его вопросов, и бросилась к выходу.
Заметив ее стремительное движение, Дилан, будто сорвавшись с цепи, ринулся следом, не замечая никого вокруг. Они встретились у распахнутых дверей. В глазах Дилана плескалось отчаяние.
– Где она? – выпалил он, сжимая ее плечи.
Сабина опустила взгляд, в ее голосе сквозило разочарование и бессилие.
– Кристиан сказал, что она уехала, – проговорила она, не поднимая глаз.
Мир Дилана пошатнулся. Он чувствовал, как почва уходит из-под ног. Отчаяние душило его, парализуя волю. Дилан не понимал, что делать, куда бежать, как остановить надвигающуюся катастрофу.
– Поезжай домой, – произнес он, стараясь казаться спокойным, хотя внутри все клокотало, – я поеду к Лилит.
И, не дождавшись ответа, он бросился к машине, словно от этого зависела его жизнь, а Сабина, не находя в себе сил спорить, поехала домой, погруженная в мрачные предчувствия.
В это время Дилан мчался по ночным улицам, ведомый лишь отчаянной надеждой и животным страхом. Казалось, время сжалось до нескольких мгновений, и вот он уже тормозит у подъезда, выбегает из машины и стремительно поднимается по лестнице. Каждый его шаг отдавался гулким эхом в пустом подъезде, усиливая предчувствие беды.
Наконец, он подбежал к нужной двери и замер, увидев, что она приоткрыта. В этот момент мир вокруг перестал существовать. Дилан никогда в жизни не испытывал такого всепоглощающего ужаса. Медленно, боясь увидеть то, что может навсегда сломать его, он переступил порог квартиры.
Внутри царил полумрак, как в склепе, где свет умирает, не в силах пробиться сквозь толщу тьмы. На первом этаже он никого не нашел, лишь пыль и запустение, будто дом был заброшен много лет назад. После чего Дилан судорожно, с отчаянием в сердце, поднялся на второй этаж, в то время как его сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди, как пойманная в клетку птица. Каждый шаг отдавался эхом в тишине, усиливая его страх и тревогу. И тут он увидел ноги Лилит, которые безжизненно лежали на полу, подобно сломанной кукле, брошенной в забытом углу. Холод пронзил его до костей, а мир вокруг перестал существовать.