По пути домой

Татьяна Грац

По пути домой

Глава 1. По пути в кафе

Первый раз я увидел ее на спортивной площадке. Она не была красивой. Она была слабой. Слабой девчонкой с сильными руками. По всей видимости, у нее сдавали нервы, потому что только человек, находящийся в отчаянии, станет крутить «солнышки», одно за другим, на старом турнике со слезшей краской. Да еще без магнезии или хотя бы специальных перчаток. Девчонка повторяла упражнение снова и снова, с каждым разом ее движения становились более рваными и резкими. Я боялся, что она соскользнет.

– Эй, это опасно. Ты же не хочешь себе что-нибудь сломать?! – наконец не выдержал я и подошел ближе к турнику.

– Отстань.

Отшила она меня молниеносно. Лишь по голосу я понял, что девчонка плачет. Вот эта высокорослая, годящаяся в баскетбольную команду шпала с рельефным и спортивным телом, длинными белыми волосами держала лицо. Ее руки напрягались после каждого оборота. С моим приходом она только усилила попытки показать на что способна.

Я делал вид, что смотрю вполглаза. На самом-то деле ее данные были потрясающими. Мне, заядлому спортсмену, раньше не доводилось видеть такое мастерство в чистом виде, особенно на улицах. Здесь никто не задумывался над красотой и изящностью движений, больше ценилась скорость. Пришлось признать, что эта девчонка – не из наших.

– Где учишься?

Но со мной по-прежнему отказывались разговаривать. Я сплюнул в сторону и стянул кофту, повесил ее на угол турника. Сегодня было ветрено. Для конца апреля – самое то. Окунул ладони в придорожную пыль (вообще, так лучше не делать и использовать именно магнезию, но на безрыбье и рак рыба), после чего стряхнул упрямые крупицы и одним прыжком добрался до перекладины. Меня удостоили мимолетным взглядом. В «солнышках» я был не силен, поэтому по большей части делал отжимания, уголки и скручивания в висе. Для пускания пыли в глаза – крутанулся один раз и сальтухой приземлился на резиновое покрытие спортивной площадки. Но не тут-то было. Девчонка только хмыкнула на мои потуги. Она задержалась на вытянутых руках головой вниз и раскрылась в шпагате, после чего стала набирать скорость для прыжка. Отцепившись от турника, она полетела в пируэте на землю. Приземлилась на ноги. При этом еще успела выгнуться и выставить руки в прелестной стойке. И я понял: эта девочка ни за что бы не сорвалась. Никогда.

– Гимнастка, – заключил я, – очень способная гимнастка.

– Больше нет.

Было не совсем ясно: больше не гимнастка или больше не способная. Но и то и другое было душераздирающим. Несмотря на ее взрослость, я увидел перед собой обиженного ребенка, которому не дали что-то рассказать. Или договорить. Девчонка откровенно издевалась над собой, превращая тело в кусок мяса. Она истерзала свои руки, мышцы на голом животе казались каменными, ноги наверняка не знали отдыха. По себе это знал, сам раньше не умел останавливаться, но я-то измывался над собой из удовольствия, а она – из злости.

– Так не пойдет, у меня есть крем на работе, твои ладони надо смазать, – я позволил себе дотронуться до нее.

– Не надо.

Ее губы задрожали. Чем больше она говорила, тем сильнее выступали слезы на ее глазах.

– Все, идем, правда. Не могу на это смотреть. Я работаю в этой кафешке, так что можешь не бояться. Меня зовут Эд.

Она отстранилась, выдернув ладони из моих рук. Я почувствовал себя тем еще доставалой. И правда, чего к ней привязался? Может, у нее случилось что-то посерьезнее израненных ладошек, а я налегал.

Но то, что произошло потом, озадачило меня. Девчонка подошла к боксерской груше, встала в боевую позу и без разбора стала ее бить. Конечно же, она не борец, и удары больше ранили ее, нежели «противника». Кулаки были недостаточно крепкими или упругими, оттого врезались в декорированную кожу боксерского мешка и отскакивали. Костяшки ее пальцев с очередным ударом сильнее краснели и, наверное, неимоверно горели.

– Ошибка. Сниженный балл. Ошибка. Вылет из пятерки. Ошибка. Ошибка. Ошибка. Я – ошибка! – она повторяла в такт ударам, всхлипывая и, скорее всего, уже ничего не видя перед собой из-за пелены слез.

– Ты проиграла?

– Перенервничала и вылетела с чемпионата России по гимнастике. Всего-то! – ее голос зазвучал громче. Она не говорила, а выплевывала слова, выкрикивала, адресовывая их груше: – Это был мой последний шанс! Последний! Уже поздно! Мне восемнадцать, больше нет времени! Я не справлюсь. Я – ошибка! Не так прыгаю, не так хватаюсь, не так приземляюсь. Все не та-а-ак!

Из состояния никчемности может вывести только что-то внезапное, чего совсем не ожидаешь. Я схватил ее рюкзак, лежавший в траве, накинул на плечи и побежал. Она не сразу заметила, так как была сконцентрирована на своей боли. Но, когда заметила, ужаснулась:

– Воришка! Там мои документы!

Она действительно испугалась и ринулась за мной, на что я и рассчитывал. Сначала мы бежали по оживленной улице, но я свернул во дворы. Главное – не перегнуть палку. Перемахнул через лавочку и в один прыжок забрался на детскую горку. Девчонка рисковать не стала и лавочку обежала, потеряв тем самым секунды две в погоне за мной. На горку она забиралась нехотя, в ее глазах читались шок и полная растерянность. Но что мне больше всего нравилось – она продолжала.

Продолжала преследовать меня, когда я сиганул с горки двойным сальто и устремился на балкон первого этажа по выступающим кирпичам. Это место было довольно хорошо мной изведано и отлично подходило для новичка. Гимнастка упрямо переступала по импровизированной лестнице, но медленно, мне пришлось ждать. Я со скучающим видом глядел сверху вниз, облокотившись на оградку и подпирая щеку.

– Не так уж тебе и нужна эта сумка, – я зевнул в ладонь.

– Если это подкат, то очень и очень идиотский! – чего уж скрывать, она злилась.

– По-другому ты не реагируешь.

Она почти дотянулась до рюкзака, но я звонко рассмеялся и прошмыгнул в приоткрытую дверь переходного балкона. Мы переругиваясь спустились по лестнице и вышли, как порядочные люди, через подъезд. Я скатился по перилам, а гимнастка сиганула через все ступеньки и поймала меня внизу. Она вцепилась в рюкзак, пришлось извернуться, чтобы ни вещица, ни я ей не достались. Теперь мы бежали по двору в сторону гаражей. Не то чтобы я решил показать ей все свои излюбленные места, больше проверял на прочность, из какого теста сделана эта гимнастка. Пока выходило, что из затвердевшего, плотного, такого уникального месива, что ни одному волку не придется по зубам.

– Устала? – я глянул через плечо, прежде чем забраться на крышу гаража.

– Еще чего!

Кажется, наши игры ей потихоньку начинали нравиться. Она уже не бежала, чтобы меня догнать, теперь ей было интересно, что еще я могу показать. В ее глазах загорелось любопытство. Особенно сильно мне это почудилось, когда я перемахнул с одной крыши на другую. Расстояние здесь небольшое, даже для неподготовленного человека, но девчонка остановилась. С одной стороны, это правильно, нужно оценить место и свои способности; а с другой – не очень-то хорошо сбрасывать скорость перед прыжком. Гимнастка сделала пару шагов назад.

– Недостаточно. Получше разбегись, – крикнул ей.

– Так нормально? – она отошла на приличное расстояние, и я кивнул.

Честное слово, она неслась как антилопа и виделась мне точно в замедленной съемке. Ее волосы развевались на ветру, она ловила воздух в полете, раскрыв рот, потому что боялась. Глаза расширились, тело сжалось, готовясь к удару. Ноги застыли, не успев превратиться в пружины для удачного приземления. И всего вокруг не стало. За секунду до падения на колени я поймал ее за плечи. Обнял. Ее сердце чеканило мощные удары мне в грудь, прерывистое дыхание обжигало левое ухо, а ее руки впились в мои локти, до боли сжимая их худыми и упрямыми пальцами.

– Все… дальше не убежишь. Я тебя поймала, – сказала она.

– Я тебя тоже.

Она вздрогнула, отскочила от меня на добрые полметра. Эйфория от прыжка рассеялась, и гимнастка вспомнила, что я ей никто.

– Да кто ты такой?..

Оглядываясь, будто не знает сама, как здесь оказалась, девчонка беспомощно обняла себя руками. Более не нуждаясь в трофее, я снял рюкзак со спины и протянул ей.

– Еще раз. Меня зовут Эд. Я работаю в кафешке с торца этой многоэтажки и приглашаю тебя обработать руки. Мне, как трейсеру, очень больно смотреть на твои мозоли и содранную кожу.

– Трей… серу?

– По-вашему – паркуристу.

– А сразу нельзя было сказать? Зачем устраивать гонки по двору?

– Говорил, но ты не слушала. Пойдем.

Эффектно спрыгнув с крыши и отбросив челку назад, я протянул к девчонке руки. Гимнастка, оценивая высоту, села, свесив ноги. Она недоверчиво посмотрела на меня и заправила светлый локон за ухо. Началось, стесняется. Вот только что мы стояли близко друг к другу, а теперь она испытывала дискомфорт от мысли, что нужно спрыгнуть ко мне. Я предупредительно кивнул, что поймаю ее, и гимнастка тихонько сползла. Она прокатилась по моим ладоням и уперлась прямо в плечи. Уверен, со стороны это выглядело красиво и даже страстно. Но мы все еще оставались друг другу никем и не могли закончить трюк на более горячей ноте.

– Милана, – буркнула девчонка, когда я поставил ее на землю.

– Милая Анна, – с таким именем знакомых девушек у меня еще не было, и я словно пробовал его на вкус.

– Обычно Мила.

– Не хочу обычно. Давай придумай что-то получше.

– Миля, Милка, Ланка, – перечисляла варианты гимнастка, пока мы шли в сторону кафешки.

– Ланка? Это как лапка.

– Тебе не угодишь! Пусть будет Лана.

– Ну ладно.

Очень упрямая и сильная. Пацанка. Я таких встречал, но еще ни разу не подбирался к ним настолько близко. Ладно, Лана.

Я и думать забыл про свою кофту, оставленную на турнике, когда мы зашли в кафешку. Начальник пробуравил меня взглядом, судя по всему, из-за моего долгого отсутствия на рабочем месте. А что толку сидеть, если очередной клиент у меня только через час?! Но с директором не принято спорить, поэтому я покорно склонил голову и между делом повел Лану в кабинет. Она заартачилась, увидев, что барную стойку мы пропустили. Я крепко сжал ее ладонь, заведомо зная, что это причинит ей боль, но умерит пыл. Лана подавила стон и все-таки пошла за мной. Мы оказались в небольшой комнате с красными пуфиками, черными стенами, тусклым освещением и кушеткой, расположенной по центру. Пахло потертой кожей, деревом и антисептиком. Также в воздухе витали чернильные нотки. Всего этого я не замечал, когда подолгу сидел за работой: обоняние притупляется, если из года в год вбиваешь в тело краску.

Лана охотно ринулась к шкафчику с пигментами. Разноцветные пузырьки за стеклом привлекли ее внимание, с коим она рассматривала каждый из них. Потом ее взгляд опустился на комод с влажными салфетками, спиртосодержащими флакончиками и альбомом с тату-эскизами. Она наскоро пролистала его, так и не остановившись ни на одном рисунке, с легкостью захлопнула пухлый томик и обернулась.

– Это все твое?

– Не совсем, все эти вещи принадлежат владельцу заведения, я лишь тату-мастер. И обитатель этой комнаты.

– Действительно, ничего обычного. Думала, ты работаешь официантом, – Лана впервые улыбнулась, заигрывая со мной.

– Оу, тату-мастера – твой фетиш?

– Нет. Просто только сейчас заметила, что ты вообще-то симпатичный.

Отговорка. Она сразу это заметила, а сейчас залилась краской, словно я предложил ей нечто пошлое. Ее смутило слово «фетиш»? Окей, буду тщательнее подбирать слова.

– Давай обработаем тебе руки, а потом выпьем чаю за знакомство? – предложил я, чтобы разбавить неловкое молчание.

– Хорошо, – кажется, Лана совсем стушевалась. Ее вольный нрав и охотный на дерзость язычок куда-то исчезли, показав мне весьма ранимую особу.

Я включил воду в раковине и, настроив кран на теплую, подозвал Лану. Быстрым движением она смочила руки, кое-как прошлась по ним мылом и, коротко стряхнув капли на пол, приложила ладони к лицу. Она стояла так с минуту, может, дольше. Отчего-то мне захотелось тронуть ее за плечо, но я сдержался. Вместо этого подался на поиски целительного крема, который на самом деле был обычным, детским, хорошо заживляющим ранки и размягчающим кожу.

– Сядь, – невзначай попросил я, но получилось все равно будто в приказном порядке.

Лана подчинилась. Недолго думая опустилась на кушетку и выставила перед собой руки. И конечно же, откровенно пялилась на меня, пока я размазывал прохладный крем по ее ладоням. Прокатываясь большим пальцем по внутренней стороне, я упирался в многолетние мозоли и свежие ссадины, в моменты соприкосновения с которыми она вздрагивала.

– Зачем ты подошел ко мне? – поинтересовалась Лана.

– Хотел убедиться, что у тебя все нормально. А еще меня поразили твои «солнышки», – я старался не смотреть ей в глаза, иначе мог бы все испортить. Лана только-только вышла на контакт: – Значит, ты только что с чемпионата?

– Вернулась несколько дней назад и сегодня решила показаться в спортшколе, где отхватила от тренера. И не только.

– Любишь гимнастику?

Черт. Все-таки посмотрел. Чересчур сильно нажал на ее ладонь, Лана дернулась, и я на нее посмотрел. Отвести взгляд уже не смог, а она снова смутилась. Вот теперь красивая. Похожа на миловидную баскетболистку с серыми глазами и… мокрыми ресницами.

– Не очень, – ее голос опустился от волнения, и она продолжила: – Нужно постоянно держать себя в тонусе. И личный рекорд никому не нужен; важно, чтобы ты была лучше всех. Держалась правил, не соскакивала со снарядов, уверенно и точно выполняла программу. Проблема в том, что я не лучше. Не лучше тех девочек, которые тоже изо дня в день крутятся на перекладинах и до потери сознания прыгают на бревне. Ненавижу соревнования…

– Тогда как же ты оказалась в большом спорте?

– Хотела отвлечься от реальности.

Слова были уже на подходе, я почти рискнул задать вопрос, от какой реальности она отвлекается. Но не стал. Крем достаточно впитался в ее руки, и уже не было никакого смысла их удерживать. Отпустил и вышел из кабинета, пообещав вскоре вернуться.

В апреле кафе совсем не отапливалось, проходящие сквозь щели потоки обдували. Чаще всего я замечал это ночью, но сегодня холод застал меня, когда я шел по коридору с подносом в руках. И это навело на определенную мысль. Войдя к себе, я не только разлил кипяток по двум чашкам, но и выцепил с верхней полки шкафчика плед. Накинул его на Лану. Наверняка она давно замерзла со своим-то голым пупком. Девчонка с благодарностью завернулась в плед и уселась по-турецки на пуфике. Запах, исходящий от кружек, ее насторожил. Долгое время она прислушивалась к терпкому древесному аромату, но в какой-то момент сдалась, рискнув попробовать.

– Насыщенный вкус. И не совсем чай, – сказала она.

– Чай, просто ферментированный. Иначе говоря, пуэр.

После моего краткого пояснения Лана снова сделала глоток, на этот раз задумчиво смотря в никуда, точно открывая для себя вкус по новой. Спустя время она кивнула, вроде как смирившись с земляными нотками пуэра, и продолжила беспрерывно потягивать напиток. Я потихоньку отпивал из своей кружки, будучи знакомым с чаем, знал, что он бодрит и тонизирует. В итоге моей гостье скоро станет лучше, какой бы долгой и увлекательной у нее ни была тренировка в весеннюю холодрыгу.

– Работаешь в кафе тату-мастером, как я поняла, живешь в этом кабинете, занимаешься паркуром, воруешь у незнакомок сумки. И как же ты докатился до такой жизни, Эд? – Лана впервые назвала меня по имени, что порадовало. Хотя до этого я решил, что она пропустила его мимо ушей.

– Ну-у, сумки я не ворую у незнакомок. Взял только твою, и то успел с тобой познакомиться достаточно хорошо, пока ты крутилась на турнике. Обиженная на мир девчонка, готовая вот-вот расплакаться и кинуться под поезд. Ты бы в любом случае побежала за мной. Тебе нужен адреналин, как и мне. Я почему спросил про гимнастику? Стало интересно, столько же удовольствия ты получаешь от нее, сколько я от паркура? Да, видимо, огонек в твоем сердце пылает, но соревновательный эффект сбивает этот настрой. Ты выбрала немного не ту направленность.

– Я не планировала кидаться под поезд.

– Да, но наверняка думала об этом. Мне кажется, здесь кроется что-то, помимо гимнастики… – судя по тому, как Лана грозно на меня посмотрела, я не прогадал, но разворачивать тему резко расхотелось. – Так вот, я приехал сюда из крохотного села. Родители хотели, чтобы я поступил в кадетское училище, но как-то не срослось. Да и с колледжем тоже. Люблю свободу, ничего не могу с собой поделать. Зато меня привлекает тату-искусство. В этой кафешке я пацаненком набил первую татуировку и вот до сих пор здесь. Учусь, работаю. В свободное время гоняю с друзьями по городу, изучаю местность.

Пригревшись, Лана сидела, закутанная в плед. Она молча кивала каждому моему слову, рассматривала мои татуированные руки и частично татуированную шею. С моим наставником и первоклассным мастером мы успели набить малую часть от всей картины, поэтому рисунок выглядел неполным, словно вырванным из контекста. Однако Лану это не останавливало, она продолжала изучать меня. Мне льстило, что я заинтересовал ее как парень. Я же не спешил показывать, что интересуюсь ей как девушкой. Хотя, если говорить откровенно, я уже давно для себя усвоил: с Ланой мне точно по пути, куда бы этот путь нас ни завел…

Глава 2. По пути на свидание

Лана: Ненавижу свидания.

Я: Почему?

Лана: Это такая штука, где нужно быть идеальным, иначе можно все испортить.

Я: Невозможно испортить самое ужасное в мире свидание. И я тебя на него приглашаю.

Лана: Продолжаем заниматься необычными вещами, да? Что ж, ужасное мне подходит. Где и когда?

Мы переписывались уже больше недели. Отчего-то Лана все это время избегала реального контакта, прячась за эсэмэсками. Так я узнал, что она учится в одиннадцатом классе и готовится к ЕГЭ, хотя еще не знает, куда хочет поступить; живет с отцом, так как мама ушла к любовнику много-много лет назад; фанатела от Call of Duty, пока не полетел комп. Она – единственный ребенок в семье; слушает попсу, плавно переходящую в рок; иногда читает не по школьной программе, любимый автор – Андрей Круз.

«А ты точно девчонка?» – в одну из переписок уточнил я.

«Мне нравится, как играет Марго Робби», – не по теме тогда ответила Лана.

«Мне тоже. И к моему счастью, ты на нее похожа».

В общем, к чему был этот разговор, я не понял, но настроение в тот день у меня было чудесное. Всю неделю я ждал встречи, гадая, куда отправиться с Ланой, чем ее удивить и что подарить. В итоге все оказалось проще: мы встретились на автобусной остановке.

Лана выглядела изумительно! Вьющиеся волосы, небрежно раскинутые по плечам; легкий макияж, вязаная кофта под стать началу мая и широкие джинсы, а еще напяленные на ноги кеды. Я выглядел обычно – объемное худи, джоггеры и хорошие кроссовки. Хорошие потому, что улицы не выносят плохих. Дешевая обувь разваливается на раз-два, поэтому приходится чем-то жертвовать, откладывая зарплату на дорогие и качественные кроссы.

– Куда-то поедем? – уточнила Лана, сделав шаг мне навстречу.

– Нет, держи. Это тебе.

Я протянул ей искусственную розу. Лана прищурилась и повертела ее в руке. Огромным плюсом в таком цветке было отсутствие шипов. Может быть, еще то, что роза никогда не завянет. Однако Лана пошла дальше: она запихнула цветок в рюкзак, сложив розу вдвое.

– Удобно. Спасибо.

Конечно же, я повел Лану по тротуару главной улицы, где поток машин заглушал все остальные звуки. Мы не общались – мы перекрикивались, недопонимали друг друга, оттого получались казусы вроде:

– Сегодня тепло, – крикнул я.

– А?! Село? Еще раз! Плюшки положила, – отвечала Лана.

– Ок. Делись!

– Эй! Чего ругаешься?

– Я?!

– Еще и матом. Хочешь сгибаться?

– Зачем?

– Вот и я не знаю.

Когда машины останавливались на светофорах, мы разбирали ситуацию и дико смеялись, узнавая, что «плюшки» – это уши, «село» – тепло, а «сгибаться»… останется культурной вариацией того, что на самом деле сказала Лана. Хотя, думаю, мы все понимали, просто подшучивали друг над другом, толкаясь локтями от наигранной обиды.

По дороге в никуда я взял два стаканчика с неким напитком, называемым кофе. Лана, не ожидая подставы, хорошенько так отхлебнула из своего и резко замолчала, сконфузившись от горького вкуса. Она смешно вздрогнула и, прищурив глаза, высунула язык.

– Что это? Такое ощущение, будто я выпила камфорное масло.

– Кофе из забегаловки, без сахара.

– Благодарю. Теперь я знаю, что не брать.

Худшее в мире свидание проходило на ура. Мы протопали с десяток километров, Лана натерла ногу, у меня обгорело лицо под лучами первого майского солнца. Чтобы хоть как-то скрасить намеренные и ненамеренные недоразумения, я пригласил ее устроиться на спинке лавочки, которая оказалась стоящей напротив другой скамейки, где расположились местные бабульки. Им совсем не понравилось, как мы сидим.

– Молодежь. Не стыдно вам? Здесь вообще-то люди садятся, а вы ногами… – вполне ожидаемо скрипнула одна из них.

– Да вы не переживайте, влажные салфетки есть, протрем. Просто у нас ужасное свидание, – со счастливой улыбкой отмахнулся я, как бы невзначай.

– Вот времена пошли! Раньше на свиданку бегали, чтобы с любимым встретиться, по душам поговорить, а эти вандализмом занимаются. Э-эх!

Мы с Ланой переглянулись. Она пристыженно сползла на сиденье лавки. Я скатился тоже, сбросил с ноги ее кеду и начал выискивать мозоль. Не придумал ничего лучше, чем залепить натертость изолентой, которая, в отличие от пластырей, всегда лежала если не в кармане кофты, то в рюкзаке. Немного погодя я достал из него же любовный роман. Нужно сделать уточнение: дешевый бульварный роман. Я и Лана распределил роли и стали читать вслух. Это было приторное, пошлое чтиво, превратившее романтичное действо – одну книгу на двоих – в мой смех через строку и раскрасневшиеся щеки Ланы. Бабушки сидели и слушали, перестав вести любые разговоры, касающиеся молодого поколения и «неуместного сидения на спинках лавочек».

Меня отвлек нехарактерный для двора звук. Что-то жужжащие, но не насекомое, приближалось к нам. Оно было значительно выше. Прервавшись на полусловах-полустонах неутомимого главного героя, я вскинул голову и увидел вертолет на радиоуправлении. Зависнув в воздухе, он неловко качнулся в сторону, врезавшись в ветвистый каштан с новыми зелеными листочками. Последующее жужжание слышалось приглушенно, так как игрушка застряла в кроне и не желала оттуда выбираться.

К подъезду тут же подбежали мальчишки, у одного из них оказался пульт. Он тыкал на все кнопки, крутил джойстиками, лишь бы поскорее увидеть вертолет. Иногда друзья выхватывали пульт у него из рук и делали то же самое. Но подвижек в ситуации не было.

Тогда я, как супергерой, одним прыжком забрался на дерево, вскарабкался повыше. Еще выше. Жужжание доносилось примерно через две ветки от меня, пришлось хорошенько постараться, пробираясь сквозь зеленые листья, то и дело хлещущие по лицу. Лана ждала ровно под деревом. Она стояла, скрестив руки на груди. И непонятно, чего именно она ждала: что я спущу игрушку ей или сам спрыгну ей на голову? Добравшись до вертолета, я быстро выпутал его из веток. Выправил лопасти, покрутил винт, поиграл, выставив игрушку перед собой на вытянутой руке. А потом вертолет улетел, подчинившись хозяину, что стоял внизу, рядом с Ланой.

Спускаться было намного легче. Змеей я скользил с ветки на ветку, а в конце и вовсе кувырком спрыгнул на асфальт. Встал в горделивую позу, полагая, что вот сейчас меня похвалят…

– Изверг! Все листья у каштана оборвал! Нет, ну надо же! Мы им и кров, и скамейку, а они!.. Безобразие! Сами ничем не занимаются, так еще добрых людей обижают! Сколько Семен Семеныч ухаживал за этим деревом?! Сколько растил, холил и лелеял…

– Бежим!

Я схватил Лану за руку, и мы пустились бежать. Перепрыгивали клумбы, мчали по газонам, перелетали дорогу на «красный», петляли между домами. Поначалу Лана смеялась, не поспевая за мной, а потом стала прихрамывать. И тут я вспомнил про ее мозоль.

– Слушай, Эд, давай я понесу вещи, а ты понесешь меня? – пошутила она, прикинувшись Чебурашкой.

– Это ты здорово придумала, Лана! – подыграл я.

Я всерьез вручил ей свой рюкзак, взял ее под колени и закинул на спину. Лана взвизгнула, крепко вцепившись мне в шею. Нам предстояло вернуться в привычную среду моего обитания – на юг города, куда я и пошел. Сама по себе Лана была легкой, но два набитых невесть чем рюкзака значительно прибавляли к ее сорока–сорока пяти килограммам еще пять, может, меньше, но довольно ощутимо. Она слезно упрашивала меня остановиться. Я упрямо продолжал идти.