Дети Ущербных Лун

Были и другие создания, тоже человеку враждебные, но не исконные, а родившиеся уже от самих людей. От злобы людской, от зависти и в сердцах брошенного бранного слова, расползались по домам чёрные слизняки – шахтаны. Взрослых не трогали, выбирая добычу послабее и послаще – маленьких детей, только что народившихся ягнят, телят или жеребят. Присасывались шахтаны к тонким шейкам, выпивали до капельки жизненную силу.

Когда хозяйки в домах грязь разводили, про метлу да тряпку забывали, заводился под полом бесёнок-лиходей, Наки-Тырнаки. Пугал детишек стуком да стрёкотом, цветы в горшках расписных высушивал, из пирогов начинку выгрызал.

А ещё были уж совсем чудища-страхолюдины, которым мало было жизненной силы и страха человеческого. Те, что пили живую кровь, вселяясь в умерших. Вильдринги называли их льяхами, светозарины – вомпэринами. Урманичи нарекли чудищ кан-ириши и боялись больше всего.

Про всех них знала Зейфира-суми. Затвердил Олесь со слов наставницы наговоры обережные, навострился сходу замечать чёрные рожки слизней-шахтанов да носить в кармане заветный мешочек с крупной солью.

Учила Зейфира Олеся и обычные хвори лечить – травяными настоями, мазями на медвежьем жиру, заговорённой водой. Учила крови не бояться и сшивать страшные раны нитками из воловьих сухожилий. Роды принимать, из запоя выводить, будущее рассказывать по разложенным на чистом полотне речным камушкам – всему учился Олесь, и уходило по каплям синее сияние из мальчишеских глаз, сменяясь холодным серебряным блеском.

Молод ещё был новый ведун-суми Ураз-Теримы, но никто бы не сказал, что несведущ. Понемногу отходила от ежедневных забот старая Зейфира, всё чаще звали урманичи Олеся в свои дома на подмогу, и ни разу не уходил сын Дахира от больных да страждущих с пустыми руками. А уж слов благодарственных слышал столько, сколько обычный человек за две жизни не услышит.

Гордился сыном Дахир-пасечник, задирали носы Васыл с Тимехаром, только Олюна гладила Олеся по отросшим до пояса светлым волосам и прятала слезинки за расшитыми рукавами рубахи.

Комеш-Кар, Серебряноглазый. Долгий век подарит ему сила суми. Долгий и одинокий.

***

– Я же красивая, да, Комеш-Кар-суми?

– Красивая, Айнагуль-джан. Больше не болит колено?

– Совсем не болит! Спасибо, вылечил меня! – вскочила на ноги тоненькая ясноглазая девушка, закружилась по просторной комнате в доме ведуна. – Танцевать смогу всю ночь, до самого утра! А ты придёшь сегодня ночью к костру, Комеш-Кар-суми?

– Приду.

– Будешь со мной танцевать? – подошла поближе ясноглазая, тронула несмелой ладошкой гладкую щёку, отвела светлую прядь. – Ты самый красивый в Ураз-Териме, Комеш-Кар-суми.

– Буду, Айнагуль-джан. Обязательно станцую с тобой.

С любой может закружиться в танце молодой ведун. Ни одна девушка в Ураз-Териме не откажет ему – ни в танце, ни в поцелуе. А захотел бы – любая пошла бы с ним в его дом, или под сень близкого леса, или на берег озёрный, где в густой траве мерцают золотые светлячки.

Не захочет. Красивое сильное тело не жаждет нежной ласки, не тоскуют по жарким поцелуям чётко очерченные губы.

Комеш-Кар-суми. Серебряный взгляд, спокойное сердце. Доброе сердце – но закованное от пламени любовного в ледяную броню колдовской силы.

Глава 4

«Чтоб разбудить и выманить наружу золотую рысь из дитяти, подаренного жене человеческой Двуликим, надобно запереть Виер-Яртыша в то время, когда красная луна, Ухира, иззубрит свой край, а серебряная луна, Аэ, начнёт расти. Запереть надлежит в доме с крепкими стенами и прочными засовами, но не каменном, а то вытянет серый камень золотую силу из Виер-Яртыша. Деревянным должен быть дом, а наилучше всего будет, если Виер-Яртыш своими руками его построит. Как закроется за дарёнышем крепкая дверь, надо сторожить его дённо и нощно, воду лишь чистую подавать в оконце малое, а еды не давать – ни мяса, ни рыбы, ни хлеба. Как только закричит Виер-Яртыш звериным голосом за крепкой дверью, засовы надобно скидывать и сторожившему со всей силы бежать прочь – не то нападёт на него оголодавший Виер-Яртыш, разорвёт в клочья и обезумеет, в зверя обратившись. Недопустимо то, чтоб первой кровью для полукровки-зверёныша людская кровь стала – потому дом заветный строить надлежит в глуши лесной, от всех поселений вильдрингов вдали, а того лучше – во владениях урманичей, где леса гуще всего растут и зверья всякого превеликое множество. Как отведает Виер-Яртыш живую кровь, звериную иль птичью, так проснётся в теле его золотая рысь, наполнит руки и ноги силой немереной, сердце – отвагой невиданной, глаза сделает зоркими, нос – чутким. Выждать надобно до той поры, пока не научится Виер-Яртыш с рысьей силой справляться, а до тех пор отпустить его по лесам одного бродить. Как только уравняется в Виер-Яртыше разумение человеческое с нравом звериным, сам он в родной дом вернётся и на защиту его встанет».

– Ну и дела… – старый знахарь бережно сложил задубевшие от времени листы из тонко выделанной нерпичьей кожи. Поклонился старцу, что в добротном доме под укромной скалой жил, мудрость вековую сохраняя, отдельный поклон даровал внуку хранителя, тоже уже немолодому, но ещё крепкому вильдрингу. Те в ответ поклонились, до порога проводили.

Заскакала вокруг Сака зеленоглазая Рут, затеребила рукав суконной куртки.

– Ну, узнал? Как рысь разбудить? Дедушка Сак, ты узнал?

– К урманичам надо идти, Рут. В их леса.

Пока добирались до дома на окраине маленького поселения, вдовая хозяйка которого пустила странников на ночлег, пересказал Рут старый Сак всё, что узнал из старинных свитков. Притихла Рут, перестала через лужи перескакивать, распугивая мелких лягушат. В леса идти… Страшно. Всю свою жизнь Рут на просторе провела, каждый день перед глазами безбрежное Холодное море колыхалось да в такое же безбрежное небо гляделось, а в лесу-то и неба, наверное, не разглядеть – одни ветки да листья. Как урманичи не боятся в этих дебрях жить? Там звери бродят страшенные, а ещё тьма-тьмущая злобной нечисти. Рут знает, ей дедушка много всего рассказывал.

– А ты со мной пойдёшь, дедушка?

– Пойду. Только вдвоём нам с тобой идти не с руки, надо будет дождаться, покуда из Самалы торговцы на торжище поедут.

– К урманичам поедут?

– В Радеж, что на границе лесов и степи стоит. Там вильдринги с давних пор добрые мечи и кольчуги у светозаринов на янтарь выменивают. Вот с ними вместе и подадимся.

– А когда это будет, дедушка?

– Как первый лёд близь берега появится.

На том и порешили. Вдова рыбака накормила знахаря и его зеленоглазую внучку сытной ухой, не пожалела худой девчушечке добавки и постелила на лавку толстое шерстяное покрывало – чтоб мягче лежалось, а то кожа да кости! Рут, утомлённая долгой дорогой, почти сразу приютилась и засопела тихохонько, а старый Сак ещё долго ворочался без сна – что ждёт их обоих? Станет ли Рут настоящей Виер-Яртыш, справится ли со звериной силой её слишком юное тело? Но медлить нельзя. Уже мелькают на горизонте рядом с Самалой паруса чужих лодий, недобрые глаза жадно шарят по крепким домам и частоколу из костей диво-рыбины. Самале нужен могучий защитник, и чем скорее – тем лучше.

***

Хэс-торговец обрадовался, когда узнал, что Сак и Рут пойдут с его обозом. Хорошо, когда есть свой знахарь, в дороге всякое может случиться. Рут с таким восторгом смотрела на могучих воинов из хильда, собранного Хэсом для охраны, что казалось, зелёные глаза изнутри светятся. Хильдрины посмеивались втихомолку, но разрешали девчонке и кольчуги щупать, и тяжёлые мечи поднимать. Сак хмурился всё больше – не под силу Рут даже средним мечом замахнуться, даром что девочка выросла крепенькой. Маловато ещё мяса наросло на костях будущей Виер-Яртыш.

Все в Самале, конечно, знали, что Рут – дочь Изы и виера, но мало кто верил, что получится из названой внучки знахаря легендарная воительница-рысь. Давно уже не видели вильдринги Виер-Яртышей, всё больше казалось им, что были несокрушимые защитники красивой легендой. Сак никого не переубеждал. Он и сам временами начинал сомневаться, а то и вовсе желал, чтобы Рут не менялась. Прикипел старый знахарь к шебутной малышке всем сердцем, втайне мечтал её знахарскому делу обучить и своей наследницей сделать. На Юну надежды нет, не чует дева травы, вечно зелья то перекипятит, то совсем сожжёт. Все думы у родной внучки Сака только о том, чтоб мужа поскорее сыскать да детишек полный дом завести.

***

То ли зимняя стужа зверьё по норам разогнала, а лиходейский люд – по тёплым избам, то ли и впрямь вильдрингские боги в пути их охраняли – без потерь добрался обоз Хэса-торговца до Радежа. Рут головой вертела во все стороны с такой скоростью, что резные петухи-флюгера на крышах светозаринских домов обзавидовались бы. Всё было интересно неугомонной девчонке, до всего было дело. Сак не успевал отвечать на её вопросы, да и не дослушивала толком Рут дедушкины пояснения – на новое перескакивал жадный взгляд зелёных глаз, от никогда не виданного разгорались щёки.

– Дедушка! Смотри! У того человека глаза белые!

– Не белые, а серебряные, – приглядевшись, вполголоса поправил Рут старый знахарь. – Это ведун урманичей. На их наречии таких кличут «суми».

– А почему такие глаза?

– От силы ведовской. Ведуны-суми изнанку мира видят, с чудовищами сражаться обучаются.

– А ты ведь тоже ведун, дедушка? У тебя почему глаза серые, а не серебряные?

– Не ведун я, Рут, а знахарь. Чудищ видеть мне не дано, только знаю, как травами да камнями заговорёнными людей от них оберегать. И силы во мне нет чудодейской.

– А что ещё ведуны умеют?

– Сказывал мне мой отец, что суми с ветрами играючись управляются, всякого зверя и птицу понимают, будущее видят.

– Тоже хочу! – у Рут глаза в пол-лица распахнулись. – Этому можно научиться? Тоже хочу… с ветром! Дедушка! Давай спросим, может, этот суми меня научит? Я сама сейчас спрошу!

– Стой, Рут, нельзя так!

Не успел ухватить старый знахарь юркую девчушку за руку – только ледышки из-под кожаных сапожков брызнули. Замер Сак, не зная, чего ждать теперь – могучие они, суми, а вдруг этот светловолосый рассердится, и на Рут какое проклятие нашлёт?

***

То, что его догоняет кто-то быстрый и легконогий, Олесь понял, ещё когда догоняльщик далеко позади был. Но оборачиваться не торопился. Мало ли по какой нужде человек так бежит, может, и не за ведуном-суми поспешает. По одежде, браслетам-оберегам, по-особому заплетённой косе окружающим сразу понятно, что за ремесло у Комеш-Кара. Если за ним несётся легконогий – окликнет, а не за ним – так пусть себе дальше бежит.

– Иннайрэ! Суми-таэ, иннайрэ!

Вильдрингское наречие Олесь знал, Зейфира велела учить. Но на вильдрижанку подбежавшая девочка мало походила – высоконькая, худенькая, с зеленющими, как у дикой кошки, глазами. Кто ж она такая, каковых кровей?

– Что-то случилось? Могу помочь?

Рут опешила, услышав, как чисто говорит урманич-ведун на её родном языке. Потом расплылась в улыбке и затараторила так быстро, что Олесь и половины сказанного не разобрал.

– Прости мою внучку, суми, – старый Сак еле переводил дыхание, кинувшись-таки следом за Рут. – Вбила себе в голову, что можешь ты её научить с ветрами вольными управляться. Прости, сделай милость.

– Да за что прощать-то? – Олесь улыбнулся, сверкнули на зимнем неярком солнце белые, как жемчуг зубы. – Она же меня ничем не обидела. Только я не могу научить. Нет в девочке ведовской силы.

– Совсем нет? – Рут понурилась, зелёные глаза погасли, затуманились.

– Совсем, – Олесь вгляделся ещё раз в худое лицо, в нескладную фигуру. – Другая сила есть, но какая – понять не могу. Вроде как под пеленой спрятанная.

– Ты на самом деле могуч, суми, – Сак низко поклонился молодому ведуну. – Сокрытое сразу видишь. Может, ты нам подскажешь, где место в ваших лесах есть, чтоб добраться пешком можно было, но чтоб люди поблизости не жили?

– А вам зачем такое место нужно? – Олесь сходу признал в старике собрата по ремеслу. У вильдрингов ведунов нет, но знахари-травники обязательно в каждом селении живут. От степенного старого вильдринга особое, лишь глазам ведуна видимое сияние исходило и целебными травами пахло – еле заметно, но явственно.

– Долгий разговор. Лучше бы не на улице его вести, а подальше от досужих ушей, да и морозно сегодня.

– Тогда милости прошу в дом моего деда, – Олесь махнул рукой в сторону кузницы и большущего домины рядом с ней. – Добрым гостям в нём всегда рады.

– К добрым хозяевам – и гости с добром, – Сак ещё раз низко поклонился, и новые знакомцы направились туда, куда повёл их светловолосый ведун-суми.

Глава 5

– Не так! Да не торопись ты, вот, смотри, как надо! – Олесь перехватил руку Рут с молотком, которым та лупила что есть силы, не столько гвоздь в доску забивая, сколько деревянную стену в щепы кроша. Привычной к любой работе рукой вбил ведун заартачившийся гвоздь в толстую доску. Вот и второе оконце прочным щитом сокрыто, даже рысьими зубами не прогрызть, когтями не процарапать. Олесь подмигнул Рут, вернул молоток и отправился посмотреть, как там старый знахарь с наружным запором на двери управляется.

***

Об этом некогда добротном, но давно уже заброшенном доме Олесь подумал ещё во время застолья у хлебосольного Михася-кузнеца, своего деда по матери. Познакомив Сака и Рут с немалым своим семейством и выспросив, что за нужда у вильдрингов пришлых в потаённом от глаз людских месте, занял Олесь давно облюбованный уголок возле окна. Отсюда и улицу видать, и все, кто за столом сидит, как на ладони. С самого начала ученичества Зейфира внушала понятливому пареньку, что у суми глаза всегда наполовину открыты, даже когда спит, а чутьё и вовсе спать не должно, ни днём, ни ночью. Даже в доме, за крепкими стенами, не укрыться человеку, постоянно следят за людьми охочие до их душ и крови злые твари. Потому и должен суми оглядываться вокруг стократ зорче. Особенно же если в доме празднество – любое шумное веселье для вечно голодной нежити что яркий огонёк для мотыльков, стаями слетаются.

Хоть на каждом, кто угощался в тот день за щедро накрытым столом Михася-кузнеца, и красовались искусно выплетенные обереги, самолично Олесем сделанные, но догляд лишним не будет. Потому и не пил хмельного мёду Комеш-Кар, только губы смачивал, а сам вспоминал дорогу, которой ходили они с Зейфирой к заброшенному жилищу неведомого лесного отшельника. Далеко от Ураз-Теримы уходили, с рассветом встав, только к ночи добирались.

Лучше места для превращения Рут в Виер-Яртыш и пожелать нельзя. До поселений урманичей не добраться – бурелом да топи не пустят. В Огневые горы путь лесной рекой пересечён, не кинется дарёнушка в бурливую воду. Зато непуганого зверья вокруг того дома видимо-невидимо, птицы болотной опять же, а вот охотники-одиночки те места стороной обходят, болотной нежити боятся.

Решил тогда Олесь, что не станет старому знахарю карту на чистой холстине угольком рисовать, а сам пойдёт провожатым с вильдрингами. Любопытство разобрало молодого ведуна – когда ещё воочию поглядеть удастся, как человек золотой рысью оборачивается? Сак, правда, сказал, что целиком Виер-Яртыши в зверей не превращаются – в отличие от истинных Двуликих. Только когти отрастают, острятся зубы да шерстяные полоски на руках, ногах и спине гуще становятся. Всё равно интересно глянуть! Сак от такого щедрого дара отнекиваться не стал, с радостью принял. По лесам в землях урманичей до изнеможения бродить можно, если тайных троп не знать, что обратно к людскому жилью ведут. С проводником, да ещё с суми, стократ надёжней, чем с одной только своей смекалкой. К тому же, время самое что ни на есть удачное выдалось – Ухира рубиновый край иззубрила, Аэ же в рост пошла. Всё сложилось, как будто загодя кто в единый узор собрал.

На том и порешили. Сак и Рут распрощались с Хэсом и его хильдринами, наказали передавать Юне, чтоб за котелками дедовскими следила в оба глаза, не забывала в очаге на огне. Прогорят, где потом старый Сак новые прикупит? В Ураз-Териму Олесь не стал возвращаться. За домом Зейфиры, в котором ныне и сам Комеш-Кар обосновался, Васыл с Тимехаром присмотрят, если кто из ураз-теримчан занедужит – к Зейне-повитухе на поклон сходит, она и в знахарстве тоже ведает. Олесь и раньше уходил из родного поселения, бывало, что и надолго – травы для зелий и оберегов собирать, ракушки-камешки по берегам озера Бик-куль разыскивать. С охотниками-рыбаками уходил, с лесорубами. И в одиночку – в те места, куда обычным людям хода нет. Несколько таких мест Олесю Зейфира показала, где грань между людским миром и его изнанкой тонка, словно шёлковая ленточка. В таких заповедных местах учатся суми различать обычные тени и облики нежити, видеть, как у ветра крылья колышутся, ловить его в силки, из собственных волос сплетённые.

Недалеко от такого вот тайного места и стоял полуразрушенный дом. Кто жил в нём, в какие времена – про то Зейфира не ведала. Однако ж случайных постояльцев от болотных духов домик хорошо защищал, словно обведённый наговорным кругом. За прежние приходы Олесь порядок в единственной комнатке навёл, щелястые стены мхом заткнул, крышу подправил. Всякий рабочий инструмент в дом принёс, пучки лекарственных трав в запас на чердачке висели, в шкафу холщовые мешочки с зерном и солью лежали.

***

Соль и дроблёное зерно Олесь сразу в пристройку унёс. Туда же сволок тюфяк для Сака, одеяло для себя, немудрёную посуду. Только стол с лавкой в доме остались и печь. Дров втроём навалили с полкомнаты, чтобы Рут не замёрзла, да и сами сторожа не окоченели – в пристройку-сараюшку тепло из домика дотянется. Воды снеговой натопили два ведра, одно ведро с крышкой в угол задвинули – отхожее место будет. Олесь вокруг того ведра пахучих травок набросал, чтоб дарёнушке воздух дурным запахом не травило.

Напоследок все вместе плотно поужинали – короба им в дорогу Олюна с верхом набила, чуть спины не потянули, пока на себе доволокли. Рут всё на месте усидеть не могла, торопилась скорее в доме очутиться и в невиданной силы воительницу начать оборачиваться. Олесь только посмеивался, а Сак втихомолку переживал. Ну как вот Рут, тростиночку зеленоглазую, без еды оставить на незнамо сколько времени? А если не выдержит? Если, не дай боги, с голоду умрёт? Сак уже жалел, что не выждал ещё пару вёсен, прежде чем идти искать знаний про древний обряд. Оборонялась же Самала столько лет от чужаков. Худо-бедно – да отбивались, неужели ещё бы не выстояли? Сак совсем было решился сказать Рут, что не будет её в этот раз запирать и голодом морить, надо обождать ещё, пока Рут сил не наберётся, да только не успел. Поднялась с места своего Рут, обняла деда, на Олеся застенчиво глянула – и выскочила за дверь. Суми за ней пошёл. Дверь снаружи припереть, доброй ночи пожелать. Сак не стал следом выходить. А то бы не сдержался, вытащил Рут из дома и обратно бы увёл – к Холодному морю, на вольный морской воздух.

***

Время медленно тянулось. Сак всё возле единственной оставленной щели в окошке сидел – рассказывал Рут разные истории, чтоб малая не скучала да поменьше про свой голодный живот думала. Когда окончательно замерзали у старого знахаря губы и руки, Комеш-Кар его сменял.

– А как с ветром ты управляешься, расскажи, суми? – Рут аж ухом к щели прижималась, Олесь отчётливо слышал, как возится за стеной непоседливая девчушка.

– Сначала зову его. Мне Зейфира-суми, наставница моя, передала по наследству особую дудочку из серебра. Тонко-тонко поёт, еле слышно обычным ухом. Ветер слышит и приходит, нравится ему. Сам начинает в неё дудеть. Как заиграется, надо волосяной силок ему на крыло накинуть и крепко держать, пока вырываться не устанет. А затихнет – можно полететь с ним или спрашивать начинать.

– О чём спрашивать?

– Куда тучи летят, когда дождя ждать. Где лес горит, не идёт ли огонь на Ураз-Териму. О путниках можно спрашивать, ветер всех видит. О драконах-силанах заранее может предупредить.

– А летать с ветром страшно, Комеш-Кар-суми?

– Коль умеючи, то не страшно.

– Ух… А про драконов расскажи, суми! Они правда с гору величиной?

– Разные. Кто с гору, кто с пригорочек.

– А ты с ними дрался?

– Куда мне. Они и в людском обличии меня на обе лопатки одним щелчком уложат, а уж если обернутся…

– А я смогу? С драконом справиться?

– Так посмотрим. Вот станешь настоящей Виер-Яртыш – найдём тебе силана и поглядим, кто сильнее.

– Я буду сильнее! Вот увидишь, суми! Я большой Виер-Яртыш стану, как гора!

– Ладно, Рут, давай большой становись. Пить хочешь? Вода есть ещё?

– Маленько есть.

– Допей и спать ложись. Чем больше спать будешь, тем быстрее время пройдёт.

– А ты уйдёшь?

– Не уйду. Спи, я тебе песню петь буду. Про ветер. Хочешь?

– Хочу. Только ты не уходи, Комеш-Кар. Темно тут.

– Не бойся. Скоро выйдешь на свет. Засыпай.

Глава 6

Совсем уже истончился рубиновый серп Ухиры, Аэ половинкой серебряной монеты над верхушками деревьев висела. Вздыхала и поскуливала во сне голодная Рут, старый знахарь чуть не всю бороду по волоску себе повыдергал, ослабевший голос названой внучки слушая. Олесь на охоту далеко в лес ходил, там же, в самой чащобе, в угольях запекал птичьи тушки, чтобы сытным запахом не дразнить пустое нутро девчонки. Тяжко всем троим было, муторно.

– Комеш-Кар-суми, а правду говорят, что вы, ведуны, будущее видеть умеете? – Сак не стал обгрызать птичье крылышко, отложил. Кусок в горло не лез – как себе брюхо набивать, когда родная душа с голодухи того и гляди в поднебесную высь отлетит?

– Правду. Только часто нельзя смотреть. А то всё меняться начнёт.

– Сделай милость, посмотри, что Рут ждёт.

– Вещь её нужна, которой часто руками касалась. Есть что?

– Есть, – потянулся Сак к своей котомке, выудил с самого дна небольшой нож в кожаном чехле. – Подарил ей, когда пять вёсен сравнялось. Всегда с собой носит, травы срезать помогает, рыбу чистит. Годится?

– Годится, – Олесь вытащил нож из чехла, подивился белизне лезвия. Знахарь пояснил, что вырезал нож из кости диво-рыбины, ни камнем такой не сломать, ни железом перерубить. Затачивать тяжело, но зато и чтоб затупить – постараться надо.

– Только ты сейчас ничего не говори, Сак-адый, и ничего руками не трогай.

– Не буду, Комеш-Кар.

***

Камешки озёрные, блестящие бусинки, мелкие ракушки, высушенные корешки, обрывки разноцветных лент – высыпал ведун-суми из расшитого бисером мешочка на чистую тряпицу, воткнул в серёдку пёстрой горки костяной нож. Рукой повёл и запел.