Неудавшаяся империя. Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Советская армия легко овладела Болгарией, и позже ходили слухи, что кое-кто из военачальников уговаривал Сталина вторгнуться на территорию Турции[165]. Однако, наученная горьким опытом Первой мировой войны, Турция хранила строгий нейтралитет и не пропускала германский флот через проливы. Следовательно, предлога для оккупации не было, и советские войска не могли силой оружия поддержать дипломатию Москвы. Тем не менее Сталин решил действовать в одностороннем порядке – без предварительных согласований с западными союзниками, в добрую волю которых он не верил. 7 июня 1945 года Молотов, по указанию Сталина, встретился с послом Турции в Москве Селимом Сарпером. Он отверг предложение Турции подписать новый договор о дружбе с Советским Союзом. Вместо этого Молотов потребовал от Турции, в нарушение Конвенции Монтрё, договориться о режиме совместной защиты проливов в мирное время. Советский Союз требовал предоставить ему право на строительство, совместно с турками, военных баз на Босфоре и Дарданеллах. Кроме того, Молотов, к удивлению и возмущению турецкой стороны, стал настаивать на возвращении Советскому Союзу «спорных» территорий восточных вилайетов, которые Советская Россия уступила Турции по условиям договора 1921 года[166].

Недавно открывшиеся документы свидетельствуют: Сталин рассчитывал внезапным натиском сломить турок, лишив их возможности маневрировать между Великобританией и Советским Союзом. Получение контроля над черноморскими проливами являлось первоочередной геополитической задачей для СССР, который в этом случае превращался в средиземноморскую державу. Территориальные претензии являлись второй по значению задачей, подчиненной решению первой.

Для того чтобы присоединить к СССР области Восточной Турции в районе Артвина, Карса и озера Ван, Сталин разыграл «армянскую карту». Во времена Османской империи в этих областях проживало свыше миллиона армян, которые в 1915 году подверглись жестокому избиению и насильственной депортации. Согласно Севрскому мирному договору, составленному при участии Великобритании в августе 1920 года, эти области должны были стать территорией суверенного «Армянского государства». Однако армяне, выступавшие в союзе с греками, не смогли противостоять турецкой армии, во главе которой стоял Мустафа Кемаль (Ататюрк). Большевистское правительство (куда входил и Сталин), заключило союз с кемалистской Турцией, и в советско-турецком договоре 1921 года отказалось от «армянских» областей. Весной 1945 года армяне всего мира связывали свои надежды на «восстановление исторической справедливости» согласно Севрскому договору. Организации армянской диаспоры, включая богатейшую из них, проживавшую в США, обращались к Сталину с коллективными прошениями организовать массовое возвращение армян в Советскую Армению – в надежде на то, что через некоторое время они смогут, с помощью СССР, вернуться на исторические земли, отторгнутые Турцией. В мае Сталин поручил руководству Советской Армении изучить возможности для массовой репатриации армян. По его расчетам, эта репатриация могла поколебать решимость западных держав защищать Турцию – советские требования получали благопристойное историческое и гуманитарное прикрытие[167].

Правительство Турции заявило Москве, что оно готово заключить двустороннее соглашение, однако отвергло территориальные претензии Советского Союза, как и требование о «совместной» защите черноморских проливов. Сталин, как вспоминал позднее Молотов, приказал ему продолжать давить на турок[168]. Накануне Ялтинской конференции Сталин заявил одному из руководителей болгарских коммунистов Василю Коларову, что «для Турции нет места на Балканах»[169]. Вероятно, кремлевский руководитель ожидал, что американцы, все еще заинтересованные в участии СССР в военных действиях на Тихом океане, займут позицию нейтралитета по турецкому вопросу. В Потсдаме представители Великобритании и Соединенных Штатов подтвердили свое безусловное согласие внести изменения в Конвенцию о контроле над проливами. Но Трумэн неожиданно выступил с контрпредложением открыть свободное и неограниченное судоходство по международным и внутренним водным путям, включая Дунай, и возражал против строительства каких-либо укреплений в зоне Босфора и Дарданелл. Несмотря на это, советское руководство оценило результаты Потсдамской конференции положительно, в том числе и в отношении советских шансов на проливы. 30 августа, непосредственно перед встречей министров иностранных дел в Лондоне, Сталин сказал болгарским коммунистам, что проблема турецких баз на Дарданеллах «обязательно будет решена на этой конференции». Он добавил, что в противном случае Советский Союз поднимет вопрос о приобретении баз на Средиземном море[170].

В Лондоне Молотов представил союзникам проект предоставления Советскому Союзу мандата на управление Триполитанией (частью нынешней Ливии), бывшей итальянской колонией в Африке. Этот план был не просто тактической уловкой, как долгое время полагали западные историки. За ним стояли амбиции Сталина превратить Советский Союз в средиземноморскую державу. Из шифропереписки Сталина с Молотовым следует, что советское руководство было обнадежено устным обещанием, данным госсекретарем администрации Рузвельта, Эдвардом Стеттиниусом еще в апреле 1945 года на конференции в Сан-Франциско, поддержать советский мандат на одну из бывших итальянских колоний в Северной Африке. Времена, однако, изменились, и американцы приняли сторону Великобритании, выступавшей против советского присутствия в Средиземном море. Узнав об этом, Сталин дал указание Молотову потребовать базу, по крайней мере, для торгового флота. И снова – дружный отпор западных держав. В конечном счете американо-британское сопротивление помешало Советскому Союзу добиться военно-морского присутствия в Средиземноморье[171].

Турецкое правительство, ощутив поддержку западных держав, также проявляло неуступчивость. Кто знает, если бы Сталин в июне 1945 года предложил турецкому правительству заключить двусторонний союз, гарантирующий безопасность и особые привилегии в проливах, но без строительства баз, возможно, Турция и пошла бы на такое соглашение[172]. Но угроза суверенитету и территориальные претензии со стороны СССР задели национальные чувства турок и вызвали у них реакцию, на которую не рассчитывали в Кремле. После смерти Сталина Хрущев так описал его замыслы на пленуме ЦК: «Разбили немцев. Голова пошла кругом… Давай напишем ноту, и сразу Дарданеллы отдадут. Таких дураков нет. Дарданеллы – не Турция, там сидит узел государств. Нет, взяли, ноту специальную написали, что мы расторгаем договор о дружбе, и плюнули в морду туркам»[173]. В эпизоде с давлением на Турцию амбиции Сталина вышли Советскому Союзу боком. Упование на силу, взявшее в этом случае верх над традиционной осмотрительностью вождя, вызвало сильное противодействие. Сталин не желал признавать поражения и не прекращал «войну нервов» против Турции, то ослабляя нажим, то его возобновляя.

Новые документы, найденные азербайджанским историком Джамилем Гасанлы в архиве Баку, дают ясное представление о сталинской тактике и методах. В конце 1945 – начале 1946 года Кремль использовал националистические настроения в Грузии и Армении в качестве орудия для политического нажима на Турцию[174]. Националистические страсти в этих республиках особенно обострились к концу войны, и Сталин умело ими манипулировал. Архивные документы показывают, что уже в 1945 году между армянскими и грузинскими коммунистами началась тайная борьба вокруг того, кому достанутся отнятые у Турции земли. Активность армянской диаспоры по всему миру и видная роль Армении в планах Сталина обеспокоили грузинское руководство, которое вынашивало собственный «национальный проект» в отношении восточных турецких вилайетов. Хрущев утверждал десять лет спустя, что Лаврентий Берия, совместно с руководителями Грузии, якобы уговаривал Сталина попробовать отобрать у Турции юго-восточную часть Черноморского побережья. В своих воспоминаниях об отце сын Берии также пишет об этом[175]. В мае – июне 1945 года грузинские дипломаты и историки получили в Москве задание «изучить вопрос» об исторических правах Грузии на турецкие земли в районе Трабзона (Трапезунта), населенные лазами, народностью, которая, предположительно, имеет общие этнические корни с древними грузинами. Дэви Стуруа, сын председателя Верховного совета Грузии, вспоминал много лет спустя, с каким нетерпением его семья и другие грузины предвкушали «освобождение» этих территорий. И если бы Сталину удалось захватить эти земли, то, по мнению Стуруа, он «стал бы богом в Грузии». В сентябре 1945 года руководители Грузии и Армении представили в Кремль записки с обоснованием притязаний на одни и те же области в Турции. Товарищи по партии, проповедующей интернационализм, не стеснялись в выражении откровенно националистических чувств как в отношении турок, так и в отношении друг друга[176].

2 декабря 1945 года в советской прессе было опубликовано решение Совнаркома СССР о начале репатриации зарубежных армян в Советскую Армению. 20 декабря советские газеты напечатали статью двух грузинских академиков-историков под названием «О наших законных претензиях к Турции». Эта статья (основанная на их собственных докладных записках, представленных ранее Молотову и Берии), содержала призыв к «мировой общественности» о помощи: вернуть грузинскому народу «земли предков», отнятые турками много лет назад. Среди народов Южного Кавказа пошли слухи, что Советский Союз готовится к войне с Турцией. В Болгарии и Грузии были замечены военные приготовления советских войск[177].

Слухи о готовящейся войне с Советским Союзом вызвали антисоветские настроения в Турции, вылившиеся в крупную антирусскую демонстрацию в Стамбуле в начале декабря 1945 года. Докладывая об этих событиях в Москву, советский посол С. А. Виноградов предложил представить их Вашингтону и Лондону как свидетельство «фашистской опасности» в Турции. Он также намекал, что «антисоветская фашистская демонстрация в Турции» может стать хорошим предлогом для разрыва дипломатических отношений с Турцией и для «принятия мер по обеспечению безопасности», иными словами, для приготовлений к войне. 7 декабря Сталин прислал Виноградову грозную отповедь, напоминая, что не дело посла планировать советскую внешнюю политику. «Вы должны понимать, что мы не можем делать турецкому правительству каких-либо официальных представлений по поводу роста фашизма в Турции, так как это является внутренним делом турок». Предложение посла использовать ситуацию для наращивания войск вдоль советско-турецкой границы, Сталин назвал «легкомысленным до мальчишества». Он писал: «Бряцание оружием может иметь провокационный характер… Нельзя терять головы и делать необдуманные предложения, которые могут привести к политическим осложнениям для нашего государства. Продумайте это и впредь будьте более рассудительными, к чему Вас обязывает Ваше ответственное положение и занимаемый Вами пост»[178]. Сталин не хотел признать, что давление на Турцию дает обратный результат, но при этом не собирался действовать опрометчиво.

Кремлевский вождь все еще надеялся, что он дождется, когда реакция западных держав на его притязания изменится. «Армянская карта» и письмо грузинских академиков были подготовлены ко времени проведения встречи министров иностранных дел стран «Большой тройки» в Москве 16–26 декабря 1945 года, чтобы повлиять на ход обсуждения этого вопроса. Сталину хотелось привлечь на свою сторону Бирнса, не спугнуть его. Чутье кремлевского правителя подсказывало ему, что нужно на время оставить Турцию в покое и нацелиться на Иран, где шансы на успех советской экспансии казались в то время весьма высокими.

Сталинская политика в отношении Ирана явилась еще одной попыткой достичь внешнеполитической цели, прикрываясь поддержкой национально-освободительных устремлений среди местного населения. С началом Второй мировой войны Иран стал втягиваться в орбиту нацистской Германии. В 1941 году, после нападения Гитлера на Советский Союз, советские войска вместе с британскими союзниками оккупировали Иран, который служил коридором для поставок ленд-лиза и был поделен на советскую и британскую зоны примерно так же, как в 1907 году Персия была поделена между Британской и Российской империями. По соглашениям, подписанным в Ялте и Потсдаме, после окончания войны Великобритания и СССР обязывались вывести все свои войска из Ирана в течение шести месяцев. Между тем в Политбюро было принято решение получить доступ к иранской нефти, а поскольку правительство в Тегеране не хотело предоставлять СССР нефтяные концессии, Сталин решил использовать население Южного Азербайджана (северо-западной части Ирана) для достижения этой цели. Первый секретарь Компартии советской республики Азербайджан Мир-Джафар Багиров неоднократно призывал Сталина воспользоваться военной обстановкой и присутствием советских войск в Иране для «объединения» советских и иранских азербайджанцев. По словам одного серьезного исследователя, в отношении Ирана Сталин использовал азербайджанский национализм в качестве козырной карты в «традиционной силовой игре, где он хотел сорвать максимальный куш, не рискуя разрушить отношений с западными союзниками»[179].

Иранская нефть, как и нефть вообще, чрезвычайно интересовала Сталина. Стремительный бросок механизированных частей гитлеровской армии по направлению к нефтеперегонным заводам и приискам в Грозном и Баку в 1942 году еще раз показал вождю важность «борьбы за нефть» в обозримом будущем. Бывший нарком нефтяной промышленности И. К. Байбаков вспоминал, как в 1944 году Сталин неожиданно спросил его: «Товарищ Байбаков, вы думаете, союзники нас раздавят, если увидят такую возможность раздавить?» Сталин пояснил, что если западным державам удастся помешать СССР получить доступ к запасам нефти, то все советское вооружение, все танки и самолеты, окажется бесполезным. «Нефть – это душа военной техники». Байбаков вышел из кабинета Сталина «с беспокойством в сердце: стране нужно много, очень много нефти, иначе они нас раздавят»[180].

Уже в 1943–1944 гг. Сталин занялся вопросами разработки нефтяных месторождений в Иране и вопросами разведки советских запасов нефти за Уралом, считая это важнейшей частью послевоенных экономических планов Советского Союза. Пока шла война и советские войска стояли в Иране, Кремль пытался узаконить свое право на добычу нефти в Северном Иране. Иранское правительство, не испытывавшее симпатий к коммунистам, как и подавляющее большинство в меджлисе (парламенте) страны, который склонялся в сторону британцев, с успехом отражало эти попытки. 16 августа1944 года Берия доложил Сталину и Молотову о том, что «англичане, а возможно, и американцы ведут скрытую работу по противодействию передаче нефтяных месторождений Северного Ирана для эксплуатации Советским Союзом». В докладе подчеркивалось, что «США активно начали добиваться нефтяных контрактов для американских компаний в иранском Белуджистане», и в заключение делается вывод, что «успех нефтяной политики США на Ближнем Востоке начал ущемлять британские интересы и привел к обострению англо-американскких противоречий». Берия советовал приложить усилия к заключению советско-иранского соглашения о нефтяных концессиях в Северном Иране и принять решение «об участии Советского Союза в англо-американских переговорах по нефти». Последнее предложение означало, что Советский Союз мог войти в «нефтяной клуб» трех великих держав в Иране[181].

Сталин оставил без внимания последнее предложение Берии, однако очень хорошо усвоил первое. В сентябре 1944 года в Тегеран была направлена правительственная комиссия во главе с С. И. Кавтарадзе, заместителем Молотова и давним товарищем Сталина по партии, с поручением заключить соглашение о нефтяной концессии. Несмотря на сильное давление, премьер-министр Ирана Мухаммед Сайд отказался вести переговоры с советской делегацией до окончания войны и полного вывода иностранных войск с иранской территории. В июне 1945 года политика Советского Союза в отношении Ирана вступила в новую и более агрессивную фазу. Посовещавшись с членами «тройки», состоявшей из Молотова, Кавтарадзе и Багирова, Сталин отдал приказ исследовать нефтяные месторождения на территории Северного Ирана (в Бендер-Шахе и Шахи) с тем, чтобы в конце сентября начать бурильные работы[182].

Стратегические планы Сталина в Иране были связаны не только с видами на иранскую нефть: им также двигало желание держать западные державы подальше от советских границ – в особенности это касалось США. Джордж Кеннан, поверенный в делах США в Москве, разгадал этот замысел. Английский консул в Мешхеде оказался столь же проницательным. В своих мемуарах он написал: «Прежде всего, именно действия [нефтяных компаний] “Стандард” и “Шелл” по закреплению за собой права на разведку нефти в Персии изменили поведение русских: вместо союзников в горячей войне они стали противниками в холодной войне»[183]. Критерии безопасности для Сталина в Северном Иране были теми же, что в Синьцзяне и Маньчжурии: советский контроль над стратегическими коммуникациями и полный запрет на деятельность западных предпринимателей, и даже просто на присутствие иностранных подданных в районах вдоль советских границ.

Между поведением СССР в Маньчжурии и его действиями в Иране можно обнаружить и другие параллели. Пока советская армия находилась в Иране, она оставалась самым главным фактором влияния Сталина в этой стране. В самом Иране у Кремля также имелись союзники, что позволяло ему воздействовать на иранское правительство. Некоторой поддержкой среди интеллигенции левого толка, прежде всего среди антизападно настроенных иранских националистов пользовалась Народная партия (Туде), организация марксистско-ленинского типа, созданная еще во времена Коминтерна. Тем не менее события 1944–1945 гг. доказали, что сил партии Туде недостаточно, чтобы можно было делать на них ставку. Сталин решил разыграть азербайджанскую национальную карту, создать в дополнение к Советской армии и Туде еще одну управляемую силу – сепаратистское движение в Северном Иране. В этом случае Сталин смог бы шантажировать иранское правительство – точно так же, как он поступал с Гоминьданом, используя китайских коммунистов в Маньчжурии и синьцзянских сепаратистов[184].

6 июля 1945 года Сталин одобрил секретное постановление «О мероприятиях по организации сепаратистского движения в Южном Азербайджане и других провинциях Северного Ирана». Это постановление имело своей целью начало подготовительной работы по образованию в составе иранского государства национально-автономной азербайджанской области с широкими правами, поддержку сепаратистских движений в Гиляне, Мазандаране, Горгане и Хорасане, а также «помощь» автономистскому движению иранских курдов. Постановление предусматривало снабжение сепаратистов оружием, печатными станками и деньгами. Ответственными за руководство операцией назначались замнаркома обороны СССР и член ГКО Н. А. Булганин и первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана и Бакинского горкома партии Мир Джафар Багиров. Повседневное практическое осуществление этого плана ложилось на плечи Багирова и группу советских советников в Тебризе и Тегеране, в основном этнических азербайджанцев. Орудием советской политики среди иранских азербайджанцев должна была стать Азербайджанская демократическая партия (АДП), созданная на советские деньги и с помощью советников из Баку и политуправления советских войск в Северном Иране[185]. В разговоре с глазу на глаз Сталин сообщил Багирову, что настало время для объединения советского и иранского Азербайджана. Багиров и партийные кадры Азербайджана с энтузиазмом взялись за выполнение поставленной задачи[186].

Даже британские и американские власти признавали, что для национально-освободительного движения в Северном Иране горючего хватало: Советскому Союзу оставалось только чиркнуть спичкой[187]. Лишь одно усложняло задачу Сталина: из-за внезапного окончания войны с Японией для проведения операции оставалось слишком мало времени. Одна британская исследовательница справедливо отметила: «Вряд ли случайным стечением обстоятельств было то, что создание АДП [Азербайджанской демократической партии] почти в точности совпало по времени с окончанием войны с Японией, а значит с началом шестимесячного периода», в течение которого Москва, Лондон и Вашингтон договорились полностью вывести свои войска из Ирана. В сентябре пошел отсчет времени, оставшегося до окончания этого срока[188].

С конца сентября по декабрь 1945 года при активном участии Багирова, советских военных и сотрудников НКВД были созданы новые властные структуры в Иранском Азербайджане. Тегеранское правительство практически полностью утратило контроль над северо-западными провинциями, а его органы управления в этих провинциях были распущены. Игнорируя ветеранов Туде, которые с болью в сердце протестовали против расчленения Ирана, советские операторы в командном порядке «слили» местные органы Туде с новыми структурами АДП, подчинив их, таким образом, контролю из Баку. Руководство Туде, куда еще входили коминтерновские кадры революционного движения 1920-х гг., мечтало сделать Иран авангардом антиколониальной борьбы на Среднем Востоке и в Южной Азии. Сталин и Багиров, разумеется, не собирались считаться с этими утопическими желаниями. Советское посольство в Тегеране дало указание руководителям Туде воздерживаться от революционной деятельности в главных иранских городах. Москве не хотелось, чтобы у англичан и американцев появился удобный предлог поддержать иранское правительство против «коммунистической угрозы». Между тем пока иранские революционеры-националисты негодовали, азербайджанское население Северного Ирана, и прежде всего торгово-купеческие слои, восторженно отозвалось на создание движения за азербайджанскую автономию. Казалось, розыгрыш национальной карты вот-вот принесет политическую победу Москве и поставит Тегеран на колени[189]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Различные трактовки рассмотрены в кн.: Таubmаn W. Khrushchev: The Man and His Era. N. Y.: W. W. Norton, 2003; Suri J. Power and Protest: Global Revolution and the Rise of Détente. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2003; Wittner L. S. Resisting the Bomb: A History of the World Nuclear Disarmament Movement, 1954–1970. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1997; и у того же автора Toward Nuclear Abolition: A History of the World Nuclear Disarmament Movement, 1971 to the Present. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 2003.

2

На протяжении двух десятков лет CWIHP (Проект по международной истории холодной войны в Международном научном центре Вудро Вильсона, г. Вашингтон, США, руководитель проекта – Кристиан Остерманн) и NSArch (Архив национальной безопасности при Университете Джорджа Вашингтона, г. Вашингтон, США, директор архива – Томас Блантон, руководитель научно-исследовательских работ – Малкольм Бирн) координируют свои действия по проведению подобных международных конференций и симпозиумов. О влиянии на политику СССР его союзников и стран-клиентов из третьего мира см.: Harrison H. Driving the Soviets Up the Wall: Soviet-East German Relations, 1953–1961. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 2003; Weathersby K. Soviet Arms in Korea and the Origins of the Korean War, 1945–1950: New Evidence from Russian Archives. // CWIHP. Working paper № 8 /Washington, D. C.: Woodrow Wilson International Center for Scholars, November 1993; Westad O. A. The Global Cold War: Third World Interventions and the Making of Our Times. N. Y.: Cambridge University Press, 2005.

3

Zubok V. M., Pleshakov C. Inside the Kremlin’s Cold War: From Stalin to Khrushchev. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1996.

4

Overy R. Russia’s War: A History of the Soviet War Effort, 1941–1945. N. Y.: Penguin, 1997. P. 287; Beevor A. The Fall of Berlin 1945. N. Y.: Viking, 2002.

5

В 1941 г. численность населения СССР составляла 196,7 млн человек; спустя пять лет при переписи обнаружилась убыль населения: 37,2 млн умерло, пропало без вести или выехало за пределы СССР. Основную ответственность за потери среди гражданских лиц несут нацисты, проводившие политику геноцида: 7,4 млн человек были преднамеренно истреблены на оккупированной территории СССР, 2,1 млн были угнаны в Германию, где погибли на принудительных работах и в немецких концлагерях. См.: Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование / под общ. ред. Г. Ф. Кривошеева. М., 2001; Sokolov В. V. The Cost of War: Human Losses for the USSR and Germany, 1939–1945 //Journal of Slavic Military Studies. Vol. 9. № 1 (March 1996). P. 172. Idem. The Cost of War: Human Losses for the USSR and Germany, 1939–1945 //The Journal of Slavic Military Studies. Vol. 9. № 1 (March 1996); Erickson J. Soviet War Losses: Calculations and Controversies // Barbarossa: The Axis and the Allies / ed. J. Erickson, D. Dilks. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1994. P. 256–258, 262–266; Korol V. E. The Price of Victory: Myths and Realities // Journal of Slavic Military Studies. Vol. 9. № 2 (1996). P. 417–424.