Наизнанку

– Рит, уже поздно, темнеет рано. Не шляйся где попало. Иди домой.

– Может, ты ко мне в гости? Ни разу ж не была. Я маме про тебя рассказывала.

– Не, Рит. Уроков херова куча. Давай в следующий раз?

– Ладно…

Забегая во двор, я посмотрела ей вслед. Рита шла, еле переступая ногами, опустив плечи и голову.

У меня было два варианта: пойти с ней или пригласить к себе. Ни на один из них не хватило ума.

На следующий день Рита не пришла в школу.

А ещё на следующий мне позвонила одноклассница и сказала, что Риту убили. И её маму тоже.

Не буду грузить следственными подробностями, я оказалась последней, кто видел Риту живой.

У Риты был двоюродный брат. Родной племянник её мамы. Жил практически у них. Тётя его кормила, поила, одевала, обувала, учила, лечила и т.д. Потому как сестра не очень благополучная сама по себе, так же неблагополучно вышла замуж. Бухали, короче, по-чёрному. Мама Риты когда-то там продала ларёк, оставшийся ей от мужа, покончившего жизнь самоубийством. Брат и племянник Саша решил, что ему очень нужны эти деньги.

Утром все вместе позавтракали. Рита ушла в школу. Племянник стукнул тётю по голове, убил её этим ударом, оттащил в котельную в подвале, перемыл посуду, намыл пол и сел играть в приставку. Ждать Риту. Она пришла домой. Серёжа, он её пытал… Шестнадцатилетний подросток пытал свою тринадцатилетнюю двоюродную сестру. Он хотел знать где лежат деньги. Он был уверен, что они дома. Зная Риту и её отношения с мамой, она скорее всего, и не знала. Замучал до смерти, тоже оттащил в подвал, облил тела ацетоновой краской, там же в котельной найденной. Нашёл три тысячи денег, забрал столовое серебро и включил газ. Как он потом говорил, что "Видел в кино, когда включён газ и звонит телефон— дом взрывается." Взяли его через несколько дней. Он угнал машину и пёрся в сторону Украины.

А 29 ноября уже были похороны.

Два гроба во дворе дома, между ними на табуретке сидела старшая сестра Риты. Студентка Ростовского ВУЗа. Уже даже не плачет, а тихо стонет… "Скорая помощь" дежурит под воротами… И пошёл первый снег…

Снежинки падали на загримированное, само на себя не похожее, в остатках краски, просвечивающих через тональный крем, лицо Риты… И не таяли. Сестра прикасалась к ним пальцами, снежинки превращались в капельки и она шептала: "Красавица моя…"

Я молча покурила две подряд.

– Так вот, Серёжа. Меня не покидает мысль, что если бы я в тот день позвала её к себе. Или пошла с ней. То Рита, этот солнечный лучик, осталась бы жива..

– Или, если бы ты пошла вместе с ней, то были бы мертвы обе.

– Возможно. Теоретически. Но мне кажется, что нет. Серёжа, если я могу помочь – я всегда помогу. Может, я тысячу раз окажусь неправа и влезу не в своё дело, но один раз точно окажусь нужна, по-настоящему, когда решается вопрос жизни и смерти.

Светлая память Маргарите и её маме Зинаиде.

– Серёж, чё с Ариной будем делать? В Новороссийск прям повезём?

– Ну, да. Там у них с Лёшей что-то намечается. Такие взгляды неоднозначные.

– Да? Ну, хорошо. Не заметила. – пожала плечами я.

– Конечно, хорошо. Что ж плохого-то? Макс на Дарину глаз положил, Лёша на Арину. Совет да любовь. Ребята у меня хорошие. Я ублюдков не держу.

– Макс на Дарину?! – удивилась я.

– Ну, да. – засмеялся Сергей. – Тоже не заметила?

– Неть.

– Моя ты внимательная!

– Есть такое… А ты прям за всеми всё сечёшь?

– Да.

– А расскажи что-нибудь о своей семье? – попросила я.

– А что тебе интересно?

– Всё, что захочешь рассказать.

– Я, так как ты, рассказывать не умею. Папа с мамой познакомились в Болгарии. Мама, я уже говорил по- моему, француженка. Папа – русский, он там был по делам, а мама отдыхала. Отсюда и двойная фамилия. Они долго спорили по этому поводу, но пришли к соглашению. Папу во Францию не выпускали, а мама сюда смогла. Но без права выезда на Родину. "Железный занавес" и всё такое. Они много пережили, пока добились права быть вместе.

– Молодцы какие.

– Они с отцом были как одно целое. Одинаково думали, одинаково делали. Ссорились только на почве ревности. Ну, мне кажется, что поводов для конкретной ревности не было. Да и не могло быть. Мама красивая, яркая, общительная, у неё декольте – папа волнуется. Папа видный, но замкнутый, беседа с какой-нибудь дамой – мама волнуется. Они любили очень друг друга. После смерти отца кто только маме не предлагал руку и сердце. Всем отказала. Да я и представить не могу, кто может заменить ей папу.

– А ты знаешь французский?

– Да, и вполне сносно.

– Класс! – восхитилась я. – Де кум теля пассэ?

– А? – Серёжа подвис. – А! Это шутка какая-то, да?

– Ну, да. Раскусил. Шутка.

– А ответ на это есть?

– Конечно! Кум теля пассэ на задвирках!

– Где ты это берёшь?! И как это всё умещается в твоей голове? – смеялся Сергей.

– Кладезь бесполезных знаний. Помещается всё, кроме нужного, например, анатомии и гистологии!

– Расскажи теперь о своей семье.

– Я?! Серёж… – замялась я. – Мне на ум приходит только то, что людям рассказывать нельзя.

– О? Интрига? Давай, Юль Сергевна!

– Хм. Ну, ты сам попросил! Чтоб совсем понятно было. Слушай. Первое, что на ум пришло. 8 Марта. Всё семейство собиралось дома у прабабушки и прадедушки со стороны отца. Сбежались все родичи города и близлежащих территорий, чтобы поздравить их, бабушку с Женским днём, а дедушку с Днём рождения. Бабушку эта хуйня невероятно злила и свои поздравления любимому мужу она вкладывала в фразы: "Чёрт старый! Угораздило тебя в такой день родиться и испортить мне праздник!", и далее по тексту, будто дедушка выбирал дату рождения. И это страшно веселило гостей. Накрывался совместными усилиями стол, доставался из погреба алкоголь— домашнее вино для девочек, водка – для мальчиков. Одаривались подарками, заранее припасёнными: духами – трусами – пудрами – помадами, выпивали и заводили граммофон..

– Граммофон? С пластинками?! – удивился Сергей.

– Ага! С ними самыми! – засмеялась я и запела, – Огней так много золотых на улицах Саратова! Парней так много холостых, а люблю женатого!

– Юля! – смеялся Сергей, – Ты не ту профессию выбрала! Тебе тамадой надо быть! Где на тамаду учат?

– А я не выбирала. Ладно! Так вот. Гости, возрастом от лет от семи до восьмидесяти пяти дружно подпевали. Потом дедушка доставал баян и обязательно первой звучала песня: "Я встретил девушку – полумесяцем бровь! На щёчке родинка, а в глазах любовь!" С этой песней дедушка сватался к бабушке в бог весть каких лохматых и в очередной раз признавался ей в любви. Потом уже были "Ой, мороз, мороз! Не морозь меня! Не морозь меня! Моего коня!" – горланила я на всю машину. Ну, и любимая бабушкина "Ландыши, ландыши! Светлого мая привет!". Папенька мой к тому моменту уже знатно повеселел и вместо: "Ты сегодня мне принёс не букет из пышных роз, не тюльпаны и не лилии…" Пел: "Ты сегодня мне принёс кошку дохлую за хвост! А она такая вкусна-а-ая!". На тот же мотив. А он же ещё как выпьет, так весёлый такой становится. Озорной, шо спасу от него никакого нет. Вот и в этот день решил он над маменькой подшутить – завалил её в сугроб, натолкал за шиворот и натёр снегом лицо, а снег мартовский подтаял накануне и обратно замёрз! Сказать по совести, так- то не снег был, а лёд. Маменька накрашена ж в лучших традициях девяностых: тональный крем, пудра, сиреневые тени, лиловая помада, чёлка налаченная как у Иден из "Санта-Барбары". И как потекло это всё к ебеням вперемешку с кровью! Орут все! Пиздец. И маманя, была нормальная баба, а стала за одну минуту, шо мокрая курица ещё и чёлка эта сосулькой висит. Ну, и насколько ей приятно было, думаю, можно представить.

– И смех, и грех! – смеялся Сергей. – Так зачем он это сделал?

– Ну, пошутил мужик. – развела я руками. – Хохочет, весело ему. А маменьке прям совсем не понравилось. Праздник испорчен и требует уходить домой. Папенька не очень хочет, но соглашается. Пока та себя в относительно приличный вид приводит, этот на посошок употребляет. Меня пинками и пошли. Маменька мандит, папенька не угомоняется. В центре города папа решил повторить шутку, чтоб может со второго раза оценили и снова проделал с маменькой тот же фокус. Маман, взбешённая вконец, лупила папаню кульком с подарками, пока кулёк не порвался и из него не вывалились подаренные ей прабабушкой шикарнейшие розовые репетузы! Атласные панталоны! Такие – от выше пупа и по колено!

– Дальше! – хрюкал Сергей.

– И маман, подхватила панталоны и херачила папаню уже ими. Времени шестнадцать часов праздничного дня, население гуляет, а тут мы… Скоморошье представление. По итогу. Мы с мамой идём домой, а папа, недооценённый талант клоунского мастерства, в противоположную сторону. Мы дома, и переоделись, и помылись, и поужинали. "Уж полночь близится, а Германа всё нет."

– Германа?

– Серёж, это "Пиковая дама". Ну? "Тройка, семёрка, туз.. Тройка, семёрка, дама..". Нет? Ладно. Проехали. Я сплю уже, а маменька заламывает руки и бегает по квартире в ожидании запозднившегося супруга. Звонок в дверь. Коллеги папеньки торжественно заносят тело дражайшего главы семейства. Кладут на пол прихожей, желают доброй ночи и валят во тьму. Мама раздевает папу от верхней одежды, орёт конечно как ненормальная, папенька встаёт на четвереньки, снимает штаны вместе с трусами, и стоя в позе рыбом, показывает нам жопу и блюёт в свою норковую шапку. Оставляется спать в прихожей. Утром картина маслом – печальный и помятый папенька смотрит в полную блевоты шапку. Винегретом он там закусывал, или селёдкой под шубой. Хуй его знает. Но цвет красивый. Розовый, шо те панталоны. С праздником, девочки. Глядите как я красиво наблевал. Ну, и ор весь день, конечно.

– Ооох! – просмеялся Сергей, – Это ж сколько тебе лет было? Не помнишь?

– Да как такое забыть? 1992 год, мне неполные 7 лет было.

– Хорошо, что ты с юмором относишься. – посерьёзнел он.

– Серёженька, а я если без юмора буду относиться, в частности к своему семейству, кукухой крякну. Окончательно и бесповоротно. Поэтому – только ржать. И тебя посмешить.

Так, за разговорами, промчали Златоглавую, в Воронеже остановились переночевать и на следующий день добить оставшийся путь.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос. Лёха везёт Арину в Новороссийск. – улыбнулся Сергей. – Подошёл сейчас, попросил.

– Ну, и замечательно. И ты топай сюда. – откинула я одеяло.

Смешно. Спать с Сергеем я начала на полгода раньше, чем НЕ спать…

Домой приехали около 20.00, Лёша с Ариной умчали. И что-то мне подсказывало, что не сразу на историческую родину девушки. Расцеловались с Мариной у её дома.

– Ты ко мне?

– Не, Серёж. Меня сегодня в общагу, завтра в универ хоть схожу. Ире тоже б надо бы. Обидно будет, если с пятого курса выгонят. А за нашими не заржавеет. Выпрут за милую душу.

– Ты подумай о переезде ко мне. Если хочешь, конечно.

– Подумаю, Серёженька. Обязательно. До завтра.

И мы с подругой ушли в общежитие.

– Шо, красота моя, по коньячку за возвращение?

– Шпуля! Иди ты в жопу! Я с тобой больше не пью!

– А чё? – успела удивиться я и зазвонил телефон.

Иван.

– Привет.

– Привет.

– Юль, такое дело. Только не обижайся.

– Хм? – не поняла я.

– Я вроде как с тобой знакомился. Мне неудобно…

– Вань, говори прямо, а.

– Юль. Мне Ира очень понравилась. Прям любовь с первого взгляда. – выдохнул Иван.

– Тю! А на что обижаться-то? – засмеялась я, – Любовь – это прекрасно! А уж с первого взгляда и подавно.Щас. – и закрыла микрофон рукой. – Ир! Тебе Иван понравился?

– Да. А чё?

– Я твой номер дам?

– Дай.

– Вань, давай я тебе её номер телефона дам?

– Я собирался вас вдвоём пригласить и сам попросить..

– Вань, мы взрослые люди. Давай, пожалуйста, не будем на свидания втроём ходить, а? Позвони и идите напару. Она не против будет.

– Думаешь?

– Думаю. Я тебе смс скину.

– Хорошо. Спасибо большое.

– Всегда пожалуйста, Вань. Доброй ночи. – и отключилась.

– Ну, жди звонка.

– Вот и хорошо. От вас с твоим Серёжей такие флюиды, что мама не горюй. Вон аж Арину с Дариной зацепило.

Душ, сплетни факультета и общаги, пока кипит чайник на кухне и родная кровать..

Возвращение блудного попугая. Интересно, этот придурок машину починил после банки-то с помидорами? Что-то молчит. Оно тебе всралось, Юля?! Спи давай! Тоже мне "любовьдавайпомиримся". Нашла что вспомнить.

На учёбе я, конечно, была как с Луны упавшая. Народ уже за зимнюю сессию волнуется, а я по Финляндиям всяким шароёблюсь.

Четверо суток я днями и ночами судорожно рисовала альбом по гистологии, писала какие-то рефераты, подгребала "хвосты" и до ночи носилась по отработкам пропущенных занятий. Сказать по правде, привезённые деньги хорошо помогали и мне и Ире.

В общагу возвращалась затемно, когда нормальные студенты уже отдыхали, лёгонько подбухивая.

Позвонила Марина и рассказала, что после грандиозной драки с битьём предметов интерьера и посуды по случаю её возвращения у них с Маратом начался "медовый месяц".

Дарина отдыхала дома от всех своих событий, а её папа искал несостоявшегося супруга, но пока безрезультатно.

Арина собирала вещи на переезд к Лёше, под возмущённые вопли своей маменьки, без стеснения заявлявшей, что "Арина – её собственность и должна жить только с ней, а не с каким-то там мужиком."

Ира сходила на свидание с Иваном и в благостном расположении духа занималась дипломной работой.

Мои родители и родственники пребывали в относительно спокойном состоянии, потому как дядя Боря и дядя Миша сохранили в тайне моё путешествие, а я, как послушная доченька, каждый день отзванивалась и рассказывала как дела в универе.

И мы с Серёжей на телефоне планировали ближайшие выходные.

Вот прям всё чудненько и своим чередом.

Сглазила блядь.

– Ты ко мне в пятницу?

– Да, Серёж.

– Или ты не хочешь?

– Серёж, я чуть раскидаюсь с учёбой, а то я когда тебя вижу, про неё думать не могу.

– А о чём можешь?

– Та ни о чём! Только о том самом. Хочу заниматься любовью, рожать детей и варить борщи!

– Отлично! – смеялся Сергей.

– Мне тоже нравится! Но надо чуть привести в божий вид учебный процесс. Обнимаю и целую! Я побежала в общагу. Уже темень беспросветная.

– Юль, ну опасно же… Ну, что ты сопротивляешься?

– Серёж. У нас студенческий городок, всё тихо и спокойно, а я никому нахер не нужна, чтоб на меня нападать. Не волнуйся. Пока-пока.

– Люблю тебя, детка.

Я поговорила в курилке на факультете и понеслась в общагу. Был один нормальный путь – по освещённым аллеям, а был через ёлки, но ощутимо короче.

Вот второй я и выбрала.

Выбежала из ёлок и краем глаза увидела припаркованную на дороге машину, которая резко тронулась в мою сторону. Я прибавила ходу. Ещё одно резкое движение машины и остановилась прямо возле меня. Во, думаю, дурак. Я стала и развела руками, дескать, "Куда прёшь,идиот?". Сзади меня топот, я обернулась на звук и получила удар кулаком в лицо.

Мир засветился новыми яркими красками.

Сзади хлопнула дверь машины и меня схватив за волосы и развернув, несколько раз приложили лицом в капот. Тут же выдернули из рук сумку.

Я почувствовала как хрустнул нос.

Ещё несколько ударов об капот.

Отшвырнули на землю, пнули раз в бок, хлопнули двери машины, все уехали и я осталась в гордом одиночестве лежать в луже с разбитой мордой.

Села, потрогала лицо, оно стремительно отекало, а кровь заливала глаза.

Так. Пока я на адреналине и хуёво, но что-то вижу, надо добираться в общагу. Дальше будет хуже.

Встала, разглядела свою сумку, валяющуюся на асфальте. Хорошо. Покопалась, наощупь нашла шифоновый шарф, замотала ним лицо и тайными тропами, чтобы никого не встретить, пошла в общагу. Благо дело – пять минут пешком. Спотыкаясь, уже толком ничего не видя, пробежала в свою комнату.

Девочки мои были дома и первым делом завизжали.

– Девочки, принесите мне холодной воды, пожалуйста. – попросила я разбитыми губами.

– Юля!!! Что случилось?

– Воды, девочки, пожалуйста… Таз.

Воду принесли, я встала на четвереньки и смывала кровь, попутно ощупывая лицо. Видеть, уже практически ничего не видела.

Рассечения. Много. Нос, да, сломан. Радовало только одно – зубы на месте.

В сумке звонил телефон.

– Юль, телефон. Дать?

– Да. Кто звонит?

– Номер не записан…

Как знала, что нужно ответить.

– Алё?

– Как дела, сука? – спросил весёлый голос Саши. – Всё хорошо у тебя? Долго я тебя выслеживал!

Я молчала.

– Ты там не сдохла? Смотри мне! – заливался смехом. – Как морда заживёт, приедешь просить прощения. Не приедешь – так и останешься в следующий раз валяться на асфальте. Поняла меня, мразь?! Никто не смеет со мной так поступать!!!

Я наощупь сбросила звонок.

И продолжила умываться, захлёбываясь слезами, соплями и кровью.

Снова зазвонил телефон.

– Юль. "Серёжа" написано.

Я протянула руку, кто-то из девочек нажал на зелёную кнопочку.

– Детка, ты дошла нормально? Я почему-то волнуюсь.

И я просто гундосо завыла.

– Юля! Что это значит? Где ты?!

– В общаге. – выдавила я из себя, собравшись с остатками разума.

– Я еду.

Как выяснилось опытным путём, мыть разбитую морду можно бесконечно. Девочки два раза сменили воду, я уже видела только свет через опухшие веки, а уж как выглядела и думать не хотелось.

Громыхнуло в дверь, кто-то открыл.

Рядом со мной и тазом на колени упал Сергей.

– Детка! Что?! Что это?!– поднял руками моё лицо,– Бляяаааадь… Ну, не упала же. Так. Сядь на попу. Дай сапоги сниму. Девочки, дайте чистое полотенце! Прижми к лицу.

Подхватил меня на руки, прижал лицом к себе, девочки подали мою сумку и побежал к машине.

– На заднее сиденье. Только лицо? Ещё куда-нибудь били?! Юленька, соберись, пожалуйста! Мне нужно понимать куда тебя везти!

– Только морда…

– Всё будет хорошо, детка. Алё! Владимир Николаевич! Я к тебе еду. Девочку везу. Лицо. Сильно. Хорошо. Да. Хорошо. Конечно. Минут 20. – и уже снова мне,– Ты знаешь кто это сделал?

– Да.

– Потом скажешь. Сегодня убью. Голова кружится?

– Да.

– Всё будет хорошо, детка. Обещаю.

Принёс меня так же на руках и на что-то посадил…

Не вижу…

Ничего не вижу…

Только свет…

– Здоров.

– Привет. – мужской голос. – Что у тебя? Твою мать! Это пиздец. Лена! Позовите Лену! Надо шить. Что сможем – зашьём, что не сможем – затянем. Вот тут и тут швы будет видно. И нос… Нос нужно ставить сейчас. Как зовут?

– Юля.

– Юль, – потрогал меня за плечо, – Сейчас нужно ставить нос. Будет больно. Ты готова?

Я кивнула и потеряла сознание.

Очнулась в горизонтальном положении, на морде ковырялись. Не больно, но ощущается.

– Ага. Она с нами. Как ты? Слышишь меня?

Что-то сунулось в мою руку.

– Сожми мой палец.

Я сжала.

– Хорошо. Терпи. Уже совсем чуть-чуть осталось. И не плачь.

– Детка, я здесь… Уже почти всё.

– Завтра вечером приедете на перевязку. Лучше полулёжа. Холод. Самой не вставать. Сотрясение, но при покое, всё будет хорошо. За этим в аптеку. И уколол диуретик. Поторопитесь домой.

Меня снова на руки и в машину. Я потрогала лицо. Сплошной бинт.

Сергей привёз меня к себе.

– Можно как-нибудь в ванную? Я в луже валялась…

– Можно, конечно.

После принёс меня в спальню, лёг рядом, я забинтованной мордой уткнулась куда-то в грудь.

– Всё будет хорошо… Моя красивая девочка… Всё починим… Что-нибудь болит?

– Нет.

– Ну, и хорошо. Попробуй поспать…

Практически весь следующий день я пролежала с головой под одеялом, а вечером, замотавшись полотенцем, поехали на перевязку.

– Ну, что. Отёк, конечно, ещё сильный. Иначе и быть не может. Швы на месте. Юля, простите мой вопрос, но кто вы по национальности?

– В свидетельстве о рождении папа – русский, мама – русская. А вообще донские и запорожские казаки, хер знает кто там намешан, евреи и цыгане. Это всё ближайшие прабабушки и прадедушки.

– Хорошая смесь. – засмеялся врач. – У вас очень интересная кожа. Очень тонкая и очень плотная одновременно. Я работаю хирургом уже 24 года, больше чем вы живёте на свете, и такую вижу первый раз. К тому же, у вас очень хорошая регенерация. Я, поверьте, много видел травм. Будем надеяться, что эта особенность сослужит вам хорошую службу. И цвет. Бежевый, что ли? А синяки часто остаются на коже?

– Практически никогда. Обычно, в месте удара через несколько дней проявляется жёлтое пятно.

– И на вас это практически не видно?

– Да. Если не приглядываться, то не видно.

– Ну, хорошо. Давайте 3 дня перевязок, потом будем смотреть.

На пятый день с меня сняли бинты и некоторые швы. 2 шва оставили. Глаза почти открылись, веки были опухшие и жёлто-зелёного цвета. А-ля хозяйка болот. Можно играть кикимору без грима. Ну, и нос, конечно. Неимоверной красоты. Лицо в отпечатавшейся фактуре бинта. Истерика от моего внешнего вида накрыла меня прямо в процедурном кабинете.

Через час я уже смотрела на себя в домашнем зеркале и мазала швы мазью. Сзади подошёл Сергей и обнял меня.

– Детка, кто это сделал? Фамилию, имя, номер телефона или машины, адрес… Всё, что угодно. Что знаешь?

– Всё знаю.

– И скажи за что. Решения моего это не изменит, но я должен знать.

Я вздохнула и всё рассказала.

– Хорошо, Юленька. Всё будет хорошо. Ничего не бойся.

На следующий день Серёжа первый раз за неделю оставил меня одну на несколько часов.

Синяки, в моём случае – зеленяки, и вправду сходили достаточно быстро, но очень беспокоили швы. Особенно в верхней части щеки, почти под глазом. Но в целом, я уже приобретала человечий вид, а не персонажа из фильма "Вий".

Сама помылась, нашла футболку, по длине так вполне себе платье, и издалека уже стала похожей на девушку.

Приехал Сергей.

– Моя девочка. Как ты?

– По сравнению с тем, что было – хорошо. Как твои дела?

– Тоже хорошо. – и кинул на пол спортивную сумку. – Уже можно с тобой серьёзно поговорить?

– Говори.

– Юля, выбирай себе, пожалуйста, мужчин повнимательней. Я за двадцать минут беседы с ним будто в говне вывалялся. Это не то, что не мужчина… Это даже не человек. Реально кусок говна.

– Что он говорил?

– Говорил. – пожал Сергей плечами. – Он не говорил. Он визжал и плакал. Проклятия в твой адрес, оскорбления, обвинения в краже денег, жалобы на то, что ты его заразила.

– Ёбнутый.

– Юленька, я даже говорить об этом не хочу. Скажу только одно – ни он, ни его ублюдки больше к тебе близко не подойдут. И вообще, ближайшие пять-семь лет будут заняты своим, резко пошатнувшимся, здоровьем. И ты. Пожалуйста. Будь умницей и не лезь в постель к таким… – Сергей скривился. – Вот таким. Я в ванную.

Скинул с себя всё в корзину и зашумела вода.

Я заглянула в сумку. Она была забита деньгами. В рублях и долларах.

– Серёж, а что в сумке? – уселась на коврик.

– Ты ж уже посмотрела. – хмыкнул он.

– Блядь… Ну, да.

– Спрашивай прямо.

– Откуда и зачем столько денег и почему в сумке?

– Твой. Неудавшийся. Во всех смыслах. Передал извинение.

– Не поняла.

– Юля, я знаю только два способа поставить человека на место – это деньги и физическое внушение. Кто угодно может выёбываться сколько угодно, но ровно до того момента, пока не попадёт на серьёзную для него сумму или не получит в ебало. В данном случае я скомбинировал. И могу с уверенностью сказать, что информация оказалась понятой и принятой. Так же. Это твои деньги. Мне они не нужны.

– А мне зачем?

– А тебе, Юленька, пригодятся. На дороге, знаешь ли, не валяются.

– Ладно. Пусть они… Пока там… В уголочке полежат.

Морда хорошела с каждым днём и превращалась в лицо, швы поубирали все. Только местами облазила. Но конечно же, ещё было всё видно. И мне на радость росли новые ресницы.

– Надо же! – удивлялся мой доктор. – Вот тут прямо совсем хорошо! А тут удачно под волосы затянули. Я прямо доволен. Но мне вот тут не очень нравится. – ткнул пальцем в то, что и мне не нравилось. – Но теперь только ждать. Через несколько месяцев можно будет попробовать шлифануть. Но, милочка, чуть подождать придётся.

А следующую неделю меня, накрашенную как деревенский забор в семь слоёв, чтоб на солнце не выгорало и дождём не пробивало, Серёжа уже возил в универ.

Забрал после пар.

– Поехали по магазинам?

– За шмотками?

– За шмотками.

– И за горшком для запекания?

– И за горшком.

– И за формой для пирогов?

– Ммм? Пироги будут?

– Будут!

И поехали.

– Юленька, что у тебя за привычка – хватать пакеты? – говорил мне Сергей вечером. – Тебе мужчина рядом зачем?