Дальнобой

Паника накатывала волнами, обволакивая его сознание. Он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Что теперь? Куда бежать? Куда звонить? А главное – кому? В полицию? С чем? С признанием, что он перевозил нелегальный товар? Это было равносильно тому, чтобы самому себя сдать.

Вторая волна страха была еще более острой: страх перед последствиями со стороны хозяев груза. Эти люди были не из тех, с кем можно было договориться или объяснить ситуацию. Йорген знал их репутацию – они были безжалостны и не терпели ошибок. Для них потеря такого груза была личным оскорблением, которое требовало немедленной и жесткой расплаты.

Мысли о расправе со стороны хозяев груза проносились в его голове, одна страшнее другой. Он видел статьи в газетах, слышал байки на стоянках о "пропавших" дальнобойщиках, о машинах, которые находили брошенными в лесу, о том, как кто-то "поехал погулять" и больше не вернулся. Эти истории, которые раньше казались ему далекими и нереальными, теперь стали пугающе близкими.

Он знал, что эти люди не будут церемониться. Им не нужны были объяснения. Им был нужен груз, а теперь, когда груза нет, им нужна была компенсация. А компенсацией могла стать его жизнь.

Йорген судорожно пытался вспомнить последние детали маршрута. Кто видел, как он грузился? Кто знал о грузе? Каждое лицо, каждая машина, встреченная им по пути, теперь казались подозрительными. Он ощущал, что его "вели", что это не случайность, не просто ограбление. Это было спланированное действие, направленное именно на него, на его грузовик, на его груз.

Его голова начинала кружиться от нахлынувших мыслей. Ему нужно было действовать, но он не знал, что делать. Бежать? Куда? Его знали в лицо, его грузовик – тоже. Он был толстым, неповоротливым, не привыкшим к быстрой реакции. Он был дальнобойщиком, а не оперативником. Его жизнь состояла из рутины, а не из экстренных ситуаций.

Он снова посмотрел на пустой прицеп, на сломанные замки. Это было не просто воровство. Это был приговор. Его судьба, которая до этого момента казалась такой простой и предсказуемой, теперь висела на волоске. Он был в западне. Без денег, без груза, без возможности обратиться за помощью.

Йорген достал телефон. Кому звонить? Диспетчеру? Он будет первым, кто донесет до "хозяев". Друзьям? У него не было таких друзей, которые могли бы помочь в такой ситуации. Полиция? Нет. Это самый опасный вариант.

Он был один. Абсолютно один в этом огромном мире. И над ним, словно дамоклов меч, висел страх расправы. Каждая минута, проведенная на этой стоянке, казалась ему вечностью. Он чувствовал, как невидимые нити затягиваются вокруг него, лишая возможности дышать.

В этот момент, стоя у пустого прицепа, Йорген, который всегда считал себя лишь "машиной для доставки", впервые почувствовал себя загнанным животным. Его привычная, безопасная жизнь разрушилась. Он был в центре кошмара, и ему предстояло либо найти выход, либо стать очередной жертвой безжалостного мира, о существовании которого он до этого момента предпочитал не думать. И в этой безысходности, в этом одиночестве, он еще не знал, что ему придется вспомнить все свои навыки, чтобы выжить, и что помощь придет оттуда, откуда он меньше всего ее ждал.

Глава 3: Падение в бездну

Шоковая терапия

Первые минуты после обнаружения кражи были для Йоргена настоящей шоковой терапией. Время, казалось, замедлилось, растянувшись в вязкую, липкую субстанцию. Он стоял посреди залитой тусклым светом стоянки, перед распахнутыми дверцами своего опустевшего прицепа, и мир вокруг него превратился в какофонию звуков и ощущений. Шум проезжающих машин на трассе, смех из далёкой кабины, скрип ветра в тентах – всё это смешалось в неразличимый гул, который лишь усиливал его внутреннюю пустоту.

Первой нахлынувшей эмоцией было отчаяние. Оно было всепоглощающим, глубоким и безжалостным. Как будто кто-то выдернул из-под него ковер, на котором он стоял всю свою жизнь. Десятки лет за баранкой, километры, сгоревшее топливо, пролитый пот – всё это вело к этому моменту, к этому полному краху. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, словно брошенным посреди пустыни без воды и карты. Руки дрожали, хотя он даже не осознавал этого, а в горле стоял ком, не дававший проглотить слюну.

За отчаянием пришёл гнев. Гнев на себя – за свою беспечность, за то, что пошел в этот проклятый мотель, за то, что не уследил. Гнев на тех, кто это сделал – безликих, невидимых воров, которые посмели покуситься на его единственный источник дохода, на его жизнь. Он хотел кричать, бить кулаками по стальному корпусу грузовика, но голос застрял где-то глубоко в груди, а тело, обмякшее от стресса, отказывалось повиноваться. Он чувствовал, как злость бурлит в нём, но не находит выхода, превращаясь в жгучую боль в груди.

Наконец, наступило бессилие. Понимание того, что он ничего не может сделать, что он оказался в ловушке. Он был один, беззащитный, перед лицом надвигающейся катастрофы. Его 49-летнее тело, привыкшее к сидячему образу жизни, к рутине, было абсолютно не приспособлено к таким потрясениям. Сердце колотилось в ушах, словно тяжелый молот, одышка усилилась, и он судорожно хватал ртом воздух, пытаясь наполнить лёгкие, которые, казалось, сжались до минимума.