AI JOLY

Но ни до чего так и не дошли.

Впрочем, я отвлекся.

a1

Итак, я на улице. Громкой, грязной, вонючей улице. Серой, затхлой, дымной улице. Во всяком случае, такой она мне явилась в моём затуманенном состоянии. Я вышел из подъезда, сделал пару шагов и…

А собственно, а зачем мне на улицу? Жители центральных районов крупных городов уже давно просто так не выходят на улицу. Конечно, так можно сделать, если ты хочешь проветриться или оказаться на таком вот, похоже, не слишком чистом воздухе.

Но если ты хочешь просто куда-нибудь поехать, у тебя есть деньги на Ай.Такси, то оно уже давно приезжает к твоему непосредственно жилищу. Твой контакт с открытым воздухом длится от силы пару секунд. Не знаю, я просто поймал себя на мысли о том, что вот так вот на открытой улице я не был уже достаточно давно.

Говорят, в Астане, когда достроят LRT, все вторые этажи многочисленных жилых комплексов будут эстакадами соединяться с её ветками, и это позволит многочисленным жителям столицы вообще не оказываться на её знаменитых неприятных дорогах. Что до меня, то я тоже подумал вызвать такси и просто переждать у дверей подъезда, раз уж я возле них оказался, хотя я так обычно и не делаю. Но вызвать такси оказалось проблемой: без Айнуры и Айданы никакое такси до меня не доедет. Да и куда мне, собственно, ехать? Или идти?

Куда обращаются люди с проблемами с нейралинками? В больницу? Где находится больница и как до неё добраться без этого самого нейралинка: налево мне или направо? Вверх или вниз? – выражаясь языком алматинцев.

Та-ак, если я не знаю, куда мне ехать и как, может быть, мне нужна помощь человека, у которого Айнура работает исправно, и с помощью этой Айнуры мы уже всё выясним? И что делать, куда ехать?

Наверное, можно было бы спросить у какого-нибудь прохожего, но мы давно так не делали. Каждый, кто шёл по улице или ехал в такси, как бы находился в своём приватном цифровом пространстве, нарушать которое было как бы моветон. Есть лишь один человек, нарушать личное цифровое пространство которого мне можно, – моя Айка. Моя любимая. Моя Айгерим.

В этом имени не было ничего сложносокращённого как в AI-дане, AI-гуле и AI-нуре (о, казахский язык, этот бездонный генератор лунных имён! Когда уже иссякнет твой вечный источник AI-бреввиатур?). Это была просто Айгерим. Настоящая казахская абаевская Лунная Красавица. Девушка со старомодным именем, из простой провинциальной семьи, которая, как и миллионы из нас, приехала и покорила большой город и моё сердце.

Я встретил свою Айгерим в U-meet. U-meet – это один из многочисленных дейтинговых сервисов, пышно расцветших после ограничений зарубежного интернета и отказа зарубежных социальных сервисов интегрироваться с Айданой. Я выбрал его среди прочих из-за сентиментальной трактовки его названия: в другом написании – «umit», что по-казахски значит «надежда».

Забавно, ведь, как я потом узнал, сервис U-meet таргетировался преимущественно на такие знакомства с солидной разницей в возрасте: старые холостяки искали там юных дев, которые, в свою очередь, ориентировались на взрослых мужчин со стабильным доходом и серьёзными намерениями. Такие мужчины, как мне объяснила Айгерим, всё больше привлекали молодых девушек на контрасте с их сверстниками, долго не желавшими взрослеть, сепарироваться от родителей и заводить свои собственные серьёзные матримониальные отношения. Сама Айгерим объясняла своё использование U-meet просто: в тот момент времени встречаться с взрослыми было модным в их среде. Такой воистину социальный тренд почему-то зашёл моей избраннице, поэтому в переписке мой introductory пассаж из Абая (38) про Айгерим (25) был встречен благосклонно, и первое впечатление старый романтик произвести смог.

«Строгая линия носа, чуть вздёрнутого на кончике шаловливо и прелестно… Алые губы, тонко очерченные и по-детски наивные… Тёмные брови, острые и длинные, разлетающиеся к вискам, как крылья ласточки… Лёгкая улыбка ничем не омрачённой души…» – просто процитировал я старого сластолюбца.

Айгерим ответила положительно-мотивирующими знаками ответного внимания: спросила, читал ли я Ауэзова в оригинале (знак краснеющей стыдливости в ответ), и наш диалог полился ручьём по благодатной почве классической литературы и казахской культуры в целом. Я не преминул сообщить Айгерим, что я писатель, желая усилить впечатление обо мне как об интеллигентном немолодом человеке, что тоже сыграло положительную роль.

Я решил перейти к более персональной, чем переписка, коммуникации и пошёл в наступление ещё одной цитатой: «…Голос её, удивительно приятный и в разговоре, в песне был совершенно пленительным. Звук тянулся, как ровная тонкая шелковая нить. Никогда ещё эта песня так не волновала и не раскрывалась с такой глубиной. Абай слушал её, как молитву, и только раз осмелился поднять глаза…». И добавил: «Есть ли у Абая шансы услышать голос прекрасной Айгерим? Вживую». Таким старомодным жестом я пригласил Айгерим на наше первое свидание, она согласилась, и через пару похожих встреч мы начали встречаться.

Наши отношения были почти платоническими, не говоря уже о том, чтобы съехаться и пожениться. В стране, в которой к тому времени доля разводов приближалась к ста процентам, и даже самые консервативные молодые люди где-нибудь в отдалённых регионах не стремились к столь статистически провальным мероприятиям, как брак, у нас даже идеи об этом не возникало, не то что разговоров. Однако наша ментальная связь, нежность и внимание, глубокая и прочная эмоциональная связь никогда не прерывались между нашими душами и нейротрансмиттерами, несмотря на порою невысокое качество связи информационной…

«Должно быть, Айгерим меня потеряла», – вдруг осенило меня. Я поспешил к ней.

***

Добрался до моей Айгерим я пешком, чего уже давно не делал. Для многочисленных камер видеонаблюдения, налепленных, кажется, на каждый уличный фонарь, пролёт моста или дорожный знак, я оставался невидимкой: пешеход всё ещё практически не идентифицируем, не нарушает никаких правил и, следовательно, не может быть оштрафован, а значит, не послужит делу обогащения корпораций, которые эти камеры ставят; для них всё ещё куда важнее автомобили, нарушающие скоростной режим или заезжающие за линии разметки.

Сквозь серые асфальтовые джунгли, бетон и свинцовое небо. Через однообразный урбанистичный пейзаж, от которого веяло лишь тоской и тревогой. Улицы, которые я помнил яркими и живыми, вдруг потускнели: куда-то исчезла вся наружная реклама. Редкие деревья, которые я заметил вдоль дороги, газоны и клумбы – всё выглядело как-то мрачно, блёкло и хмуро, как во мгле ноябрьского тумана, хотя на улице стоял август.

Я шёл вверх по Назарбаева, вглядываясь в ранее не виданные зигзаги брусчатки, чередование которых помогало мне преодолевать крутой подъём, немного непривычный для моих давно не напрягавшихся лёгких, как вдруг сверху, со стороны Аль-Фараби, раздался громкий многозвонный набат. Я поднял голову – и через мгновение прямо передо мной появились и пронеслись мимо несколько ярко-жёлтых самокатов. «Предвестники Апокалипсиса», – подумал я.

Весь квартал по западной стороне Назарбаева, от Аль-Фараби вниз до Сатпаева, занимает великий и ужасный жёлто-серый гигант, «шедевр» неоутилитаризма, девятиярусный каскад однообразных прямоугольных строений. Бывшие лидеры моей страны считали своим непременным долгом и показателем истинной власти держать пару гектаров в самом центре Алматы пустыми, несмотря на всю коммерческую ценность этой земли. Так продолжалось до тех пор, пока технологический гигант с большим количеством денег не выкупил в том районе сначала небольшой участок, построив там своё первое здание, а затем расширился, скупая сначала строения рядом, а затем и нетронутый участок – символ власти казахских президентов. Да, этот квартал теперь – кампус Айдахара.

И именно тут работает моя Айгерим.

***

Да, Айгерим работает на Айдахара. Занимается какими-то исследованиями социальных связей аудиторий, что-то такое. Только присутствие Айгерим в этой корпорации зла делает её в моих глазах хоть немного человечной.

Айдахар, прозванный так в народе, – это передразнивающее прозвище цифровой корпорации iDAR (читается как «Айдар»), объединяющей цифровые банки (один банк, с которого всё началось, поучаствовал в середине двадцатых в очередном разделе банковского рынка, скупив несколько совсем маленьких карманных банков и их лакомые корпоративные портфели), маркетплейсы («Ай.Март»), сервисы по привлечению и оказанию услуг, государственные платформы G2C, сервисы такси, арендованные у Яндекса («Ай.Такси»), и самокатов (самокаты – свои, а платформа – арендованная), доставки, камеры видеонаблюдения и системы штрафов для автомобилистов, «умные города», цифровые кошельки, билеты в общественный транспорт, «умные парковки» (2raQ4), системы для обслуживания клиентов общепита с чаевыми (ShyPool5) и много другое. Айдахар – многоголовый змий, разрастающийся всё новыми подразделениями, дочками и партнёрствами, приложениями и сервисами, баллами и кешбэками, интеграциями и экосистемами.

Государственно-частная (ЖБ – от Government and Business (G&B) – как подобное сотрудничество устоялось в госушном жаргоне) платформа электронного правительства, включающая помимо прочего государственные системы оповещения бродкастом прямо в мозг людей через Айнуру, государственные системы цифрового голосования через Айдану, государственные статистические базы данных – и всё это – в частных облаках Айдахара, включая все частные облака самого государства. Государственно-частные спутниковые группировки на всех выделенных государству геостационарных орбитах, через которые обеспечивался транспорт для всех других сетей всех локальных телекомов. Единственный телеком, имеющий международные стыки, а значит, по сути, главный поставщик любых внешних сведений народу Казахстана через цифровые каналы.

Наконец, Айдахар – это эксклюзивный в нашей стране дистрибьютор, партнёр и разработчик локального контента для Айнуры, оператор её голосовых моделей, адаптированных для местного рынка. Крупнейший локальный производитель бионейроэлектроники в стране, включая все произведённые (ну или хотя бы собранные из OEM-компонентов) в стране Айнуры. А также – программного кода Айданы (говорят, Айдахар купил её у индийского правительства как часть платформы Aadhaar) и Айгули.

Короче, Айдахар – это большой брат, самый надёжный (ЖБшный же) партнёр государства и цифровой конгломерат с покрытием населения, близким к 100%. Самая естественная монополия из всех возможных. Бездушная, начисто лишённая человечности корпорация. Чемпион национального содержания в продуктах, которые почти полностью состоят из зарубежного наполнения. Наибольшее по масштабу из всех малых зол. Самый консервативный из всех двигателей прогресса. Мой любимый враг, огнедышащий дракон, главный проводник всего того, что я ненавидел в происходящем и с чем всю жизнь пытался бороться: повсеместного проникновения и укрепления русского языка, общей деградации культуры и повсеместного упадка нравов, замаскированного под прогресс.

***

Моя Айгерим работала в здании с колоннами и широкой лестницей – в одном из тех зданий начала века под классицизм, в котором когда-то помещался какой-то элитарный фонд, или центр, или институт экономических исследований, никому особенно не нужных. Это здание было выкуплено Айдахаром и вписано в его утилитарный кампус без тени сожаления, столь присущего бездушным корпорациям. И исследованиями в этом здании теперь занималась в том числе Айгерим.

Я подошёл к зданию, словно к античному храму моей светлоликой богини. И стал ждать Айгерим. Расположенное фасадом на юг, здание ярко освещалось утренним солнцем. Свет этот приятно растворялся в безупречном мраморе колонн, струился на их острых гранях, придавая всему зданию образ законченной отточенности, совершенства классических геометрических форм, вырезая из него монолит безупречной ценности. И из этого здания, из-за колонн, над воздушной лестницей взошло моё собственное солнце.

Она как бы проявилась из пустоты, появилась из глубины, откуда-то из входных групп, дверей, кабинок и турникетов, ярким пятнышком, импрессионистским солнцем, разлившимся лучами по зеркальной глади ступенек. Изящная, утончённая, в сиятельных доспехах своей ярко-жёлтой кофточки, аккуратно вытачивающей её элегантную фигурку. Вспышкой сверхновой на мраморном престоле. Проявилась волшебным в нашей заурядной реальности. Реальность будто бы спорила с моей памятью: может ли живая девушка превзойти образ той, что хранится в моей голове?

Наконец, реальность вернула себе контроль, отрендерилась – и на её ткань вывалились другие люди, безликие NPC во вселенной одного имени. Айгерим вышла, видимо, на перерыв, подышать на улицу вместе с несколькими из своих коллег, парней и девушек, и они выходили из вращающихся стеклянных дверей здания фонда, оживленно о чём-то беседуя. Я стоял поодаль, и Айгерим меня не видела, увлечённая своим смол-током. Будто бы нежась в чуть слепящих лучах шелковистого солнца, она улыбалась своей доброй и далёкой улыбкой, мечтательно, задумчиво. Её улыбка была подобна тем бликам на горной реке, которые мелькают вдруг среди тёмных камней. Как солнечный зайчик на воде, неуловимая и живая. Как весенний рассвет. Как отражение луны на спокойной воде. Как тень облака по золотому полю. Как воздух в весеннем саду.

Эта улыбка была последним, что я имел удовольствие наблюдать.

b

Я проснулся от острой, резкой, звонкой боли. На сей раз боль проступала отчётливо: в затылочной части моей головы, в основании шеи. Меня, вероятно, ударили туда каким-то тяжёлым предметом, весьма эффективном в том, что касается частичной терминации работы человеческого сознания. Словно на сетчатке отпечатался след от лома, как ножи на рентгенограмме Уорхола.

Кроме этого, на сетчатке не отпечатывалось ничего. Сознание всё ещё всплывало на поверхность реальности, кружилось вокруг воображаемого орудия безальтернативной грубой силы, пока наконец не вытолкнулось в неё. Я энергично проморгался – осколки лома рассеялись, но тьма не отступила. То ли в помещении, в котором я нахожусь, темно, то ли я кроме доступа к Айнуре потерял теперь ещё и зрение. Как ни странно, последняя, самая, казалось бы, печальная перспектива полной слепоты не показалась мне удручающей; скорее наоборот, в ней предугадывалось какое-то даже, я бы сказал, облегчение.

Чувства начали возвращаться ко мне. Здесь прохладно и как-то сыро. Обычно эти ощущения хорошо вяжутся с темнотой. Наверное, всё-таки я не ослеп, а просто нахожусь в тёмном закрытом помещении. Наверное, меня сюда поместили после того, как ударили сзади и, видимо, аккуратно подхватили за плечи, унесли в какой-нибудь чёрный автомобиль и привезли сюда. И всё это проделали в самом центре, под носом у стоглазого Айдахара, даром что его камеры понатыканы по всему городу.

Таковой мне представилась моя незавидная участь. Судорожно вздохнув и поёжившись, я понял, что ничем не связан, ничем не стеснён в движениях, а потому могу попробовать тьму вокруг осязательно. Я приподнялся на руках, попробовал сесть. Под ладонями обнаружилось что-то мягкое – кровать с покрывалом или матерчатый диван. Медленно, чтобы приспособить свой вестибулярный аппарат к отсутствующей матрице ориентации в пространстве, я встал. Обувь была на моих ногах. Ощупал свою одежду – она так же была на мне. Выставил вперёд руки, поводил ими в стороны, попробовал найти наощупь направление, за которое можно было бы как-то зацепиться, – и в этот момент меня пронзила ещё одна вспышка, тёмный мир вокруг исчез, а я обнаружил себя посреди небольшой комнаты, в которой кто-то резко включил свет.

Комната эта представляла собой типичное жилище скромного быта – спальню в общежитии или что-то подобное. Воздух был тяжёлым, застоявшимся, с примесью сырости и металлического привкуса. Здесь не проветривали месяцами, может быть, годами. Я глубже втянул носом воздух – в запахе проскальзывала слабая нотка машинного масла, горелой проводки и… какого-то кислого, едва уловимого оттенка, который напоминал испорченную еду или ржавую воду. Маленькое окно где-то у потолка, должно быть, почти бесполезное, зияло чёрной дырой в бетонной стене. Световое пятно без какого-либо света снаружи. Я полулежал почти на полу, опираясь руками на матрац-корпе

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Андалузский пёс – сюрреалистический фильм Луиса Бунюэля 1929 г., знаменитый по эпизоду с разрезанием глазного зрачка скальпелем.

2

Казахские племена жалаиров, дулатов, кипчаков, найманов, кереитов и других традиционно ведут свою родословную от монгольских племён с похожими названиями.

3

По поводу связи бухарского ордена Накшбандийя и Тимура мы даже придумали сюжет, по которому Тимур тайно становится следующим (восьмым) после самого Бахауддина Накшбанда (умер в 1389 году) шейхом ордена, то есть получает баракат от Бога. После чего Тимур якобы из регионального князька, борющегося преимущественно с соседними государствами, превращается в геополитического лидера, несущего знамя ислама (естественно, с локальным ханафизмом с большим перекосом в урф) по всем трём частям света с трехглавым знаменем и девизом: «Дар-эс-Ислам – дар-эт-Тимур» (мир Ислама – мир Тимура).

4

Читается как «тұрақ» – стоянка (каз.)

5

Читается как «шайпұл» – чаевые (каз.)