Израиль: война и мiръ

В этой книге не раз говорится об иудейском сопротивлении сионизму. Сегодня оно многим кажется парадоксальным, ибо люди нередко путают евреев и сионистов, иудейство и сионизм, освященную веками еврейскую традицию и современный национал-иудаизм*[13], интересы Государства Израиль и интересы евреев разных стран мира. Поскольку такого рода смешение – часть сионистской идеологии, чтобы понять Израиль, необходимо четко отличать друг от друга религию, этнос и нацию.

Как сионисты, так и их противники отдают себе отчет в идеологической хрупкости сионистского государства. Многие израильтяне признают, что именно сионизм препятствует установлению мира и интеграции Израиля в регионе. Однако израильское руководство требует, чтобы Израиль был признан в качестве «еврейского демократического государства» не только международным сообществом, но и палестинцами, которые первыми пострадали и продолжают страдать от возникновения на их земле такого рода государства. Это требование становится, естественно, главнейшим политическим препятствием на пути к миру, однако оно также лишний раз подчеркивает, как остро многие сионисты ощущают хрупкость своего государства, несмотря на его мощь и процветание.

Ф. М. Достоевский (1821–1881) назвал мой родной город Санкт-Петербург «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре» [14]. И действительно, город, основанный по воле Петра Великого на 60-й параллели, посреди болот, город, постоянно находящийся под угрозой наводнения, обречен вечно казаться хрупким и иллюзорным. Менее чем через 10 лет после своего основания Петербург, расположенный ближе к Нью-Йорку, чем к Владивостоку, стал столицей Российской империи. Великие русские писатели видели в этом величественном и изящном городе странное, неуместное и чужеродное явление, предрекая ему бесславный конец. Поэт Михаил Дмитриев (1796–1866) в стихотворении «Подводный город» предсказывает, что однажды от Петербурга останется только шпиль Петропавловской крепости, торчащий посреди бескрайних вод, поглотивших некогда гордый и надменный город:

Город, слышно, был богатыйИ нарядный, как жених;Да себе копил он злато,А с сумой пускал других!

Даже имени его никто не вспомнит:

Имя было? Да чужое,Позабытое давно,Оттого что не родное —И не памятно оно [15].

Некоторые опасаются, что сионистское государство ждет такая же судьба и что среди бескрайних песков пустыни будет торчать небоскреб «Ситигейт» – символ былых материальных достижений Израиля.

С Санкт-Петербургом Израиль причудливо сближают человеческие судьбы и жизни, положенные на алтарь сионизма. Так, нашедший во время Второй мировой войны убежище в СССР израильский поэт и писатель Биньямин Хершав, сравнивая эти два грандиозных проекта, замечает, что если Петр Первый построил город «на костях крестьянских», то Бен-Гурион [16] «проложил дорогу в Иерусалим на костях спасшихся от Катастрофы подростков» [17].

В открытой сейчас вами книге речь пойдет о происхождении и природе Государства Израиль, а также его месте в еврейской и европейской истории. Отцы-основатели сионизма видели в созданном ими движении разрыв с еврейской историей, а первые поселенцы, прибывшие в Палестину, гордились тем, что участвуют в «сионистской революции». Несмотря на то, что значение Святой земли в еврейской традиции сомнению не подлежит, проект физического возвращения евреев в Землю Израилеву был задуман христианами-протестантами, стремившимися тем самым приблизить ожидаемое ими Второе пришествие. Это объясняет, в частности, мощную поддержку Израиля со стороны США, где такого рода протестантские движения не только многочисленны, но и весьма влиятельны. Читатель также познакомится с мыслями раввинов и прочих иудейских противников сионизма, понимание трудов которых требует немалой подготовки.

Кроме того, мы поговорим об эмансипации, позволившей евреям Центральной и Западной Европы влиться в общество своих стран. Выбор между интеграцией и обособленным развитием до сих пор остается решающим фактором для определения отношения евреев к природе и политике Государства Израиль. Надо обратить внимание на изменения, произошедшие под влиянием сионизма в самосознании евреев и поставившие для многих из них Государство Израиль во главу угла. Причем их мнения варьируются в очень широком диапазоне: от безусловной поддержки Израиля до резкого осуждения его и даже до полного отвержения сионизма, а значит, и еврейского национализма в целом. Мы постараемся выяснить, почему мнения об Израиле разделяют евреев больше любого политического, общественного или религиозного вопроса. А также понять, почему поверье, будто все евреи – сионисты и ярые защитники Государства Израиль, не более чем миф, играющий на руку антисемитам.

Естественно, что в книге об Израиле придется обязательно говорить об антисемитизме. При этом надо помнить, что сионизм – это далеко не только реакция евреев на притеснения, угрозы и антисемитизм: сионисты умеют извлекать из него выгоду, подчас не гнушаясь сотрудничеством с явными антисемитами. Эти мутные страницы истории чаще всего неизвестны широким кругам читателей.

Нацистский геноцид – еще одна важнейшая и болезненная тема современной еврейской истории. Об этой трагедии XX века здесь говорится не только как об историческом факте, но она также рассматривается в ракурсе многовековой еврейской традиции. Показывается, каким образом эта трагедия стала средством укрепления национального единства в Израиле и усиления сионистской идеологии среди евреев диаспоры. Такого рода использование истории вызывает серьезную критику, в частности со стороны израильской интеллигенции, и эта критика заслуживает самого серьезного внимания.

Немалое место отведено нами важной роли, которую в сионистском движении сыграли – и продолжают играть – российские евреи, испытавшие на себе притеснения в царское время, а в советскую эпоху ставшие «лицами еврейской национальности». По-своему реагируя на погромы, а позже – на политику истребления во время нацистской оккупации, они, в отличие от других еврейских общин, обратились к силовым методам сопротивления, повлияв с самого начала на формирование в Израиле особого боевого духа.

Помимо вечно оспариваемой легитимности Государства Израиль, особенно существенным остается вопрос о вызванных сионизмом изменениях в еврейском самосознании. Сионистам удалось воспитать «нового еврея», говорящего на новом языке (современном иврите), однако все это не смогло окончательно победить традиционное еврейское самосознание. Именно поэтому многие еврейские общины мира сумели сохранить свою самобытность, а под термином «еврейский народ» по-прежнему подразумеваются довольно разнородные группы людей, интересы которых отличны, а иногда и прямо противоположны интересам Государства Израиль.

Освещая забытые, а подчас и замалчиваемые исторические события, мы в то же время обращаем внимание на успехи сионистского движения, сделавшего Израиль признанным лидером в области науки, техники и военного дела. В книге также объясняются причины удивительного, на первый взгляд, восхищения Израилем со стороны движений правого толка в Европе и в странах европейской колонизации.

Несмотря на то, что об Израиле и сионизме написано немало, некоторые существенные факты продолжают оставаться в тени. Задача этой книги – осветить именно те эпизоды, которые помогут глубже разобраться в истории этого необычного государства. Это позволит читателю принять участие в обсуждении проблем Израиля и откликов на них во многих странах мира. Книга приглашает читателя задуматься и по-новому взглянуть на мифы и клише, заслоняющие многомерный образ этого замечательного, но противоречивого государства.

Земля Израилева и ее место в еврейской традиции

Отношения евреев с Землей Израилевой могут показаться парадоксальными [18]. Ее образ занимает исключительное место в иудейском самосознании, но до появления сионистов евреи не предпринимали ни малейших попыток массово переселиться туда. Неудивительно и то, что в иудейских источниках нет единого мнения о ее географических границах. Божественное обетование, данное Аврааму, не подразумевало права владения Святой землей – именно поэтому он хотел заплатить за место для погребения его жены Сары (Бытие, 23:3-16). Земля обетованная принадлежит не тем, кому дано было обетование, а Тому, Кто его дал.

По мнению Йехиэля Якова Вайнберга (1884–1966), известного раввина, сочетавшего в своем учении литовское и немецкое течения в иудействе, «Земля – это всего лишь сцена для реализации духовного наследия Торы*; сама духовность, основа нашей жизни и существования, – не что иное, как Тора… В этом отношении мы отличаемся от других наций, и не признавать этого означает отрицать самые основы иудейства» [19].

Традиционно считается, что евреи произошли от Авраама и его потомков, выведенных Господом из Египта и получивших в дар Тору на горе Синай. Откровение и дарование Торы отмечаются как «день рождения еврейского народа». Хотя в самой Торе нередко упоминаются случаи, когда сыны Израилевы нарушали Божественные заповеди или пренебрегали ими, бытие евреем неизменно связано с Торой как абсолютным источником законов и моральных ценностей.

Еврейская традиция считает, что евреев определяет не общее географическое происхождение, а их долг следованию заповедям Торы. Именно это и означает понятие «избранный народ», в котором нет и намека на какое бы то ни было превосходство: избранничество в иудействе подразумевает в первую очередь ответственность за выполнение заветов. Разумеется, традицию можно использовать для оправдания расовой исключительности евреев или пестования чувства врожденного превосходства. В наши дни подобные идеи витают среди тех, кто утратил связь с духовным наследием предков. Но в самой еврейской традиции, а конкретно в рассуждении о происхождении Мессии, содержится «противоядие» от расизма. Мудрецы предсказали, что Мессия* будет потомком царя Давида, то есть благородных кровей. Однако они же указали, что начало роду самого Давида положили весьма отважные, мягко говоря, женщины: Руфь, Фамарь и дочери Лота.

Руфь взяла инициативу в свои руки, когда пришла к Боазу: «А она подошла тихонько, и открыла изножье его, и прилегла. И было, в полночь вздрогнул этот человек и повернулся, и вот – женщина лежит у ног его!» (Руфь, 3:7–8). Руфь была вдовой родом из моавитян, которые, согласно Библии [20], произошли от дочерей Лота. Боясь наступления конца света, они переспали со своим отцом, и старшая родила Моава, предка Руфи (Бытие, 19:30–38). О происхождении Боаза говорится в истории ханаанейки Фамари (Бытие, 38:1-30). Она была женой Ира, старшего сына Иуды, сына Иакова. Овдовев, была выдана за среднего сына, который также умер. По закону левирата на Фамари должен был жениться и младший сын, однако Иуда отослал вдову к родителям – ожидать, пока молодой человек достигнет совершеннолетия. По Библии, он поступил так из страха, что и третий сын «умрет, подобно братьям его». Фамарь, не желая ждать и потерять связь с семьей потомков Иакова, притворилась блудницей, соблазнила самого Иуду и родила двух близнецов, один из которых и стал предком Боаза.

Во всех трех случаях неизбежная смерть отступила перед жизнью, продолжавшейся в детях. Такова скромная родословная Мессии – Спасителя мира.

В библейских текстах говорится не только о божественном происхождении Торы, но и о том, что она была дарована евреям за пределами Земли Израилевой. По Пятикнижию, евреи, или сыны Израилевы, происходят вовсе не из Израиля. Они сформировали общину в Египте, а народом стали лишь после принятия учения и законов Торы на горе Синай. Духовное очищение евреев, без которого невозможно попасть в Землю обетованную, произошло за ее пределами – во время сорокалетних странствий по пустыне. Как подчеркивают многие толкователи, сама по себе Святая земля не может сделать евреев святыми; зато их преступления могут осквернить ее, и тогда Земля «изрыгнет их» (Левит, 18:28).

В еврейской традиции отношение к Земле обетованной определяется исключительно в договорных терминах: «Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше, и вы не совратились и не стали служить богам иным, и не поклонялись им; и возгорится гнев Господа на вас, и затворит Он небо, и не будет дождя, и земля не даст плодов своих; и вы скоро пропадете с этой доброй земли, которую Господь дает вам» (Второзаконие, 11:16–17).

Это напоминает отношения в супружеской паре: они продолжаются, пока супруги соблюдают определенные правила. Если это не так – следует развод. Показательно, что во время праздника дарования Торы (Пятидесятница, или Шавуот) в некоторых синагогах читают Кетубу (еврейский брачный договор), которая закрепляет связь Торы (невесты) и ее избранника (народа Израиля). Лейтмотив церемонии – связь евреев с Землей Израилевой.

В еврейской традиции подчеркивается, что проживание на Святой земле, подобной царскому дворцу, где к любому проступку относятся во сто крат серьезнее, связано с множеством опасностей. Раввин Израиль Меир Каган (1838–1933), более известный как Хофец Хаим (так называется его книга о недопустимости сквернословия), предупреждал о том, насколько опасно жить на Святой земле, не следуя Торе и ее заповедям. Именно эта боязнь преступить законы Торы отвращает подверженных греху простых евреев от переезда в Израиль. Таким образом, отношения между евреем и Землей Израилевой качественно иные, нежели отношения француза с Францией или русского с Россией.

В еврейской традиции любое бедствие или несчастный случай – следствие человеческих проступков. Возвращение же в Землю Израилеву должно стать воздаянием за добрые деяния, а свершается оно лишь после пришествия Мессии. Две предыдущие попытки (завоевания Иисуса Навина и возвращение из Вавилонского плена) были предприняты людьми, однако истинное заселение страны может произойти лишь после вмешательства самого Господа.

После разрушения Первого Храма в 586 году до н. э. лишь небольшое число евреев вернулось из Вавилона вместе с Эзрой и Нехемией в Землю Израиля, получив там некоторую политическую автономию. Разрушение Второго Храма в 70 году н. э. не изменило радикальным образом самоощущение евреев как народа, разбросанного по разным странам. В еврейской истории встречались лишь спорадические эпизоды «политической кристаллизации»: Хасмонейское царство, Хазарский каганат и еврейские княжества в Йемене и Марокко (где преобладали новообращенные) [21]. Хотя евреи как общность в основном находились в стороне от политической истории мира, они оставили заметный след в его религиозном развитии. Например, по еврейской традиции, Изгнание* – это скорее состояние духовной неполноценности, потеря связи с Божественным присутствием, чем физическое выдворение из Земли обетованной.

Многие набожные евреи считают отказ от политического владения Землей Израилевой неотъемлемой частью иудейства. Речь идет не о принципе пассивности, а о сложном и упорном сопротивлении националистическим идеям, подверженность которым некоторые современные еврейские мыслители называют «дурной склонностью номер один», другими словами, особенно сильным соблазном.

Здесь следует рассмотреть две противоположные точки зрения. Сторонники еврейской традиции подчеркивают: «Мы ушли в Изгнание не из-за того, что у нас не было Хаганы* или политических лидеров, вроде Герцля и Бен-Гуриона. Мы были изгнаны именно потому, что все это у нас было, и мы последовали за такими вождями. Разумеется, эти действия не смогут принести [евреям] Избавления*» [22].

Идею божественной природы Избавления разделяют как традиционалисты, так и приверженцы национал-иудаизма – члены движения «Мизрахи»* («восточное», а также сокращение от «Мерказ рухани» – «духовный центр»), возникшего около века назад в Российской Империи. Вопреки мнению основателей их движения, современные адепты национал-иудаизма считают сионизм выражением Божественной воли, как бы «перстом Божьим», подобным тому, что упоминается в библейском повествовании об исходе из Египта. Различие между двумя этими полюсами состоит не в принятии или отрицании концепции тотального разрушения, которое должно предшествовать Избавлению, а в определении того, как это разрушение понимать.

В то время как идеологи национал-иудаизма считают, что разрушение закончилось в 1945 году, рассматривая постигший евреев Европы геноцид как отправную точку Избавления, теоретики религиозного иудейского антисионизма утверждают, что и геноцид, и существование Государства Израиль суть звенья одного разрушительного процесса, продолжающегося по сей день. По их мнению, все достижения сионизма будут сметены перед приходом Мессии, который найдет Землю Израиля в состоянии полного опустошения и запустения. Категорически отвергая сионистское мессианство, антисионисты считают Государство Израиль преградой на пути к Избавлению. Многие раввины предупреждают, что присутствие миллионов евреев в столь опасном месте – не что иное, как безумие, граничащее с самоубийством, а материальное восстановление страны нечестивцами может привести лишь к очередному изгнанию, гораздо более тяжелому и жестокому, чем два предыдущих [23].

Поскольку еврейская традиция утверждает, что Избавление наступит в результате Божественного вмешательства, «приближение конца», то есть форсирование Избавления иными средствами, является большим прегрешением. Знак к освобождению должен дать сам Господь, и лишь Он один может положить конец Изгнанию.

В Талмуде* говорится о трех клятвах, принесенных перед тем, как остаток народа Израиля был рассеян по всему свету: Всевышний наказал евреям не возвращаться в Землю Израилеву массово и организованно и не бунтовать против власти других народов; а народы Он заклял не порабощать евреев чрезмерно [24]. Эти клятвы лежат в основе споров о том, насколько в рамках иудейства приемлемо применение силы (и о чем подробнее будет говориться ниже). После нацистского геноцида многие стали считать, что клятвы устарели: уничтожение евреев нацистами нарушило третью клятву, а значит, отменило и две оставшиеся. Однако данная Господу клятва – не то же самое, что договор двух сторон, евреев с неевреями.

Комментатор из каталонской Героны Моше Нахманид (1194–1270) вызвал панику среди своих товарищей-каббалистов, когда за несколько лет до смерти решил переселиться в Землю Израилеву. Те настаивали на буквальном соблюдении трех клятв Талмуда и, следовательно, запрещали там селиться, приводя вдобавок аргументы мистического характера. По мнению Йешаяху Лейбовича (1903–1994), иудейского мыслителя и профессора Еврейского университета в Иерусалиме, «Нахманид, несомненно, является единственным авторитетом, придававшим практическое значение заповеди селиться в Земле Израиля и завоевывать ее. Однако его мнение по этому вопросу не вызвало никакого отклика в иудейском законодательстве» [25]. В ответ на полемику, которую продолжает вызывать этот вопрос, в недавнем издании Вавилонского Талмуда было приведено множество источников, утверждающих, что поселение в Земле Израиля не является заповедью (мицвой*) [26].

Специалисты считают, что страх перед попытками ускорить Избавление не является изобретением антисионистов [27], то есть он возник не в качестве орудия для борьбы с сионизмом, а составляет неотъемлемую часть еврейской традиции, причем корни его – в классических трудах иудейства. Задолго до появления сионизма еврейские мудрецы призывали смиренно нести бремя изгнания. Хотя о трех клятвах чаще вспоминают, когда «алия»* (возвращение в Землю Израилеву) становится реальной возможностью для большого числа евреев, их правовое применение началось за несколько веков до появления политического сионизма [28]. После изгнания евреев из Испании в ходе Реконкисты, христианского «отвоевывания» Испании в конце XV века, раввины стали ссылаться на три клятвы, предостерегая изгнанников от поселения в Земле Израиля, ибо испанские евреи расселялись тогда по всей Османской империи, в состав которой входила Земля обетованная. Хотя власти Османской империи с радостью принимали переселенцев в своих владениях, лишь небольшая группа изгнанников осела тогда в Земле Израиля.

Немецкий раввин Яков Эмден (1697–1776), чье влияние на иудейскую юриспруденцию ощущается и по сей день, опирался на три клятвы в своем осуждении мессианского движения саббатианства. Его основатель Шабтай Цви (1626–1676), лжемессия родом из Смирны (Измира), обещаниями о немедленном Избавлении увлек за собой целые общины, но вскоре отрекся от иудейства и принял ислам. Последствия этой истории потрясли еврейский мир и усилили подозрительность к любому, кто только даже намекал, что он – Мессия. Подчеркивая, что речь идет об эпохе милосердия Господня, когда Избавление было действительно близко, раввин Эмден обвиняет лжемессию в попытке ускорить этот процесс, что привело к великим бедствиям. Три клятвы упоминаются даже в трудах Цви Гирша Калишера (1795–1874) и Иегуды Алкалая (1798–1878), которых многие сионисты считают своими духовными предтечами. Эти раввины поддерживали поселение евреев в Святой земле, ибо оно не имело ничего общего с массовым энтузиазмом, который как раз и призваны сдерживать приведенные в Талмуде три клятвы.

Алкалай был лишь одним из многих сефардских мыслителей, пытавшихся остудить мессианский энтузиазм. Авторитетный еврейский правовед раввин Йосеф Хаим из Багдада, более известный под именем Бен Иш Хай (1834–1909), также ссылался на три клятвы, запрещая подобную самодеятельность [29]. Очевидно, что возвращение в Землю Израиля с помощью политических средств противоречит традиционному пониманию мессианского Избавления.

Ожидание Мессии, Искупителя Израиля, даже если оно кажется радикальным и нереалистичным, должно оставаться свободным от каких бы то ни было «заменителей». В еврейской традиции Изгнание понимается как исцеление и очищение. Логику, стоящую за ожиданием Избавления, можно обнаружить в притче, приписываемой раввину Йосефу Хаиму Зонненфельду (1848–1932), одному из столпов палестинской религиозной общины: «Господь изгнал нас из-за наших грехов, и Изгнание – это больница для еврейского народа. Невозможно представить себе, чтобы мы снова заняли свою землю, пока не вполне исцелились. Бог хранит и защищает нас, посылая нам свои “целительные” испытания в точном соответствии с нужной дозировкой. Мы уверены, что, когда полностью исцелимся от грехов, Бог не будет медлить ни секунды, а тут же спасет нас Сам. Как же мы можем торопиться покинуть больницу перед лицом смертельной опасности, нависшей над нами, упаси Господь? Мы ждем Избавления, которое полностью исцелит нас; мы не хотим возвращаться в царский дворец, не выздоровев, избави Бог» [30].

Чтобы поддержать свое упование на милость Господа, верующие евреи стремятся жить по Торе, полагая, что каждое доброе дело имеет влияние на судьбу всего мира. Каждый поступок, даже самый незначительный, будет оценен Всевышним, когда будет решаться вопрос об окончательном Избавлении.

История разрушения двух храмов в Иерусалиме чрезвычайно важна для иудейского морального воспитания. Сионисты тоже используют ее, превращая Маккавеев и Бар-Кохбу в борцов против иноземных захватчиков и героев исторического романа. Урок, извлекаемый сионистами из истории, диаметрально противоположен традиционному подходу: с их точки зрения, евреи должны были сражаться лучше и упорнее.

Таким образом, совершенно очевидна глубокая пропасть между пониманием истории в еврейской традиции и логикой сионизма, порожденного приверженцами европейского романтического национализма. Неудивительно, что в 20–30-е годы XX века противники сионизма пытались достичь сепаратного соглашения с арабским руководством. Позже, в разгар тяжелых боев в Иерусалиме после провозглашения Бен-Гурионом (1886–1973), основателем Государства Израиль, независимости в мае 1948 года, ими были организованы демонстрации под белыми флагами. Сионисты считали такое «предательское» поведение следствием изгнания. И они не ошибались, ибо Изгнание продолжает занимать центральное место в еврейской традиции и мировоззрении.

Даже текст молитвы, которую каждый соблюдающий традицию еврей произносит три раза в день, содержит подобные высказывания: «Благословен Ты, Господь, собирающий рассеянный по свету народ Свой, Израиль! Снова поставь над нами судей, как в прежние времена, и наставников, как было раньше…» [31]. Благословение, произносимое после трапезы, содержит строки о возвращении в Землю обетованную. Завершение этого благословения – в страстной мольбе: «И восстанови Иерусалим, святой город [32], в скором времени, в наши дни. Благословен Ты, Господь, возрождающий по милости Своей Иерусалим. Амен!» [33].

В то время как одни подсчитывают число упоминаний Иерусалима для оправдания аннексии Израилем Святого города, последователи традиции видят в этих словах не только выражение духовных чаяний, но и отказ от претензий на земное могущество и мольбу к Творцу о милосердии. Использование этого текста в качестве призыва к национально-освободительной войне в действительности оказывается не только анахронизмом, но и отклонением от его очевидного смысла.