Иго по расписанию

– Прекрасно. KPI по мискам.

– Хрю, – подтвердила KPI.

Гаврило захлопал. Где-то сбоку, на крыльце, кто-то прокричал: «Он будто бы князь, только не пинает!»

Настасья подошла ближе.

– Ты… действительно думаешь, что это сработает?

– Нет, – честно сказал Игорь. – Но если не пробовать – точно не сработает.

– Ты странный. Но не глупый.

– А ты – храбрая. Но осторожная.

– Это из-за трав. Они учат ждать, пока закипит, но не вскипит.

Они посмотрели друг на друга. В этом взгляде – не было влечения. Только уважение, тонкое, как нитка между берегами.

Внезапно – громкий гудок рога.

Игорь вздрогнул.

– Это что? Фаер-дриль?

– Это тревога. – Настасья резко напряглась. – Пришли воины. Ставка.

Все замолчали. Даже KPI подняла голову.

С холма спускались всадники. Три фигуры, в кольчугах, с флажками, на которых – золотая орда.

– Они ищут кого-то, – сказал староста, выбежавший вперёд. – Говорят, от хана. Велено: “Где чужак – покажите”.

Игорь побледнел.

Настасья схватила его за локоть:

– Уходи. Сейчас. В сарай. Не говори ничего.

– Почему?

– Потому что, когда хан что-то хочет узнать – это редко заканчивается вопросами.

Он оглянулся на свои схемы. На KPI. На бересту, где уже вырисовывался первый «аграрный дашборд».

– Но… я же только начал.

– Именно. А у нас, если ты начинаешь – ты уже подозрителен.

Жбан отступил. KPI – за ним. Настасья прикрыла задвижку сарая. И осталась снаружи.

Всадники подъехали.

– Где он? – прохрипел главный. Лицо у него было широким, с глазом как льдом и голосом – как точильный камень.

– Кто?

– Пришлый. Слова странные. С лицом как у хана в молодости.

Настасья не дрогнула.

– Был. Ушёл. Сказал – “не доросли”. Ушёл в лес.

– Ты врёшь.

– Тогда ищите. Но если тронете свинью – вся деревня восстанет.

Воин скривился.

– Хан хочет его видеть. Если не найдём – вернёмся.

– Вернитесь. С письмом.

– Не умничай, баба.

– А ты не топчи капусту, урод.

Они уехали. Грязь летела из-под копыт.

Игорь вышел из сарая, дрожа от адреналина.

– Это… что было?

– Это называется “политика”.

– Они… что, будут искать меня?

– Скорее, наблюдать. Караш-Буга – не тот, кто забывает лица.

– Кто он?

– Воевода. Если у хана есть когти – это он. И он тебя учует, как ты учуял цифру в капусте.

Игорь опустился на скамью. Обнял KPI. Молчал.

– Добро пожаловать, реформатор, – сказала Настасья. – В политический ад. Здесь нет фидбэка. Только кнут и утро.

Он выдохнул.

– В следующий раз… я просто вызову такси.

– Поздно. Ты уже – один из нас.

Сверху – в тени дуба – неподвижно стоял силуэт. Он видел всё. Он улыбался. В его руках был шнурок. На шнурке – вырезанная из дерева свинья. Караш-Буга знал: если у врага есть талисман – у него есть слабость.

ГЛАВА 2: KPI для деревни

Деревенское утро не знало суеты. Оно текло, как подтаявшее сало – вяло, с хрустом, и с привкусом прошлого. Где-то вдали уже орал петух. Или это был Пафнутий – оба звука были одинаково назойливы.

Жбан стоял посреди амбара, обложенного мешками с зерном, глиняными мисками и человеческой апатией. В одной руке у него – обломок угля. В другой – берестяной “флипчарт”. В глазах – искра, знакомая любому офисному маньяку продуктивности.

Перед ним – пять мужиков и одна баба, все – крестьяне, все – с выражением «это он нас за людей считает?».

– Итак, – начал Игорь. – Зачем мы здесь собрались?

– Потому что Настасья сказала, что ты не уймёшься, пока не расскажешь нам… про хрень свою, – честно признался один из мужиков, не моргая.

– KPI, – поправил Жбан. – Это не хрень. Это – система. Ключевые показатели. Мы внедрим учёт. Сначала – зерно. Потом – работа. Потом – счастье.

– Ты… на голову? – поинтересовалась баба с косой. – У нас счастье – когда дождь и свинья не сдохла.

– Вот именно. Значит, первая метрика: живая свинья. Ставим её как индикатор стабильности.

– Ты это серьёзно?

– Мы – на планёрке. Здесь всё серьёзно.

Наступила тишина.

– Хорошо, – вздохнул староста. – Говори. Но если через неделю у меня пропадут мешки – ты первый пойдёшь под суд.

– Договорились. А теперь – у кого есть табличка?

– Что?

– Что-то, на чём можно писать. Буквы. Цифры. Статистику.

– У нас… палка.

– Подойдёт.

Жбан нарисовал на бересте:

Хата

Человек

Зерно (мешков)

Свиньи

Бабы

Замечания

Кузьма

5

3

2

1

пьёт

Тимофей

3

2

1

0

ленив

Варвара

2

4

0

1

злая

Он повернулся к группе:

– Видите? Теперь мы знаем, кто пьёт, кто пашет, у кого свиньи – живые. Это уже основа.

– А у тебя кто в “бабах”? – уточнила Варвара, прищурившись.

– Увы, у меня пока – только KPI.

– Хрю, – подтвердила свинья и ткнулась ему в колено.

Староста почесал затылок:

– Слушай, а если у Кузьмы три мешка, а у Тимофея – два, можно Тимофея обозвать голодранцем?

– Нежелательно. Лучше – “точка роста”.

– А если я запишу, что у меня шесть мешков, но спрячу три?

– Тогда ты внедрил теневую отчётность. И мы тебя штрафуем.

– Што?

– Меньше каши. И никаких мисок.

Староста задумался. Остальные начали перешёптываться.

– Это… как будто мы князья?

– Нет. Это как будто вы – взрослые.

– Ох…

И вот, в разгар самого жаркого спора о праве Кузьмы на “преждевременный урожай”, в дверь амбара ввалился он.

Пафнутий Кривой.

Росту невысок, плечи узкие, лицо вечно вздёрнутое, как у человека, который знает, кто доносил в прошлом сезоне. Усы – сальные. Глаза – злы. В руке – мешок, в котором, возможно, были чужие письма. Или яд.

– Что тут у нас? – протянул он. – Внедрение? Без санкции писаря?

– Санкции тут теперь не в ходу, – буркнул Игорь. – Только добровольное участие. Agile, понимаешь?

– Я понимаю, что без разрешения ставить бересту на виду – грех.

– А я понимаю, что без информации вы живёте как в болоте. И варитесь в собственных лужах.

Пафнутий прищурился.

– Ты кто такой вообще?

– Я? Я… внешний консультант.

– Ставка хана знает?

– Ты пиши запрос. Пока дойдёт – мы внедрим автоматизацию.

– Авто… чего?

– Ты не переживай. Тебя тоже можно обучить. Или заменить KPI.

– Свиньёй?!

– Она хотя бы не врёт.

Смех. Настоящий. Гаврило заржал, Варвара покатилась со скамьи. Даже староста крякнул.

Пафнутий побагровел.

– Ты запомнишь это, чужак. Здесь не Москва. Здесь – порядок.

– Отлично. Тогда запиши: П – Пафнутий. Враг прогресса. К – KPI. Лидер по выживанию. Всё ясно?

– Хрю, – сказала KPI. И плюнула.

Жбан повернулся к группе:

– Мы продолжим. Завтра – распределение задач. Кто за?

Три руки вверх. Варвара – двумя. Даже староста колебался.

– Вижу потенциал, – прошептал Игорь. – Excel бы заплакал.

А в лесу, на склоне, двое в шкурах шептались:

– Это он?

– Да. Говорит странно. Люди слушают. Даже баба Настасья…

– Хану доложить?

– Карашу.

– Он скажет, что делать?

– Он скажет, кого сжечь первым.

– Начнём с простого, – сказал Игорь, устало протирая лицо ладонью. – У кого есть мысли по поводу распределения труда?

– Я думаю, что лучше всех работать – это тем, кто ничего не умеет, – философски заметил дед Фома. – Они хоть так будут полезны.

– Это не совсем Agile, – ответил Жбан, – но концептуально близко.

Перед ним, сидя на пнях и поленницах, собралась вся деревенская элита. Трое старост, Варвара, подросток Гаврило, молчаливый кузнец по прозвищу «Чурбан» и, к удивлению всех – Настасья, встала позади, опершись на ворота сарая.

– Так, – продолжил Игорь. – Условно разделим всех на три категории: Добытчики, Обработчики и Контролёры.

– А что такое "контролёры"? – хмуро спросил Чурбан.

– Те, кто проверяет, не филоните ли вы.

– А-а-а. Стукачи?

– Нет. Это… менторство. Поддержка.

– То есть – стукачи.

– Назовём их “тимлиды”. Будет звучать непонятно – и не страшно.

Варвара подняла руку.

– А кто решает, кто будет “ти… мли… дом”?

– Голосование.

– Ха! Слабоумие и отвага!

– Нет, демократия и ответственность, – парировал Игорь.

Смех. Настасья улыбнулась уголком губ.

В этот момент в амбар вошёл Пафнутий. На этот раз – с пергаментом.

– Вот, – сказал он, размахивая листом. – У меня – записи. Настоящие. Ставка их одобрила!

Жбан взял лист. Читал вслух:

“В хате Кузьмы: 7 мешков зерна. В хате Варвары: 0 свиней. У Настасьи: бормотание и дурь бабья…”

Он посмотрел на Пафнутия:

– Это ты сам писал?

– А кто ж ещё?

– А где подтверждение? Подписи? Свидетели?

– Я – свидетель.

– Тогда я вношу тебя в категорию “Ресурсы ненадёжные”.

– Ты… что такое говоришь?!

– А это, Пафнутий, называется “ревизия”. И если ты снова будешь писать цифры из головы – я тебя пересажу. В KPI. Свиным нянем.

– Хрю, – подтвердила KPI, подходя ближе к Пафнутию, и смачно фыркнула ему в ногу.

– Она на тебя запомнила, – добавил Гаврило с серьёзным видом.

Пафнутий побледнел. Но в голосе его прозвучала опасная нотка:

– Ты думаешь, ты здесь долго? У нас таких уже бывало – кричат, меняют, потом уходят. Или исчезают. Или… сгорают. Внутренне.

– А я – не как они, – сказал Игорь. – Я из тех, кто доживает до годового отчёта.

И снова – смех. Тонкий, нервный. Настасья смотрела на него – уже без иронии.

Он говорил как лидер. Или как безумец. А может, это одно и то же.

После собрания она подошла к нему:

– Ты правда думаешь, что они будут работать по этим… “канбан-доскам”?

– Нет. Но если им дать структуру, даже примитивную – у них появится ритм. А из ритма рождается доверие.

– У нас из ритма рождается подозрение.

– У нас – это где?

– Здесь. В XIII веке. Где даже ветер подслушивает.

Он вздохнул:

– Тогда придётся придумать, как переучить даже ветер.

Настасья рассмеялась. Искренне. Первый раз.

– Ну, теперь ты точно попал.

– Почему?

– Потому что ты начал смешить тех, кто давно разучился смеяться. А это опаснее, чем всё твоё колдовство.

А в ставке, далеко в степи, Караш-Буга принимал доклад.

– Он проводит собрания?

– Да, воевода. И пишет. Много.

– Кто с ним?

– Баба Настасья. Монах Леонтий. И свинья.

– Свинья?

– Они зовут её "КПИ".

Караш закрыл глаза. Молча. Ладонь легла на рукоять меча.

– Придумай легенду. Скажи, что хан интересуется сбором дани. Пошли гонца. Послушаем лично. Без огня.

– Не убивать?

– Пока нет. Он интересен.

– А если окажется опасен?

Караш посмотрел на карту, где красной нитью уже обводилась деревня.

– Тогда мы его “оптимизируем”.

К вечеру деревня изменилась. Не внешне – глиняные стены, вонючий навоз и дым от костров всё так же заполняли пространство, как фондовый рынок запахами паники. Но люди стали смотреть друг на друга иначе – с оценкой. Игорь видел это. Они начали сравнивать.

– У него две свиньи. А у меня – одна. Почему?

– Варвара написала, что у неё “4 мешка, и три в уме”. Это считается?

– Я могу быть "тимлидом", если у меня нет зубов?

Настасья сидела на поваленном бревне и пыталась научить Гаврила читать слово “дань”.

– Дважды “д”, потом “а”, потом “н”, потом… – она задумалась. – А потом всё.

– А “ь” где?

– В XIII веке ещё не придумали, – отрезала она.

– Но у Жбана в схемах есть.

– Значит, он из будущего. Или из Новгорода.

Гаврило пожал плечами. Потом написал: “Дан”. Потом добавил точку. Потом зарисовал свинью.

– А можно я заведу KPI себе?

– KPI уже занят. Заведи KPI 2.0.

– Или KPI-mini?

– Не зарывайся, – сказала Настасья и шлёпнула его берестяной линейкой по лбу.

В это же время Игорь обнаружил, что его учётные таблицы пропали.

– Где береста? – спросил он, влетая в сарай.

– Не знаем, – хором ответили два подростка и дед, поедающий репу с лица.

– Она не могла просто исчезнуть!

Он начал переворачивать мешки. В углу он увидел обугленный край бересты.

– Кто-то поджёг её?

– Может, сквозняк.

– Сквозняк с факелом?

Настасья вошла, посмотрела на обломки.

– Это предупреждение.

– От кого?

– От системы.

– Мы не в фильме.

– Мы в реальности. Только здесь, если ты показываешь, что у людей меньше зерна, чем они говорят – ты их оскорбляешь.

– То есть… правда – это агрессия?

– Здесь – да.

Он выдохнул.

– Значит, завтра начинаем всё заново.

– Только теперь – копии в нескольких местах. И не на бересте.

– А на чём?

– На лопатах. Они прочнее.

Тем временем, в чулане под церковью, Пафнутий писал на пергаменте:

"Сие послание к великой ставке. В деревне нашей объявился демон, говорит словом непонятным, свинья ему служит, баба Настасья приворожена, народ восстаёт, не слушает писаря. Угроза хану. Прошу прислать надзор".

Он вложил письмо в мешочек, прошептал заговор, запечатал воском и передал тощему парню с кривыми ногами и глазами-разведчиками.

– Иди. Говори, что соль привёз.

– Соль?

– Ну а что? Не скажешь же – “Я шпион хана”.

– Точно…

Парень ушёл в ночь. Через час его уже видели в деревне, торговавшего солью – по цене “мешок за пощёчину”.

Наутро Жбан вышел на утреннее совещание с KPI – и застал нового гостя.

Тощий, с запылённым лицом, усами как у крысы, и голосом, в котором проскальзывало что-то… чиновничье.

– Здоров будь, князь учётный, – сказал он, кланяясь.

– Я не князь.

– Значит, боярин. Или воевода. Я соль привёз. И уши.

– Уши?

– Чтобы слушать. Кто у вас говорит громче всех.

Игорь замер.

Настасья вышла сзади.

– Это кто?

– Торговец.

– Сольный?

– Очень. – Игорь щурился. – Только он не торговец. Он – контроль качества.

– Тогда берём его в отдел.

– Какой?

– Слежка и происки.

– Отлично. Значит, у нас уже есть структура. Пора делать оргструктуру.

– Сначала – выясни, кто поджёг бересту. А то оргструктуру мы сделаем – а орг не доживёт.

Игорь кивнул. Понял: его “офис” – в осаде.

– Сегодня у нас тимбилдинг, – торжественно объявил Жбан, вставая на бочку.

– Это где всех бьют, а потом едят? – уточнил дед Фома.

– Нет, – вздохнул Игорь. – Это когда мы учимся доверять друг другу через совместные действия. Кто-то вяжет сеть, кто-то варит кашу, кто-то… руководит.

– А кто ест?

– Все. Если получится.

Крестьяне, сдерживая смешки, начали расходиться по "группам эффективности".

Чурбан пошёл точить лопаты – "на всякий случай".

Гаврило взялся за капусту – "чтобы у KPI была мотивация".

Варвара составила "график доек" и выдала каждому по прутику – "в качестве инструмента повышения дисциплины".

Жбан наблюдал. И впервые почувствовал: они начали играть по его правилам.

Пусть через абсурд. Но игра – шла.

Настасья подошла сбоку.

– Ты знаешь, что тебя могут сжечь?

– Обычно это происходит к Q4.

– Я серьёзно.

– Я тоже. Но пока мы в Q2 – мы строим оргструктуру.

Она смотрела на него долго.

– Ты… ты действительно веришь, что эти люди станут лучше, если начнут заполнять таблицы?

– Нет. Но если они поймут, что могут сами решать, кто сколько должен – у них появится ощущение власти. А из власти – появляется ответственность.

– Или страх.

– Ты боишься?

– Я боюсь, что ты дашь им мечту. А потом уйдёшь.

Игорь замер.

Он хотел пошутить. Но не смог.

– Я не знаю, сколько я тут… – выдохнул он. – Но пока я здесь – мы попробуем.

Тем временем, Пафнутий нашёл своего "человека" – Митьку, младшего кузнеца, обиженного тем, что его никто не выбрал "тимлидом".

– Вот, – сказал Пафнутий, протягивая бересту. – Напишешь, будто видел, как Жбан… говорит со свиньёй. Как с человеком.

– А если он узнает?

– Он – никто. А хан – всё.

– А если хан скажет, что я вру?

– Тогда он сожжёт тебя. Быстро.

Митька задумался.

– А свинья – точно с ним?

– Они вместе обедают!

– Хм…

И подписал. Подделал. И спрятал до вечера.

На площади, у огня, Жбан снова говорил.

– Итак, KPI – это не просто свинья. Это – символ. Она ничего не делает. Но она присутствует. Она объединяет.

– Потому что вкусная? – уточнил кто-то.

– Потому что мы все хотим, чтобы хоть кто-то был стабилен. Даже свинья.

Настасья фыркнула.

– Ты только что сделал свинью символом стабильности. Ты понимаешь, как это звучит?

– Да. И это работает.

Крестьяне переглянулись.

Кто-то кивнул. Кто-то вздохнул.

Даже KPI подняла пятачок и пройдя вперёд, опрокинула пустой котёл, как бы говоря: “Достаточно болтать – пора кормить”.

Смех. Одобрение. Плеск голосов.

И один человек в толпе зашептал:

– Вот оно, началось…

Поздно вечером, в доме настоятельницы – теперь пристанище Жбана, он и Настасья сидели у очага.

– Ты с ума сошёл, – сказала она тихо. – Но у тебя… это получается.

Он посмотрел на огонь.

– Если я выживу до конца недели – сделаю брошюру.

Она улыбнулась.

– Назовёшь её «Свинья и Власть»?

– «Agile на Бересте».

– Или «Горящий учёт».

– «Планёрка и Погром».

– «Съедобное управление»…

– Или просто: «Жбан».

Они оба засмеялись.

Тихо. Долго. С облегчением.

Но в углу дома, в темноте, “торговец солью” – а по сути шпион Караш-Буги, уже тихо складывал улики.

На его бересте было написано:

"Лидер говорит с животными. Нарушает уклад. Народ слушает. Писарь вне власти. Угроза реальна."

Он убрал запись в пояс.

Скоро она окажется в ставке.

И тогда… будет решено.

Ставка Батыя, гулкая и почти мёртвая, как затишье перед битвой. На войлоках – советники, шаманы, гвардейцы. Хан Батый сидел на возвышении, тень от меховой шапки закрывала ему глаза.

– Ты хочешь сказать, что в гнилой деревне под лесом завёлся… говорящий волшебник? – устало протянул хан.

– Он учит народ считать, – сказал Елман-Дэви, перелистывая доклад. – Делит их на группы, пишет списки, называет свиней важными. И… люди слушают.

– Может, он шут?

– Он не шут, – прорычал Караш-Буга, ударив кулаком по столу. – Он – сеятель разлома. Он меняет основы.

Хан молчал. Потом усмехнулся:

– Что ж… в каждый век найдётся свой разрушитель.

– Его надо казнить, – сказал Караш, – иначе завтра он станет князем.

– Или моим советником, – спокойно ответил Батый.

– Что?

– Сколько лет мы собираем дань кровью? Этот… если он обучил крестьян считать – может, мы начнём собирать её бумагой.

– Бумагой нельзя прокормить воинов.

– Но можно прокормить порядок.

Вечером в деревне к Жбану подошёл гонец. Молодой, испуганный.

– Ты – кто план делает?

– Допустим.

– Тебя хан хочет видеть.

– Сейчас?

– Утром. В ставке. Если не явишься – за тобой явятся.

Игорь выдохнул. Сел на край корыта.

К нему подошла Настасья.

– Видела гонца.

– Видела ли ты… как у меня внутри всё оборвалось?

– Видела.

Он закрыл лицо руками.

– Я думал, если реформы, отчётность… Всё это – защитит. А теперь я понимаю, что всё это может стать обвинением.

– Ты пугал их. А теперь ты стал интересен хану. Это хуже.

– Почему?

– Потому что интересы хана заканчиваются приказом. Он сначала смотрит. Потом решает – жить тебе или в казан.

– Казан – это как? Жареный?

– Варёный. С приправами.

Жбан вздрогнул.

– Я пойду с тобой, – сказала она.

– Ты… зачем?

– Там ты скажешь что-нибудь не так. Я буду рядом – переводить тебя с "дурацкого" на "средневековый".

Он посмотрел на неё. Впервые – не как на колкую деревенскую ведьму, а как на союзника. Или на последнюю стабильную точку в мире, где всё нестабильно.

– Спасибо.

– А теперь – иди спать.

– Я боюсь, что не проснусь.

– А я боюсь, что проснусь и тебя не будет. Так что… спим оба.

А в лесу, далеко от деревни, Пафнутий и “торговец солью” ждали ответа от ставки.

Они сидели у костра. Молча.

– А если он… действительно умеет? – тихо спросил “торговец”.

– Тогда тем более его надо убрать, – прошептал Пафнутий. – В народе нет места тем, кто думает быстрее всех.

И в небе над ними, как насмешка, пронеслась падающая звезда.

Утром всё было слишком тихо. Как будто даже петухи в деревне понимали: этот день – чужой.

– Готов? – спросила Настасья, оседлав старого, лоснящегося коня, которого деревня звала “Аналог”.

– Он выглядит… как будто его уже трижды списывали со счетов.

– Вот и найдёте общий язык, – хмыкнула она.

Жбан с трудом залез на своего жеребца – “Сальдо”. Так его прозвали за нестабильный шаг.

Утренний туман обволакивал их, словно мир не хотел отпускать.

– У меня было собеседование, – неожиданно сказал он.

– Где?

– До того как сюда… попал. Большая компания. Финтех. Я должен был идти на повышение.

– Почему не пошёл?

– Не успел. Лифт.

Она кивнула. Потом молчала. Потом сказала:

– Я тоже не успела.

– Что?

– Выйти замуж. До того как в нашу деревню пришли люди Караша.

И он понял – этот путь будет не только географическим.

Через пару часов их догнал топот лошадей.

– Ложись! – закричала Настасья.

Из кустов вылетели трое. Один – в рваной одежде, другой – с саблей, третий – с лаем.

Нет, не собака – сам лаял.

– ДЕНЬГИ! ПЕРСТНИ! САЛЬДО! – закричал один.

Жбан растерянно схватил кожаный мешок.

– У меня KPI! Зовут Капа!

– ВРЁШЬ! – закричал “собачник” и метнул верёвку.

Но Настасья уже метнула флягу с перцем и медом – в лицо.

Один ослеп. Второй врезался в дерево.

Третий был… самым опасным. Он схватил Игоря и потащил за собой, крича:

– Ты тот, кто пишет списки! Я тебя видел!

– Я в Excel не виноват! – закричал Жбан.

Он ударил локтём, вырвался, побежал – и, не думая, выломал из травы корень лопуха, пихнул его в лицо нападающему – и добавил:

– Это антисептик! Потерпи!

Настасья подбежала с палкой.

– Назад!

Разбойник шипел. От боли. Или от логики.

И убежал.

Они сели у дороги. Молча. Он трясся.

– Я не… не солдат.

– Но ты жив.

– Почему они напали?

– Потому что ты стал известен. А любой, кто меняет – вызывает страх.

Она осторожно коснулась его руки. Он не убрал её.

– Я… всегда был ничем. Просто… фоном. В офисе. Дома. Даже лифт не признал. И вот я здесь – и впервые кто-то слышит меня.

– И это пугает.

– И вдохновляет.

– Ты хочешь изменить прошлое?

– Нет. Я хочу, чтобы оно вспомнило, что может быть другим.

Тем временем, в ставке хана, Караш-Буга переговаривался с Елман-Дэви:

– Ты уверен, что он едет?

– Да. И с бабой.

– Хорошо. Тогда пусть хан решит судьбу. Но мы… подготовим второй путь.

– Какой?

– Он поскользнётся. Обязательно. А если нет – мы ему… поможем.

И в голосе была сталь. И в тени палатки – уже лежал наруч с кольцом, в которое был вмонтирован яд.

– Улыбнётся – получит кольцо.

– А если не наденет?

– Тогда… поговорим с бабой.

Ставка выросла из земли, как перевёрнутая угроза: тентованные шатры, флажки с клыками, повозки с костями и мехами, охранники с глазами, что не знали сна.

– Ты уверен, что хочешь туда? – спросила Настасья.

– Нет, – честно ответил Игорь.

– Тогда иди первым.

Он кивнул.

Подошёл к въезду. Один из воинов окинул его взглядом и рявкнул:

– Говорить только по делу. Не чесать. Не смотреть в глаза хана дольше трёх морганий.

– А если я часто моргаю?

– Тогда умрёшь быстро.

Игорь кивнул.

На всякий случай – дважды. Чтобы уложиться.

Тронный шатёр хана Батыя был полон: советники, писцы, даже шаман с вороньими перьями в бороде.

В центре – сам хан. Большой. Молчаливый. Опасный.

– Ты, – сказал он, не поднимая головы, – принёс мне то, что по слухам созидает без крови?

– Только… если позволите – с диаграммой.

– Диаграммой?

– Графическим… ну… вы, наверное, как-то… рисуете победы?

– Мы вырезаем их.

– У меня мягче методы.

Батый посмотрел на него. Медленно.

– Ты хочешь сказать, что можно заставить людей работать – не через страх, а через списки?

– И через… мотивацию. Например, лучший крестьянин недели.