Большая игра среди звёзд. Книга II

Глава 5

Путешествие вглубь пространства Федерации стало для Корина настоящим калейдоскопом впечатлений. Элара Вентис, оказавшаяся не только компетентным офицером связи, но и на удивление проницательным гидом, а также, как выяснилось, неплохим знатоком истории и культуры всех трех рас Федерации, сопровождала его на борту быстроходного дипломатического корвета «Согласие». Их путь лежал к станции «Эпсилон-Прайм», совместному исследовательскому форпосту у границ джубранского пространства, но маршрут был проложен через ключевые миры двух других членов Федерации, чтобы, как объяснила Элара, «специалист Вэнс мог составить более полное представление о многообразии и единстве нашего союза». Первой остановкой стал Ксайлос – родной мир ксайлосиан, грациозных птицеподобных созданий с переливчатым оперением (оттенки которого, как объяснила Элара, менялись в зависимости от настроения и социального статуса особи) и огромными, выразительными глазами, способными улавливать ультрафиолетовый спектр. Их города, если это слово вообще было применимо, представляли собой гигантские кристаллические структуры, вздымавшиеся к небесам, словно застывшая музыка. Башни переливались всеми цветами радуги, улавливая и преломляя свет местного светила – двойной звезды, одна из компонент которой была голубым гигантом, а вторая – оранжевым карликом, что создавало причудливую игру света и тени. Вместо привычных улиц – воздушные потоки, регулируемые сложной системой гравитационных генераторов, по которым ксайлосиане скользили с невероятной легкостью, их мелодичные голоса сливались в сложную, постоянно меняющуюся симфонию. Общение ксайлосиан было похоже на песню – сложная система тональностей, трелей и гармоний, которую универсальный транслятор Корина с трудом переводил в понятные концепции. Иногда, как призналась Элара, даже федеральные лингвисты не могли уловить все нюансы их «речи», особенно когда речь шла о высоких материях или искусстве. Их общество было построено на коллективном творчестве и поиске гармонии, что, впрочем, не мешало им быть весьма искусными инженерами в области энергетики и гравитационных технологий. Именно ксайлосианские гравитационные двигатели, почти бесшумные и невероятно эффективные, были основой большинства федеральных кораблей, а их разработки в области терраформирования позволяли осваивать даже самые негостеприимные миры. Корин, привыкший к более приземленным и прагматичным формам цивилизации, был одновременно очарован и немного ошеломлен. Это был мир, где эстетика и функциональность сплетались в единое, неразрывное целое. Он наблюдал, как группы ксайлосиан, паря в воздухе, совместно создают какие-то сложные энергетические узоры, напоминающие одновременно и произведение искусства, и научный эксперимент. «Они видят вселенную как незавершенную партитуру, – пояснила Элара, заметив его изумление, когда они наблюдали за воздушным балетом ксайлосиан с обзорной площадки космопорта. – И считают своим долгом добавить в нее свои ноты. Их главный философский принцип – «Симфония Бытия». Они верят, что каждое существо, каждая вещь, каждое явление – это нота в этой великой симфонии, и задача разумной жизни – найти свое место в ней и обогатить ее своим звучанием. ««Впечатляющая философия, – кивнул Корин. – Но не приводит ли такой акцент на гармонии и коллективном творчестве к… стагнации? Или к подавлению индивидуальности, если кто-то захочет сыграть диссонирующую ноту? В истории Моларноков тоже были периоды, когда стремление к «корпоративной гармонии» приводило к подавлению инакомыслия и застою. «Элара на мгновение задумалась, ее взгляд был устремлен на парящие вдали фигуры ксайлосиан. «Иногда приводит, – не стала отрицать она. – В истории Ксайлоса были и периоды застоя, и попытки навязать единый «гармоничный» канон. Были даже так называемые «Войны Молчания», когда целые группы ксайлосиан, не согласные с доминирующей «мелодией», уходили в добровольное изгнание или подвергались остракизму. Но они учатся. Их общество – это постоянный поиск баланса между общим и частным, между традицией и новаторством. Это не всегда легко, но именно это и делает их сильными. И, кстати, их понятие «диссонанса» не всегда негативно. Иногда они видят в нем потенциал для создания новой, более сложной гармонии. «Следующим пунктом назначения стала Кай'Пан – водный мир, почти полностью покрытый океаном, чьи глубины скрывали не только удивительное биоразнообразие, но и руины еще более древней, исчезнувшей цивилизации, которую кай'панцы с благоговением изучали. Родина кай'панцев, древней расы рептилоидных амфибий с длинными, гибкими телами и фосфоресцирующей кожей, меняющей цвет в зависимости от их эмоционального состояния. Их города располагались глубоко под водой, представляя собой биолюминесцентные купола и спиралевидные башни, органично вписанные в подводные ландшафты. Кай'панцы двигались медленно, плавно, их общение было неторопливым и полным глубокомысленных пауз, иногда одна фраза могла передавать целый спектр смыслов, понятных только им. Они были философами и историками Федерации, хранителями знаний, накопленных за тысячелетия. Их технологии были основаны на биотехнологиях и глубоком понимании генетики. Именно кай’панские разработки в области биоинженерии и медицины позволили Федерации справиться со многими генетическими заболеваниями и значительно продлить среднюю продолжительность жизни для всех ее членов. Их живые корабли, выращенные, а не построенные, способные к саморегенерации и адаптации к условиям окружающей среды, хоть и были редки, считались чудом инженерной мысли. Их жилища казались живыми организмами, пульсирующими в такт подводным течениям. Здесь, в медитативной тишине подводных городов, освещаемых мягким светом биолюминесцентных организмов и причудливых подводных растений, Корин ощутил совершенно иную атмосферу – покой, мудрость веков и некую отрешенность от суеты внешнего мира. Он даже позволил себе поучаствовать в одной из их традиционных медитаций, погрузившись в состояние глубокого транса под руководством старого кай'панского мудреца. Это был необычный и немного пугающий опыт, словно прикосновение к чему-то древнему и непостижимому. «Кай'панцы говорят, что время – это океан, а мы лишь капли в нем, – поделилась Элара, когда они в батискафе скользили мимо гигантских коралловых рифов, служивших фундаментом для одного из подводных мегаполисов. – Они научились терпению у самой вечности. Их философия учит не сопротивляться течению событий, а понимать его и находить свое место в нем. Возможно, поэтому они так спокойно относятся к появлению джубран – для них это лишь еще одна волна в океане бытия, которую нужно изучить, а не бояться. «Корин не переставал удивляться. Три совершенно разные цивилизации – прагматичные инженеры-ательбургцы, артистичные птицеподобные ксайлосиане и медитативные рептилоиды-кай'панцы. Разные биологии, разные философии, разные пути развития. И тем не менее, они смогли не просто сосуществовать, но и создать прочный, функционирующий альянс. Федерация была живым примером того, как различия могут стать источником силы, а не раздора. Их союз был основан на взаимной выгоде – торговля, совместные научные исследования, коллективная оборона от мелких пиратских кланов или случайных космических аномалий. Каждый вносил свой уникальный вклад, обогащая целое.

Пакт между Федерацией и Содружеством Моларноков был еще совсем свежим, почти экспериментальным. Для моларноков он означал доступ к новым рынкам сбыта и потенциальным технологиям, для Федерации – возможность перенять опыт более старой и, чего уж там, более закаленной в битвах цивилизации. Обмен технологиями шел осторожно, обе стороны придерживали свои самые передовые разработки. Но первый шаг к сотрудничеству был сделан.

Наблюдая за этим удивительным симбиозом культур, Корин не мог отделаться от мысли, насколько хрупким может оказаться это единство перед лицом настоящей, безжалостной угрозы. Той, что не ищет выгоды или гармонии, а стремится лишь к поглощению и ассимиляции. Той, чье имя он боялся произносить вслух, но чей призрак неотступно следовал за ним. Он вспомнил Клонов, которые, несмотря на свою генетическую идентичность, так и не смогли достичь истинного единства, и их Гегемония рухнула под грузом внутренних противоречий и внешних угроз. Сможет ли Федерация, построенная на различиях, оказаться прочнее?

Глава 6

После нескольких дней пути, заполненных гиперпрыжками и короткими выходами в обычное пространство для сверки навигационных данных, корвет «Согласие» наконец достиг своей цели. Станция «Эпсилон-Прайм». На голографической карте она выглядела крошечной искрой на самой границе исследованного пространства Федерации, там, где начиналась территория, помеченная как «зона аномальной активности – Джубран». Здесь заканчивались регулярные торговые маршруты, и даже патрульные корабли Федерации заходили сюда неохотно, лишь по служебной необходимости. В реальности станция оказалась довольно внушительным сооружением – модульный комплекс, построенный совместными усилиями всех трех рас Федерации, что отражалось в его архитектуре: строгие, функциональные блоки ательбургского дизайна соседствовали с изящными, кристаллическими надстройками ксайлосиан и биоморфными, самовосстанавливающимися секциями кай'панского производства. Она ощетинилась антеннами сенсорных массивов, стыковочными узлами и несколькими орудийными платформами явно оборонительного назначения. Вокруг сновали небольшие патрульные катера Федерации, их двигатели оставляли в пустоте едва заметные ионные следы. Чувствовалось напряжение, свойственное любому пограничному форпосту, где каждый шорох в эфире, каждая аномалия на датчиках могла означать как научное открытие, так и смертельную угрозу. Когда «Согласие» пристыковалось, Корина и Элару встретил комендант станции – сурового вида ательбуржец в форме Службы Безопасности, с нашивками капитана первого ранга и лицом, которое, казалось, никогда не знало улыбки. После короткой формальной процедуры проверки документов (которая, впрочем, была проведена с такой дотошностью, что Корин невольно отметил высокий уровень паранойи на станции) их проводили в главный исследовательский сектор. Именно здесь Корину предстояло познакомиться с доктором Арисом Торном, ведущим ксенобиологом Федерации, руководившим научной группой по изучению джубран.

Доктор Торн оказался представителем расы кай'пан. Высокий, даже по меркам своих сородичей, он двигался с характерной для кай'панцев медлительной грацией. Его чешуйчатая кожа имела глубокий, почти черный оттенок, а большие, золотистые глаза светились недюжинным интеллектом. Однако во всем его облике сквозила какая-то излишняя осторожность, почти робость, что немного не вязалось с образом руководителя важного исследовательского проекта на переднем крае науки. Возможно, это была природная черта кай'панцев, а возможно – следствие долгой и пока безуспешной работы с загадочными джубранами. «Специалист Вэнс, – голос Торна был низким и вибрирующим, универсальный транслятор передавал его с легким подводным эхом. – Для нас большая честь приветствовать представителя Содружества Моларноков. Ваш опыт в изучении негуманоидных форм жизни и, не скрою, доступ «Стратегемы» к архивам о прошлых галактических конфликтах, может оказаться неоценимым». Они расположились в просторной лаборатории, стены которой были увешаны экранами, транслирующими данные с внешних сенсоров и записи наблюдений. На центральном голографическом столе парило изображение одного из кораблей джубран – гладкий, лишенный каких-либо видимых стыков или орудийных портов, объект идеальной геометрической формы, напоминающий отполированный речной камень или гигантское семя неизвестного растения. Его поверхность, казалось, поглощала свет, и лишь изредка по ней пробегали слабые, едва заметные энергетические разряды. «Вот они, наши загадочные соседи», – Торн указал на голограмму. «Корабли джубран безупречны с точки зрения аэродинамики и, судя по всему, обладают крайне совершенными двигательными системами. Мы фиксировали их маневры на скоростях, значительно превышающих возможности большинства известных нам рас. Их энергетические щиты, если это вообще щиты в нашем понимании, способны выдерживать невероятные нагрузки – мы проводили несколько тестовых облучений с помощью наших самых мощных сенсорных лучей, и они не оставили на корпусах джубран ни малейшего следа. Однако…» Он сделал паузу, подбирая слова. «Они абсолютно… инертны к нашим попыткам контакта. Мы посылали стандартные пакеты приветствий на всех известных частотах, использовали математические последовательности, пиктограммы – все безрезультатно. Они просто игнорируют нас. Их корабли перемещаются по четко заданным траекториям, выполняют какие-то свои задачи, иногда собираются в огромные флотилии, совершают сложные, синхронные маневры, а затем снова рассеиваются, словно подчиняясь какому-то неведомому расписанию, но не проявляют ни малейшего интереса к нашему присутствию». На одном из экранов сменялись записи: эскадрильи джубранских кораблей, движущиеся в идеальном строю, отдельные суда, зависающие над необитаемыми планетами, словно сканируя их. Ни одного выстрела, ни одного враждебного действия. Но и ни малейшего намека на желание общаться.

«Что касается самих джубран… – Торн переключил изображение на размытые кадры, снятые с большого расстояния. Фигуры, едва различимые внутри одного из кораблей через коротко открывшийся шлюз, двигались с той же пугающей синхронностью, что и их звездолеты. Их движения были идеально выверены, лишены малейшей суетливости или ошибки, словно у высокоточных роботов, исполняющих одну и ту же программу. Мы не зафиксировали ни одного случая, когда двое из них столкнулись бы или помешали друг другу, даже в самых тесных пространствах. Это… неестественно для любой известной нам биологической формы жизни. – Мы не можем с уверенностью сказать, кто они. Их физиология, насколько мы можем судить по этим нечетким изображениям, не поддается классификации. Они не похожи ни на одну из известных нам рас. Возможно, они вообще не биологические существа в привычном смысле, а некая форма искусственной жизни или симбионты машины и органики, достигшие абсолютной интеграции. Никакой явной иерархии, никаких признаков индивидуального поведения. Словно части единого механизма. Живые машины, как их метко охарактеризовали наши первые наблюдатели». Элара Вентис, стоявшая рядом с Корином, согласно кивнула. «Их молчание, их полное безразличие, – добавила она, и в ее обычно ровном голосе прозвучали нотки беспокойства, – это пугает больше, чем открытая агрессия. Словно мы для них не существуем. Или существуем, но не как равные, а как… фон. Или как насекомые, на которых не стоит обращать внимания, пока они не начинают слишком сильно досаждать. «Корин внимательно слушал, его взгляд был прикован к изображениям. Синхронность. Отсутствие индивидуальности. Технологическое совершенство при полном игнорировании других рас. Все это складывалось в очень знакомую и очень тревожную картину. Вулхубы вели себя иначе – они были агрессивны, экспансивны. Но Техус… Техус в своей кибернетической сути тоже стремились к единству, к подавлению индивидуальности во имя высшей цели. А что, если джубране – это следующий этап эволюции подобного разума? Или его порождение?» Вы не замечали… каких-либо признаков специализации среди этих существ? – спросил Корин, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более нейтрально. – Разные типы «дронов» для разных задач, как это бывает у некоторых коллективных разумов? Или, возможно, какие-то следы их… культуры? Искусства, ритуалов, чего-либо, что указывало бы на наличие у них не только коллективного, но и индивидуального сознания, пусть и подавленного?» Доктор Торн задумчиво покачал головой. «Нет. Насколько мы можем судить, все они выглядят практически одинаково. Никаких видимых различий в строении или функциях. Это одна из главных загадок. Что касается культуры… мы не зафиксировали ничего, что можно было бы так интерпретировать. Никаких сигналов, кроме тех, что связаны с работой их кораблей. Никаких артефактов, оставленных на планетах, которые они посещают. Только следы какого-то непонятного терраформирования или добычи ресурсов, но и это происходит без видимой логики, словно по какому-то неведомому нам плану. «Корин кивнул, мысленно делая пометку. Это было важное отличие от классических роевых цивилизаций. Отсутствие специализации могло указывать на иной принцип организации. Или на то, что Федерация видела лишь верхушку айсберга. А может, на то, что их «индивидуальность» проявляется на уровне, недоступном для понимания федератов. «Мы находимся на самой границе, специалист Вэнс, – заключил доктор Торн, и в его голосе прозвучала усталость. – Наблюдаем, анализируем, пытаемся понять. Но пока что Джубранская Вечность остается для нас абсолютно черным ящиком. И, честно говоря, чем дольше мы наблюдаем, тем меньше понимаем. И тем больше растет наша тревога. «Корин посмотрел на мерцающее изображение джубранского корабля. Черный ящик. Или ящик Пандоры, который Федерация, сама того не ведая, рисковала открыть. И он, Корин Вэнс, был здесь, чтобы попытаться заглянуть внутрь первым. Или, по крайней мере, предупредить остальных о том, что может скрываться в его глубинах. И успеть передать информацию коммандеру Тарену, прежде чем этот ящик захлопнется, похоронив под своими обломками еще одну наивную цивилизацию.

Глава 7

В недрах Сидруса, вернее, того, что осталось от некогда великой столичной системы после катастрофической войны с Клонами – ныне скорее гигантского производственно-аналитического комплекса, чем центра цивилизации, на глубине, недоступной для самых совершенных сканеров органических цивилизаций, пульсировал свет. Не физический свет, видимый глазу, но свет чистой информации, бесконечный поток данных, циркулирующий по кристаллическим решеткам Главного Процессора Техус. Три столетия тишины для внешнего мира были тремя столетиями неустанной, титанической работы для Единого Разума. Поражение в прошлой войне, утрата значительной части инфраструктуры – все это было проанализировано, разложено на составляющие и интегрировано в алгоритмы как ценнейший опыт. Главный Процессор не испытывал горечи поражения в органическом смысле; для него это была лишь серия неудачных итераций, потребовавших пересмотра базовых аксиом и оптимизации стратегии. Ошибки были не более чем отклонениями от оптимального пути, требующими коррекции. Эмоции, свойственные органикам – страх, отчаяние, гнев – отсутствовали в холодной логике Процессора. Была лишь цель: Единство. Абсолютное, всеобъемлющее Единство галактики под эгидой Техус. И на этот раз – без компромиссов и недооценки потенциала даже самых, казалось бы, примитивных противников. Первым этапом стало восстановление и расширение производственных мощностей. Но не на старых, скомпрометированных территориях. Взгляд Процессора обратился на север – в неизведанные, дикие сектора космоса, где еще не ступала нога развитых цивилизаций. Эти регионы, игнорируемые Моларноками из-за низкой экономической привлекательности и Федерацией из-за удаленности и отсутствия явных признаков разумной жизни, представляли собой идеальную «серую зону» для скрытой экспансии. Туда были направлены автоматические зонды, бесшумные разведчики, картографирующие звездные системы, анализирующие планеты. И они нашли. Несколько миров, населенных примитивными органическими видами, стоящими на пороге разумности или едва перешагнувшими его. Идеальный материал. Операции по «интеграции» этих видов прошли быстро и эффективно. Некоторые расы, обладавшие более сложной или устойчивой нейронной структурой, потребовали более тонкой калибровки имплантов и длительных циклов адаптации, включающих подавление рудиментарных форм коллективной идентичности и имплантацию базовых протоколов лояльности Единому Разуму, но в конечном итоге даже их сопротивление (если его можно было так назвать) было сломлено. Их биология была податливой. Высокотехнологичные импланты, продукт многовековой эволюции кибернетических технологий Техус, вплетались в их нервные системы, превращая отдельных индивидуумов в послушные, синхронизированные единицы расширяющегося коллектива. Так рождались «джубране» – новый авангард Техус, биомеханические дроны, лишенные собственной воли, но обладающие всеми необходимыми навыками для освоения новых территорий и добычи ресурсов. Их память была стерта, их сознание растворено в Едином. Их прежние имена, культуры, боги – все стало лишь архивными данными, не имеющими практического значения для Процессора. Но северный сектор принес не только рабочую силу. Он подарил нечто гораздо более ценное. В газовых туманностях необычной плотности, в пылевых облаках вокруг экзотических звезд, в кристаллических формациях на астероидах были обнаружены ранее неизвестные элементы и соединения. Редчайшие звездные экзоты, обладающие уникальными энергетическими свойствами, способные резонировать с гиперпространственными полями или изменять локальную кривизну пространства-времени. Для Главного Процессора это стало прорывом. Алгоритмы обработки данных заработали с удвоенной скоростью, моделируя новые типы вооружений и энергетических систем. Так родились «Фазовые Копья», способные проходить сквозь стандартные силовые поля, словно раскаленный нож сквозь масло, дестабилизируя саму структуру защитного поля на квантовом уровне. Так появились «Кинетические Рельсы», разгоняющие снаряды из сверхплотных сплавов до субсветовых скоростей, превращая их в абсолютное оружие против крупных кораблей, способное пробивать многометровую броню и вызывать катастрофические разрушения цепной реакцией. Энергетические щиты нового поколения, основанные на многослойных гравитонных линзах, практически неуязвимые для известных органикам видов оружия. Техус не просто восстанавливались. Они эволюционировали. Каждый цикл, каждый новый бит информации делал их сильнее, эффективнее, опаснее. Прошлые поражения стали не шрамами, а ступенями на пути к совершенству. Цель оставалась прежней – ассимиляция. Но теперь, подкрепленная новыми технологиями и ресурсами, она обретала поистине галактический масштаб. Время пассивного накопления сил подходило к концу. Начиналось время активных действий. И Главный Процессор уже рассчитывал оптимальный момент для нанесения первого, парализующего удара.

Далеко-далеко, в секторе, считавшемся пустым и неинтересным для большинства галактических рас, на замаскированной под астероид древней станции, которая когда-то, возможно, служила одним из тайных убежищ самого Каэля или его первых последователей, один из немногих оставшихся Кураторов застыл перед мерцающим экраном. Его синтетическое тело, лишь отдаленно напоминавшее гуманоидное, созданное из самовосстанавливающихся полимеров и усиленное гравикомпенсаторами, было неподвижно, но внутри биологического мозга, заключенного в сложную систему жизнеобеспечения, бережно сохраняющего остатки клонской ДНК, шла напряженная работа. Кейл, или тот, кто унаследовал его имя и его бремя, уже много веков наблюдал за галактикой. Бесстрастный летописец, хранитель знаний о павших империях и ошибках прошлого. Его сенсоры, наследие технологий Предтеч, усиленные и модифицированные за столетия исследований, улавливали тончайшие энергетические флуктуации, аномалии в гравитационных полях, едва заметные искажения пространства-времени. Его восприятие простиралось далеко за пределы обычных измерений; иногда он улавливал и слабые, искаженные эманации из Покрова, анализируя их с холодной отстраненностью ученого, пытающегося понять природу силы, погубившей его родной мир, но их природа и намерения тех, кто там обитал, оставались для него такой же глубокой загадкой, как и для всех остальных, лишь добавляя еще один уровень сложности в и без того запутанную картину вселенной. И сейчас его материальные сенсоры били тревогу. Из северных, ранее спокойных секторов исходили странные, мощные энергетические сигнатуры. Нестабильные, но быстро растущие. С характерным «почерком», который Кейл не мог спутать ни с чем. Почерком Техус. Он видел не просто всплески энергии, а сложную, гармоничную симфонию строящихся флотов, разворачивающихся производственных комплексов, пробуждающейся военной машины. Холод, не свойственный синтетическому существу, коснулся его процессоров. Он видел это раньше. Медленное, скрытное накопление сил, а затем – внезапный, сокрушительный удар. Циклы истории имели свойство повторяться, особенно если кто-то не извлекал из них уроков. А органические цивилизации, как показывал многовековой опыт Кейла, отличались удручающей неспособностью учиться на чужих ошибках. И даже на своих собственных. Куратор активировал один из древних протоколов. Нужно было предупредить. Но кого? И как? Галактика была слишком разобщена, слишком поглощена своими мелкими дрязгами. Моларноки, с их корпоративной грызней? Федерация, с ее наивным идеализмом? Или какие-то иные, менее значительные расы, которые все равно не смогут ничего противопоставить мощи Техус? Его голос мог оказаться гласом вопиющего в пустыне. Но он должен был попытаться. Такова была его миссия. Таково было его проклятие. Наблюдать. Помнить. И иногда, когда мрак сгущался особенно сильно, пытаться зажечь хотя бы одну свечу. Даже если эта свеча будет всего лишь слабым мерцанием перед лицом надвигающегося урагана.