Целую, Макс

– Здравствуйте, мистер Эванс!

Он не сводит с меня глаз и молчит.

– Вам что-нибудь принести? – спрашивает Нора и, клацнув блюдцем, забирает пустую чашку со стола. В ответ он дергает головой, будто отгоняет надоедливую муху. Нора не возмущается его грубости. Выходит из кабинета и закрывает дверь.

«Спасибо» и «здравствуйте» явно считаются здесь лишними, а уж «приятно познакомиться» и «присаживайтесь, пожалуйста» – это вообще атавизмы.

Я так и стою посреди кабинета. Сесть мне не предлагают, а сама я не успеваю сориентироваться. Взгляд поневоле возвращается к рукам мужчины, к сильным пальцам, к венам под загорелой кожей. За последние несколько лет я побывала на разных собеседованиях – неофициальных, плохо организованных, удачных и нет, но такого волнения не испытывала никогда. Уж точно не из-за чужого молчания и пристального взгляда.

И не от вида мужских рук.

Сейчас он встанет, подойдет ко мне и пожмет руку. Моя ладонь потеряется в его, и от волнения я провалю собеседование. Что в нем такого?! Вроде обычный мужик, но… Одним взглядом он встряхнул меня, как снежный шар, и теперь внутри буран. Мысли и чувства никак не успокоятся, не осядут снегом.

Смогу ли я на него работать?

Память услужливо подкидывает информацию о зарплате, почти в три раза выше, чем я получала до сих пор. За несколько месяцев до начала семестра в университете я накоплю кучу денег.

Комкаю полу пиджака, стираю предательскую влагу с ладони. Рукопожатие должно быть твердым и уверенным, по нему судят о характере.

Джек Эванс успешный предприниматель. Какое-то время он жил в Азии, а теперь решил вернуться домой. Ему нужен секретарь. Я узнала об этом от маминой знакомой. Домработница назначила дату собеседования, и вот…

Говорят, Джек талантлив и приятен в общении, однако он смотрит на меня так, будто собирается принести в жертву. И молчит. Так и не поздоровался, и руку пожимать не спешит.

Нервно переступаю с ноги на ногу, колени соприкасаются с легким шорохом капрона.

Джек опускает взгляд на мои ноги, но тут же отворачивается. Хоть за это спасибо. Если собираешься работать с человеком один на один, между вами не должно быть неуместных взглядов.

– Я Элли Коваль. Спасибо, что пригласили меня на собеседование.

Джек так и не поднялся, и не поздоровался. Молчит и при этом смотрит на меня так пристально, будто проверяет мои мысли. Еще немного – и я не выдержу и уйду. И так уже понятно, что мы с этим глазастым молчуном не сработаемся.

– У вас есть ко мне вопросы? – спрашиваю, едва скрывая раздражение.

Медленным, ленивым движением Джек поднимает лежащие перед ним бумаги. Кажется, это мое резюме, но я не уверена, потому что плохо вижу без очков. Однажды сезонный рабочий на ферме сказал, что в очках я похожа на «сексапильную училку из порнофильма», поэтому на важных встречах с мужчинами справляюсь без очков.

– С таким резюме направляют к психиатру, а не берут на работу, – наконец изрекает Джек.

К-х-м…

6

Все понятно. На работу меня не возьмут, но это к лучшему. Если по одному взгляду можно определить, сработаетесь вы с человеком или нет, то я уже сделала выводы. Отрицательные. Если бы я ушла сама, потом жалела бы об упущенной возможности, деньги-то немалые. А если грубый самодур мне откажет, моей вины в этом нет.

Внутри разливается приятное тепло, я расслабляюсь.

Вот только… хамства не приемлю. Если мое резюме ему не подходит, зачем звать меня на собеседование? Чтобы оскорбить?

– Это резюме человека, который честно зарабатывает на жизнь и учитывает свои… ограничения, – отвечаю и тут же жалею об откровенности. Последняя часть фразы лишняя, но я слишком разозлилась, и правда вылетела наружу. На провокацию реагировать нельзя, особенно звенящим от обиды голосом, иначе доставишь обидчику удовольствие.

Джек только этого и ждал. Ему явно нечем заняться, кроме как приглашать девиц на собеседование и втаптывать в грязь.

– И какие, позвольте спросить, у вас ограничения? Умственные? Физические? – Смакует каждый слог, демонстративно оглядывая меня с головы до ног и намекая, что особых ограничений не видит. – Если бы у вас были, как вы выразились, ограничения, вы бы нашли подходящую работу и не метались. А вы… – Опустив взгляд на резюме, скалится. – Официантка, сиделка, секретарь на ферме, снова официантка, няня, снова секретарь на ферме… Почему вас так тянет на ферму? Нравится запах навоза?

Мне бы развернуться и уйти, но…

– Экоферма «Зеленые поля» – это замечательное место. Свежий воздух, дружеская атмосфера, экологически чистые продукты…

Получилось бы намного эффектней, если бы я не говорила словами из рекламного буклета, и если бы мой голос не дрожал от возмущения.

– Вы попали туда по протекции, – выплевывает презрительно.

– Откуда вы… почему вы так решили?

– Я сказал наугад, а вы подтвердили мою догадку. Могу угадать и остальное. О работе вам рассказала подруга вашей матери или тети, кто-то по женской линии, потому что отца у вас нет. Биологически он, конечно, был, но выросли вы без отца. И в личной жизни вам не везло. Вас кто-то обидел, и вы позволили подростковой дури определить вашу жизнь. Это влияет на то, как вы держитесь, вам не хватает уверенности. Вы наверняка были отличницей и занудной активисткой, а потом… что случилось? Запоздалое половое созревание ударило в голову? Вы толком не доучились и свили себе безопасное гнездо, из которого не вылезаете. Вам легче с детьми и животными, чем со взрослыми людьми. Вот вы и сидите на ферме: гладите ягнят в обеденный перерыв, сгребаете навоз и прячете дырявые носки в резиновых сапогах. – Пристально осмотрев меня с ног до головы, он добавляет. – И давно перестали замечать собачью шерсть на одежде.

В шоке от его грубости растерянно осматриваю костюм, хотя это и бессмысленно, без очков ничего не разглядеть. Но и Джек сидит слишком далеко, чтобы заметить собачью шерсть на моей одежде. Да и нет никакой шерсти, потому что я не ношу костюм на ферме, и грязную одежду в шкаф не вешаю. Хотя… на ферме есть собака, Чарли, и он везде за мной ходит. Его длинная шерсть и вправду липнет к одежде…

О чем я думаю?! При чем тут шерсть? Проблема не в шерсти, а в Джеке Эвансе… невыносимый тип!

А он между тем продолжает небрежным, снисходительным тоном.

– Вы бы так и сидели на ферме долго и счастливо, но ее продали, а на ее месте построят базу отдыха. И вам больше негде продавать безвкусный сыр и прокисшее молоко.

Таращусь на него так яростно, что щиплет глаза.

– Наши молочные продукты считаются лучшими в графстве! Мы никогда не продаем прокисшее молоко, и наш сыр… вкусный!

Джек насмешливо приподнимает бровь, будто ждет продолжения. Потом комкает резюме и швыряет его в мусорную корзину.

– Из всего, что я сказал, вы не согласны только с этим? – спрашивает с издевкой. – Вы могли бы завоевать мир, а вместо этого хотите спрятаться под моим боком, печатать мои слова, выполнять мои приказы. Все, чтобы, не дай Бог, не сделать что-то самой, под свою ответственность. Чтобы не рисковать.

Завоевать мир?! Из нас двоих к психиатру надо ему, причем срочно.

– Мне казалось, вы ищете человека на должность секретаря, а не Наполеона Бонапарта, но я ошиблась, извините! – Заикаюсь от ярости, поэтому фраза выходит скомканной, злой.

У Джека вырывается смешок, и на секунду он становится похожим на человека. Но только на секунду.

Все, пора домой. На работу меня не возьмут, да я и не собираюсь связываться с этим ненормальным. Мог бы просто выбросить резюме, так нет же, надо унизить меня, чтобы потешить собственное эго. Мое резюме в порядке. Это с ним, с Джеком Эвансом что-то не так.

Однако не скрою, своими небрежно брошенными словами он ударил в цель. Сильно и больно.

Однажды у меня были мечты.

Однажды у меня были наполеоновские планы.

Однажды я была уверена в себе.

А потом за считанные минуты моя жизнь перевернулась, как будто яркая, красивая фотография вдруг превратилась в негатив. И я, сломленная, забилась в угол и лелеяла мое отчаяние. Спряталась от жизни и от того, о чем мечтала, и ждала, когда прошлое заживет и когда вспышки воспоминаний перестанут мучить меня по ночам, истощая силы.

Я стала моим собственным ограничением.

Джек проницательный мужчина, если разгадал мое прошлое с первого взгляда и по страничке резюме. Пугающе проницательный, но этим его достоинства ограничиваются. Нельзя судить человека по прошлому. Я стала другой. Справилась, победила страхи и теперь живу на полную катушку. Или по крайней мере собираюсь.

7

Джек смотрит на меня, постукивая пальцами по столу. Не зря мне сразу не понравились его руки, надо верить предчувствиям.

Глубоко вдыхаю, пытаясь подавить гнев, но это не помогает.

– У меня нет наполеоновского резюме, но меня вполне устраивает моя жизнь. Мне сказали, что вы успешный и талантливый человек, которому нужна помощь, чтобы устроиться в Англии. Однако те, кто вас рекомендовал, не знают, что ваша голова застряла так глубоко в вашей заднице, что вы ничего не видите, кроме собственного раздутого эго. Что ж… Мне пора. Скоро обеденный перерыв, ягнята ждут… – Помахав рукой на прощание, вкладываю в голос максимум сарказма. – Не утруждайте себя хорошими манерами, не вставайте! Я сама найду выход.

Дверью я не хлопаю, хотя хочется, внутри пенится ярость. Да, я недалекая, ограниченная. Да, я долго пряталась от мира. И рисковать я не люблю, и отца у меня нет, и на ферму меня взяли по знакомству. И ягнят я обожаю, и все остальное он тоже угадал.

Но это не его дело. Каждый выбирает для себя, и мой выбор достоин уважения.

Нора стоит под дверью, наверняка подслушивала. Похлопав меня по плечу, улыбается.

– Мистер Эванс золотой души человек! Мне кажется, вы произвели на него впечатление.

Произвела впечатление? Они оба не в себе, поэтому и сработались без труда. Хотя… на Наполеона она не похожа.

Покачав головой, решительно направляюсь к выходу. Нора пыхтит следом.

– Я пеку лучший в графстве яблочный пирог. Хотите попробовать? Вам кофе или чай?

– Спасибо, но я спешу.

– Такси еще не подъехало…

– Я не вызывала такси.

– Но до ближайшей деревни две мили, а сегодня холодно и сыро…

– Всего доброго, Нора! – Улыбаюсь пожилой женщине. Она не виновата в том, что ее работодатель хам. – Не могли бы вы передать кое-что мистеру Эвансу?

– Да, конечно! – Растерянно хлопает по карману. Ищет блокнот, чтобы записать мои поручения.

– Скажите ему, что я не ношу дырявые носки.

Отвернувшись от удивленной женщины, выхожу на крыльцо.

Джек прав, я пока что не воплотила мою мечту, не реализовала потенциал. Прошлое разрушило меня, разбило, и потребовалось три года, чтобы прийти в себя.

Однако я справилась. Из сломанных частей сложила нечто новое, сильное.

И я этим горжусь.

Успеваю дойти до конца подъездной дороги, когда подъезжает машина. Заказанная не мной и заранее оплаченная. Из окна выглядывает пожилой мужчина. Его добродушное, изрезанное морщинами лицо сияет улыбкой.

– Садитесь, мисс Элли! Я довезу вас куда хотите. С ветерком! За счет мистера Эванса, конечно, вам ничего платить не надо. Меня зовут Мик, я родился в Димби и живу здесь уже шестьдесят пять лет. И никуда отсюда не денусь, это уж точно. А вы приехали наниматься на работу?

– Нет. – Мой ответ звучит отрывисто, невежливо, но такое уж у меня настроение, невежливое.

Мик не обижается на мою грубость. Остановив машину, выскакивает наружу. Коренастый, с объемным брюшком и седыми завитками бороды, он похож на деда Мороза.

– Вам понравится в Димби. Это хорошее место, тихое, семейное. Вы мельницу видели?

– Нет.

– Обязательно посмотрите! Рядом с ней музей есть. Там, конечно, не шибко интересно, но таки история… А вы любите историю, мисс Элли?

Похоже, Мик впервые за долгое время встретил живого человека, и ему не терпится поболтать.

В машину садиться не хочется. Двухмильная прогулка до Димби помогла бы проветрить мысли и успокоиться, и я бы как раз успела к автобусу. Однако Мик продолжает крутиться вокруг меня, утомляя своим дружелюбием.

– Садитесь, мисс Элли, а то негоже вам шлепать по лужам. Весна в этом году никудышная, сплошные дожди. Я вам по пути мельницу покажу, и мимо реки проедем, увидите красивый вид на долину. Вам на заднем сиденье удобно будет? А то переднее сиденье на мистера Эванса настроено, и лучше не менять. Я вроде как его личный водитель, пока он здесь живет. Не гарантированная работа, но платит он щедро…

Со вздохом сажусь в машину и, захлопнув дверь, смотрю на переднее сиденье. Оно сдвинуто назад до упора, не иначе как чтобы вместить огромное эго мистера Эванса.

– Ох, мисс Элли, скажу я вам, мистер Эванс чуть не уволил меня в первый же день. У нас тут дом престарелых есть, так я оттуда клиентов вожу то в магазин, то в парикмахерскую, то к врачу. Вот и привык им помогать: руку подам, поддержу, чтоб из машины выбрались. Так я по привычке к мистеру Эвансу кинулся, с его ногами-то – а он так разозлился! Я думал, он меня если не придушит, то уволит точно. Гордый он, а? Жуть какой гордый…

– А что… – Откашливаю внезапную хрипотцу. – Что у мистера Эванса с ногами?

– Не знаю, что за авария с ним приключилась, но вы наверняка и сами видели, беда у него с ногами. Совсем плохи!

Нет, я не видела, что у него с ногами, однако успела возмутиться его дурным манерам, когда он не поднялся, чтобы поздороваться и попрощаться.

Зажмурившись, пытаюсь избавиться от навязчивых образов перед глазами.

«Не утруждайте себя хорошими манерами, не вставайте! Я сама найду выход».

Я не просто сказала эти слова, я их выплюнула. С презрением.

В груди разгорается яркий, горячий стыд.

За последние несколько лет я побывала на разных собеседованиях, но это, без сомнений, самое худшее.

8

– Хватит уже расстраиваться! Вот лучше попробуй, я специально для тебя испекла.

Мама ставит передо мной шоколадную ватрушку, мою любимую.

– Я не расстраиваюсь, просто… не люблю обижать людей. Даже если они того заслуживают.

– А ты уверена, что мистер Эванс обиделся? – Мама бросает на меня насмешливый взгляд через плечо. – Если судить по тому, что он тебе наговорил, то Джек не из тех, кто волнуется о чужом мнении. Так что забудь о нем и попробуй шоколадную ватрушку. В этот раз я положила больше сгущенки.

Прикрыв глаза, позволяю густой, сливочной сладости растаять на языке. Жаль, воспоминания о собеседовании горчат и мешают получить удовольствие.

– У Джека ноги больные, а я отчитала его за то, что он не поднялся. Получилось очень грубо. И еще… я ляпнула, что у него голова застряла в заднице, и что у него раздутое эго.

– Очень изобретательно! – Смеясь, мама щелкает меня по кончику носа. – Джек тоже много чего тебе ляпнул, но не думаю, что он об этом сожалеет и жалуется маме. Ну, как ватрушка?

– Сказочно! Запиши этот рецепт, он понравится детям. Почти не чувствуется вкус творога.

Мама снимает фартук с надписью «Лучшая мама в мире» и садится к столу, чтобы сделать пометки в рецепте. Весь первый этаж нашего маленького дома посвящен маминому кулинарному увлечению. Она купила дом три года назад и оборудовала кухню с замахом на будущее. Однажды она откроет собственное кафе, а пока пишет кулинарную книгу с новыми вариациями классических русских рецептов.

– Он привлекательный? – спрашивает мама, продолжая писать.

– Надеюсь, ты спрашиваешь про рецепт?

Вскинув взгляд, она окатывает меня иронией.

– Нет, я спрашиваю про страшного-ужасного-грубого-невыносимого Джека Эванса.

– При чем здесь привлекательность?! – Возмущенно фыркая, собираю тарелки со стола и отношу к раковине. У нас дома простое правило: мама готовит, а я мою посуду и убираю. Вроде как выгодная для меня сделка, но… после маминых творческих порывов кухня выглядит как будто по ней пронесся смерч.

– Ты так бурно и красочно описывала собеседование, что мне подумалось… – Мама невозмутимо продолжает записывать рецепт.

Выхватив ручку из ее пальцев, стучу по столу.

– Раз начала, то договаривай!

– Мне показалось, что ты не осталась равнодушной к мистеру Эвансу, – поводит плечом.

– Конечно, не осталась, но только в самом отрицательном плане. Зачем он пригласил меня на собеседование, если не собирался нанимать? И вообще, это была странная встреча.

– Но деньги большие.

– Я не позволю меня оскорблять ни за какие деньги.

– Ладно тебе горячиться! Тебя никто не заставляет на него работать. Деньги пришлись бы кстати, чтобы в университете не искать подработки, но ты найдешь себе что-нибудь другое. Соседям снова нужна няня, да и в школах скоро экзамены, так что займешься репетиторством. Без дела не останешься.

Дописав рецепт, мама закрывает книгу. У нас на кухне целый стеллаж ее кулинарных книг, накопленное за годы сокровище. А я первый и главный судья каждого нового блюда.

– Конечно, я не останусь без дела. Все будет в порядке, просто… Джек меня рассердил, и я ему нагрубила. Вышло очень некрасиво.

Мама с нежностью гладит меня по волосам и чмокает в лоб.

– Ты хороший человек, и в этом твоя беда.

Мне вдруг становится зябко. Стараюсь не думать о прошлом, но слова «хороший человек» стучат во мне вторым сердцем. Кто они, эти «хорошие люди»? Чем они определяются? Мыслями? Поступками?

Кому решать, хороший ты человек или нет?

И что, если хороший человек однажды совершит нечто ужасное?

Мама не из тех, кто тратит время на философские метания. Достав сливочное масло, она режет его кубиками и рассуждает.

– Ты не знала, что Джек инвалид, и теперь расстраиваешься, что повела себя некрасиво. Но он это заслужил. Больные ноги не оправдывают его грубость. На твоем месте я бы, может, и не стала говорить про голову в заднице… – Обернувшись, мама подмигивает. – Но только потому, что мне не придумать такое изощренное оскорбление на английском. Я бы выдала что попроще, но тоже в долгу не осталась, уж поверь!

В детстве, когда я болела, мама гладила прохладной ладонью мой горячий лоб, и становилось легче. Она способна помочь парой слов или даже взглядом. Так и есть, надо всех судить по одной мерке. Даже если я повела себя невежливо, это не снимает вины с Джека.

– Спасибо, мам! Позови, как закончишь готовить, и я все уберу.

– Позову, как не позвать.

Направляюсь к себе в комнату, когда мама меня окликает.

– Ты так и не ответила, он привлекательный?

Она опять за свое?!

– Он страшный, с рогами, копытами и клыками. Только подумаю о нем, как начинаю заикаться.

– Ага… Значит, ты все-таки о нем думаешь!

Уходя, слышу ее тихий смех.

9

Я не думаю о Джеке Эвансе, не после того, как поговорила с мамой. А до этого я расстраивалась из-за моей вспыльчивости и не думала ни о чем другом. Только если о словах Джека. Меня задело то, как легко он разгадал меня и с каким пренебрежением раскритиковал. Может, он и талантлив в бизнесе, но общаться с людьми не умеет. Лезет, куда не просят, и бьет туда, где болит. Он прав, у меня нет отца. Мамин любовник сбежал, узнав о последствиях мимолетной интрижки. Она растила меня сама, а потом вышла замуж за англичанина по переписке. Он был неплохим человеком, но детей не любил, да и брак продлился недолго.

Поднявшись в свою спальню, надеваю очки и с пристрастием осматриваю одежду. Никакой собачьей шерсти. Переодевшись, убираю костюм поглубже в шкаф вместе с мыслями о Джеке Эвансе. Он прав, я предпочитаю общаться с детьми и животными, потому что среди взрослых иногда попадаются такие, как он.

Сев к столу, занимаюсь подсчетами. Мама права, соседи наверняка наймут меня няней, а летом будет и другая работа. Студенческий кредит поможет оплатить обучение, но я коплю деньги на жизнь. В мае пересдам психологию и тогда надеюсь поступить в университет. Я была готова к экзаменам еще три года назад, но… тогда все пошло прахом, а теперь я наконец добьюсь всего, о чем мечтала. Выучусь на психолога. Тьфу на тебя, Джек Эванс! Тьфу на тебя и на то, что ты обо мне думаешь!

Достаю телефон, чтобы поговорить с соседями о работе, но он звенит в моих руках.

– Элли, это Нора. Надеюсь, вы доехали домой без проблем. Мик любит поболтать, но он надежный водитель. Скажите, вы договорились с мистером Эвансом о том, когда выйдете на работу?

Растерянно смотрю на телефон, но экран не дает подсказок.

– Э-э-э… нет, не договорились. Вы звоните по просьбе мистера Эванса?

– К-х-м… не совсем. После собеседования у него была видеоконференция, а потом он уехал, и я не успела спросить. Вот и решила вам позвонить…

Она решила позвонить мне, а не Джеку?!

– Спасибо, Нора, но… Мы с мистером Эвансом не смогли найти общий язык. Возможно, ему подошел кто-то из других кандидатов, так что позвоните ему или дождитесь, когда он вернется.

– Вы подходите в самый раз, и я надеялась, что все устроится. Как же так… – Ее голос звучит растерянно, сбивчиво.

Джек замучил беднягу Нору, и неудивительно, что она хочет спихнуть его на меня. Даже позвонить ему боится и сплетничает за его спиной. Все это очень странно…

– Почему именно я?

Нора долго вздыхает, мнется, и от этого мои подозрения только усиливаются.

– Вы подходите мистеру Эвансу, – говорит наконец. – О вас говорят много хорошего. Вы работали не только секретарем, но и сиделкой, и няней. Вы терпеливы, заботливы и с пониманием отнесетесь к его… сложностям. Не смотрите, что он ершится, он просто сам не свой после аварии. Всегда был независимым человеком, и вдруг такое… ни ходить толком, ни машину вести не может. А дел у него немеряно. Надо организовать переезд, да и бизнес большой, без секретаря никак. Ему нужна помощь, а вы найдете к нему подход. Соглашайтесь, Элли!

Открываю рот и тут же закрываю, потому что сказать нечего. Джек оскорбил меня, унизил, а Нора уговаривает согласиться на должность, которую он не предлагал?!

У-ди-вительно.

Джек вообще не произвел впечатление человека, который хочет помощи. М-м-м… интересно. Если Джек считает, что со всем справится сам, а Нора навязывает ему стороннюю помощь, тогда его поведение становится понятным. Ребяческим, грубым, но понятным.

– Мне приятно, что обо мне хорошо отзываются, но я не смогу работать с мистером Эвансом, да и он не хочет, чтобы ему помогали. – Нора пытается возразить, но я добавляю в голос уверенности и ставлю точку. – Простите, но эта работа не для меня.

– Давайте встретимся и обсудим…

– Я уезжаю на пару дней, меня не будет в городе. Но мой отказ окончательный, я не стану работать на мистера Эванса. Всего доброго!

Про поездку я солгала. Голос Норы казался уж очень несчастным, и я придумала причину, чтобы не встречаться. Не хочу больше думать о Джеке Эвансе и говорить о нем тоже не хочу.

– Ма-ам! – Свешиваюсь через перила, глядя, как мама колдует у плиты. – Твоя подруга Райхана чего только не наговорила обо мне домработнице Эванса!

Глянув вверх, мама пожимает плечами.

– Ничего крамольного она не сказала. Узнала, что им нужна помощь, и порекомендовала тебя. Много кто о тебе наслышан, и, заметь, не только от меня. Люди, на которых ты работала, говорят много хорошего.

– Райхана разрекламировала меня, как Флоренс Найтингейл! Дескать я терпеливая, заботливая…

– И что? Ты такая и есть, Элли! – Шипит сбежавшее молоко, и мама спешно возвращается к плите.

Судя по тому, что Джек мне наговорил, Райхана рассказала Норе не только о моих заслугах, но и о прошлом. Уж очень хорошо он осведомлен о моей жизни.

– Может, я и терпеливая, но Эванса терпеть не стану! – ворчу.

Снизу доносится мамин смех.

– Значит, по-прежнему не думаешь о Джеке?

– Сейчас я не думаю о нем сильнее, чем раньше, – фыркаю, возвращаясь в комнату.

10

Соседям нужна няня два раза в неделю, но каждый раз в разные дни, поэтому работа не самая удобная. Утром я съездила в город и нашла другие варианты подработки. Мама уже вернулась после смены, и я спешу домой обсудить мои планы.

Открыв дверь, застываю на пороге. Хочется выйти обратно на улицу и исчезнуть, но меня уже заметили.

Джек Эванс сидит в кресле, а мама стоит перед ним в домашнем платье и переднике с надписью «Лучшая мама в мире». Румяная, оживленная как никогда, она что-то говорит и размахивает руками. Вернее, не руками, а блестящей от масла кухонной лопаткой.

Непохоже, что мама отчитывает Эванса за грубое отношение к дочери.

Джек бросает на меня мимолетный взгляд и отворачивается. Слушает маму так внимательно, будто рецепт кулебяки для него откровение века.

Скинув туфли, захожу в дом. Медленно, опасливо, будто ступаю по стеклу.