Из варяг в греки. Исторический роман

Всадники выехали на опушку леса. Перед ними лежала хорошо утоптанная просторная дорога, и они могли двигаться по трое в ряд. Путники пришпорили коней и поскакали быстрее. Впереди трое мужчин, позади две женщины.

– For en lang tid?4 – чернобородый мужчина обратился к наезднику с арбалетом.

– Kommer snart5, – коротко отозвался тот.

– Det er kaldt her6, – вновь обратился к мужчине с арбалетом чернобородый, пытаясь продолжить разговор.

– Ingenting7, – неохотно ответил тот.

Всадники поднялись на зелёный пригорок, с которого открывался вид на деревянную крепость. На земляном валу возвышались крепкие стены из толстых, грубо отёсанных брёвен, верхнюю часть которых венчали заборола со скважнями – бойницами. Путники всей кожей почувствовали на себе пристальные взгляды из широких тёмных щелей. На расстоянии двух полетов стрелы друг от друга стояли мощные башни – вежи.

Солнце было в зените. В его ярких лучах они увидели на башнях по сторонам мощных дубовых ворот высокие фигуры воинов и придержали своих коней.

– Aldeigja!8 – воскликнул чернобородый

– Так, гэта Ладога, – радостно заулыбался и широкоплечий мужчина с арбалетом.

– Будем тута проживати, – заговорил воин со светло-русыми волосами и голубыми глазами, непроронивший до этого ни слова. – Нету зараз для меня ни другого пути, ни другой дорожки.

Широкоплечий наездник усмехнулся в светлую, будто посеребрённую сединой бороду:

– И нас могут вышибить отсель в любой час.

Его собеседник отрицательно покачал головою.

– Я маю право на наследство и буду тута править.

– Любо, любо, – ответил с лёгкой усмешкой мужчина с арбалетом. – Я завсегда буду с тобою, княжич, – добавил он уже с серьёзным лицом.

Молодой князь с благодарностью посмотрел на него и, потянув уздечку, решительно пришпорил коня. Чернобородый воин глянул на широкоплечего владельца арбалета и жалобно спросил:

– Helgi, hva med oss?9

– Vil bli bedre til å lære russisk ord10, – уверенно ответил ему тот. Он живо тронул шпорами бока коня и нагнал князя, уже спускавшегося с пригорка.

Две всадницы старались не отставать от мужчин. Из-за разницы в возрасте их можно было бы принять за мать и дочь. На первый взгляд они походили друг на друга. У них были овальные лица, слегка пухлые щёчки, яркие полные губы. Волосы юной девушки перехватывало широкое, теснённое золотом очелье. Большие зелёные глаза светились жаждой к жизни и неподдельным интересом ко всему происходящему. За спиною висел колчан со стрелами, их оперение было сделано из перьев сокола. Сам лук висел в налучье на поясе. Лучи солнца играли на серебряных ножнах дорогого кинжала.

Лицо старшей всадницы было тревожным. Волосы были спрятаны под повой, её концы спускались за спину, что выдавало в ней замужнюю женщину. Глаза, в отличие от юной спутницы, были небесного цвета. Да и сам взгляд выдавал уже многое повидавшую женщину.

Чернобородый мужчина оглянулся на них.

– Kommer snart11, – выдавил он из себя и последовал вслед за уехавшими далеко вперед спутниками.

Олег остановил коня у рва перед крепостными воротами и прокричал:

– Гэй, шибалки! Передайте княгине, Рюрик просить впустить яго!

На одной из башен послышалось движение, кто-то быстро спустился по деревянным ступенькам. Затем все стихло. Но спустя время ворота широко распахнулись, и перед путниками через ров со скрипом жеравца опустился деревянный мостик.

У ворот, словно из-под земли, вырос рослый воин с копьём.

– Проходь! – скомандовал он.

Молодой человек первым тронул коня и медленно въехал на узкий мосток, с опаской поглядывая вниз, где под ним на глубине из земли торчали остро затёсанные рожны – колья. За ним последовал Олег и чернобородый воин.

Они въехали в просторный двор. Посередине зелёной лужайки возвышался двухэтажный терем. Навстречу к ним по широким ступеням уже спускалась пожилая женщина в длинном светлом платье. Голову её украшала высокая кичка из аксамита с шёлковыми лентами, золотым шитьём, позументом и стеклянными вставками.

Всадники спешились. Коней подхватил белобрысый подросток. Олег отвёл руку паренька от своего коня и, любовно похлопав того по холке, сам повёл красивого белого жеребца к наполненной колодезной водой лохани.

Голубоглазый молодой человек бросился навстречу женщине. Он встал на одно колено, склонив голову. Женщина спустилась с крыльца, подняла его с земли, распахнула объятья и прижала к себе.

– Здрав буде, внуче дорогой. Сколь долго мы не видалися?

– Здраве, матушка, – ответил он, радостно улыбаясь, – дюже давно.

Женщина отступила в сторону, указывая гостям на терем:

– Проходьте в горницу.

Рюрик обернулся и бросил чернобородому:

– Аскольд, покличь княгинь.

Чернобородый Аскольд быстрыми шагами подошёл к колодцу, где лошади продолжали пить из деревянной бадьи, вскочил на коня и, резко потянув уздечку, поспешил назад к воротам. Но в этот момент в них уже въезжали осмелевшие женщины. Через минуту старшая спутница обнималась с княгиней. Гости поднялись по ступенькам терема и вошли в просторный зал. Во главу широкого дубового стола встречавшая женщина усадила Рюрика, сама опустилась по правую руку от него. Рядом с нею на скамью присели две спутницы, а напротив расположились мужчины.

– Мы вас, дачушка, заждалися, – обратилась к одной из женщин княгиня. – Ужо, какой день гонца к вам послали, а усё весточки не было. Гостомысл перед кончиною завещал найти внуче и посадить на свое место. Говоривал, што чай настрадалси он тама во чужих краях и чашу горькую сполна испил. Усе горевал за тебя, Умила.

Она достала расшитый платочек и вытерла слезы.

– Ну, а зараз, вы дома, усе беды позади. А тебе как кликать, молодица? – княгиня обратилась к юной спутнице своей дочери.

– Mitt navn er Efanda12, – догадавшись, что речь идет о ней, ответила та.

– Мама, она кажить, што её кличут Ефанда. Она недавно стала женой твоего внука. Это её брат, – сказала Умила, кивая на широкоплечего и на вид располагавшего к себе мужчину. – Его мать – жонка воеводы князя Годослова, она из наших – из словен, а Ефанда – дщерь урманки13, молодой жонки гэтага воеводы. Посля гибели Годослава мы долго скитались в поисках пристанища. Много загинуло наших воев. Градом Рериком14 овладели даны, и мы, сколь могли, мстили обидчикам, покуда не получили весть от тебя. Укрывались на острове Руяне15. Зараз мы в твоей влади. – Она покорно склонила голову.

Широкоплечий мужчина поймал на себе внимательный взгляд княгини и слегка приподнялся над столом.

– Меня кличут Олег. Гэта Аскольд, – сказал он, кивнув в сторону воинственного вида чернобородого мужчину с хмурым взглядом из-под тёмных бровей.

– Hei, mor!16 – Я есмь Аскольд, – подтвердил тот, привстав со скамьи.

– Он срамно глаголит по-русски, – взглянув на Умилу, сказала пожилая женщина.

– Он должен проведать наш язык, – уверенно ответила та.

– Гэта чаровница пущай власы-то подберёт. Чай, замужняя, – произнесла Ждана, недовольно покосившись в сторону Ефанды.

– Она усё исполнит, матушка, – ответила Умила.

– На што же вы жили? – спросила женщина, вновь обращаясь к дочери

– Мы жили в битвах, – вмешался в разговор Олег.

– С нами ишо много людей. Вышли мы перед Радоницей17 и пришли на ладьях морем. Коней купили в Пробрани, на пути к Ладоге, иде остальные вои нас дожидаются, – добавила после него Умила.

– Не солодки вам пришлося.

Умила, соглашаясь, кивнула.

– Главное, што до часу подоспели, – как бы успокаивая ее, сказала княгиня, – и добре, што верхами догадалися – по воде-то догляд. Тута ужо не одну неделю Вече18 идёть. Усе перебрехались. Никого в князья выбрать не могуть. В Изборске ишо сын Гостомысла правит – Вадим Храбрый, сын от Любицы. – Она взглянула на напрягшееся лицо Рюрика и добавила: – Его они не приглашают. Но он и молодший. Старшие дядья твои усе четверо головы сложили и сынами обзавестись не успели. – Княгиня притворно поднесла платочек к глазам. – Так што право на престол токмо у тебя. Они – мужичьё, усё спорят, хотяше, как встарь, выбирать князей из кого не попади. Я одного волхва, служившего не раз Гостомыслу и желание его последнее ведавшего, подговорила, штоб он слух пустил, будто Гостомыслу сон вещий привиделси, а в нём внуче моему править должно. Посля от волхва гэтага избавиться надоть, а то, боюся, язык за зубами не удержить. Посадник за нас, купцы с боярами. Чево им мужичье-то в князьях терпеть. О, так што не успели они. Буде мой внуче на престоле. – Она взглядом любящей бабушки посмотрела на Рюрика, и тот в ответ благодарно склонил голову.

– Ja, ja19, – радостно проговорил Аскольд.

Мать Умилы взглянула на чернобородого воина.

– Пущай учиться глаголить по-нашему. А коли не може, то живота лишится, как на Веце рот откроить.

Олег недовольно повел плечами и, соглашаясь, произнес:

– Сможет. А коли не сможет – будет как рыба молчати.

– Дубрава! – крикнула в сторону неприкрытой двери княгиня. – Собирай поснедать. Гостям с дороги силов надо набраться.

Из-за двери выглянула повязанная платком дородная молодая девушка.

– А што подавать, матушка Ждана?

– Мёду подавай, квасу, мясо мужикам с дороги неси. Сама сообрази. Да попроворнее.

Стол перед гостями, как скатерть самобранка, покрылся различными блюдами – от овощей до хорошо просоленной рыбешки. Кружки поспешно начали черпать из корчаги пиво. Родственники княгини и их спутники с жадностью набросились на домашнюю снедь. За годы пеших, конных, а по большей части морских походов они отвыкли от домашнего тепла и уюта. Варяжское море просолило их тела, а мечи и стрелы навели марафет на лицах. Если Рюрик ещё сдерживал себя и пытался отведать пищу с определённой долей такта, то Аскольд и Олег рвали мясо руками и челюстями. Как настоящие воины, они мало задумывались о том, что ждало их впереди. Но одно было ясно: утомившись от бурных приключений, они собирались начать оседлую жизнь.

2

Утро. Лёгкий туман стелился над Волховом. Тёмные воды реки катились мимо Ладоги. Над городскими улицами плыли мелодичные звуки. Умелая рука точными размеренными движениями наносила удар по билу, подавая установленный сигнал. Народ, в который уже раз за последний месяц сзывался на Вече.

Ладожане потянулись к вечевому месту. Посредине площади возвышалась сколоченная из хорошо обструганных бревнышек степень. Отсюда город часто слышал призывы выступить на защиту своей земли, но иногда народ собирался и для того, чтобы осудить мелкого воришку, разобрать споры соседей или выбрать нового князя. Перед степенью тянулись длинные ряды скамеек.

На степени стоял Дедила – княжеский посадник, утверждённый на прошлом Вече. Он справлял службу ещё при Гостомысле и умел наладить отношения князя с боярами, купцами и огнищанами. Он оглаживал реденькую бородёнку, буравя окрестности маленькими светло-карими глазками, пристально вглядываясь в лица горожан. Рядом, опираясь на перила, смотрел вниз богатый купец Завид. Помощник посадника и княжеский советник Явдята стоял чуть в стороне. Возле трибуны за площадью молча наблюдали Олег, Аскольд и Рюрик.

Ладожане неспешно усаживались на приготовленные места. Большинство пришли без оружия. На Вече случались стычки между заядлыми спорщиками, но по установленному обычаю, выяснение проводилось на кулаках и до первой крови, лежачего человека бить не полагалось. Безусые юноши на Вече не допускались и могли присутствовать лишь в отдалении без права голоса. Женщин приглашали только в качестве пострадавшей стороны или на правах свидетелей. Мужчины считали, что и без них в состоянии принимать решения, а уж шуму от них не оберешься.

Дедила махнул рукой Шишаку, продолжавшему с завидным старанием наносить удары по вечевому колоколу, и тот замер поодаль. Свободные места быстро заполнились, опоздавшим ничего не оставалось, как выстроиться по кругу. Люди в ожидании начала собрания какое-то время смотрели на степень. Раздался чей-то бас:

– Поджидать боле некого! Усе, кто хотел прийтить, пришли! Пора зачинать!

Посадник немного выждал, пока не наступила полная тишина. Он поднял руку над головой.

– Братия! Покликали мы усех на Вече, чтобы вместе думать, как след дале нам жить. Надобно, наконец, порешить. Вече посему прошу зачинать.

– Зачинай, Дедила! Усе собралися! – закричали из разных концов площади.

Посадник окинул взглядом собравшихся людей.

– Братия! Доколе усобицу будем плодить меж собою. Некому мудро рассудить наши споры. Некому вести, в случай чего, на оборону земли нашей. Некому по совести мытом20 собранным управиться…

Из первых рядов со скамьи поднялась высокая фигура Стояна – мастера, который изготавливал добрые плуги – рала, гвозди, а то и мечи, славившиеся на всю округу.

– Издалека ты, Дедила, заходишь. Або не ведаем, што наследник объявилси? Што Ждана его покликала. Как по мне – обходилися ране без князя и дале обойдёмси. Скажи прямо, снова хочешь нам княжескую милость на загривок посадить? И што за таки споры, што рассудить мы сами не може?! – произнеся короткую речь, Стоян опустился на скамью.

– Вы, братия, затвердили меня посадником при Гостомысле. Помните мудрости завещанные: «При старых молчати, при мудрых слушати, старейшим покорятися». Або забыли? Многие споры не можем разрешить. Чего зазря балаболить. Да и сколь разов вы сами хотели князя себе избирати? Без княжеской влады кто чего хочет, то и творить. Суда, окромя людского, не слыхать!

– Гэта суд самый праведный! – крикнули с задних рядов.

– Бо так, да не совсем! Негоже без князя жить! – возразил Дедила.

– Тоже верно, Дедила глаголит! – послышались голоса.

Дедила шепнул Завиду, водившиму из стороны в сторону заострившимся крючковатым носом:

– Ужо давно, видать, разнюхали, што Рюрика призвали, иголку в стоге и ту не упрячешь.

Вновь поднялся Стоян.

– Ладно токо жили в те часы, кода князей выбирали и суть затверждали простыми мужиками, кода правили они семь годин, або кольки народ им положит, дававший им усе, што для жизни надо, и они защищали людей согласно суду нашему. А зараз почто снова власть от деда к внуку передавать? Самим надо выбирать князя из мужиков, как отродяся на Руси было!

– Тебя, што ли, выбирать?! – крикнул злобным голосом Завид.

– У меня своих делов невпроворот и за кузней надо приглядывать. И за детями…

– И с жонки надоть очей не спускать! – крикнул кто-то из последних рядов, намекая на Любаву – красивую жену кузнеца. Многие засмеялись.

Стоян, нисколько не смущаясь, ответил:

– А чего жа, и за жинкою присмотр должен быть. Токо князя своего найти можно. Взять хотя бы Воислава – тысяцкого нашего. Мы его чай разом с Дедилой утверждали. Гэта от князя, а етот наш, от народа. Воинскую науку ведает. Ишо, будучи отроком с Буревым на Корсунь ходил. – Стоян указал рукою на мужчину старше средних лет, подпоясанного кожаным поясом с серебряной отделкой. Тот стоял за последним рядом скамеек.

– Воислав – мудрый правитель буде. Вот его и надоть! – поддержали на задних рядах Стояна.

Олег и Рюрик, наблюдая за тем, что происходит перед их глазами, обменялись напряжёнными взглядами. Костяшки на руке Рюрика, сжимавшей рукоять меча, побелели от напряжения.

Воислав покачал головою с тёмно-русыми волосами, перетянутыми узкой тесемкой с вышитыми на той оберегами. Он поднял вверх руку с крепкой сильной ладонью, привлекая к себе общее внимание.

– Благодарю, друже Стоян, за честь! Жаля, гэти почести не про меня. Я ужо глаголил вам не раз. Мне гэта в обузу будет. Проста жисть ближе сердцу моему. Увольте ужо вы меня, братия… Воин я, а не управитель, – проговорил он и, приложив руку к левой половине груди, низко поклонился.

– Тады давай Мирослава выберем! – раздались крики из левого угла площади, где группа людей окружила приземистого плотного человека.

– Князя Вадима из Изборска надо приглашать! – послышались голоса с другой стороны площади.

– Братия! – Дедила вновь взметнул руку над своей головой. – Вече нам для того дадено, штоб разделять обще счастье и несчастье для кажного из нас. Так оно отродяся и служило нам. Не можем мы сегодни разойтися, ничего не порешив. Земля наша велика и обильна, а наряда21 в ней нету. Вот Святомир, – посадник вытянул руку по направлению к скамьям. – Он речь держал при последней минуте Гостомысла. Волховал над ним. И волю его последнюю ведаить. Пусть он вам и кажить.

На степени показался зрелый мужчина с седой бородой.

– Склоним, братия, головы перед богами нашими! – обратился он к людям и, несколько минут постояв с опущенной головой, проговорил: – Гостомысл перед последним часом открылся мне, што виделси ему сон чудный, как во чреве Умилы, дщери его, произрастает древо чудесное, и плоды с сего дерева усем русским людям во благо пойдуть. И сон тот мною был разгадан. А древо гэта подросшее – не што иное, как внук Гостомысла – князя нашего, оный верой и правдой служил нам не одну годину. Он по клику нашему, во исполнение воли Гостомысла, примчался сюды и теперя ожидаить мудрого наказа от Вече.

Святомир обернулся в сторону Рюрика, Олега и Аскольда.

– Поднимайся, славный потомок князя, – обратился он к Рюрику.

Словно на крыльях, взлетел молодой княжич по ступенькам и встал на всеобщее обозрение.

– Або не люб вам таки княже?! – крикнул собравшимся Явдята, кивая на рослого светловолосого и голубоглазого красавца.

– Пущай сам за себя кажить! Как править собирается?! Как законы блюсти будеть?! – крикнули из толпы.

– Я Рюрик – сын Годослова, князя славян-рарогов22 – внук Гостомысла, князя словен. С вами, русичи, жизнь зараз связываю навеки. Буду законы блюсти по совести. Защиту вашу соглядать, не жалея живота своего. Справедливый суд буду вершить и дань разумную взимать. Клянусь перед вами Перуном и Волосом и усеми богами нашими! – громко, чтобы слышала вся площадь, выговаривался Рюрик. Он пригнул голову со светлыми волосами, охваченными золотой тесёмкой.

– Решайте, братия! – воскликнул Дедила. – А Воислава оставим тысяцким при княже, штобы волю народную блюсти мог в случай чего.

– Ох и хитер же ты, Дедила! – послышалось из первых рядов. – Усем смог угодить.

Ожидавшие исхода вечевого собрания союзники нового князя – Аскольд и Олег переглянулись.

– Han var for milde med dem23, – тихо пробормотал Аскольд.

– Ingen av vår virksomhet24, – также тихо ответил ему Олег.

Дедила окинул взглядом площадь и посмотрел поверх куда-то вдаль, будто и не слыша последних слов: ни ладожан, ни варягов. Он извлек из холщовой сумки, которую рядом с ним держал в руках Явдята, прямоугольную дощечку и громко зачитал:

– На том, братия, мы и сошлися: и бояре, и купцы! И усе жития люди, на Веце пришедшие, единодушно повелевавши отныне Рюрику – сыну Годослова, внуку Гостомысла, – князем быти!

Он обернулся к Рюрику.

– Володей, княже, землёю нашею и нами, и лад меж нами на земле нашей храни и умножай!

Тот в ответ склонил голову, после чего крепко обнял Дедилу.

Ладожане, не торопясь, начали расходиться.

Возле избы у высокой лиственницы, Воислава нагнал двоюродный брат Стоян.

– Не понраву мне гэтот Рюрик, хоть што со мной делай, а не по нраву, – проговорил он.

– Токмо не нам с тобой, видно, решать, – усмехнулся Воислав. – А дале поживем, увидим.

– Как бы апосля поздно не было, – озабоченно покачал головой Стоян.

– Поглядим, – ответил, протягивая ему руку, Воислав.

3

Поздним вечером Воислав, взяв с собою младшего сына, направился к древнему капищу. Там они встретились с Ярилко. Высокий старик с длинной седой бородой приветливо приобнял старого знакомого.

– Здраве буде, Воислав!

– Здравия и тебе, Ярилко! – отвечал вновь утвержденный тысяцкий на приветствие старого волхва.

– Слыхал, новый князь у нас объявилси?

– Была справа, – согласился Воислав. – Сегодни поутру на Вече Рюрика князем избирали. Супротив никого не было.

– Я-то не смог притить, – ответил старик и закашлялся, – прихворнул малость. Да нас, волхвов, усё мене слушают – усё сами ведают. Да и Святомир у Жданы ныне в почете. А вскорости, гляди, и новая вера наступит. В Суроже25, кода жил, славны были времена, – старый волхв, продолжая, устремил свой взгляд поверх головы Воислава в сторону реки. – С князем Буревоем древни земли тады русские вои возвернули от града Корсуни26 до града Корчева27 и град Сурож. Владения внове стали от моря Варяжского до моря Русского. От полудня до полуночи. От восхода до заката. И венды, што возле готов обитали, коих долго ждали, тода явилися на поддержку. Славяне усе заново сплотилися. Ну, лады, – оборвал он разговор, но взглянув на Воислава и, видя его заинтересованность, вернулся к прежней теме. – Так тады и посадил воев своих Буревой на ладьи и повел на Цареград. Многи сотни и сотни ладей шло. Ты малой тода в походе был.

Воспоминания перенесли старого волхва вместе с автором этой книги во времена прежних побед.

…Молодой византийский император Михаил III в те годы был полновластным хозяином империи. Три года прошло, как он по совету дяди заточил регентшу – свою собственную мать, своенравную и властолюбивую Феодору, в монастырь. Михаил вот уже несколько месяцев с войском усмирял сарацинов28 в Малой Азии. Из воспоминаний о Феодоре он больше помнил не материнские ласки, а ненавистного ему логофета Феоктиста – хитрого и ловкого приближенного, от её и его имени, управлявшего гражданскими делами империи и проявлявшего полное невнимание к нему. Однажды он внял совету все того же дяди Варды и с помощью наемного убийцы навеки убрал логофета из своей жизни. Теперь Михаил мог отыграться за прошлый недостаток власти, а более всего за недостаток материнской любви.

Его собутыльник и соратник Имерия Грила, водя длинным, загнутым книзу носом, в привычной для себя роли шута, возглавлял обряженную в монашеские одежды многочисленную свиту императора, бродившую в поисках развлечений по прибрежному городку, где остановилось на ночлег войско. Сам Имерия накануне, когда вся свита гуляла за столом, осушая бокалы с вином, отличился тем, что поднялся и, испуская газы из заднего места, затушил сразу десяток свеч. Восхищённый император пожаловал ему за это сто литр золотом. И вот с раннего утра хмельная ватага, воодушевлённая новым развлечением, угощала всех без разбору из горшка, наполненного доверху перцем и горчицей. Михаил в длинной черной сутане подносил каждому встреченному на пути человеку ложечку жгучих приправ. Путник, увидев перед собою императора, с готовностью принимал из его рук, называемое Имерией святое причастие. После того, как человек начинал кривиться от жгучей боли, свита громко и дружно гоготала.

Всадник на белом коне на полном скаку остановился перед захмелевшею толпою. Оставив седло, он подбежал к Варде, что-то шепнул тому на ухо и, вскочив на коня, быстро умчался.

– Варвары осадили Новый Рим! – громогласно провозгласил Варда.

Молодой император оглядел свиту и вытянул руку в направлении места своей ставки. Все последовали за ним. В просторной палатке Михаил подошел к столу. На нём остывали приготовленные блюда из мяса пятимесячного ягненка, а также трехгодовалой, откормленной особым способом курицы и вымени молодой свиньи, вперемежку с множеством фруктов и сладостей. Рядом с мясными блюдами стояло множество кувшинов с вином и вазы с другими обильными яствами. Он плеснул себе в кубок из кувшина темно-красной жидкости и залпом выпил. Затем бросил кубок на стол, отошел в угол палатки и, взгромоздившись на ложе, застеленное прошитыми золотыми нитями покрывалом, мгновенно уснул.

Все с улыбками переглянулись, но дядя императора тут же взял руководство на себя. После короткого совещания он поручил стратигу – своему родному брату Петрону, во главе конной фемы29 спешить на выручку в столицу.

В это время на виду жителей Константинополя вдоль всего берега и возле бухты «Золотой Рог» стояли сотни ладей и загружались добычей. Часть судов удалось перетащить по довольно крутому берегу в саму бухту. Ладьи с более мелкой посадкой самостоятельно преодолели цепь, преграждавшую вход в узкий изогнутый залив. К судам подносили простое и богато отделанное благородными металлами и драгоценными камнями оружие, ткани, посуду, провизию.

Со стен крепости за незваными гостями со страхом наблюдали воины гарнизона, возглавляемые эпархом Орихом, пожилым и осторожным градоначальником. Как и многие византийцы, он считал, что опыт и изучение проблемы излишни. Задача человека состоит не в том, чтобы развивать истину, а в том, чтобы ее усвоить, и усвоить на основе уже изложенных догм или указаний сверху. Истина, провозглашённая авторитетом, была для него непоколебима. Поэтому решительных действий он не предпринимал, полагая, что извещенные им вышестоящие начальники должны вот-вот отдать ему необходимые распоряжения.