Нефилим. Том 1. Начало

– Ну, как тебе сказать? – протянула я и почесала затылок, ещё сильнее взъерошивая и так сбившиеся в один большой колтун волосы. – Если честно, то не очень.

– Ты тоже не в моём вкусе, – с насмешкой выдал он и широким жестом вновь указал на дверь. – Прошу.

Я переступила с ноги на ногу, хотела выразиться чуть более вежливо, чем обычно, но не сдержалась:

– Парень, я, конечно, понимаю, что большинство мужчин не сильны в понимании женской физиологии, но чтобы справить нужду, мне необходимо попасть в туалет целиком, capisci2?

Ответом мне был характерный скрип зубов.

И я сдалась.

– Да никуда я не денусь из этой кабинки! – устало взмахнула рукой. – Там помещение два на два метра, из всех подручных средств только вмонтированные рукомойник и унитаз! Дверь закрыта, за дверью – ты! Единственный путь отхода – это смыться в толчок, но, если ты не заметил, я – чуть крупнее божьей коровки!

– Я заметил, – странным тоном протянул нефилим и скользнул взглядом по моему телу, странным образом задержавшись на вырезе футболки.

Стало неловко. Мне. Стянув куртку на груди, я нервно спросила:

– Ну так и долго мне ждать, когда ты уже, наконец, отстегнёшь браслеты?

Задумавшись на пару долгих мгновений, он отрывисто приказал:

– Дай руку.

Подчинившись, я вытянула вперёд конечность и когда уже знакомо щёлкнул замок, с облегчением вздохнула.

– Начнёшь дурить, и я отправлю тебя в багажный отсек, – вновь взялся угрожать щетинистый, почему-то изменив намерения. Сперва вообще десантировать собирался. – Остаток пути проведёшь там.

И подкрепил свои слова скупой улыбкой, от которой у меня внутренности свело.

– Да поняла я, поняла, – проворчала и вошла в туалет, сразу же проверив надёжность дверного запора.

Кто его знает, что этому большому дяде взбредёт в голову? Ещё полезет документировать, чем я тут занимаюсь.

2Capisci? (с ит.) – Понимаешь?

Глава 5

На самом деле, по нужде мне не очень-то и хотелось, но я всё равно совершила определённые действия на случай, если небритый заводила вздумает потренировать свой слух, прислушиваясь к происходящему.

Не удержавшись от смешка, который вышел чуть более нервным, чем хотелось бы, я поправила одежду и волосы, вымыла руки и лицо, и только после этого решилась взглянуть на себя в зеркало.

Почти сразу отвернулась, потому что увиденное не обрадовало. Видок у меня был помятый и болезненный, под глазами появились подозрительные синяки бирюзового оттенка, сосуды в белках полопались, веки припухли и тяжело моргали, под ухом краснела и воспалялась основательная ссадина.

– Выгляжу ужасно, – со стоном потирая лоб, признала я.

Но переживать о внешности сейчас было не время и уж точно не место. Следовало поторопиться и попытаться выдернуть хвост из капкана. Но как это сделать с минимальными потерями и максимальными шансами на выживание я, пока понятия не имела.

Постояв ещё немного в тишине, я провернула замок и толкнула дверь. К моему изумлению, за ней меня никто не караулил. Выбралась наружу, оглянулась. Бородатый столб в пальто стоял недалеко от Стефы и с сосредоточенностью на лице внимал тому, что докладывал ему другой нефилим – пониже ростом, коротко стриженный, с широкими скулами, которые делали его лицо квадратным, и серёжкой в ухе.

Едва заметив, что я вышла, щетинистый что-то быстро сказал своему собеседнику и направился ко мне.

– А я уж думал, ты никогда оттуда не выйдешь, – проворчал он, внимательно оглядывая меня с ног до головы.

– А ты что, не в курсе? – мило улыбнулась я. – Девушки всегда проводят много времени в туалете, наводя марафет.

– Ты – не девушка, – отрезал он. – Ты нефилим.

Я не сдержалась и закатила глаза.

Ну, да, ну да. Слышала это не раз и не два в своей жизни.

На самом деле, женщин-нефилимов рождалось крайне мало, намного меньше, чем мужчин. А уж на учёбу в Исправу так и вовсе отправлялись единицы.

Во-первых, не каждая женщина была готова отдать свою дочь в раннем возрасте в закрытую школу с перспективой видеться, в лучшем случае дважды в год. И так вплоть до двадцати лет, пока не будут сданы последние экзамены, не пройдена инициация, и не получено назначение в воинство, в соответствии с которым могли отправить хоть в тундру, хоть в джунгли. Большинство нефилимов, конечно, уезжали в Европу, потому что именно там обитала наша королева и её двор, но порой вчерашних школьников засылали даже туда, где единственными живыми существами были ядовитые змеи и голодные пумы.

Во-вторых, не все женщины-нефилимы жаждали провести свою жизнь у чёрта на рогах, не видя близких, не имея личной жизни, в постоянной борьбе и под постоянной угрозой. Принимая путь самопожертвования, как единственно верный и возможный. И полностью отказавшись от той части себя, где обитали типичные женские потребности.

В Исправе из нефилимов воспитывали бойцов, а боец, как известно, не имеет пола. И на учёбу забирали так рано, чтобы побыстрее изъять из семьи, помешав возникновению ненужных привязанностей. Потому что любые привязанности – это слабость. А боец не может быть слабым.

Но было ещё кое-что, что многие ненавидели особенно сильно и негласно протестовали.

По нашим законам женщинам-нефилимам воспрещалось вступать в брак с чужаками. Семью нам было позволено создавать исключительно с себе подобными, в то время как мужчины-нефилимы имели право выбирать в спутницы кого угодно – хоть человека, хоть вампира, хоть дьявола лысого. Запрет, введённый очень давно, существовал оттого, что дети-нефилимы появлялись на свет только в двух случаях: у полностью чистокровных родителей и в парах, где нефилимом был отец. При иных вариантах потомки не наследовали нужный набор генов.

А потомки были очень нужны и в гораздо больших количествах. Вот одна из предыдущих королев, жившая много столетий назад, и решила кардинально разобраться с нарастающей проблемой недостатка членов воинства – запретить женщинам распоряжаться собственной жизнью. Лазейка в королевском указе существовала, но, чтобы воспользоваться ею, сперва требовалось основательно потрудиться: родить трёх чистокровных наследников. И сразу после этого можно было вступать в брак с кем душа пожелает!

Вот только, когда ты – член воинства, у тебя нет времени ни на планирование потомства, ни на его вынашивание. Очень затруднительно при наличии живота биться с нечистью, носиться по болотам, между приступами тошноты чистить оружие и устраивать засады. Поэтому и выбирали наши женщины обычную жизнь вместо вечной войны, где будни наполнены тренировками и сражениями, травмами и болью, смертью и страхом, который нужно преодолевать каждый день, до тех пор, пока внутри что-то не атрофируется…

У вампиров всё было проще – их гены передавались всегда и без условий. Поэтому моя сестра и наш общий младший брат Чарли имели равные шансы родиться как вампирами, так и нефилимами. И тогда бы Стефа вместе со мной тренировалась, а после и проливала свою кровь в сражениях, став ещё одним винтиком в огромном механизме, собранном в те древние времена, когда предки современных людей корячились над петроглифами в пещерах. Но Стефе, как и Чарли, повезло. Они появились на свет клыкастыми, оба в мать.

– Я знаю, кто я. Попробуй сообщить мне то, чего я не знаю, – с милой улыбкой парировала чужую претензию.

Щетинистый бросил на меня полный неприязни взгляд и, развернувшись боком, приглашающе указал на проход между креслами:

– Топай на место, – в голосе никаких приглашающих ноток не имелось, исключительно сухой приказ.

– Хочу пить, – сообщила я, едва он договорил.

– Обойдёшься, – не согласились со мной.

– Ну, пожалуйста! – начала канючить я. – Мне нужна вода, иначе, я загнусь от обезвоживания. У меня, вообще-то, травма, если ты забыл!

– Я не забыл, – так, словно находился на пределе своего терпения, проговорил нефилим и медленно выдохнул.

Я на всякий случай сделала шаг назад. Меня сегодня уже били головой. Дважды! Больше не надо, спасибо.

– Здесь ведь есть стюардесса, правда? Должна быть, – я завертела головой по сторонам.

За санитарным отсеком обнаружилась ещё одна длинная плотная тёмно-голубая штора, за которую я юркнула, не спрашивая разрешения.

Под тихий скрип, который издали металлические кольца, скользнувшие по такой же металлической перекладине, я оказалась в ещё одном отсеке. Кажется, он назывался камбузом. Слева от меня расположились какие-то мудрёные средства связи, кулер с водой, встроенный шкафчик, металлическая тележка и несколько одноместных кресел, оснащённых ремнями безопасности. Справа обнаружились две крохотные двери без обозначений. Ещё одна такая же створка нашлась в передней стене.

Я сделала шаг вперёд, но пошатнулась и едва не рухнула на пол.

Стало так плохо, как уже давно не было. Ноги подкосились, мир окутала серая дымка, воздух стал невыносимо вонючим, рот заполнил рвотный привкус, как если бы меня долго и мучительно выворачивало наизнанку.

Я попыталась схватиться за что-нибудь, но вместо этого скользнула пальцами по прохладному пластику и съехала вниз, не в силах устоять под натиском неожиданно нахлынувших ощущений.

– Что с тобой? – я узнала строгий голос щетинистого, который звучал странно, словно откуда-то издалека.

Я попыталась ответить, но с первого раза не получилось. Казалось, стоит открыть рот – и мои внутренности выскользнут на свободу подобно скользким ужам. И в желудке было такое же ощущение – словно у меня внутри клубок змей.

Лишь с третьей попытки я смогла выдавить придушенно:

– Штрыга, – короткий вдох, давшийся с большим трудом. – Здесь штрыга!

– Что ты несёшь? – зло оборвал меня мужчина. – Откуда здесь взяться нечисти?

Замечание было разумным, но я верила своему телу, которое каждой клеточкой вопило об опасности.

– Там, – прохрипела я, чуть приподняв свинцовую руку и указав на ближайшую боковую дверь.

Дальше события начали развиваться с такой скоростью, что моё мутное зрение и битый мозг едва успевали фиксировать происходящие.

Нефилим в один широкий шаг приблизился к двери, дёрнул створку и в образовавшейся щели, распространяя невыносимый смрад, появилось… оно.

Одна из самых мерзких тварей, существующих в нашем мире – штрыга. Восставшая из мёртвых чёрная ведьма, кровососущая и плотоядная, ужасающая своим обликом.

Грязные, слипшиеся остатки волос облепляли череп, обтянутый серой кожей с сочащимися язвами. Белёсые, слепые глаза запали глубоко в глазницы. Губы почернели и потрескались, обнажая такие же чёрные десна с гнилыми пеньками, то, что осталось от зубов. На иссохшем сгорбленном теле болтались какие-то тряпки, которые не смогли бы претендовать даже на звание половых. Руки, больше похожие на сломанные засохшие ветки, тянулись вперёд, выставив длинные, чёрные, загнутые внутрь и похожие на птичьи когти. Изо рта твари вылетало мерзкое шипение, периодически прерываемое клёкотом. Ориентировалась мёртвая ведьма в основном по звукам и запахам, а потому постоянно дёргала обрубком носа и вертела мордой из стороны в сторону.

На мгновение замерев, штрыга склонила голову к плечу, словно пытаясь сообразить, кто перед ней, а после рванула вперёд, одним молниеносным движением выбив дверь.

Но бросилась нечисть не на бородача, как можно было бы предположить, ведь именно он стоял у неё на пути.

Нет, чудовище полетело на меня.