Умри, чтобы выжить

– Мои родители были французами, а я – родился и вырос в Америке, – отозвался, наконец, Питер. И правда позволяя Макарову намного больше, чем большинству тех, с кем прожил бок о бок год.

Вдохновленный откровенностью “объекта”, Пашка продолжил расспрашивать. В тот момент стараясь не задаваться вопросом: ради чего? Из собственного любопытства или для главного надзирателя, что ждал от шпиона хоть каких-то результатов. Удержав и отложив мысленно неувязку, ведь фамилия-то у Питера была американская!

– А как ты попал в колледж?

Он уже знал, что существуют не только такие вот бедолаги, вроде него, но и паранормы потомственные, которых отправляют сюда учиться родители, члены организации. А некоторые, как бывший сосед, приходят сами.

– Не помню.

– Стерли память? – со смесью ужаса и искреннего сочувствия спросил Пашка, аж приподнявшись на локте, чтобы взглянуть на собеседника.

Питер хмыкнул:

– С них станется. Однако они настаивают, что ретроградная амнезия – следствие автомобильной аварии. Я ее не помню, но первые воспоминания здесь, действительно о медицинском блоке и разбитой голове.

Сосед потер пальцами шрам на лбу, у самой линии волос, обычно не заметный под челкой. Однако, выходя из душа, Питер зачесывал волосы назад, обнажая еще одну метку на многострадальном теле.

Пашка отложил книгу, толку-то все одно не было, и так же перевернулся на спину, погасив свет.

– А последние перед ними?

В них вполне могли содержаться намеки, зацепки, предпосылки к происшедшему, что потянули бы за собой образы, сокрытые в глубинах памяти.

Сосед долго молчал, Пашка даже решил, что тот уснул, когда последовал короткий ответ:

– Спи, у тебя урок завтра рано.

За следующую неделю, под предлогом уроков по непростой способности, выпавшей на его долю, Пашка трижды бывал в кабинете главного надзирателя, где, опустив глаза в пол, закладывал ночные похождения соседа. Что ускользал перед самым отбоем и возвращался только под утро. А также поведал о плане колледжа, нарисованном карандашом на вырванном из тетради листе, в ящике стола. Умолчав, однако, о том, как застал Питера перед зеркалом в ванной, изучающего ошейник. Он и сам не раз делал это…

– Слишком осторожен, этого следовало ожидать, – сделал вывод Шварц из скупых данных, собранных шпионом за достаточно долгий срок. – Впрочем, и вас он не раскрыл, иначе бы затаился.

– Думаю, он не совсем верно истолковывает мои чувства…

Вступился Пашка за парня, невольно, слегка краснея. От стыда, потому что доносил на Питера, ставшего для него лучом света. Но иногда пугающего до дрожи.

Он едва заметно мотнул головой, прогоняя воспоминания о холоде прищуренных от злости глаз, жестокости, с которой блондин наносил удары тем, кто “заслужил”, его многочисленные шрамы…

– Я могу идти, сэр?

Оставаться в мрачном кабинете, хранящем неприятные воспоминания и пропитанном деструктивными эмоциями предшественников, Пашка не желал ни одной лишней минуты.

Главный надзиратель усмехнулся:

– Чего в вас больше, Павел, страха или презрения ко мне?

Пред внутренним взором студента вспыхнула отвратительная сцена, произошедшая в день их знакомства, и способность ответила на раздражитель, окатив надзирателя отвращением, потом страхом и лишь напоследок – презрением.

– Как мило, – громкий смех вогнал Пашку в краску. – Начинаете понимать, что я просто верно служу организации?

– Но методы у вас – грязные!

– Зато действенные, – возвращая лицу серьезное и даже мрачное выражение, припечатал Шварц. – Идите. Попробуйте на практике пройденный урок. В следующий раз, вы должны целенаправленно пробудить во мне эмоции.

Пашка поспешил прочь, но голос надзирателя застиг у самого порога:

– Попробуйте все же разговорить Питера на тему прошлого.

Пашка стиснул зубы.

– Да, сэр.

Когда он выскочил в коридор, стекло ближайшего окна дало трещину, и Пашка виновато попятился. За неделю, что провел новенький в колледже, это был, увы, не единичный случай “порчи казенного имущества” на первых порах спускаемый студенту с рук. Прекрасно понимая, что камеры все зафиксировали, он, тем не менее, поспешил смыться.

Проходя мимо кабинета директора, Пашка застыл, накрытый смыслом идущей за стеной, случайно подслушанной беседы.

– Считаешь, нам следует ждать сюрпризов?

– Считаю, – отвечал Свенсону до боли знакомый голос. – Павел – упрямый парнишка. Скрытничает, но я уверен, что он не выкинул из головы мысль о побеге.

Питер точно читал мысли. Самую большую сложность представлял датчик в ошейнике, но и это, можно обойти. Пашка был уверен. А потом оставалось найти пилота и захватить самолет – другого пути с острова не имелось.

– Хорошо. Продолжай присматривать за ним. Он должен понять: правила и система наказаний не прихоть склонных к садизму надзирателей, а необходимость, чтобы приучить студентов к жесткой самодисциплине, без которой они будут опасны не только для окружающих, но и для самих себя.

– Еще он напуган происшествием на турнире.

Напоминание о разыгравшейся трагедии пробудило воспоминание о тошнотворном запахе горелой плоти, вызвав рвотный позыв, подавить который стоило немалых усилий. Не хватало еще опорожниться перед кабинетом директора.

– Вот и объясни ему, что затем и нужен наш колледж, чтобы за его стенами такого не случалось.

За дверью брякнул фарфор.

– Пойду, поищу…

Раненый в самое сердце, Пашка поспешно отпрянул от двери, чтобы не оказаться застуканным, и возвращаясь к окну, за которым кружился снег. Получалось, что Ваймс приглядывал за Пашкой, а он за ним. Просто тотальная слежка какая-то…