Русфея. Прелестное создание

– Смотрю, твою рану залечили.

– Да, кстати, насчет этого: мне нужна твоя помощь. – Настороженно оглядываюсь по сторонам, бросаю взгляд на дверь и снова смотрю на тетю. – Сюда ведь никто не войдет без твоего согласия? Не подслушает? Не подсмотрит?

– Нет, кабинет зачарован, а в чем дело? – напряженно всматривается в мое взволнованное лицо.

– Как тебе, наверное, известно, силы русалки напрямую зависят от целостности ее кожи. И в настоящий момент я нестабильна. Мне нельзя быть раненой, Роза. Никак нельзя.

– О чем-то подобном я слышала, – хмурится, поджимает губы, – но не думала, что это касается и шрамов.

– Увы, но это так. Ты поможешь?

– Конечно. – Она встает и подходит ко мне. – Что от меня требуется?

И я лезу к себе в сумку, достаю бутылек. Эх, придется растратить последние запасы.

– Вот, морская вода, – протягиваю ей, а потом решительно вскакиваю на ноги и в два шага оказываюсь подле софы, расположенной у самой дальней стены, снимаю рубашку, топ, сапоги на шнуровке, джинсовые шорты. И остаюсь в одном белье, ложусь, закрываю глаза, настраиваюсь на боль. – Давай, лей на плечо.

Роза делает всё так, как я говорю. Соленая вода проникает в кожу, и я морщусь, поскольку молекулы Н2О разрушают чужеродную соединительную ткань, иными словами, рубец шрама. Когда наконец происходит полная ликвидация рубца, клетки мышц и кожи складываются в правильную структуру, которая изначально была заложена в моих русалочьих генах.

– Спасибо, Роза. Без тебя я бы… справилась, конечно, но одной всё же тяжело.

– Всегда рада помочь. А у тебя, Корделия, красивый хвост, – сидя рядом и проводя пальцами по бирюзовым переливающимся в солнечных лучах чешуям, замечает она.

Ты еще не видела мою двойную татушку на груди. Вот она прелестна, не то слово.

– Ага, было бы намного лучше, если бы я всё же могла его контролировать.

– Не волнуйся, с этим мы справимся. Кажется, я даже знаю, с чего начать.

– И с чего же? – Заинтересованная, я чуть приподнимаюсь на софе, одновременно с этим, приложив к бывшей ране ладонь, точечно высушивая кожу.

– С медитации, – голос спокойный и расслабленный. Словно всецело верит в успех своей затеи. Будто даже не рассматривает вариант, в котором у нас ничего не получится.

– Йоги только мне не хватало, – цокаю языком, в то же время продолжая испарять молекулы воды. Еще немного осталось – и буду сухой, а главное – с ногами.

Королева бегло смотрит на часы и снова на меня.

– А что? Ради тебя я готова выкроить время в своем расписании. Будем с тобой ровно час сидеть на ковриках, слушать тишину закрытыми глазами и пытаться найти гармонию с окружающими миром, но прежде всего с собой, – жизнерадостно заявляет Розалинда, а после серьезно произносит: – Я понимаю, я новая фея в твоей жизни…

– И единственная, – прерываю ее речь. – В моей жизни до этого никогда не было фей.

– Да, верно, – с сожалением, – но я хочу, чтобы ты знала девиз нашей семьи. "Семья превыше всего, и мы за каждого члена семьи горой", помни об этом, хорошо? Доверять непросто, я прекрасно тебя понимаю. Учитывая, что знакомы мы от силы полчаса, это вдвойне непросто. Но думаю, со временем у нас получится стать семьей.

Привстав и опустив ноги на пол, я сажусь и внимательно гляжу на тетю.

– Роза, ты правда в это веришь? По-моему, полноценной большой семьей мы никогда не станем. Ведь моя семья вне закона. Как и я. О нас никто не знает. А если узнают – даже думать боюсь, что тогда со всеми нами станет. Наш удел – прятаться, твой же – быть на виду. Нам сложно взаимодействовать друг с другом, не вызвав подозрений. Даже сейчас, разве этот твой… Андро, новый ректор, не задумается над тем, почему ты решила сама лично заняться мной?

– Не переживай, до тебя я частенько так делала, одна принимала новых студентов – готовилась к твоему приезду, чтобы твоя аудиенция со мной потонула в множестве других… А в остальном же ты права, держать связь непросто. Но отсутствие связи, как показали последние двадцать лет, тоже не есть хорошо. Я вот до сих пор не могу увидеться со своим родным братом и лучшей подругой, ради их же безопасности, хотя очень, всем сердцем этого хочу. Но ты – другое дело, тебя никто не знает, а под личиной надолго не спрячешься, и потому я позволила себе взять на себя эту огромную ответственность. Ответственность за тебя, моя дорогая племянница. Чтобы ты беспрепятственно могла обучаться в этой Академии. Я хочу, чтобы ты была сильной, и в будущем смогла постоять за себя, если так случится, что придется отстаивать свою жизнь, свою точку зрения. Я надеюсь, именно ты станешь той, кто положит конец старому свету и откроет новую страницу в жизни каждого из нас, изменив наши законы, что не менялись уже много сотен лет.

– Тетя? – с ошарашенным видом смотрю на нее. Быть сильной? В то время как подсознательно я хочу обратного? И для чего? – Ты же… не хочешь войны? – Я буквально заставляю себя произнести эти ужасные слова.

– Нет, Корделия, войны я не хочу. Ни в коем случае. Но в будущем ее не избежать, если кто-то сильный и храбрый сердцем не выскажется в пользу таких, как ты. – Прекрасно осознаю, что она имеет в виду меня, а я просто не знаю, как на это реагировать. – Подобная арена не терпит слабых, тебя уничтожат в два счета, если ты не продемонстрируешь всем свою мощь и силу. Ты должна стремиться к той вершине, где все вокруг станут с тобой считаться. Ты в конечном итоге должна заставить всех прислушаться к тебе. Заставить, понимаешь? – На лице ее выступает легкая грусть. – Думаешь, твои родители единственные, кто полюбили не себе подобного? Нет, Корделия. Такое случается часто, очень часто, но закон велик, и мало кто способен его ослушаться, переступить границы дозволенного.

– Вы тоже любите, да? – Кажется, теперь я способна хоть немного понять ее. – Но не можете быть вместе.

– Да, – кивает она, на губах печальная улыбка. – Хоть я и королева, в моей власти лишь Фе-Элей. А вампиры – подданные короля Морана, который против любых изменений, касающихся наших законов и установленного мира. Грубо говоря, борец за соблюдения устаревших законов. Когда же этот старый хрыч уже отойдет в мир иной? – произносит Роза с досадой, и мне остается только удивляться тому, насколько же сильно королева желает воссоединиться с любимым, раз ее ненависть к королю вампиров достигла таких немыслимых высот.

А еще осознаю, что его возлюбленный – никто иной как вампир. Точно не тритон.

– Роза, а если я не смогу?

– Страшно, понимаю. Но попробовать стоит.

– Попробовать взлететь? – с кривой усмешкой. – Потом падать больно.

– У тебя всегда есть крылья, – напоминает она, ободряюще улыбнувшись, и я шумно и протяжно выдыхаю. Слишком много для одного дня. Слишком много для одной меня. Я одна против целой системы – шутка ли?

Одевшись, встаю и отхожу к окну. Смотрю вниз – и дух захватывает. Отсюда весь остров как на ладони. Воды, омывающие берега, и песочные, и скалистые. Глухие леса, темные, по всей видимости, таящие в себе множество секретов. Головы мраморных статуй, что хаотично возвышаются над садово-парковой зоной, окруженные деревьями и цветами. Лестница со ступеньками вниз, по которым я сегодня спускалась.

Когда понемногу привожу мысли в порядок, твердо заявляю, обернувшись:

– Для начала я просто приступлю к учебе, а там посмотрим.

– Хорошо. – Королеву, похоже, устраивают мои слова. – А сейчас я бы хотела взглянуть на твои крылья. Подойди ближе, Корделия.

В недоумении я приближаюсь и становлюсь напротив нее.

– А что с ними?

– Ничего, – мягко произносит она, положа руку мне на плечо, – это стандартная проверка. Обычно это делает комиссия из трех преподавателей. Ментальный вампир, иногда его могу заменить и я, когда располагаю свободным временем. Декан факультета фей. А также ректор. Но на данный момент того, кто заменит почившего на днях бывшего ректора, временно нет на месте. Дрейк у нас женился недавно и…

– Можешь не продолжать, я в курсе. Твой временно исполняющий обязанности ректора уже сообщил о медовом месяце своего дяди. Только вот я не пойму, почему ректором назначают вампира? Почему не фея? Или фею?

– Феем был Бенджамин Стоун, которого мы сегодня хороним.

– Ректора?

– Да. Понимаешь, наша преемственность устроена так, чтобы ни у кого не возникало желания его оспорить, обвинить в несправедливости распределения должностей между созданиями. Мы равны, и наша принятая в Академии система призвана быть показательной, примером миролюбивых взаимоотношений, к которому должны стремиться и взрослые, и студенты. Таково наше воспитание. Быть может, тебе кажется, что всё это мелочи, но на этом строится мир, что исключает нежелательную войну между видами. Лично я не сторонник насилия и неравноправия, чего не скажешь о природе вампиров. Поэтому я и иду на уступки.

– Но это твоя Академия. Род Карсонфли был первым, кто вышел на связь с человеческим миром, подписал мирное соглашение и выторговал у Канады остров Антикости. – Да, как ни странно, я кое-что знаю. – Марианна Карсонфли построила этот дворец…

– Так и есть, но, как я уже сказала, вампиры – народ горячий, с ними нужно дружить, и ни в коем случае не показывать свое превосходство. Повторюсь, мы равны, и это основа основ. Но при этом я не забываю и о необходимости принятия новшеств, а для этого у меня есть ты. Верю, что когда-нибудь ты изменишь наше сосуществование, выдвинешь наши взаимоотношения с другими видами на новый уровень. На тот, в котором мы не просто дружны, но и можем себе позволить любовь, которая долгое время была под запретом. – (Предпочитаю ничего не говорить. Всё сложно, конечно. Требует времени и сил. Прогресс нужен как воздух, я это понимаю.) – Ладно, не будем больше об этом. А сейчас, дорогая, раскрой, пожалуйста, крылья.

И я выныриваю из непростых размышлений и мысленно даю команду своим крыльям проявиться, не видя в просьбе ничего сомнительного, что могло бы насторожить. Ну посмотрит она, что здесь такого?

– Ох, красивые у тебя крылья, Корделия, – с восхищением и гордостью. – Не ожидала. Ты же пыльцой не пользуешься? – вдруг нахмурившись, она заглядывает мне в глаза.

– Пыльцой? Какой пыльцой? – мои брови приподнимаются в искреннем недоумении, и Розалинда тотчас расслабляется, улыбнувшись.