Всё началось со смерти

– Тринадцать, но двое в ячейках моргали лежали.

– Твою мать! – выдохнул Дмитрий и присел, прикрывая ладонями лицо, но тут же он резко встал. – Пойдём, покажешь улов. Потом решу, как сообщать наверх.

– Дим, а можно я того… ну, не пойду?

– Олег, ты что идиот?

– Дмитрий Иванович, я правда не могу.

– Ноги в руки, – рявкнул начальник, заставив долговязого Олега обиженно поджать губы. – Ширять им каждый день чудо-жижу ты не боялся? Ночевать в боксах ты не боялся? А как всё сработало штаны обмочил?

– Да кто ж думал…

– А вот думать надо было. И молодцов своих вызывай, тех, что обнаружили всё это безобразие.

Они едва не вбежали на нижний этаж, оцепленный охраной. В гулком коридоре царила звенящая тишина. Двери были открыты нараспашку, в помещение странно пахло.

Дмитрий смело вошёл в ближайший бокс, обнаружив на полу бездыханное тело девушки с облаком воздушных кипельно-белых кудряшек. Её вздёрнутый носик смотрел в потолок, а на лице застыло умиротворение. На грубой медицинской сорочке маркером было выведено «ПИЦ №Ж236.002». Девушка не дышала и не издавала никаких звуков. Дмитрий наклонился и осторожно коснулся двумя пальцами её щеки. Подушечки чиркнули по ледяной плотной коже.

– Так, она холодная, – Дима озадаченно обернулся на замершего в дверях родственника. – Вы же не решили устроить тут какой-то неуместный прикол?

– Дим, ты что? – всплеснул руками трусливый Олег, поселяя в начальнике уверенность, что эта версия ошибочна. – Я ж не совсем без мозгов.

– Я очень надеюсь на это.

Мужчины, женщины и дети – все были абсолютно точно мертвы и начинали портиться. В пятой по счёту камере у малышки с растрепавшейся короткой белоснежной косичкой на локоточке уже виднелись трупные пятна.

– Значит так, – тяжело вздохнув, начал Дмитрий. – Сейчас сюда спускаем все холодильные установки, какие есть. Эти условия вообще не предназначены для их хранения. В ячейки назад их поместить уже не получится. Скоро сюда наедет такая толпа проверяющих, что мы ошалеем экскурсии водить. Поэтому даёшь распоряжение как можно скорее снизить температуру минимум до пяти, лучше до двух. И идёшь выбивать нам стеклянные экраны. Двери эти не пойдут. За ними ничего не видно, а открытыми держать их опасно – чёрт его знает, встанут они ещё или нет.

– Где ж я тебе… – робко начал возмущаться Олег.

– Олежа, ты не понял, мне насрать! Куда деньги деть ты всегда знаешь, значит, и найдёшь где взять. Я постараюсь удержать проверки на день, максимум два. Твоя задача – навести здесь хоть какой-то лоск, чтобы было не так очевидно, что все инвестиции ты спускал на дешёвую наркоту и проституток.

Олег обиженно поджал губы, но в телефоне что-то продолжал строчить.

– Ничего Олежка, – Дмитрий неожиданно задумчиво улыбнулся и забросил тяжёлую мохнатую лапу ему на плечо. – Если мы сейчас всё по красоте сделаем, нам такие деньги сюда польются за этих зомбяков, ты и не представляешь! Тебе на целый гарем хватит. Так что работаем, родственничек, работаем!

Он вышел из нижнего отсека и пока дошёл до собственного кабинета, попутно раздавая команды и пинки, настроение его поубавилось. Нужно было срочно звонить начальству и докладывать. От одной мысли об этом у него слегка слабели ноги. Лаборатории и боксы были в плачевном состоянии, ведь ими никто не пользовался многие годы. Половина установок не работала, но он не должен был допустить, чтобы первый успешный материал за почти тридцать лет испытаний ушёл в утиль из-за их раздолбайства. Такого не спустят даже близкому родственнику. В конце концов, отчитываться так или иначе, придётся перед Москвой. А там разговор короткий. Быть на месте они могут хоть через три-четыре часа, а так быстро привести в порядок свой тонущий корабль научного прогресса он не успеет. Дело пахло жареным.

Эйфория от того, что именно на его исследовательской базе хоть что-то выстрелило, спустя столько лет безнадёги и уныния, улетучилась. Вдоль позвоночника пробежал холодок. Слегка подрагивающими пальцами он набрал дядьки номер и приложил телефон к уху, задержав дыхание.

– Дима, ты в своём уме? – раздался очень недовольный голос родственника. – Мне спать ещё полтора часа. Если у тебя не что-то типа образовавшейся чёрной дыры у входа контору, то можешь считать, что ты уволен.

– Доброе утро, дядь Паш, – коротко отчеканил стремительно потеющий Дмитрий. – Я думаю, Чёрная дыра нам сейчас бы не помешала.

В трубке какое-то время слышалось неразборчивое шуршание и тихие шаги. Его восприняли всерьёз и встали с постели.

– Что стряслось? Жена поймала? – раздалось наконец озадаченное.

Дима поморщился, понимая, какую глупость сморозил его родственник по сравнению с суровой реальностью.

– У нас успех по VIREX7.12, – нервно пробормотал он. – Пятнадцать положительных проб, после длительной стабильной смерти. Я думаю, тебе лучше приехать сюда.

– Что прости? – Дмитрий буквально слышал, как округляются сонные глаза и, приоткрывается в удивлении рот.

– У меня тут мертвецы встали, – обречённо выдохнул мужчина и закусил губу, услышав отборный мат с той стороны.

Между успехом и поражением на самом деле очень тонкая грань, и иногда она стирается, подменяя понятия и приводя к совершенно неожиданным последствиям. Дима знал, что это внезапный для всех и абсолютно никому не нужный успех мог стать его личным провалом. Таким, после которого встать уже не получится. Во всяком случае без костылей.

***

Она оставила без внимания пару нервных импульсов, заставивших произвести простое движение. Сначала она повернулась набок, растеряв небольшой заряд энергии, который приобрела во время отдыха. Затем получилось открыть глаза и даже привычно как-то по-человечески подложить руку под ненормально тяжёлую голову.

Она чувствовала, что всё её тело было очень тугим, будто набитым ватой. Понимала, что всё, что с ней происходит ненормально и неправильно. Она знала, что не одна в своей отчаянной растерянности.

Распахнув глаза, неприятно поморщилась от холодного зеленоватого света ламп на потолке. Её взгляд долго фокусировался на чёрных зрачках парня, лежавшего на полу в трёх-четырёх метрах от неё. Блёкло-серая радужка едва различалась, была такой тонкой, призрачной ниточкой странной жизни.

Он лежал на полу, раскинув руки в стороны, повернув к ней лишь голову. Губы бледные, серо-голубые едва приоткрылись в желании что-то сказать. На большее его сил не хватило.

И она осталась одна в царстве пустоты и холода. Вокруг стояла сплошная тишина. Она не знала, что это: полное отсутствие жизни или же отсутствие слуха. Единственное ощущение, которое она чётко осознавала в самом центре своего естества, было абсолютное негодование от неправильности происходящего вокруг.

Взгляд пробежался по обшарпанной стене, по мелким пузырькам воздуха в бетоне, затем скользнул по гладкому, ровному полу. Она понимала, что должна ощущать намного больше, чем может сейчас. В голове происходило что-то крайне странное, какие-то изображения, воспоминания, эмоции рвались в неё вспышками, но как будто находились за прозрачным барьером. Она знала, что они есть там, но не могла ни дотянуться, ни просто посмотреть в их сторону.

Сознание прорезал кадр: узкое помещение с тёмным бордовым покрытием на полу и ряды кресел. Она стояла где-то в самом начале этого помещения с полным ощущением привычности, нормальности ситуации. Она ощутила признаки если не дома, то важного и надёжного для неё места.

Внезапно в поле её зрения появились белые резиновые тапочки. Почти новые и идеально чистые, они вошли в её пространство деловито и по-хозяйски. Она с усилием моргнула, затем ещё раз и смогла поднять взгляд чуть выше. Невысокий парень лет двадцати с тёмными завитками на голове, смотрел на неё озабоченно и очень встревожено. Его губы едва заметно шевелись, но до неё не донеслось ни единого звука. Его лицо резко приблизилось, и она запоздало осознала, что он присел над ней. Полные губы снова разомкнулись, и в этот раз она с наслаждением поняла, что звук проникает в её мозг острыми, тонкими гвоздиками. Очень неразборчиво, тихо, сложно различимо, но до неё доносились звуки.

– Ты меня слышишь?

Она снова тупо моргнула, но не отрывала взгляд от лица парня. В голове гудело, мысли путались, сознание того и гляди норовило спрятаться в тёмную пещеру. Но она различала его искажённый голос: ровный, тусклый, безэмоциональный.

– Кивни или моргни, если слышишь меня, – проговорил парень, цепляя на неё какой-то небольшой прибор.

Она с усилием кивнула. Незнакомец снова нахмурился и повернулся куда-то в сторону дверного проёма.

– У меня контактная, – крикнул он кому-то в коридор, и свет померк.

***

Когда она вновь открыла глаза, ног стало значительно больше. Три пары чёрных туфель и две белых резиновых шлёпок.

Шлёпки стояли ровно и не двигались. Ботинки же переминались с ноги на ногу и выглядели довольно встревоженными. Они явно чувствовали себя не в своей тарелке, хотя, возможно, это было свидетельством нервного перевозбуждения.

       Перед ней снова присел мужчина. Это был уже другой, более взрослый, более представительный персонаж. Он разглядывал её, как зверька, диковинный экземпляр за стеклом нового аквариума. Незнакомец коснулся приборной панели, от которой шли провода к датчикам на её теле. Незнакомец нажал пару кнопок и озадаченно покачал головой.

– Ты меня слышишь? – протянул он медленно, почти по слогам. – Кивни, если слышишь меня.

       Она вяло, едва заметно кивнула и прикрыла глаза, оставаясь при этом в сознании. Раздался целый гомон неразборчивой речи, смысл, который до неё не доходил. В голове гудело, в перепонках мерно стучало, но голоса она всё же различала. Шум становился то тише, то громче. Уходить, казалось, он совсем не собирался. Она не знала, чего хочет больше: чтобы ей, наконец, объяснили, что здесь происходит, или чтобы её оставили в покое.

– Ты помнишь своё имя? – снова раздался голос над самым ухом, звук доходил с какими-то помехами.

       Она честно задумалась настолько, насколько вообще могла размышлять в этот момент. Ещё находясь в металлической ячейке, она пару раз во время пробуждения задавала себе этот вопрос. Сейчас ей казалось, что это было очень-очень давно. Кто она? Где она? Что она здесь делает? Эти вопросы резко появились в её голове и начали стучать об стенки.

Она распахнула веки и встретилась с изучающими карими глазами незнакомого ей мужчины. Он вглядывался в её черты лица, пытаясь уловить малейшие изменения. Ему действительно было интересно, что с ней происходит. Он ли поместил её сюда? И знает ли он ответ на все вопросы?

Её плеча коснулись, напоминая о своём присутствии. Прикосновение обожгло даже сквозь тонкую ткань сорочки. Пришлось качнуть головой. Тут же заскрипели стержни ручек по бумаге, заставляя её поморщиться от внезапного резкого звука, прикрывая уши.

– Тебе больно? – раздался всё ещё спокойный и очень нейтральный голос. Она затрясла головой, но почувствовала, как накативший шум потихоньку отступает.

– Ты можешь сесть?

Она снова отрицательно качнула головой.

– Тогда я уложу тебя ровно на пол.

Она открыла глаза, в них немного плыло. Мир был окрашен чёрными мушками слабого сознания.

– Я сейчас буду касаться тебя в разных частях твоего тела ручкой, – медленно проговорил кто-то из присутствующих. На этот раз она была благодарна за такое очевидно снисходительное обращение. – А ты кивай нам, если будешь её чувствовать.

Она согласилась, не задумываясь, не желая задавать вопросов. Одно стремление заполнило её мозг: лишь бы всё скорее закончилось и её оставили в покое. В голове безжалостно плыло, чёрные мушки продолжали кружить, но пластмассовый колпачок в районе основания большого пальца левой руки она ощутила явственно. Кивнула.

Моргнула. На то крошечное мгновение, что для неё померк свет, прикрытый веками, снова мелькнули стройные ряды кресел и медленно дрейфующие пассажиры самолёта.

– Очень хорошо, – пробормотал кто-то слева и снова оглушительно громко царапнул по бумаге металлическим шариком.

Колпачок проскользил к правому колену, оттуда к пупку, затем лбу, правому локтю, шее и правой пятке. И всякий раз она послушно кивала, сотрясая свой мир.

Вялость и сонливость одолевали её с каждой новой командой. Её просили поднять руку или ногу, сжать пальцы в кулак, повернуть голову набок, открыть рот. Всё это отнимало так много сил, но, к сожалению, всё ещё не лишало сознания.

– Нервные окончания продолжают восстанавливаться. Чтобы понять, насколько это интенсивный процесс, назначим исследование номера Ж236.001 с интервалом в восемь часов. Позже необходимо рассчитать периоды бодрствования.

– Нам нужно больше данных, чтобы к завтрашнему вечеру предоставить убедительные отчёты. У нас всего четыре контактных экземпляра.

– Чаще она не выдержит. Уйдёт в режим регенерации приблизительно через три минуты.

С другой стороны присел ещё один мужчина. Тот, что был в чёрных лаковых туфлях и заметно нервничал.

– Ты можешь говорить?

Его голос просто оглушил её, взрывая пространство. Крупное морщинистое лицо с бугристым носом, выдающим в нём алкоголика, слегка покраснело. Правда, зеленоватые отсветы лампочек и стен, делали кожу всех присутствующих близкой по цвету к покровам испытуемой. Только не его. Знаете, что получается, если смешать красный и светло-зелёный? Вот именно лицо его выглядело коричневато-землистым.

Она покачала головой и была вновь вынуждена прикрыть глаза, потому что мир уплывал из-под неё, грозя скинуть в пучину страха и отчаяния.

Она послушно открыла рот, видя вокруг выжидательные взгляды. Сухие губы, и так выглядевшие неважно треснули в паре мест. Из горла вырвался тихий хрип.

– Я сделал вывод, что ты понимаешь всё, что мы говорим.

Она слабо кивнула, поднося руку к лицу и закрывая глаза. Ладонь она почувствовала слабо и отстранённо. Последние силы были на исходе.

– Сердцебиение замедлилось ещё сильнее, – донёсся до неё голос сбоку.

И действительно. Она не замечала, но натужные удары сердца стали звучать в её голове значительно реже и слабее. Чёрные мушки снова заклубились по белому свежевыкрашенному потолку.

– Вводи, – совсем тихое, сквозь вату.

– Может дать ей уйти полностью?

– Нужно понимать реакцию.

– Она всё равно не даст сейчас чёткую картинку. Девушка всё же по параметрам ещё ближе к трупу, чем к человеку.

– Я что-то не помню, чтобы давал вам право выбирать.

Больше она ничего не слышала. Пропищали пара кнопок, что-то загудело, и её вселенная взорвалась такой болью, которую ей не доводилось испытывать никогда.

Глава 3. Старый друг

Когда она снова нашла в себе силы открыть глаза, в помещении осталась лишь одна пара ботинок. Они скучающе стояли у самой стены, на которую опирался их обладатель. Слух передал тихое посвистывание надсмотрщика, скрежещущее по мозгу, словно гвоздем по стеклу.

Вся поза мужчины говорила о том, что ему ужасно скучно. Первый адреналин от нахождения рядом с живым трупом сошёл на нет, оставив место привычной рутине. Способность организма пребывать в шоке вообще крайне переоценена. Давно уже пришло время принять тот факт, что человеческая психика оказалась слишком гибкой штукой и готова подстроиться практически под любые обстоятельства.

Он повернулся на незначительное шевеление, которое девушка допустила непроизвольно. Её мышцы находились в странном нервном спазме и порой сокращались вне зависимости от команд мозга.

– Очнулась? –       спросил парень тихо, присаживаясь рядом прямо на пол, скрестив ноги по-турецки. – Говорить можешь?

Она открыла рот и даже издала пару квакающих звуков, ощутив жаркую волну боли в гортани. Мужчина нахмурился и сделал пометку в планшете. Его голову украшали густые тёмные завитки, а на массивном подбородке красовалась ямочка, которой он то и дело касался большим пальцем.

– Значит нет, – пробормотал незнакомец, каким-то неуловимо привычным движением почёсывая ухо. – Я прикреплён за тобой на ближайшие сутки. Меня зовут Игнат.

Он по инерции коснулся именной таблички на груди, а затем посмотрел на неё озадаченно и даже с любопытством. Она отметила, что слух её значительно улучшился и зрение стало более чётким.

– Можешь прочитать? – спросил он, блеснув ямочками ещё и на щеках.

Она озадаченно сфокусировала взгляд на серой табличке. Буквы привычно сложились в слова и она кивнула. Игнат удовлетворённо качнул головой и снова сделал пометку.

– Ты вспомнила своё имя?

Она напряглась. Сейчас ей уже казалось, что-то неуловимое скребётся в её подсознание, просится войти и навести порядок, после устроенного последними событиями хаоса. Ей очень хотелось ощутить это озарение, вспомнить любую маленькую часть себя. Но через некоторое время она разочарованно покачала головой. Казалось бы, что такое имя? Просто слово, которым представляют тебя. Оно даже не уникально, ведь в мире найдётся ещё огромное количество людей, которые откликаются на это сочетание звуков. Но мы настолько сроднились со своими именами, вросли в них, переплетаясь сосудами, что невозможность откликнуться на зов становится физически невыносимой. Человек такое существо – ему нужно себя с чем-то идентифицировать, к чему-то принадлежать. Он без этого сходит с ума.

Парень снова сделал отметку, покусывая чувственную нижнюю губу. Он выглядел немного разочарованным, будто всей душой болел за её скорейшую реабилитацию. А может он знал её имя и дожидался пока оно само вернётся к ней, как сбежавший любимый питомец, которому просто нужно было найти дорогу домой.

– Твой номер – ноль-ноль-один. Откликайся на «Первую», пожалуйста, когда пребываешь в сознании. Ты находишься в филиале научного исследовательского института. Это блок международной корпорации «NeoGenesis». Здесь занимаются различными биоинженерными разработками и опытами. И вот тебе повезло войти в испытательную группу препарата Virex. Испытания прошли успешно и ты вошла в число воскрешенных трупов. Официально ты была мертва три недели и двадцать один час. Я не слишком быстро говорю?

Она озадаченно покачала головой, стараясь уложить в слабо-работающий мозг новую информацию. Она выпирала и очевидно не помещалась в ссохшееся до размеров спичечного коробка помещение для хранения важных мыслей. Незнакомец смерил её скептическим взглядом, покусал ровными белыми зубами кончик стилуса и снова бросил короткий взгляд на планшет, но тут же вернулся к ней.

– Это хорошо, – продолжил он всё же медленнее. – Твоё тело очень важный объект для изучения в целях дальнейшей разработки жизненно важных препаратов. С этой минуты ты должна относиться к нему бережно и с большой осторожностью. Тебе запрещено каким-либо образом вредить себе или другим подопытным, ведь твой организм удалось перезапустить, проведя серию экспериментов. Другими словами, поздравляю, ты – зомби.

Он широко улыбнулся, будто сказал какую-то потрясающе остроумную шутку и был уверен, что сейчас сорвёт овации. Перед глазами девушки вспыхнул образ этого парня, спускающегося по трапу самолёта и дружелюбно машущего ей на прощание. К горлу подкатила тошнота.

Голова кружилась и всё плыло. На этот раз не от физической слабости, а от мощного всплеска стресса в обессиленном организме. Несмотря на это она нашла в себе ресурсы, чтобы приподняться и облокотиться на стену, рядом с гонцом, принесшим плохие вести. Первая подняла к лицу дрожащую руку и снова оглядела худую конечность, обтянутую бледной голубоватой кожей с синими прожилками вен. Она сжала трясущиеся пальцы в кулак и разжала.

– Новости так себе, знаю, – проговорил парень легкомысленно, сидя рядом с девушкой, будто закадычные друзья под конец удачной вечеринки. В такие моменты, как правило, происходят все самые задушевные разговоры с откровенностью на грани обнаженной души. Она бывала на таких тусовка и вела эти самые беседы, встречая рассветы своим полупьяным сознанием. Она точно это знала.

Первая встретилась с таким же затравленным и скованным отчаянием взглядом. Напротив  её бетонной коробки, в таком же тесном сыром закутке сидел парень. Он не отрываясь смотрел на неё, пока склонившийся над ним мужчина, значительно старше Игната, снимал прибор с его предплечья. На больничной сорочке парня чёрным маркером было размашисто написано ПИЦ №236.009.

«Девятый» – подумала она, разглядывая длинную чёлку, падавшую на серые бесцветные глаза. Он тоже был бледен и слаб и не сводил с неё внимательного взгляда. Знал ли он её? Маловероятно. Скорее смотреть здесь больше было не на что: голые бетонные стены и пол, место где была дверь  сейчас зияло пустотой.

В размышления её вторгся голос Игната:

– Ты меня вообще слушаешь? – повысил он голос, взмахнув ладонью у неё перед лицом.

Она немного вздрогнула и с трудом оторвалась от товарища по несчастью. Перевела взгляд на такое живое, пышущее здоровьем и силой лицо работника НИИ. Никакие лампочки и отсветы здешних помещений не могли сделать его вид болезненным. Она покачала головой.

– Ты теперь собственность исследовательского центра. Твоё состояние крайне нестабильно, поэтому не глупи, не создавай проблем и выполняй требования. Тогда о тебе позаботятся и всё будет хорошо.

Первая только нерешительно кивнула.

– Вы ребята – первый успех, серьёзный прорыв в науке. Думаю, скоро ваши физиономии будут на каждом углу мелькать. Круто это.

Она смерила его озадаченным взглядом, размышляя о том, понимает ли этот человек, какой бред он несёт с таким мечтательным выражением лица. Игнату казалась, что он причастен к чему-то великому и возможно даже прекрасному. Он и представить себе не мог, каково это очутиться в теле живого мертвеца. Не помнить ничего о том, кем ты являлся до смерти, и не понимать, кем стал теперь. Он не представлял, не имел ни малейшего понятия, какие чувства испытывает перепуганное сознание. Какие ощущения улавливает отработавшее свое тело.

Она и сама с трудом понимала, что чувствует. Это было скорее похоже на то, что из её организма выкачали всю влагу. Каждая мышца казалось скрипела, работая с усилием, без капельки желания или энергии. Мозг её функционировал с перебоями, снова выдавая картинку прохода между креслами, большой неудобной тележки. Теперь она почти была уверена, что работала в самолёте. Она была стюардессой? А может быть просто часто летала? При мысли об этом голова начинала болеть, кружится, немного тошнило.

Она снова поймала наполовину безумный взгляд своего соседа по камере. Мужчина отошёл от него и что-то отмечал в планшете. Парень продолжал смотреть на неё неотрывно, будто пытаясь транслировать свои мысли ей в голову. На его лице не было ни страха, не растерянности, только какое-то глухое упорство. Он, будто усердный ученик, отрабатывал и отрабатывал в голове неизвестное никому упражнение.

Она очень хотела собрать всю свою волю в кулак и услышать, о чём думает этот парень. Казалось, сейчас жизненно необходимым узнать, что рядом есть такой же человек, испытывающий те же эмоции. Что есть кто-то, кто сможет разделить её историю, понять всё то, что ей ещё предстоит пережить. Если, конечно, предстоит. Возможно ли что к завтрашнему вечеру, она уже будет мертва? Снова. И вообще, законно ли проводить такие эксперименты?

– Сейчас я подключу к тебе датчики, мне нужно снять показатели, – проговорил Игнат медленно, вторгаясь в её личное пространство. Захотелось сжаться и отползти, но тело было слишком непослушным и заторможенным. Глаза парня снова задорно блеснули. Первая зажмурилась, но заставила себя подчиниться, краем глаза замечая, как напрягся парень в камере напротив.

Но в момент, когда пальцы надсмотрщика коснулись её, померкло всё: и пустота её нового места обитания, и нездоровый блеск глаз и даже необоснованно близкий парень напротив, излучавший понимание и поддержку. Её накрыли боль и страх. Такое отчаянное непонимание того, почему всё это происходит именно с ней.

Вспышкой перед глазами мелькнуло взлётно-посадочное поле, кривая улыбка на полных чувственных губах и ощущение сального взгляда скользившего по коже.

Настя тогда выдохнула, что полёт закончен и сложный пассажир больше не маячит всё время в поле её зрения. Она ещё не очень хорошо справлялась с таким контингентом в отличие от опытных девчонок. Парень был крайне навязчив и неприятен. Его добрая улыбка, искрящиеся неподдельным интересом глаза, тёплые мягкие руки – всё это по отдельности могло бы принадлежать приятному человеку. Но вместе почему-то создало крайне отталкивающее впечатление.

Возможно дело было в том, что он всё время старался нависать над ней, подавлять и воздействовать. Возможно потому, что куда бы она ни посмотрела – везде натыкалась на его томный взгляд.

Когда он одним из последних покинул салон лайнера она не смогла сдержать вздоха облегчения и напарницы звонко рассмеялись. По-доброму, но не без превосходства. Настя знала, что за глаза они иногда называли её «свежим мясом», считая это очень  остроумным и забавным.