Музыкальный приворот. На крыльях. Книга 4

Нинке вдруг вспомнила тот летний день, солнечный и приятный, – они гуляли по торговому центру и случайно увидели эту самую будку: белую, с алой шторкой, сенсорным интерфейсом, логотипами и завлекающими слоганами. Она бы прошла мимо, но Келле вдруг захотелось повеселиться, и он потянул Ниночку за собой. Девушка вошла во вкус, и они сделали несколько забавных совместных снимков, используя шутливую фотобутафорию: усы, улыбки на палочках, наборы из сердечек, таблички, стрелки и грифельную доску – на ней Келла написал мелом: «Моя Нина», пока девушка не видела, выбирая себе корону.

– Братец, наверное, на тебя запал, – продолжала Таня. – Я у него про фотку спросила, а он на меня наорал.

Нина пожала плечами. Говорить ничего не хотелось.

– Вы поссорились, да? – не отставала любопытная Таня. – Слушай, у него тут где-то вино хорошее должно быть, давай-ка, выпьем? – девушка встала и открыла один из шкафчиков на кухне. Там стояло несколько бутылок с алкоголем.

– Коньяк, – сказала Нинка, углядев початую темно-коричневую бутылку. После всех волнений ей требовалось что-то действительно крепкое.

– Давай, у меня как раз лимон есть, – обрадовалась Таня, которая в доме брата чувствовала себя полноправной хозяйкой.

Вскоре девушки сидели за столом с обычными кружками в руках – за неимением бокалов и стопок. Коньяк был хорошим, многолетней выдержки, обжигающим, но Нина выпила все одним залпом, чувствуя, как все внутри начинает гореть. Кислый сочный лимон приятных ощущений не добавил, но, что странно, девушке стало как-то легче.

Таня, которая напиток лишь пригубила, поморщившись, выглянула в открытое до сих пор окно, отчего на кухне было прохладно, что, однако, никого не смущало.

– Смотри, вон он наш герой, – весело рассмеялась сестра Келлы. Но в голосе ее была любовь к старшему брату. – На турнике подтягивается. Турникмэн, блин.

Нина любопытства ради тоже посмотрела в окно – далеко внизу, во дворе под светом фонаря, и правда, подтягивалась знакомая фигура.

– Он у нас психованный, Нин, – продолжала Таня, сев на место и положив руку под щеку. – Быстро заводится. В школе вообще кошмар был – со всеми дрался, потом его тренер научил вот так успокаиваться – через физическую нагрузку. Слушай, а ты что, Фима на улице ждала? – спохватилась она. – Могла бы и тут подождать… А что между вами вообще происходит? Мама вон переживает, что у Фима девушки нет постоянной.

Нинке лень было говорить, на нее напало какое-то странное сонное состояние вместо привычной злости на весь мир, и она больше слушала Таню, чем говорила сама. А та рассказывала о брате, о том, каким он был в школе, что любил и чем занимался.

Нина слушала, подперев щеку и покусывая лимонную дольку.

В школе Келла не слишком хорошо учился, отвратительно себя вел и был головной болью как родителей, так и педагогов. Участвовал в драках, срывал занятия, пререкался со старшими. Однако одноклассники его любили – вокруг веселого компанейского и уверенного парня всегда было много друзей, да и женским вниманием он не был обделен. Хихикая, Таня призналась, что однажды в школе из-за него подрались две десятиклассницы.

Кроме того, Журавль узнала и другие душетрепещущие факты из прошлого Келлы. Что в садике его однажды нарядили клоуном на утренник, и он до сих пор помнит это, не упуская случая напомнить родителям, как они поиздевались над ним в детстве. Что в раннем подростковом возрасте у Келлы были проблемы с кожей, и он из-за этого ужасно нервничал. Что на выпускном пригласил танцевать свою первую учительницу, и та расплакалась – то ли от умиления, то ли от того, что ученик оттоптал ей все ноги. Что Келла часто звонит родителям – каждую неделю в обязательном порядке. И любит соленые огурцы.

Нина слушала, качала головой и улыбалась ехидно.

Хозяин квартиры вернулся спустя полчаса, уставший, но спокойный, и тотчас узрел, как сестра и Ниночка пьют коньяк, а в комнате дымно от сигарет.

– *Запрещено цензурой*!– известил всех его изумленный голос. – Ушел на полчаса, называется.

Он вырвал из рук девушек кружки, отобрал сигареты, обозвал обеих дурами, закрыл окно и велел Тане:

– Постели этой идиотке на диване.

– А ты где спать будешь? – удивилась та.

– Ну, это же я, тиран и душегуб, – насмешливо улыбнулся Ефим, который не мог забыть несправедливые претензии сестрички. – Пойду в свои апартаменты на полу.

– Так, может, вам вместе лечь? – спросила Таня с надеждой.

Ниночка только пальцем погрозила.

– Задушу, – сказала она, имея в виду Ефима. Глаза ее слипались.

– Задушит, – повторил тот за ней.

В сон Ниночка провалилась мгновенно – после всего пережитого ее организму требовалось восстановление. В эту ночь ей ничего не снилось. А утром, она проснулась, укрытая одеялом, хотя всегда сбрасывала его с себя.

Распахнув глаза, Нинка не сразу поняла, где оказалась, и лишь спустя секунд пять после пробуждения на нее навалился тяжелым грузом поток воспоминаний.

Она была в гостиной квартиры, которая принадлежала Келле. Лежала на расправленном диване.

На подоконнике напротив сидела Таня и красилась. Что за глупая мода у них с братцем сидеть на подоконниках?

– А Фим уже свалил. Как спалось? – спросила девушка. В квартире брата она жила с сентября, с того момента, как поступила в университет. Честно говоря, она и не думала, что будет учиться в вузе, потому как экзамены сдала плохо, и долго рыдала, узнав, какие баллы получила по профильным предметам, и успев попрощаться с будущим. Оставаться в родном небольшом городке ей не хотелось, как и учиться в единственном университете – педагогическом, в котором проходной балл был довольно низким. Однако старший брат ее спас. Сказал, чтобы она подавала документы туда, куда хотела, – на платное отделение. Пообещал, что будет за нее платить. А жить она сможет в его квартире. Девушка согласилась.

Родителям они ничего не сказали, и те считали, что Танюша учится на бюджете. Родители вообще ничего не знали, думали, что Ефим закончил институт и работает теперь инженером, уехав в длительную командировку в Германию. То, что сын – ударник в рок-группе, мама и папа, далекие от музыки, понятия не имели. Но Таня была уверена – рано или поздно они узнают и брата прибьют. Или его прибьет эта красивая девушка по имени Нина.

Красивая девушка Нина, с трудом придя в себя, попросила у Тани полотенце и пошла в ванную комнату.

– Выйдешь, и я тебе свою футболку дам, – пообещала сестра Келлы. Ниночка ничего не ответила – носить за кем бы то ни было вещи она не собиралась.

В чужой ванной с белоснежным кафелем и душевой кабиной ей тоже было не по себе. Нинка обвела брезгливым взглядом полочки с девичьими флакончиками: шампунями, бальзамами, гелями, скрабами, масками. Такие дешевые фирмы она никогда не покупала – наверняка одна химия! Из мужских же вещей, не считая зубной щетки, здесь были лишь бритва, пена и лосьон после бритья. Никаких мятных гелей для душа «три в одном» или шампуней для настоящих мужчин. Видимо, подобными вещами синеволосый не озадачивался. Зато Журавль вдруг подумала – а кто Рыло все время красит? Ему ведь постоянно нужно подкрашивать корни.

Девушка спешно приняла душ, завернулась в розовое полотенце со слониками и вновь уставилась на свое отражение в зеркале. Оно, кажется, было спокойным, а рука лишь слегка саднила.

«Надеюсь, они не заразные»– мрачно подумала Журавль о братике и сестренке Строгановых-Софьиных и зачем-то двумя пальчиками взяла крем после бритья. Открыла его и осторожно поднесла к носу – крем почти не пах, хотя ей вдруг почудился слабый аромат альпийского снега, и это ей неожиданно понравилось.

Нинке вспомнилось вдруг, как в детстве она веселилась с отцовской пеной для бритья – мазала ею лицо, прорезала в белоснежной простыне дырку для головы, и, облачившись в костюм приведения, бегала пугать соседей. А еще она воображала себя то гримером, то поваром – с пеной можно было и усы рисовать и коктейли, как в телевизоре, в стакане делать!

Воспоминания об отце заставили девушку напрячься. Хоть мать и сказала, что с ним все в порядке, но все еще было страшно. Бояться Журавль ненавидела еще больше, чем ждать.

Она, и сама не понимая, зачем, взяла с полочки флакон с пеной, выдавила немного на руку и, как в детстве, нарисовала на лице мушкетерские усы и куцую бородку. А после разошлась и сделала бороду, измазав щеки и подбородок, и густые белоснежные брови.

«Надо бы так сфотографироваться»– решила Нина, потянувшись за телефоном, который брала с собой даже в ванную комнату, однако не успела.

В самый неожиданный момент дверь распахнулась, и на пороге появился Келла собственной персоной, который не ожидал, что в ванной кто-то есть – вода ведь не шумела!

Парень обалдело уставился на Ниночку. Та с недоумением таращилась на него, держа в руке пену.

– Это… У меня только один вопрос – зачем? – спросил он, но не дождался ответа и захохотал громко.

– Заткнись, – ледяным тоном велела ему Журавль.

Однако Келлу было не унять.

– Помогите развидеть! – орал он весело, упираясь рукой в дверной косяк. – Почему те, кто врываются в ванную, видят обнаженных девчонок, а я увидел это?!

– Что случилось? – прибежала и Таня, но Нинка к этому моменту уже включила воду и спешно смывала пену с лица, матеря про себя Рыло, которое стало у нее собачьим. Ефим сквозь смех попытался объяснить сестре, что его так рассмешило, но не смог – стоило ему только посмотреть на Нинку, как его накрывал новый приступ смеха.

– Ты зачем за ней в ванную поперся? – строго спросила Таня, которая вновь неправильно все поняла. – Ты озабоченный, что ли?

– Это Королева с приветом, – отмахнулся Келла. – Я же говорил, что она – мужик!

Успокоился он с трудом. И, дождавшись, когда Нина переоденется – от вещей Тани она все же отказалась, поманил ее пальцем и сказал самодовольно:

– Завтра в час.

– Что – в час? – не поняла та, нахмурившись. Собственный прокол ее бесил, а синеволосому хотелось с особым усилием пожать горлышко.

– Свадьба твоя в час, – ухмыльнулся он, засунув руки в карманы джинсов. – Дыши, детка. Добрый рыцарь Келлий внял твоим молитвам. И договорился с ведьмой. Регистрацию перенесли на завтра.

У Ниночки от сердца отлегло, и она чуть не закричала от счастья, однако показывать свои эмоции не стала – сдержалась. Но, кажется, по взгляду Келла все понял и позволил себе слабо улыбнуться. Когда он сегодня приехал к родственнице Нины, та самолично вышла его встречать. Долго Эльзу Власовну на повторное бракосочетание уговаривать не пришлось. Она, движимая своими какими-то принципами, легко согласилась и позвонила поверенному, чтобы тот через знакомого договорился о завтрашней повторной регистрации. Деньги и связи творили чудеса.

– И да, твоя бабка требует теперь еще и свадебных фоток. И чтобы ты выглядела подобающе – типа она тебе на это бабло отвалила, – продолжал синеволосый. Он в упор не понимал, зачем все это делает и сам себя успокаивал – для прикола.

– Спасибо, – тихо сказала Ниночка. В ее голосе не было проникновенности, но это был один из тех редких случаев, когда благодарила она искренне. Ей вдруг вновь захотелось обнять Ефима – как ночью, в подъезде, но она сдержалась.

– От «спасибо» кайфа не словишь, – отвечал, прищурившись, Келла. Девушка вопросительно на него посмотрела, а он указательным пальцем коснулся собственных губ. Не прочь был повторить вчерашнее.

– Осел чертов, – услышала его слова Таня, которая вновь не вовремя появилась и опять не так все поняла. – Хватит ее принуждать!

– Ты на учебу пойдешь?! – рявкнул Келла, которому испортили такой момент.

– Сегодня пятница, мне к четвертой паре, – фыркнула сестра. Они начали спорить, а Журавль под шумок надела куртку. Оставаться здесь дольше она не видела смысла – нужно было ехать домой. Цель достигнута.

Однако сразу уехать не получилось – Таня позвала всех завтракать, и они втроем сидели за столом, и у брата с сестрой не закрывались рты, а Журавль лишь кисло ковыряла вилкой в тарелке нечто, похожее на омлет. После завтрака она вновь засобиралась домой.

– Я помогаю тебе только из-за твоего отца, – зачем-то предупредил Ефим Ниночку около двери. – Веселый мужик, хоть тачки у него дерьмо.

– Папа был бы рад услышать твои слова, – ангельским голоском сказала девушка.

– Завтра будь красивой. На чучеле жениться не буду, – предупредил ее Келла, который отлично понял ее вчерашнюю стратегию. Он заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос и произнес тихо, но многообещающе:

– И помни: если ты станешь моей женушкой, будешь делать все, что я хочу. Ясно?

– Да, малыш, – приторно-нежным тоном произнесла девушка, – я буду самой нежной и заботливой, – она неожиданно провела рукой по его крепкому плечу, спустилась к груди, гладя при этом ему в глаза.

– А ты мне нравишься такой, – проговорил он тихо, чувствуя, как мгновенно все внутри него реагирует на такие простые безобидные прикосновения.

– Какой? – уточнила Ниночка и потерлась об его плечо словно кошка.

– Покорной, – выдавил из себя Ефим, злясь на коварство блондинки. Его руки сами собой потянулись к ее талии.

– Я буду такой только для тебя, – слишком ласково проговорила Ниночка, касаясь губами его щеки и заставляя парня едва заметно вздрогнуть.

Келла прикрыл глаза.

– Пока, Рылий! – гаркнула неожиданно Ниночка ему на ухо и убежала, оставив парня в крайне раздосадованном состоянии.

– Платье покупать будешь со мной! – крикнул он вслед ей.

Но девушка даже не обернулась. Она, как стрела, пролетела по ступеням, вырвалась из подъезда и почти бегом бросилась к машине. Время уже было близко к полудню, а она всю ночь не появлялась дома – мать ее убьет.

И она оказалась права. Софья Павловна, приехав из больницы и не обнаружив дочь дома, сначала разозлилась – к тому же и Ирка сказала, что Ниночка опять убежала веселиться. Однако время приближалось к полуночи, а Нина все не появлялась, и женщина разволновалась. Нет, она отлично знала, что ее девочки любят повеселиться в клубах, и всячески покрывала их перед отцом, прекрасно понимая, что запретный плод – сладок, а лучший способ контролировать детей – давая им свободу, но также она понимала, что Нина не такой человек, который, зная, что отцу плохо, убежит на тусовку. Софья Павловна пыталась дозвониться до нее, однако телефон дочери был выключен. И женщина, еще раз поговорив с Ирой, вдруг решила для себя, что Нина обиделась на пощечину и ушла.

За свой поступок Софье Павловне было отчасти стыдно – эмоции и страх за любимого супруга взяли свое. Однако теперь она испугалась еще и за Нину. В голову стали лезть всякие нехорошие мысли, и рано утром, не выдержав, Софья Павловна позвонила Нинкиному крестному. Человеком она была сдержанным и спокойным тоном попросила у него совет – обращаться ли в полицию или пока не стоит? Дядя Саша, у которого было полно дел, в том числе связанных с бизнесом старого друга, сказал Софье Павловне, что сейчас отправит к ним Матвея, у которого приятель – глава детективного агентства со связями в полиции, и они помогут.

Матвей и его друг только-только подъехали к дому Журавлей и уже собирались выйти из машины, как во двор залетел красный «Жук» и ловко припарковался задним ходом между двумя автомобилями.

– Отбой, – тотчас узнал машину Нины и ее саму Матвей. – Вот и пропажа.

– Лихая девчонка, – присвистнул его приятель.

– Как Лихо Одноглазое, – вспомнил детскую сказку парень. Журавль хотелось прибить за скотское поведение, но он был рад, что с ней ничего не случилось.

– Крутая она у тебя, – присвистнул детектив, видя, как блондинка выскакивает из «Жука» и со всей силы пинает по колесу соседнюю машину – та припарковалась на ее месте.

Он думал, что Нина – девушка Матвея, как и все остальные его друзья.

– С характером девочка, – ухмыльнулся Матвей. – Ладно, бывай. Езжай обратно.

– А ты?

– А я воспитывать буду.

И он вышел из салона, поймав Ниночку около подъезда, отметив про себя, что выглядит она странно: без косметики, одета так, как будто бы вышла выгуливать собаку, а в глазах странный блеск.

– Ты где была? – зло спросил Матвей, перегородив ей путь.

– А тебе-то что? – дерзко осведомилась девушка, не ожидавшая его тут увидеть.

– Тебя все ищут. Мать места не находит.

– Твое какое дело? Пропусти, – Журавль рвалась домой, и появление Помойки жутко ее раздражало. Она попыталась обойти молодого человека, но тот схватил ее за запястье и притянул к себе.

– Отпусти, – вскипела Ниночка, чувствуя острое желание убивать.

– С кем была? – вдруг спросил Матвей, чувствуя от светлых волос едва уловимый сигаретный дым и запах чужого одеколона. Взгляд его упал на шею девушки – она была закрыта воротом водолазки, и ему показалось, что это неспроста. Ниночка всегда одевалась стильно – за исключением того рок-концерта, ее глупой блажи. Зачем надела эту простую водолазку? Воротнику-стойке есть, что скрывать?

Девушка по привычке послала его.

– Я спросил тебя – с кем была? – повторил Матвей тихо.

– С кем надо, с тем и была. Катись, суслик, – попыталась вырвать руку Ниночка. Не получилось.

– Ты ответишь на мой вопрос или нет?! – закричал вдруг Матвей, и перед глазами его пронеслись черно-белые сцены, в которых Ниночка, с разметавшимися по подушке волосами и распухшими от поцелуев губами влюблено смотрит на какого-то обнаженного типа с плотоядным взглядом.

Фантазии открыли дверь потоку неконтролируемого бешенства.

Матвей волновался за нее, он приехал ее спасать, а она отрывалась с кем-то? Как посмела, черт побери?! Кого нашла?

Кажется, Матвей уже сам начинал верить, что Нина – его девушка, и ужасно ревновал.

– На какой? – ничуть не боялась его Журавль. – Где была или с кем?

Она отлично видела, как разъярен молодой человек, и если ей нравилось, когда Келла злился и кричал, то сейчас она не испытывала никакого удовольствия. Более того, где-то на заднем плане маячило опасение.

Нина попыталась отпихнуть навязчивого ухажера, но тот, поймав ее за вторую руку, развернул и с силой прижал к стене. Как Келла ночью.

Но Келла был другим. Келла был своим. Его хоть и хотелось уничтожить, стереть в пыль, однако, когда он ее касался, с ней творилось что-то странное, но – девушка в полной мере отдавала себе в этом отчет – приятное.

Матвей же был другим. Отталкивающим. Чужим.

– Если я спросил – отвечай, – понимал, что сходит с ума Матвей, но ничего поделать со своими чувствами не мог. Эту глупую девчонку хотелось ударить и поцеловать одинаково сильно.

– Я тебе, поилка для свиней, ничего говорить не обязана, – прошипела Нинка. – И не буду.

– Что происходит? – раздался мужской суровый голос – по камерам охрана увидела происходящее, и один из мужчин в форме вышел к парочке.

Матвей нехотя отпустил девушку.

– Бешенство мозжечка, – пропела Ниночка и упорхнула в подъезд.

Разборки с матерью были долгими. Софья Павловна сначала обрадовалась, увидев на пороге живую и невредимую дочь, и даже обняла. А потом устроила разбор полетов. Она не кричала, как отец, не топала ногами и не устраивала истерик. Она даже не стала пытать, где Нинка была, верно решив, что та не сознается. Софья Павловна выбрала иной метод: села напротив нее и долго, на примерах объясняла ей, как маленькой, к чему мог привести ее необдуманный поступок, и как все переживали: и она, и брат с сестрой, и крестный.

– Твой мальчик за тебя беспокоился, – добавила мать.

– Какой еще мой мальчик? – затравленно посмотрела на нее Ниночка, у которой уже уши сворачивались в трубочку. Софья Павловна умела надавить на больное. Было стыдно. Но Нина оправдывала себя тем, что сделала все это во благо собственной семьи.

– Матвей, – удивленно произнесла женщина. – Мне показалось, между вами что-то есть.

– Нет, мама, – решительно заявила Нина. – Между нами есть стена непонимания и заборчик отвращения – с моей стороны.

– Не можешь забыть Ефима, – вдруг понимающе улыбнулась Софья Павловна.

Нинка не ответила – стала вдруг икать: громко и с выражением.

– Что с тобой? – сердито посмотрела на дочь женщина.

– У меня на имя Ефим икотная аллергия, – отозвалась Нинка, – мне водички надо попить, – попыталась она смыться.

– Нина. Мы говорим о серьезных вещах, – посуровела Софья Павловна. – И кстати, что у тебя с зеркалом в комнате?

– Разбила, – созналась Нинка и тотчас покривила душой:

– Переживала за папу.

И она показала замотанную руку. Софья Павловна едва сдержалась, чтобы не треснуть дочери по голове и вновь принялась выговаривать – только теперь уже по-другому поводу. Зато расчет Ниночки был верен – мать забыла про то, что ее не было дома ночью.

– И прости, что вчера ударила тебя, – сказала она напоследок, взяв дочь за руку.

– Все в порядке, мам. И я не хотела, чтобы так получилось, – сказала Нина твердым голосом. – Прости, что тебе пришлось волноваться. Впредь этого не повторится.

Софья Павловна только вздохнула. Нина была слишком сильно похожа на супруга, чтобы давить на нее.

С Виктором Андреевичем, кстати говоря, все было хорошо. Вчера у него из-за переработки и постоянных стрессов сильно поднялось давление, и случился гипертонический криз – поэтому сотрудники и вызвали «скорую», испугавшись, что у шефа еще и вдобавок что-то с сердцем, напугав при этом и Софью Павловну. Сегодня Виктор Андреевич все еще оставался в больнице – его перевели в частную клинику, однако уже порывался на работу – решать проблемы, которые валились на него снежным комом. Вчера он узнал, к примеру, что один из партнеров, улучив момент, кинул его и перебрался в лагерь конкурентов, а это значило лишь одно: новую потерю денег.

Поговорив с мамой и позвонив отцу – ехать к себе он категорически не разрешал, заявляя: «Я еще не помер, чтобы вы стояли полукругом и скорбно на меня глазели», Нина отправилась в душ, твердя про себя, что после пребывания в доме у Рылия просто обязана смыть с себя всю грязь. Словно забыла, что уже побывала в его душе.

Только как ни крути, прикосновения Келлы были приятны. И Нина, включив холодный душ, долго стояла под водой, пытаясь таким нехитрым способом привести себя в чувство. После, надев теплый халат и обернув полотенце вокруг головы наподобие тюрбана, девушка отправилась в свою комнату, не забыв прихватить чашечку кофе – нужно было немного посидеть одной и обдумать план действий.

Нина подсоединила зарядное устройство к севшему телефону и включила его: пропущенных звонков было море, как и сообщений – в том числе, и от Кати, которая за нее, видимо, тоже волновалась. Нинка набрала ее номер, однако вместо подруги трубку взял Тропинин.

– О, Блондинчик, – обрадовалась Нинка и поинтересовалась на всякий случай:

– Еще не завернул ласты?

– Не успел, – хмыкнул Антон. Голос у него был сонным – как у человека, который не спал всю ночь.

– Как жаль, как жаль, – притворно вздохнула Ниночка. – А где Катенька?

– Катенька в душе.

– Да ты что? Смывает с себя грязь от твоих потных похотливых лап? Я бы на ее месте перед встречами с тобой принимала противорвотные лекарства, – не могла не уколоть Нина.

– Хорошо, что ты не на ее месте, – трудно было сейчас вывести из себя довольного Тропинина. – Что передать Кате?

– Что она приглашена на свадьбу, – хмыкнула Журавль. – И ты, шкурка петуха, тоже. Прилетай завтра к часу в то же место, что и вчера.

– Журавль, как бы что с твоей шкуркой не случилось, – надоела Антону подруга любимой.

– Не забудь шампанское и палочку, – продолжала та.

– Зачем палочку? В тебя тыкать? – спросил с любопытством музыкант, решив, что Келла, наверное, свихнулся, раз решил проделать этот опасный трюк еще раз. Бессмертный. Но цирк он, Антон, любит. Съездит, посмотрит, посочувствует другу.

– Нет, представишь, что это микрофон и споешь свадебную песню, мудилка. Забудешь сказать Кате – найду и зарежу, – без перехода добавила Ниночка и пригрозила для профилактики:

– Сделаешь ей больно – землю есть будешь.

– Угомонись, – лениво посоветовал ей Антон.

– Брат за брата, так за основу взято, Тропино, – усмехнулась Журавль и отключилась.

Она привела себя в порядок, стащила у зазевавшегося Сергея чипсы, не забыв подбросить пустой пакетик Ирке – мстить мелко Нина любила. И, собравшись, вышла из квартиры. Маме она сказала, что поехала к Кате, сама же вновь села в машину и направилась в банк. Там она сняла остатки средств, выделенных Эльзой Власовной на подготовку к свадьбе – после покупки «пирожного» их осталось совсем немного и стала думать, куда ехать дальше. Однако ей помешал звонок.

– Ты где? – развязно осведомился Келла голосом средневекового сеньора, которому что-то понадобилось от убогого слуги.

– Что надо? – не слишком любезно спросила Нина.

– Что, память отшибло? Пойдем с тобой платье выбирать, Королева. Твоему вкусу я больше не доверяю, – заявила трубка.