Рассказ. Аглая

Валентина Москальцова

Рассказ. Аглая

Рассказ.

Аглая.

Часть 1.

Эта история произошла много лет тому назад, когда в удаленных деревнях отсутствовали врачи и люди обращались за помощью к ворожейкам или колдунам. В одной из таких затерянных и глухих деревушек, окутанной вечным туманом, на берегу широкой и бурной реки жила дивной красы девушка по имени Аглая.

Волна иссиня-черных, густых волос ниспадала ниже пояса, словно ночная река. Изящный стан, отмеченный соблазнительными изгибами, манил взгляд, обещая тайны. А глубокие синие глаза, два мерцающих самоцвета, были обрамлены густыми, длинными ресницами, словно бархатом ночи.

Юноши в селении не могли отвести глаз. Сотканная из противоречий, она манила, словно магнит, и в то же время отталкивала неприступностью дикой лани. Молодые люди завороженно следили за каждым ее движением, плененные неземной красотой. Они мечтали хотя бы прикоснуться к ее руке, чтобы убедиться, что она настоящая, а не мираж из их грез. О большем и помыслить не смели…

***

Жила она одна со старенькой бабушкой, которую в деревне считали урожденной колдуньей. Зла та никому не творила, лишь хранила древние знания, передававшиеся из поколения в поколение по женской линии. Весь их род по женской линии были колдунами. И бабка и прабабка и даже мать Аглаи, которая бесследно исчезла, считалась сильной колдуньей.

К самой бабушке нередко обращались за помощью: чтобы урожай был отличным, чтобы роды проходили без осложнений. Бывали случаи, когда корова давала мало молока, и тогда бабушка шептала что-то на ухо животному, и на следующий день, как по волшебству, корова начинала радовать хозяев хорошим удоем.

Знала бабушка, где найти пропавшую вещь или заблудившуюся овцу или козу, даже человека. Могла с легкостью сказать, когда замуж выйдет девица, и какая судьба уготована.

Внучка Аглая была следующая преемница бабушкиных знаний. С самого детства она училась от бабушки разным тонкостям: ритуальная практика, жречество, целительство и многое другое. Бабушка посвящала внучку в таинства мантики – искусство видеть будущее. Учила какую использовать магическую технику, чтобы предсказывать судьбу человека.

Аглая на лету схватывала учения бабушки, ей это нравилось. Она с содроганием сердца мечтала скорее бы научиться бабушкиному волшебству.

– Бабушка, почему тебя то ведьмой кличут, то колдуньей? – как-то спросила Аглая, когда еще была маленькой. – Ведь ведьмы, говорят, злые все да колдуны тоже. А ты… Ты же для людей только добро творишь. Значит, ты и есть настоящая волшебница! – выпалила Аглая, и глаза ее заискрились детским восторгом.

– Не все колдуны и ведьмы злые. А слово «ведьма» это не обидное слово. Оно означает, что женщина «знающая», «ведающая» видит то, чего не могут видеть обычные люди. В старину таких людей уважали и, даже, почитали, как некую жрицу (старейшину). Их еще назвали: вештица, волшебница, чаровница.

– Бабушка! Ты моя чаровница! – засмеялась Аглая и крепко обняла её.

По ночам Аглае снилось, что она погружается в сказочный мир волшебников, где она, будто Фея, одним взмахом руки превращает всю Вселенную в цветущий сад, или, прикосновением руки обращает злого дядю Григория, соседа напротив, в доброго и тщедушного старичка. А пьяница и дебошир Витка перестает пьянствовать и обижать свою жену. Ох, сколько же добрых пожеланий кружилось в ее голове!

Шло время. Аглая подросла, а вместе с взрослением внучки, старела бабушка. В один ненастный день она перестала вставать с постели. Для Аглаи наступили самые трудные времена. Ей страшно было оставаться одной, без любимой бабушки. Но, ничего нет вечного под Луной. Эх, если бы она только могла сделать так, чтобы бабушка жила вечно. Но, детские грезы улетучились, и сейчас, когда Аглая стала взрослой девушкой, она отчетливо понимала, что одним взмахом руки не изменить ход времени.

– Пришло время передать тебе внученька свой Дар, – как-то сказала бабушка, лежа на смертном одре. – Оставляю тебе внученька свои знания и силу. Возьми эти сережки с Лазуритом носи не снимая. С этими сережками ты получишь моего «помощника», который впредь будет уже твоим. Вместе с ним ты обретешь мой Дар. Он станет передавать тебе все мои знания и умения, которые я не успела передать при жизни. И помни…

Ненадолго воцарилась тишина, и пожилая женщина застыла. В ее печальных глазах отражалась скорбь и страдание, вызванные воспоминаниями о дочери Марфе – матери Аглаи. О ней бабушка никогда не говорила с внучкой. Единственным ответом на вопросы Аглаи о матери была короткая фраза: «Она умерла». После этого девочка никогда больше не пыталась узнавать подробности.

– Что бабушка, я должна помнить? – встревоженно спросила Аглая, прервав задумавшуюся старушку.

Старушка вгляделась в лицо Аглаи, и тень печали омрачила ее взгляд. «Боже, как же она становится похожа на мать», – пронеслось в ее голове, эхом отзываясь тихой грустью в сердце.

– Помни, Аглая! Никогда не используй свои знания и силу против людей! – строго и наставнически произнесла старушка, и велела принести Библию. Аглая послушно исполнила волю бабушки и принесла Библию.

– Положи правую руку на Библию и поклянись! – пристально глядя в глаза внучки потребовала старушка.

– Клянусь, бабушка не причинять людям зла, а использовать свои знания во благо нашим жителям, – уверенным тоном произнесла Аглая и, убрав Библию на полку, присела рядом с бабушкой. Девушка нежно обхватила холодную руку бабушки своими ладонями и с обожанием заглянула в ее глаза. Непроизвольные слезы заструились по ее лицу.

– Аглая, милая моя, не стоит плакать. Я всегда буду с тобой, – прошептала бабушка почти беззвучно. – Есть еще одно важное наставление.

– Какое же, бабушка? – тихо спросила Аглая, утирая слезы тыльной стороной ладоней.

– На тебе стоит запрет на любовь. Ты не должна влюбляться.

– Бабушка, что такое ты говоришь? Неужели ты обрекаешь меня на вечное одиночество? Лишаешь надежды на тихий семейный очаг? – в голосе Аглаи звучало растерянное отчаяние.

– Семью можно построить с тем, кого не любишь. Главное, чтобы он любил и защищал тебя. И чтобы тебе он не был противен.Тогда ты будешь счастлива до конца своих дней.

– А что произойдет, если я все-таки полюблю? – заинтересовалась внучка.

– Любовь станет твоей погибелью. И не задавай мне лишних вопросов. Просто поверь!…

– Ты меня пугаешь, бабушка! Как может любовь погубить человека? – недоуменно воскликнула Аглая, но в ответ услышала лишь тишину.

Внезапно, застывшее лицо бабушки озарилось умиротворенной улыбкой. Взгляд, до этого блуждавший в поисках опоры, устремился ввысь, словно к чему-то давно желанному. Она глубоко, с облегчением, вздохнула последний раз, и свет медленно угас в ее очах, оставив лишь тихую пустоту.

Тихий шорох, словно трепет крыльев ночной птицы, привлек её внимание. Звук робко коснулся слуха, словно предвестник чего-то неуловимого. Стук, тихий и настойчивый, раздался у окна. Аглая, словно повинуясь невидимому зову, вскочила и распахнула створки. Тёплый весенний ветер ворвался в комнату, ласково коснувшись её лица. В его прикосновении ощущалось что-то до боли знакомое – словно прощальное, нежное прикосновение бабушкиных рук.

– Прощай…

Часть 2

Прошел год. После ухода бабушки Аглая постепенно погружалась в таинственный и невидимый мир Духов, часто обращаясь за поддержкой. Она не испытывала страха. Невидимый, словно сотканный из полуночной тени, силуэт огромного кота – ее Дух помощник – преданно служил ей, предвещая каждый визит: шептал о времени прихода, о терзающих прихожан проблемах, о словах утешения и совета, что должны были слететь с ее уст.

Со временем ее глаза, познали множество тайн, а руки, обладающие мастерством в обращении с травами и заклинаниями, были способны как исцелять, так и накладывать проклятия. Однако, силу проклятия, равно как и познания любви, Аглае было запрещено использовать под страхом смерти. Сама она не питала злых умыслов. Народ в деревне, возможно, и побаивался ее, но в целом уважал. У Аглаи никогда не возникало и мысли о том, чтобы причинить кому-либо боль или ослушаться сурового наказа бабушки.

Она вела уединенный образ жизни, на парней не заглядывалась, помня наставления бабушки, пока однажды не встретила его – Ивана, который приехал летом в деревню со своими родителями.

Молодой, красивый Иван отличался от всех деревенских парней веселостью характера, умением красиво одеваться, играть на гитаре, и петь песни.

Однажды, на рассвете, когда мир еще купался в жемчужной росе, Аглая отправилась в лес за целебными травами. Легкая дымка тумана окутывала деревья, и тишина звенела в ушах. Вдруг, словно из самой этой тишины, из-за густых кустов возник силуэт.

Аглая вздрогнула. Сердце ее затрепетало испуганной птицей, но она заставила себя дышать ровно. Подняв взгляд, она увидела Ивана: высокого, статного, словно сошедшего со страниц старинной сказки. За плечом его висело охотничье ружье, а в руке покачивались связанные за уши зайцы. В его глазах плескалось искреннее, солнечное добродушие, а на губах играла легкая, приветливая улыбка.

Завидев девушку с плетеной корзиной, доверху наполненной дикими травами и полевыми цветами, Иван, чья душа искрилась беспечностью, легко подскочил к ней, ведомый желанием познакомиться.

– Здравствуй, девица-краса! Что за сокровища собираешь ты на заре, когда мир еще дремлет в объятиях тумана? – спросил Иван, лукаво прищурив глаз, словно солнечный зайчик заиграл в его ресницах.

В груди Аглаи от неожиданности вспыхнул трепетный огонек, но она, не теряя достоинства, ответила:

– Собираю травы целебные, росой утренней напоенные. В них сила живая, да исцеление.

Иван с неподдельным интересом заглянул в корзину Аглаи, словно пытаясь разгадать тайну, сокрытую в душистых травах.

– Здорово! И я природу уважаю. Сам охотник, да только беру у леса ровно столько, сколько нужно, чтобы семья не голодала. А ты, случаем, не знаешь, какие травы от каких хворей спасают?

Аглая, чувствуя, как робкое стеснение отступает, заговорила об исцеляющей силе трав, о каждой травинке, собранной с любовью и знанием дела. Иван слушал, завороженный, словно внимал колдовской сказке, перебивая лишь редкими вопросами да меткими замечаниями, обнаруживая свою собственную глубокую связь с лесом и его тайнами.

Незаметно для них рассвет расцвел в солнечное утро, сотканное из шепота листвы и щебета птиц, а их разговор все лился, словно лесной ручей, не знающий устали.

Между разговорами молодой парень украдкой оглядывал ее пышную, но горделивую фигуру, черные, словно вороново крыло, волосы, тугой косой ниспадающие на плечо. Невольно залюбовался.

– А я вот с охоты возвращаюсь, – сказал он, кивнув взглядом на пару зайцев. – Если желаешь, могу поделиться. Или, если будет угодно, в следующий раз свежей дичью побалую.

Иван лукаво улыбнулся, но Аглая в ответ лишь нахмурилась.

– Не по нраву мне охота. Жаль зверье. Лучше бы лес берег, чем жизни отнимать.

В глазах Ивана вспыхнуло удивление.

– Ты видать, нездешняя? У нас в деревне охота – как хлеб насущный. Как иначе семью прокормишь?

– Прокормить можно и умом, – возразила Аглая, и в словах ее прозвучала странная убежденность. Уголки губ тронула загадочная улыбка, от которой Ивану стало не по себе.

Развернувшись, она легко ступила под сень деревьев, словно лес был ее родным домом, оставив Ивана одного на опушке, терзаемого смутными догадками.

«Что за диковина? И почему от одного ее взгляда мороз по коже?» – недоумевал он, провожая взглядом ускользающую фигуру.

Девушка, сорвав последнюю былинку и бережно уложив ее в корзину, отряхнула цветастый передник и пристально устремила взгляд на Ивана, словно пронзив его насквозь.

– Я здешняя, Иван. Коренная. Живу в этой деревне с самого рождения.

– Откуда ты знаешь мое имя? – изумился парень. – Ах, вот оно что… Так ты, видать, та самая колдунья, о которой шепчутся за спиной. Тебя Аглаей кличут, верно?

– Может, та самая, а может, и нет, – с лукавой улыбкой промолвила девушка, словно играя словами.

– Бррр… С детства мороз по коже от одного слова «колдун». Не верю я в колдовство. Хотя, был один дед-знахарь, помню, жизнь мне спас. Видать, не всякая ворожба – зло. А ты, скажи на милость, какая колдунья – светлая или темная? – не унимался Иван, словно зачарованный.

– А как сердце подсказывает? – Аглая бросила на него взгляд, полный колдовских чар.

– Нуууу, – протянул Иван, задумчиво почесывая подбородок. – При такой красоте… злодейкой быть просто непозволительно.

– Ну, вот так и думай дальше, – тихо засмеявшись ответила девушка.

Подхватив лукошко, полное душистых трав, она, словно юная лань, легко и гордо зашагала в сторону деревни. Иван, завороженный, шел следом, любуясь ее станом – величавым и плавным, словно лебедь, скользящий по зеркальной глади озера.

«Хороша, девка, да не для моей души», – кольнуло Ивана, словно льдинкой в самое сердце. – «Только колдуньи в моей жизни и не хватало, чтоб совсем кукушка съехала».

– Что ж так? Почему это не для твоей души? – голос Аглаи прозвучал неожиданно, словно гром среди ясного неба.

Иван замер, пораженный до глубины души.

– Ты что… и мысли мои читаешь?

– Не я читаю, – тихо ответила она. – Мне их передают.

– Кто передает-то? – недоуменно пробормотал Иван, пытаясь осознать происходящее.

– Мой кот, – Аглая продолжала улыбаться, и в ее глазах плясали лукавые огоньки.

– Какой кот? – Иван растерянно огляделся, выискивая хоть намек на животное, но вокруг не было ни единой пушинки.

«И чудная же она, эта девица», – вновь неосторожно подумал он, и тут же осекся, вспомнив о ее даре. Но Аглая хранила молчание, лишь уголки губ ее чуть заметно дрогнули.

– Не стоит искать его глазами. Мой кот показывается не каждому. Но он видит то, что скрыто от других, и всегда предупреждает меня.

Ее бархатный голосок, словно тихий ручей, журчал в ее словах. Иван почувствовал легкий озноб, несмотря на летнее солнце. В ее словах звучала какая-то древняя, непонятная сила. Страх и любопытство переплелись в его душе, заставляя идти за ней в деревню, словно зачарованный.

«Что таится за её загадочной улыбкой и незримым котом-помощником? Какую тайну она бережно хранит?» – роились в голове спутанные, настойчивые мысли.

– Не стоит тебе ведать того, что скрыто от простых смертных, – прозвенел серебристый смех Аглаи, и она, словно юркая лань, понеслась по извилистой тропинке, оставив Ивана в недоумении.

– Аглая, погоди! Куда же ты так спешишь? Позволь мне проводить тебя! – крикнул он вслед ускользающей деве.

Аглая, лукаво прищурившись, обернулась лишь на мгновение и, не дожидаясь ответа, вихрем умчалась прочь.

«И все же странная эта Аглая», – пробормотал Иван, усмехнувшись своим мыслям.

Она знала Ивана всего пару часов, но что-то неуловимое в его взгляде заставляло сердце ее предательски замирать. Робкая улыбка, словно украденная у смущенного юноши, неумелые, но искренние комплименты – все это дышало такой свежестью, такой наивной чистотой, неведомой доселе Аглае.

Ворвавшись домой, Аглая, наполненная радостью, без сил рухнула на кровать. Счастливая, она смотрела в потолок, чувствуя, как в ее сердце, прежде одиноком, теперь поселился Иван. Казалось, она знала его целую вечность. Что-то до боли родное, щемяще близкое было в нем, отчего сердце замирало в сладостном предчувствии. Она кожей ощущала его взгляд, полный нежности и надежды, и знала – она тоже небезразлична ему.

Но была и тревога. В последнее время Аглае снились странные сны. Темные леса, шепот на ухо, чьи-то холодные руки, тянущиеся к ней из темноты. Сны становились все ярче, все реальнее. И в каждом из них она видела смутный силуэт, отдаленно напоминавший Ивана, но с пугающим, чужим выражением лица.

Она отгоняла эти мысли. «Глупости, – шептала она себе. – Просто нервы». Но что-то внутри подсказывало, что Иван – не тот, кем кажется. Что за его робкой улыбкой скрывается тайна, которая может разрушить ее счастье. И Аглая знала, что ей придется узнать правду, какой бы горькой она ни была.

Часть 3.

Когда мечты разбиваются о реальность

Две недели пролетели, словно осенние листья. С той мимолетной встречи Аглаи с Иваном в утреннем лесу. Он ни разу не появился на пороге ее дома.

Вечерами он утопал во внимании деревенских девиц, словно и не было в его памяти той встречи с Аглаей, с ее лучистыми глазами и тихой красотой, что однажды пленила его в лесном утреннем тумане.

Вихрь деревенской жизни, словно пестрый хоровод, закружил его в карусели лукавых улыбок деревениских девчат, звонкого смеха и задушевных песен у костра, где искры взлетали к звездам, унося с собой все печали.

Его взгляд, скользнув по толпящимся молодым девчатам, изредко задерживался на Аглае, когда та специально вечерами, принарядившись, словно тень, проплывала мимо, надеясь на внимание Ивана. При виде Аглаи он взмахом руки подзывал ее присоединиться к хороводу подружек, весело смеясь. Но, в миг забыв о ней, он переводил взгляд на веселых деревенских хохотушек, которые требовали внимания и просили что-нибудь сыграть на гитаре и спеть.

А она наивно грезила о том, как он, пораженный ее появлением, подхватится, отбросив всех своих юных поклонниц, и бросится за ней, увлеченный ее красотой.

Но сердце Ивана оставалось глухо к девичьей красе. Он, конечно, не мог не признать ее прелести, но она отзывалась в нем лишь холодным, отстраненным восхищением, как при взгляде на древнюю красивую икону – подобно взгляду, исполненному почтения, но лишенный тепла и живого чувства.

Его сердце тянулось к простым, земным девушкам, чьи речи были лишены вычурности, и в ком не было и намека на колдовство, которым, как ему казалось, дышала Аглая.

Аглая в тайне наблюдая издали за Иваном, задыхалась, когда слышала его смех, адресованный другой. Каждое мимолетное прикосновение отзывались в ней мучительной болью пронзающей душу.

Она уже не в силах была совладать со своим мучительным чувством, и готова была отказаться от бабушкиного дара, пожертвовать могуществом ради призрачной возможности быть рядом с ним, но ледяной обруч страха сковывал сердце. «Нельзя любить», – шептал в голове предостерегающий голос бабушки, звучавший как заклинание, одновременно оберегающее и проклинающее.

Иван оживал в её снах, сотканных из солнечного света и аромата луговых трав. Там они, рука об руку, неслись по ковру цветущего разнотравья, а он, подхватив её на руки, кружил в вихре безудержного смеха, эхом разносившегося по бескрайнему полю.

Реальность же являла себя в скромных встречах на пыльной проселочной дороге, когда Аглая спешила к реке с ворохом белья или шла из леса с ягодами и травами для лечебного снадобья.

Иван приветствовал её лёгкой, дружеской улыбкой, словно старую знакомую, не более. Мог подолгу разговаривать приветлтво и ласково, заглядывая в ее синие глаза. Он вел себя легко и непринужденно, подобно тому, как он общался и с другими девушками. И от этой нарочитой приветливости в её сердце начинали скрести острые когти тоски.

***

Настойка от головной боли и разбитых надежд

Однажды вечером, когда сумерки уже крадучись растекались по улицам деревни, к Аглае вихрем ворвался Иван.

Сердце ее встрепенулось, а щеки вспыхнули нежным румянцем зари.

Аглая, в тайных мечтах своих, уже видела Ивана, склонившего голову в пылком признании. Она представила, как его равнодушие, которым он так долго терзал ее душу, обернулось потоком страстных слов. Но хрупкий замок ее грез, сотканный из девичьих надежд, вмиг рассыпался в прах, когда Иван, как и все остальные жители деревни, обратился к ней с обычной просьбой о помощи.

– Помоги, Аглаюшка, матери моей совсем худо. С самого утра голову ломит, – взволнованно проговорил Иван, и синие глаза его, полные мольбы, словно два сапфира, пронзили Аглаю, вырвав из зыбкого плена грёз.

– Что? – очнувшись от своих наивных мечтаний, Аглая бросила на Ивана затуманенный взгляд.

– Матери моей плохо! Ты сможешь помочь?

– А что с ней? – рассеянно отозвалась Аглая, еще не совсем вернувшаяся в реальность.

– Да говорю ж тебе, голову ломит. Может вчера на солнце перегрелась? В район сейчас – далеко трястись. Мне баба Марийка к тебе посоветовала обратиться, – тараторил Иван.

Аглая, будто вспорхнув, метнулась на кухню. Там, словно алхимик, принялась собирать свои снадобья: пузырьки с настойками, пучки целебных трав, – всё, что могло унять изматывающую боль.

Собрав свой врачебный арсенал, она быстрым шагом двинулась следом за Иваном, к самой дальней околице, где находился его дом.

Призрак Марфы

Во дворе взгляд Аглаи наткнулся на дядю Федора – отца Ивана, Тот в это время рубил дрова. Замахнувшись для очередного удара по паленице, пожилой мужчина при виде Аглаи, которую ранее не видел, испуганно отпрянул. Рука, державшая топор, ослабла, и топорище с глухим стуком упало на землю.

– Здравствуйте, – поздоровалась Аглая и, устремив взор в его испуганные глаза, тихо спросила:

– Что с вами? Вам тоже нехорошо?

Отец отмахнулся рукой от нее, словно от назойливой мухи или приведения.

– Да нет – нет… Все в порядке. Иди в дом, – пробормотал он, провожая ее широко раскрытыми, испуганными глазами.

«Странный какой…» – кольнула мысль, но тут же Аглая затерялась в водовороте собственных тревог, едва она переступила порог просторного дома.

Тусклый свет керосиновой лампы, дрожавшей на столе в отдалении, выхватывал из мрака измученное лицо женщины. У кровати, где покоилась мать Ивана, неустанно хлопотала бабка Марийка, прикладывая к горячему лбу холодный компресс, словно пытаясь укротить бушующий внутри огонь.

Прохладные пальцы девушки осторожно коснулись руки женщины, скользнув к запястью. Пульс бился часто, тревожно трепеща под кожей. Аглая мягко расспросила мать Ивана о боли, и сразу стало ясно: мигрень. Та самая, от которой свет ранит глаза, а виски сдавливает невидимыми тисками, грозя расколоть голову на части.

– Сейчас станет легче, – прошептала Аглая, тихим голосом пытаясь усмирить бушующую бурю в голове больной.

Заварив пригоршню листьев пиретрума, валерианы, пустырника и мяты перечной, и добавив несколько капель экстракта коры ивы из старинного пузырька, Аглая прочла нараспев короткую молитву, затем еще что-то зашептала, словно заклинание, и, поднеся чашку к иссохшим губам женщины, с надеждой взглянула ей в глаза.

– Пейте до дна. Только этим настоем моя бабушка и спасалась от головной боли.

Женщина послушно отпила глоток. Лицо ее исказила гримаса, словно от прикосновения к чему-то нестерпимо горькому.

– Ох, какая горечь! Но я готова выпить хоть яд, лишь бы избавиться от этой проклятущей боли, что сверлит виски.

Аглая приложила ладонь к пылающему лбу женщины и долго, словно заклинание, шептала что-то над ней. Не прошло и часа, как мгла отступила от матери Ивана. Слабая улыбка тронула ее губы, и на щеках пробился робкий румянец.

Просидев еще час и убедившись, что болезнь отступает, Аглая засобиралась. Оставив пучок целебных трав, она наказала заваривать настой и пить его еще как минимум два дня.

– Спасибо, Аглаюшка, ты меня с того света вытащила, – весело запречитала мать Ивана, пытаясь встать с постели.

– Нет-нет! Лежите, вам еще нужен покой, – заботливо укладывая женщину на две пуховых подушки обмолвилась Аглая.

– Мне пора, а то уже ночь на дворе, – поспешила Аглая к порогу.

– Ванюша, что стоишь как вкопанный, поди проводи девушку до дому, – обратилась мать к сыну.

Бабка Марийка вышла вместе с Иваном проводить Аглаю до калитки. На скрипучем крыльце, словно старый ворон, примостился Федор.

– Ну, как там моя голубка? Полегчало ей? – встрепенулся он, вскакивая с места, и, услышав успокаивающий ответ, выдохнул с облегчением, словно гора с плеч свалилась.

– Ну, слава Богу, спасибо Аглаюшке, а то мучилась бы Светланка твоя еще всю ночь, да не приведи Господь, кровь бы в голову ударила. – прошамкала беззубым ртом бабка Марийка, перекрестившись. – Ну, что ж, и я пойду до дому. А ты, Иван, проводи Аглаю до самого порога, чтоб добралась в целости, – напутствовала она, зябко кутаясь в свой потертый платок.

Федор и тайна бабки Марийки или зов из потустороннего мира

– Стой, старая! – отец Ивана, Федор, резко одернул бабку Марийку, когда та уже занесла ногу, собираясь переступить порог калитки.

– Ну, что еще стряслось? – старушка удивленно вскинула брови, оглядывая Федора.