Я в молчании

Тем временем пришла терапевт, осмотрела меня, велела открыть рот, тщательно проверила состояние горла. Затем я в течение десяти минут сидела на кушетке с градусником подмышкой. Температура оказалась нормальной, горло тоже было в порядке. И терапевт заключила, что я здорова. Но рекомендовала в такой ситуации и мужу обратиться к врачу в поликлинику.

Я написала сообщение мужу, вышла из приемного покоя и пошла в инфекционное отделение. Но, как и следовало ожидать, меня туда не пустили, дали номер телефона, предложили позвонить после обеда, чтобы узнать о состоянии дочери.

Разбитая, напуганная, я шла по двору больницы и не знала, что теперь предпринимать. Потом вспомнила слова педиатра о том, что нужно других дочек отвезти в поликлинику. Позвонила в регистратуру и узнала, что наша участковый педиатр принимает до четырнадцати часов. Я успею!

В этот момент раздался звонок.

– Да, – ответила машинально, совершено забыв о том, что по условиям тренинга мне следует молчать.

– Лидия Константиновна, немедленно приезжайте в школу! Каринка заболела! – услышала я голос учительницы дочек.

– Где она? – спросила я быстро.

И подумала: «Началось!»

– Девочка в кабинете медпомощи лежит с высокой температурой. У неё болит горло. Карина не может разговаривать. Фельдшер хотела вызвать скорую, но я решила сначала позвонить вам.

– Правильно сделали. Пусть дочка остается на месте. Я сейчас приеду. Потом будем решать, что делать, – ответила я и тут же вызвала такси.

Сидя в машине, я отправила сообщение мужу.

Каринка находилась в медпункте. Молодая фельдшер торопливо рассказала мне, что девочку учительница привела с урока с высокой температурой. Она показала градусник – тридцать восемь и девять. Ну, хорошо, что не тридцать девять и пять!

Поговорив с дочкой, я поняла, что симптомы почти такие же, как и у Полинки. Позвонила в инфекционное отделение и попросила пригласить к телефону лечащего врача, рассказала ему о состоянии Карины.

– Везите сюда срочно! – ответил врач.

Как хорошо, что я попросила таксиста дождаться меня! Пока фельдшер помогала Каринке одеваться, я позвонила учительнице Василисы. У старшей дочери все был нормально. Слава богу!

Предупредив учительницу, что двойняшки в больнице с ангиной, я взяла на руки младшую дочь и понесла ее к такси. Спасибо водителю за понимание! Он открыл дверцу машины и помог мне уложить Каринку на заднее сидение. Мы тронулись с места и направились в больницу.

Через пятнадцать минут такси уже въезжало во двор больницы. А еще через полчаса Каринку положили в инфекционку с таким же диагнозом, как и у Полинки. Расстроенная, но радуясь тому, что сестры будут лежать одной палате, я позвонила мужу и рассказала ему обо всем.

Встревоженный Вова примчался в больницу. Еще раз я поведала ему обо всем происшедшем. В тревоге за дочек он даже не обратил внимание, что я разговариваю. Да, и сама я была в таком состоянии, что восприняла появление у меня голоса, как само собой разумеющее событие.

– Что делать с Василисой? – растерянно спросил Вова.

– Забирать из школы и везти к педиатру в поликлинику, – сказала я решительно.

– Ты справишься? – муж смотрел на меня виновато.

Но, я понимала, что он на работе, и ему нельзя заниматься этими вопросами.

– Конечно, – отозвалась я и погладила мужа по руке.

– Не волнуйся, справлюсь.

– Ты сам не забудь сходить к терапевту, – напомнила ему.

– Хорошо, сейчас позвоню в поликлинику и запишусь на прием.

Вова довез меня до школы, а сам умчался на работу.

Я по просьбе учительницы написала заявление на имя директора с просьбой отпустить Василису с уроков для посещения детской поликлиники, затем забрала старшую дочку и, снова вызвав такси, рассказала Василисе о том, что её сестры лежат в больнице.

Испуганная дочка сразу согласилась поехать к педиатру, хотя поликлиники не любила и каждое посещение ее воспринимала нервно. В этот раз Василиса зашла спокойно и также спокойно дала себя осмотреть. Педиатр сказала, что девочка здорова, но узнав о заболевших ангиной двойняшках, попросила наблюдать за дочкой, потому что ангина может развиться быстро.

После поликлиники мы направились домой. Притихшая Василиса крепко держала меня за руку. Дома нас встретила тишина. Открыв окна в детской, я сняла постельное бельё с кроватей двойняшек, собрала их пижамы, бросила в стирку, добавив к порошку ещё и отбеливатель. Затем предложила Василисе расположиться в зале, пока я буду делать уборку в детской.

– Мама, у тебя появился голос? Ты теперь можешь говорить? – радостно спросила дочка.

И тут я вспомнила о тренинге, о своем задании молчать в течение недели, о том, что нарушила это молчание!

– Пока могу, доченька. Но, если мне тренер запретит говорить, то снова буду молчать, – ответила я.

– Мамочка, ты, пожалуйста, разговаривай со мной! – заплакала вдруг Василиса.

– Мне страшно! Сестренки в больнице, папа на работе. А, если ты будешь молчать, я совсем одна останусь! – дочка плакала навзрыд.

Я успокоила её и предложила перекусить. Василиса, вытерев слезы согласилась. И на кухне мы вдвоём готовили бутерброды и ели их, запивая чаем. Когда дочка отвлеклась на игру в ноутбуке, я написала сообщение Инессе, объяснила ситуацию и спросила, что мне делать.

Пока ждала ответ, навела порядок в детской комнате, вымыла мебель и полы с хлоркой. Затем сделала такую же уборку в квартире. Хлоркой пахло по всем комнатам. И Василиса морщила нос. Но я была спокойна – вирусы обезврежены.

Проветрив квартиру, я предложила Василисе прогуляться. Пришло сообщение от Инессы: «Сегодня, пока у вас положение форс-мажор, можете разговаривать. С завтрашнего дня перейдите на молчание». Я поблагодарила.

В течение часа мы с Василисой гуляли в нашем районе, зашли в супермаркет, купили вкусняшки. Моя душа болела за двойняшек, но нужно было успокоить старшую дочку. После прогулки Василиса повеселела и занялась своими делами. В детской выветрился запах хлорки, было чисто. И я разрешила дочери туда зайти.

Позвонил муж, поинтересовался моим и дочкиным состоянием, и сообщил, что руководитель отдела недоволен моим отсутствием на работе, пригрозил увольнением за прогулы. Никакие просьбы и уговоры Вовы не помогли. Руководитель требовал, чтобы я приехала сама для разговора.

Оставив Василису в квартире, я на такси помчалась в офис. Поговорила с начальником, объяснила ситуацию и написала заявление на отпуск за свой счет на два дня с указанием вчерашнего и сегодняшнего дня. Руководитель смягчился, подписал и сказал, что сам отнесет мое заявление в бухгалтерию и оформит задним числом. Но… завтра я должна быть на работе! Поблагодарив начальника, отправилась домой.

Потом уже дома, убедившись, что с Василисой всё в порядке, я позвонила в инфекционное отделение и узнала, что двойняшкам уже лучше.

– Не волнуйтесь, девочкам оказывается вся необходимая помощь, – голос лечащего врача был доброжелательным.

– Обеим девочкам назначены антибиотики. Полина находилась под капельницей, благодаря этому мы сняли отёк горла. Температура ещё держится, но доходит лишь до тридцати восьми.

– Полина уже может разговаривать. Карине трудно говорить, но завтра ей станет легче.

Облегченно выдохнув, я спросила, можно ли мне сегодня навестить девочек.

– Навестить нельзя, родственников в палаты не пускают. Можете принести вещи, игрушки и кое-что из продуктов, что разрешено.

– Вещи принесите старые, потому что всё мы обрабатываем составом для обеззараживания. Можно телефон или планшет, предварительно оботрите их специальными влажными салфетками.

Я уточнила, что из продуктов можно принести и пообещала, что вечером мы с мужем обязательно приедем. Затем передала привет двойняшкам и завершила разговор.

Потом сообщила Василисе, что сестрам стало легче. Обрадованная дочка осталась со мной на кухне и помогла в приготовление ужина. Затем мы вместе сходили еще раз в супермаркет и купили для двойняшек питьевой йогурт, творожные мягкие сырки и бананы. Это единственное, что им можно было кушать.

Так, в форс-мажорах, переживаниях и событиях прошел весь день. Я смогла выделить себе полчаса и прилегла на кровать. Но задремать не удалось. Тревога за детей, мысли о том, как я смогу работать, когда дочки в больнице, волнения сегодняшнего дня не давали возможность расслабиться. К тому же, сильно разболелась голоса. Встав с кровати и приняв таблетку от головной боли, я стала в ожидании мужа собирать вещи для двойняшек.

Вова приехал сразу после работы. Наскоро перекусил. И мы, посадив Василису в машину, помчались в больницу. В инфекционное отделение старшую дочь с собой не взяли, поэтому Василиса осталась сидеть в машине.

Передали медсестре вещи для девочек. С разрешения медсестры положили телефон для связи. Зайти, конечно, нам не разрешили. Но санитарка показала на окно той палаты, где лежали девочки, и сказала, что сейчас передаст им телефон, и они смогут с нами поговорить.

Мы захватили Василису из машины и подошли к окну палаты. Девочек к окну подвела та же санитарка. И мы увидели бледных, но улыбающихся младших дочек. Они едва махали нам, что-то говорили, но то ли из-за слабых их голосов, то ли из-за закрытых окон, мы не услышали ни слова.

Затем в руках у Каринки появился телефон. Она показала на меня. Я схватила свой телефон в руки. Сразу раздался звонок.

– Мамочка, как хорошо, что вы пришли! – услышала я голос дочери.

И чуть не расплакалась от этого родного, но слабого и дрожащего голоска.

Вытирая наскоро рукой набежавшие слезы, я поставила звук на громкую связь. И Вова, и Василиса теперь слышали слова девочек.

– Каринка, как ты себя чувствуешь? – спросил Вова.

– Мне лучше, но больно говорить, – ответила она.

– Полинка, как ты? – я волновалась больше за нее, потому что видела, в каком состоянии дочку привезли в больницу.

Голос Полинки был тихим и хриплым:

– Мамочка, мне уже лучше, только горло болит, ходить трудно, я больше лежу.

– Мама, папа, заберите нас домой! – Каринка расплакалась.

Я видела, что Вова расстроен и не может отвечать. Поэтому, сказала за него:

– Доченьки, как только врачи разрешат, мы вас сразу заберём! А, теперь, вы можете нам звонить и писать сообщения. Я на счет телефона деньги скинула. Можете в интернет выходить, смотреть мультики.

– Хорошо, мама, – ответила Каринка, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. Полинка лишь кивнула головой.

– Мы продукты вам положили в пакет, там йогурт, сырки, бананы, кушайте, не забывайте, – сказала я, вдруг растерявшись и не зная, что еще говорить.

Девочки кивнули. Видно было, что им трудно стоять у окна. Санитарка махнула рукой в сторону кроватей. И я поняла, что дочкам нужно лечь.

– Родные мои, я завтра снова буду молчать, поэтому, пишите мне сообщения. Хорошо?

– Хорошо, – донесся тихий голос Каринки.

– Мы завтра с мамой будем на работе, а Василиса в школе. Но, вы все равно, пишите мне и маме. Мы будем держать телефоны рядом и сразу вам отвечать, – сказал Вова, пересилив свое волнение. Его голос звучал ласково и уверенно.

– Ладно, – вяло ответила Полинка.

Санитарка показала две скрещенные руки.

– Всё, отбой! Пошли к машине! – сказал Вова, понявший жест санитарки.

– Но, мы же ещё можем поговорить с девочками, – сопротивлялась я, не в силах отойти от окна.

– Им пора отдыхать, – спокойно ответил муж.

Василиса, расстроенная тем, что не смогла поговорить с сестрами, расплакалась. Я дала ей телефон и набрала снова номер. Услышав голос старшей сестры, двойняшки что-то стали ей рассказывать. Василиса слушала, отвечала, потом попрощалась и отключила телефон.

– Мама, они просят принести кукол, которых мы недавно купили с тобой в магазине.

– Хорошо, я спрошу у врача. Если он разрешит, мы завтра после работы им передадим, – согласилась я, уже успокоившись.

Мы с Вовой хотели зайти в отделение для разговора с лечащим врачом, но медсестра сообщила, что врач ушел домой, а дежурный заступит только через час. Решив разговор с врачом перенести на следующий день, мы поехали домой.

Какой же это был трудный день!

Устало откинувшись на спинку сиденья, я думала о том, что каждый день в нашей семье происходят какие-то события. Не успев прийти в себя от стресса, мы снова погружаемся в очередное, не имея времени осознать, что же происходит.

Во дворе дома у подъезда нас встретила опять … Олеся. Тяжко вздохнув и ругнув про себя намозолившую глаза соседку, я вышла из машины и попыталась обойти её стороной. Василиса уже убежала к подъезду.

Заметив Олесю, муж напрягся, но взяв меня за руку, направился к дому.

– Ребята, подождите, – остановила нас соседка и перегородила дорогу. Пришлось остановиться.

– Здравствуй, Олеся, – спокойно, но холодно сказал Вова.

– Если ты опять за старое взялась, то я могу тебе сообщить, что всё рассказал Лиде. Она смогла меня понять и простить.

– А, нам с тобой больше говорить не о чем. За прошлое меня извини, но оставь нас, пожалуйста, в покое.

Как я ни вслушивалась в голос мужа, не заметила ни ноток волнения, ни чувства вины. Его голос был спокойным, твердым и решительным.

– Вова, я уже повинилась пред Лидой. И, ты меня, прости, пожалуйста! – ответила Олеся.

– Но, я сейчас хочу рассказать то, в чём не смогла признаться сразу. Когда хотела завоевать тебя и привести к себе, то по предложению знакомой съездила к бабке одной. Она что-то пошептала над вашими фотографиями, волосы какие-то сожгла и сказала, что вы расстанетесь. А, потом порчу напустила на вас и болезни всякие.

– Я бы и не признавалась, но соседи сказали, что у вас двойняшки сильно заболели. И утром я видела, как ты, Лида, на скорой Полинку увозила. Вот, я и испугалась, что порча стала силу проявлять. А, дети ведь ни при чем!

– Поехала днём к той бабке, просила, чтобы она назад всё вернула и порчу сняла, деньги ей предлагала. А, она рассмеялась и прогнала меня.

Олеська стояла перед нами испуганная. А мы с мужем, ошарашенные, смотрели на нее.

– А, ты уверена, что она, действительно, занимается такой гадостью? – хрипло спросил Вова.

– Знакомая говорила, что да, – сказала соседка.

– Олеся, если эта бабка, и правда, таким делом занимается, я не знаю, что с тобой сделаю! – не то прошипел, не то прохрипел Вова. В его глазах стояла ярость.

– Подождите, – остановила я обоих, видя, как соседка сжалась при словах мужа и отскочила в сторону.

– Я не верю в эту ерунду. Дочки заболели, потому что, скорее всего, выпили холодную воду или съели много мороженого.

– Лида, а ты не находишь, что слишком много бед и проблем свалилось на нашу голову? – сказал Вова и зло прищурил глаза.

Олеся стояла, опустив голову.

– Вова, ты же грамотный человек. Неужели ты веришь в порчи и заговоры? – пыталась я образумить мужа.

– Где живет эта бабка? – спросил муж, не обращая внимания на мои слова.

– На хуторе, километров пятьдесят отсюда.

– Дорогу знаешь? – опять спросил Вова.

– Я на маршрутке ездила, но могу рассказать, как доехать, – дрожащим голосом ответила Олеська.

Вова повернулся ко мне.

– Сходи и верни Василису, отвезем ее к родителям.

– Потом заберем эту, – он кивнул головой на соседку, – и поедем к бабке.

– Вова, да, зачем это делать? Неужели ты веришь? – старалась я остановить мужа.

– Лида, у меня друг от порчи, которую ему бывшая сделала, сгорел в машине. В аварию попал. Я с ним в армии служил, мы вместе в горячих точках были. Ни одной царапины он не получил, мы заговорённым его считали.

– А, тут, в мирное время, ни с того, ни с сего, вдруг ему плохо по дороге стало. Он потерял сознание, машина врезалась в столб и опрокинулась. Он заживо сгорел. На похоронах бывшая выла, винилась перед его родителями и маленькими детьми, все рассказала. Да поздно было, с того света его не вернуть.

– Так что, не спорь со мной! У нас дочки внезапно заболели! А, Василиса здорова. Хотя, все трое мороженое ели!

– Быстро иди за дочкой, и приходите сюда обе! – приказал муж.

Оглушенная его словами, я молча направилась к подъезду. И слышала, как он тем же командирским голосом сказал Олеське:

– Иди домой и переоденься. Через полчаса мы заедем за тобой. Покажешь дорогу. И, не вздумай сбежать, я тебя из-под земли достану!

Испуганная соседка побежала в свою квартиру.

Я не понимала, зачем и для чего это делаю, но, починяясь воле мужа, забрала Василису. И мы поехали к дому свекров. Отдав девочку свекрови, сказав, что заберем её позже, мы вернулись во двор дома. Вова посигналил. И Олеся вышла через две минуты.

Ехали молча. Соседка назвала адрес, и Вова по навигатору нашел короткий путь. Когда свернули на дорогу к хутору, оказалось, что не зря взяли Олесю. Старые дома были разбросаны то там, то тут, трудно было понять, где какая улица. Таблички с названиями улиц были не везде. И даже навигатор не смог помочь. Стрелка кружилась на одном месте.

– Показывай, к какому дому ехать, – сказал муж Олесе.

И она послушно показала рукой на самый дальний дом. На пути встретилось какое-то болото – то ли заброшенный пруд, то ли яма, наполненная дождевой водой до краев. Пришлось делать крюк, чтобы не увязнуть. Когда мы подъехали к указанному дому, уже смеркалось.

Мы вышли из машины и огляделись. Старый саманный дом с обвалившейся местами штукатуркой, покрытый таким же старым шифером. Какие-то сараи во дворе и злая собака, рвущаяся с цепи и лающая на нас во весь голос.

Вова громко и сильно постучал в калитку.

– Иду, иду, чего стучите так, – раздался голос.

И через некоторое время из калитки вышла старушка с настороженным лицом.

– Кого это бог принес на ночь глядя? – спросила она, щуря глаза и вглядываясь в нас.

– Что вам нужно, молодые люди?

– Здравствуйте, вы меня помните? – выступила вперед Олеська.

– А, припоминаю, была ты у меня месяца два назад, шустрая такая, любви захотела, чтобы мужик свою жену бросил и к тебе пришел, – отозвалась старушка, еще раз вглядевшись в нашу соседку.

– Это ты сегодня приезжала, просила всё отменить?

Олеська кивнула в ответ и хотела что-то сказать, но Вова отодвинул ее в сторону и произнес:

– Я тот самый муж, которого она хотела к себе привязать.

– А, это моя жена, – он пальцем указал на меня.

– И, чего вам надо? – спросила старушка.

– Скажите, вы, действительно, навели порчу на меня и мою семью?

– Я? Да, ты что, белены объелся? – голос у старушки был негодующим.

– Да, я сроду такой пакости не делала! Людей травками лечу, это правда, сглаз убираю молитвами, тоже правда.

– А, порчами и всякими заговорами не занимаюсь! От лукавого это!

– Не ко мне ты, милок, пришёл, не ко мне!

Старушка направилась к калитке.

– Подождите, как же так! Я же вам заплатила, вы сказали, что порчу уже навели, и что мужчина со мной жить будет! – воскликнула Олеська.

Старушка повернулась, поглядела на нас и усмехнулась:

– Дура ты, девка! Обманула я тебя, чтобы ты беды не натворила! Обещала, да не сделала! Не умею я беду на людей накликать!

– Так, вы же что-то шептали, волосы какие-то жгли, в книжку заглядывали, – пролепетала растерянная соседка.

Старушка покачала головой и сказала:

– Заходите в дом. Собака привязанная, не достанет.

Мы зашли во двор и поднялись по шаткому крыльцу. Действительно, в доме пахло травами, а в коридоре пучки трав были развешаны под потолком.

– Проходите сюда, – сказала хозяйка и провела нас в переднюю комнату.

Старый комод, в углу кровать металлическая, какая была еще у моей бабушки, с горой подушек, деревянный стол и стул. Вот и вся обстановка.

– Садитесь, – предложила старушка. Мы с Олеськой присели на старые стулья, потому что ноги нас не держали. Вова остался стоять.

– Вот, сюда поглядите, – старушка пальцем указала на угол.

Там висели иконы, на полке рядом с ними горели церковные свечи.

– Перед иконой Божьей матери клянусь, нет на мне греха, не делала я вам порчу, дети! – сказала хозяйка и перекрестилась, поклонившись иконе и нам.

– В бога я верую, всю жизнь людей лечу. Бабка и мать мои были травницами, мне передали они свои знания. От заговора я защищаю, сглаз снимаю молитвами, людей травами лечу. Даже те, от кого врачи отказываются, ко мне ездят. Я их на ноги молитвами и травками поднимаю.

– А, её я пожалела, вот и соврала, что всё сделала.

Она достала большую и старую книгу.

– Вот, из какой книги я тебе читала. Библия эта старая, от бабки мне досталась.

Старушка положила книгу на стол. Я взяла её в руки и прочла вытесненное слово на обложке «БИБЛИЯ». Наверное, название было раньше украшено позолотой, но с годами позолота стерлась. И лишь местами золотые крапинки мерцали под электрическим светом.

Я открыла библию и увидела староцерковный шрифт. Страницы были желтыми от старости и пыли. Текст местами затерт. Уголки страниц замусолены, наверное, от того, что их часто листали.

Вова подошел к столу и тоже взял в руки книгу. Потом закрыл ее и положил на стол. Олеська смотрела недоверчиво, словно искала в словах хозяйки неправду.

– Удостоверились? – спросила старушка.

– Можно ли на такой святой книге гадости сотворять?

– А, волосы жгла, так, я сейчас вам покажу чьи, – она подошла к комоду и открыла нижний ящик. Пошуршала какими-то пакетами и достала пучок тонких волос похожих на свалявшуюся шерсть.

– Вот они, волосы. Такие я жгла? – обратилась старушка к Олесе.

– Да, точно такие, – подтвердила та.

– А, это шерсть от моего Грома, собаки, которую вы видели.

– Я его по весне подстригаю, когда он обрастает шерстью. А, потом из этой шерсти пряжу делаю и варежки вяжу. У меня все соседи покупают варежки к зиме. Теплые они, руки греют.

– А, перед тобою я представление разыграла, уж прости меня. Нужно было, чтобы ты поверила и по другим людям не бегала, беду на мужика не накликала.

– А, слова, которые вы шептали? – также недоверчиво спросила Олеська.

– «Отче наш» я шёпотом читала, чтобы зло из твоей души вышло! – сказала с улыбкой старушка.

Я не знала, смеяться мне или плакать! Столько комизма и, в то же время, трагизма было в этой истории.

– Ну, вот и весь мой рассказ. А, деньги, милая, я отдала в детский дом. Внук помог, перевел на счет. Во благо деньги пошли, на помощь сиротам.

Олеська стояла с опущенными плечами, растерянная и с глупым видом.

– А, вам, молодые, я так скажу – любите друг друга, поддерживайте в бедах и радости, верность храните друг другу, и тогда никакие порчи, заговоры вам не будут страшны! Не достанут они вас, не доберутся!

Мы с Вовой переглянулись и взялись за руки.

– Ну, поняла теперь, что грешным делом ты занималась? – ласково улыбаясь, спросила старушка Олесю.

– Да, – тихо сказала наша соседка и заплакала.

– Поплачь, поплачь, со слезой и сердце очистится ото зла. Это ещё моя бабка говорила.

– Ну, всё, гости дорогие, езжайте домой со спокойным сердцем и богом в душе! Нет никакой порчи на вас!

– А, ты, красавица, запомни, – чужое счастье глаза застит, да в дом не идёт!

С такими словами проводила нас хозяйка до калитки. Собака по кличке Гром прощалась с нами лаем.

– Вот, возьмите, пожалуйста, на ремонт дома вам, – сказал смущенно Вова и протянул старушке деньги.

– Не беру я милостыню, сынок. Пенсия у меня есть, люди за лечение платят, кто сколько может, не бедствую. А, подаяние не принимаю, не нищая.

– Я от души, с благодарностью, – ответил Вова.

– А, если от души, то отдай эти деньги в храм божий или в детский дом отнеси. На доброе дело отдай.

– И, твои детки поправятся, счастье в семью вернётся. Отдай бескорыстно, без зла и обиды. Бог всё видит, всё понимает и всех любит.

С такими напутственными словами хозяйка перекрестила нас и махнула на прощание рукой. Такой она и запомнилась мне – маленькой, морщинистой, в белом платочке, серой кофточке и старой темной юбке, немного сгорбленная, но со светлой улыбкой и добрым взглядом.

– Я не думал, что в наше время есть такие чистые люди, – произнес Вова, когда мы выезжали из хутора.

– Да, светлая старушка, – ответила я.

– Дай бог ей здоровья!

– Вова, Лида, простите меня! – тихо сказала Олеська и опять заплакала.

– Эх, Олеся, красивая ты женщина, а дури в твоей голове много! – с сожалением проговорил Вова, поглядывая в зеркало.