Прожить одну жизнь, спасти тысячи других

Мы неслись по коридорам, как на пожар, а врачи продолжали реанимацию. В реанимационном зале пациента окружили приборы и мониторы. Полчаса борьбы не принесли результата.

"Все, заканчиваем", – объявил заведующий.

Надежда, медсестра, начала отключать аппаратуру.

"Переложите тело на каталку, – сказала она нам. – И соберите одежду".

Мы с Андреем перенесли тело в коридор, за ширму.

"Теперь опиши одежду, – сказал Андрей. – Я помогу".

Мы сложили вещи в мешок.

"Ну что, как ты?" – спросил Андрей. – Видел раньше трупы?"

"Нет", – ответил я, чувствуя, как холодок пробегает по спине.

"Привыкай, – сказал он. – Не всех удаётся спасти".

"Что дальше?"

"Полежит здесь до ночи, потом труповозка заберёт в морг".

Мы молча вернулись в приёмный покой. Ночь обещала быть долгой.

Белые стены, холодный свет,

Тишина, нарушаемая лишь капельницей.

Жизнь угасает, словно свеча,

В палате, где боль и тоска вечны.

Врачи бессильны, надежды нет,

Лишь боль и страх, пронзающие душу.

Смерть приходит, словно тень,

Забирая жизнь, словно ветер уносит пыль.

(Из моей грешной головы)

"От абитуриента до… почти врача: как я попал в медицинскую мясорубку"

В халате белом, словно снег,

Я в мир медицины сделал бег.

Училище, три года – срок,

Чтоб фельдшером стать я смог.

Анатомия, латынь,

Всё это нужно, не отринь.

Фармакология, уколы,

И бинтовать, чтоб было впору.

Ночные смены, дни учёбы,

И страх, и радость, и ознобы.

Дежурства, практики, экзамены,

И пациенты, словно пламя.

Но мы прошли сквозь все преграды,

И фельдшера – вот наша награда.

Готовы мы спасать людей,

И помогать в любой беде.

(Из моей грешной головы)

Итак, моя медицинская карьера началась с истории. Нет, не с истории болезни, хотя и их было предостаточно. С истории здания, в котором мне предстояло грызть гранит науки, а точнее, постигать азы сестринского дела. И, как вы уже догадались, здание это было не простое, а с богатым историческим прошлым.

Представьте себе: старинный особняк, словно сошедший со страниц учебника архитектуры, с резными деревянными украшениями и аурой вековой мудрости. Когда-то, в далеком 1887 году, после разрушительного землетрясения в городе Верном (ныне Алматы), этот дом был построен на благотворительные средства для детей-сирот и неимущих горожан. Представляете, сколько поколений будущих медиков прошло через эти стены? Неудивительно, что здесь витал дух Гиппократа, смешанный с ароматом пыльных книг и, чего греха таить, хлорки.

В советское время это было обычное медицинское училище, но с обретением независимости Казахстан решил, что пора двигаться вперёд. И вот, в 1993 году, училище превратилось в первый в республике медицинский колледж. С этого момента началось мое увлекательное путешествие в мир медицины.

Первые годы независимости были временем перемен и возможностей. Мы, студенты, словно первопроходцы, осваивали новые программы, знакомились с зарубежным опытом. Колледж заключил партнёрские соглашения с учебными заведениями из США и Израиля. К нам приезжали иностранные преподаватели, а наши, в свою очередь, ездили на стажировки за границу.

Помню, как однажды к нам приехала делегация из американского университета. Они ходили по коридорам, заглядывали в аудитории, а мы, студенты, старались выглядеть как можно более умными и компетентными. Особенно запомнился один профессор, который с серьёзным видом изучал анатомический плакат с изображением скелета. Он долго всматривался в кости, а потом вдруг спросил: "А где у него кнопка выключения?" Мы, конечно, не растерялись и ответили, что у скелетов, к сожалению, такой функции нет.

В 1995 году мы впервые выпустили специализированных медсестёр вместо фельдшеров и акушерок. Это было знаменательное событие! На выпускной вечер приехали гости из разных стран, и все были в восторге от наших успехов. Мы чувствовали себя настоящими звёздами (до поры до времени, вскоре этих звёзд, один из тупых чиновников превратил в пыль)! И только в 2019–20 году появились первые “Прикладные бакалавры сестринского дела”. Это то, о чем мы мечтали ещё в 1995 году.

Конечно, не все было гладко. Были и трудности, и забавные случаи. Помню, как однажды на практическом занятии по хирургии один студент, пытаясь наложить шов на муляж, случайно пришил его к своему халату. Пришлось вызывать "скорую помощь" для муляжа!

Но, несмотря на все трудности, мы учились, развивались и становились настоящими профессионалами. И все это благодаря нашему замечательному колледжу, его преподавателям и, конечно же, его богатой истории

Итак, начнём, или история о мом медицинском старте: как я выжил в училище и почти не сошёл с ума.

Итак, моё погружение в мир медицины началось в эпоху, когда страна, как гигантский корабль, шла ко дну, а мы, её пассажиры, пытались удержаться на плаву. Советский Союз, страна победившего социализма, трещал по швам, но детство наше было счастливым, без интернета и гаджетов. Мы играли во дворах, пекли картошку на углях, поливали воду из колонок на улице, и самым страшным кошмаром было не сдать нормативы ГТО или не вступить в комсомол.

Но даже в этом раю были свои подводные камни. Октябрята, пионеры, комсомольцы – без этих атрибутов светлое будущее было под большим вопросом. А если ещё и крестик на шее обнаружится, то пиши пропало. Но, как говорится, не будем о грустном.

Любовь к медицине проснулась во мне рано. Я лечил голубей с запутанными лапками, накладывал шины на сломанные крылья канареек, и даже проводил "операции" по удалению косточек из вишен, проглоченных соседским котом. Мечтал стать ветеринаром, но суровая реальность в виде обязательного распределения в колхоз охладила мой пыл. Крутить коровам хвосты – это, конечно, благородно, но не для городского мальчишки.

Зато я с упоением читал медицинские журналы, собирал вырезки и играл в "скорую помощь". Мой дядя, муж двоюродной сестры, которые жили в соседнем подъезде, был водителем "скорой помощи", был моим кумиром. Когда он приезжал на обед, я, как заворожённый, крутился вокруг машины и, сидя в салоне скорой, представлял себя фельдшером. Пять минут езды до трассы – это был мой личный космос.

Советское образование было, конечно, мощным, но не без изъянов. Я, например, был прогульщиком со стажем. Но если предмет меня увлекал, я грыз гранит науки с удвоенной силой. Анатомия, физиология, зоология – эти науки я знал лучше, чем таблицу умножения.

Однажды на уроке химии я сделал контрольную, и весь класс начал её списывать. Мою тетрадь сдали последней, и учительница, махнув рукой, сказала: "Опять списал! Пусть кто-нибудь другой проверит". Я молча разорвал тетрадь и ушёл с уроков химии на два года. На выпускном экзамене учительница была в шоке, увидев меня. "Ты зачем пришёл? – спросила она. – Никто, кроме тебя из 2-х 11 выпускных классов, химию сдавать не хочет", ты один, как “белая ворона” сдаёшь экзамен по химии. Я ответил на все экзаменационные вопросы предмета (которые были в билете и которых там не было) так, что у неё глаза на лоб полезли. "Ты знаешь химию! – воскликнула она. – Почему же ты не ходил на уроки?" Я промолчал.

В конце 80-х – начале 90-х, когда страна катилась в пропасть, я скупал медицинскую литературу. "Медицина", "Медицинская книга" – эти магазины были для меня как Мекка. А сериал "Служба спасения 911" стал моим учебником по экстренной медицине.

Я копил и откладывал деньги, которые мне давали на мороженное, еду в школе или сдачу, которая оставалась после покупок продуктов. На эти деньги я покупал книги и учебники по медицине (в то время они стоили очень недорого и были доступны, не то, как сейчас цены на учебники просто космос). Чтение этих книг – это был мой рай.

Родители мои, простые работяги, пахали с утра до ночи, чтобы нас прокормить. Отец, водитель автобуса, вставал в четыре утра, а мать работала на автопарке начальником контрольно-ревизорской службы. Они болели, уставали, но никогда не жаловались. Однажды отец сказал мне: "Сынок, мы сделали всё, что могли. Помогли твоей сестре и брату выучиться, найти работу, поддерживали их материально, сыграли им свадьбу и обустроили их дома. А тебе помочь в этом мы не можем, я инвалид, мать на пенсии и средств, сам понимаешь, нет. Мы не можем помочь тебе с обучением и работой. Теперь ты сам".

И я пошёл работать в "скорую", а потом поступил в медучилище. Учиться мне было легко, ведь я уже знал программу наизусть. На уроках я отвлекался, но мог повторить лекцию слово в слово, а порой даже начинал рассказывать материал, который они ещё не успели рассказать. Преподаватели меня любили и ненавидели одновременно. Однокурсники меня обожали только за то, что я всегда мог прийти им на помощь, а порой помочь им с ответами или за то, что меня преподаватели всегда спрашивали самые сложные темы и задавали мне трудные вопросы.

Было много забавных случаев. Однажды мы с моим сокурсником Данилом, из соседней группы, перепутали пациентов. Нас постоянно все путали. И нам от этого было весело и прикольно. Нас даже умудрились перепутать на распределении, но это другая история.

Практика в больнице была суровой школой жизни. Мы видели и боль, и страдания, и смерть. Но это закалило нас, делало настоящими медиками. Особенно запомнилась практика в хосписе. Там мы ухаживали за безнадёжно больными, дарили им тепло и заботу.

Акушерство и гинекология – это отдельная песня. Преподавательница хотела сделать из меня второго Максимовича-Амбодика. Я принимал роды, накладывал швы, и даже сцеживал молоко и присутствовал на операциях (тогда это было обычным делом).

Психиатрия – это вообще отдельный мир. Преподаватель, кандидат медицинских наук, был настоящим артистом. Он имитировал пациентов так, что мы не могли отличить его от сумасшедшего. "Нет психиатрии без психологии", – говорил он.

На гос практике в роддоме мне доверяли сложные манипуляции. Я специально выбрал обсервационное отделение, это то отделение, которое имело свои собственные приёмный покой, боксы, род зал, операционные залы и собственное реанимационное отделение. Или проще говоря свое мини Государство в Государстве. На скорой заведующий подстанции сажал меня одного в машину скорой и отправлял на вызовы. Говорил, что я готов и всё смогу, а самое главное, что он и все сотрудники скорой мне доверяют и верят в мои знания и то, каким я грамотным и профессиональным специалистом показал себя. И всё это несмотря на то, что у меня не было диплома и большого опыта. Но выхода не было: свободные бригады без медика и огромный поток вызовов, и огромные задержки. И вот моя мечта сбылась – я работаю на скорой помощи фельдшером.

И вот настал момент истины – госэкзамены. Я сдал их на отлично и получил красный диплом. Но вместо того, чтобы идти учиться на 4-й курс (прикладной бакалавриат), я рванул на "любимую скорую". Моя мечта сбылась!

Работа на "скорой" – это адский труд. Длинные смены, мизерная зарплата, пьяные пациенты, агрессивные родственники. Но когда ты видишь, как человек, которого ты только что спас, открывает глаза, – это стоит всех мучений.

Однажды ночью мы приехали на вызов к пожилой женщине. У неё был сердечный приступ. Мы сделали ЭКГ, ввели лекарства, и ей стало лучше. Она посмотрела на нас и сказала: "Спасибо, сынки. Вы мне жизнь спасли". И в этот момент я понял, что не зря выбрал эту профессию.

«Цена сочувствия: о том, как работать с болью и не сломаться»

Белый халат, и сердце бьётся часто,

Студент и санитар, судьба сплелась.

В приёмном покое, где боль не угасает,

Учусь сочувствию, чтобы не сломаться.

Реанимация, где жизнь висит на нити,

Где каждый вздох – борьба, надежды свет.

Цена сочувствия – нелёгкая наука,

Но я иду вперёд, сквозь мрак и боль.

(Из моей грешной головы)

"Приёмный покой, или моя первая любовь (и спирт в чайнике), и гастрономический рай"

Уже через неделю я освоился в приёмном покое терапии, словно рыба в воде. Мне нравилось помогать медсёстрам и врачам, все было так ново и интересно. Это как попасть в закулисье театра, где каждый день – новая драма, а ты – и зритель, и участник.

Коллектив тоже, кажется, принял меня в свои ряды. На одном из первых мероприятий, не помню, что мы праздновали, мне попытались налить в стакан 70% медицинский спирт. "Нет, я не готов", – ответил я, честно признавшись, что вообще не пью спиртного. "Это не проблема", – улыбнулась сестра-хозяйка Валентина Максимовна, – "У меня для начала есть красное домашнее вино". И, знаете, она была права. Уже через пару месяцев я спокойно мог пить спирт, разбавляя его в заварном чайнике заваркой. Получалось что-то вроде "чая с особым ароматом", и никто не догадывался. Кстати, знаете ли вы, что медицинский спирт, в отличие от пищевого, проходит более тщательную очистку? Он практически не содержит сивушных масел, которые вызывают похмелье. Так что, если бы не крепость, пить его было бы даже полезно! (Шутка, конечно). Но вскоре главная медсестра больницы Марго, пронюхала об этом и стала вносить в спирт свою рецептуру (точнее окрашивала ее зелёнкой, чтоб если кто и выпьет, то тут же будет пойман с поличным).

С медбратом Андреем мы быстро подружились. Он стал для меня не просто другом, а настоящим наставником. Правда, у него была одна страсть – любовь к прекрасному полу. Какое-то время я даже завидовал его любовным похождениям. Ночные визиты дам сердца на склад, где они проводили время до утра, были, мягко говоря, запоминающимися. Порой мне приходилось прерывать их романтические встречи, когда привозили очередного пациента. Представляете, каково это – стучать в дверь склада с криком: "Андрей, у нас тут инфаркт, а ты тут…".

Сестра хозяйка Валентина Максимовна, милая полноватая женщина в очках, сразу же прониклась ко мне симпатией. В итоге у меня всегда были чистые, выглаженные и накрахмаленные халаты. Она угощала меня пирогами и булочками, относилась ко мне как к сыну. Знаете, в медицине есть такое понятие, как "синдром материнской заботы". Это когда старшие коллеги берут под крыло молодых специалистов, опекая их и помогая им освоиться. Валентина Максимовна была ярким примером этого синдрома.

Уборкой отделения я не занимался, эту работу выполняла моя напарница. Так как я был "мальчик", мне доставалась вся работа с поступившими в приёмный покой больными, а также помощь в обследовании и санитарная обработка больных. А уборка, как "женское дело", оставалась за моей коллегой. Гендерные стереотипы в действии, так сказать.

Мне нравилось снимать ЭКГ, и ещё больше – относить их в отделение функциональной диагностики к врачу-кардиологу. Там я познакомился с тремя замечательными специалистами. Григорий, мужчина лет 40, постоянно шутил и рассказывал интересные истории. Он быстро и точно расшифровывал ЭКГ, попутно обучая меня основам кардиологии. Он делился со мной редкими и интересными случаями, показывая, как выглядит та или иная патология на ленте ЭКГ. Знаете ли вы, что ЭКГ – это графическое отображение электрической активности сердца? Оно позволяет выявить нарушения ритма, ишемию, инфаркт и другие заболевания.

Вторая врач, пожилая женщина лет 60, преподавала в мединституте. Она досконально изучала каждую плёнку, сверяясь с многочисленными атласами, которые были у неё. Она тоже учила меня правильно читать ЭКГ, объясняя каждую деталь. Представляете, сколько знаний и опыта было у этой женщины? Она могла по одной ЭКГ рассказать всю историю болезни пациента.

Еще одна сотрудница, доцент кафедры госпитальной терапии, видела во мне большой потенциал. Она давала мне ценные советы и говорила, что у меня большое будущее в медицине. Знаете, поддержка старших коллег – это очень важно для молодых специалистов. Она помогает им поверить в себя и раскрыть свои способности.

Отработав пару месяцев, я стал "чувствовать" приближение скорой помощи. Во сне я мог отличить звук мотора "УАЗа" или "РАФа" от других машин. Врачи скорой удивлялись: "Ты прямо чувствуешь нас! Не успеем подъехать, а ты уже встречаешь". Это как "шестое чувство" у медиков. (с остальными была проблема, скорая порой должна была минутами звонить и стучать в дверь, пока мои коллеги проснуться и в дремоте как зомби откроют ее).

Чутье у меня развилось не только на звук моторов, но и на тип пациентов. По погоде, фазе луны и ветру я мог прогнозировать, какие больные поступят сегодня. Например, в ветреную погоду часто поступали астматики с приступами, в холодную обострение ХСЛН (хроническая сердечно-лёгочная недостаточность) прогрессирующие стенокардии и отеки лёгких.  А в полнолуние – психически больные. Это как "медицинская метеорология".

Однажды во время обеда ко мне подошла Ольга, напарница, и сказала, что к центральному входу привезли мужчину с сердечным приступом. Мы с Ольгой вышли встречать пациента. Он был спокоен, что меня насторожило. Обычно при сердечном приступе люди напуганы.

Когда врач Ксения Сергеевна расстегнула его пальто, она замерла в испуге. Из груди мужчины торчала рукоятка ножа. "Ешкин кот!" – воскликнул я. Оказалось, это не сердечный приступ, а ножевое ранение в сердце. Мы с Ольгой помчались в хирургию, катя больного на непослушной каталке, как на пожар, стараясь не трясти пациента. К сожалению, спасти его не удалось, после четырёх часов сложной операции больной скончался. После этого нас допрашивала милиция, пытаясь выяснить, кто привёз пациента и на какой машине.

В приёмном покое мы принимали не только "лёгких" пациентов, но и тех, кто нуждался в экстренной помощи. А тяжёлые пациенты, сразу же поступали в реанимационное отделение. Реанимация, ИВЛ, массаж сердца, дефибрилляция – и иногда, увы, "конец". Работа в реанимации – это всегда борьба за жизнь.

Ещё будучи студентом, я всегда мечтал проходить практику в отделении реанимации. Я дежурил там сутками, помогая медсёстрам и отсыпался на свободной койке в палате интенсивной терапии рядом с пациентами. Я благодарен всем коллегам, у которых учился. Они делились со мной знаниями и опытом, не жалея времени и сил.

Но у приёмного покоя были и свои большие плюсы. Первый – это гастрономический рай! Дежурный врач должна была снимать пробы с пищи, которую готовили на больничной кухне. Я постоянно ходил за едой для проб, и так как я был невысоким и худым пареньком с миловидным личиком, работники кухни всегда наливали мне еду сверх нормы, а порой готовили вкусности отдельно, добавляя больше сливочного масла и булочки в качестве бонуса. Моим коллегам это очень нравилось, потому что той еды, которая была сверх нормы, хватало и для медсестры, и для моей напарницы. Это было как "тайное общество гурманов" в стенах больницы.

Вторым плюсом было то, что больничная машина была в подчинении нашего приёмного покоя, и мы распоряжались, кому и куда ее послать. Мне часто приходилось заказывать машину, поэтому главный врач больницы знал меня лично и хорошо. Он всегда заказывал машину для себя, говоря: "Саша, пришли мне машину в такое-то время, я еду в сауну. Если кто спросит, то я на совещании в горздраве". Представляете, я, простой санитар, "рулил" больничным транспортом! Это было как "служба такси для VIP-персон".

Работая санитаром в приёмном покое и реанимации, я приобрёл бесценный опыт и навыки, которые пригодились мне на протяжении всей жизни. Я научился быстро принимать решения в экстремальных ситуациях, работать в команде, оказывать первую помощь и, конечно же, справляться со стрессом. Работа в приёмном покое – это как служба в армии, только вместо оружия – медицинские инструменты, а вместо врагов – болезни.

Я благодарен всем моим коллегам, которые делились со мной своими знаниями и опытом. Они были для меня не просто коллегами, а настоящими наставниками. Особенно я благодарен Григорию, врачу-кардиологу, который научил меня читать ЭКГ, и доценту кафедры госпитальной терапии, которая видела во мне потенциал.

Работа в приёмном покое и реанимации – это не просто работа, это служение людям. Мы стояли на передовой борьбы за жизни людей, защищая их от болезней и травм. И хотя иногда было тяжело и страшно, я всегда чувствовал, что делаю важное и нужное дело.

Эта работа закалила мой характер и научила меня ценить жизнь. Я понял, что каждый день – это подарок, и нужно проживать его с пользой для себя и для других. И хотя я больше не работаю в приёмном покое, я всегда буду помнить этот период своей жизни с теплотой и благодарностью.

P.S. А если вы вдруг попадёте в приёмный покой, не удивляйтесь, если увидите там санитара, который "чувствует" приближение скорой помощи и "рулит" больничным транспортом. Возможно, это буду я, вернувшийся на "передовую" в другом пареньке, который мечтает посвятить свою жизнь страдающим людям и трудной работе медицине….

«Медицинское училище: школа жизни» или «Студенческая пора: первые шаги в медицину»

Белый халат, учебник в руках,

Первые шаги, рассеянный страх.

Анатомия, лекции, бессонные ночи,

В сердце – надежда, что лечит и прочит.

Студенческая пора – время открытий,

Где каждый день – как новое событие.

От сессии до практики, от смеха до слез,

Мы учимся жизни, учимся всерьез.

(Из моей грешной головы)

История первая: Три года в обители Гиппократа, или Как я стал "специализированной сестрой"

Итак, представьте себе: я, юный романтик с горящими глазами, поступаю в медицинское училище, грезя о скальпелях и пробирках. И тут начинается комедия абсурда. Во-первых, училище, словно гусеница, превращается в бабочку, а точнее – в колледж. Во-вторых, вместе с вывеской меняется и вся суть обучения: до свидания, добрые фельдшеры и милые акушерки, здравствуйте, "специализированные медицинские сестры"! Я, например, внезапно оказался "специализированным" по неотложной терапии. А вместо Советского Союза, где я успел родиться, я, как Алиса, провалился в кроличью нору СНГ, а конкретно – в Республику Казахстан.

Теория, что греха таить, навевала на меня зевоту, сравнимую с эффектом от просмотра лекции по истории сушеной воблы. Моя душа рвалась к практике, к реальным пациентам, к запаху хлорки и бинтов. И тут, к счастью, наш колледж оказался щедрым на "полигоны для испытаний". Практически все больницы и поликлиники Алматы были нашими "учебными плантациями", где мы могли не только наблюдать, но и, когда медсестер не хватало, заменять их.

История вторая: или "Пивнушка у Моргушки".

Никогда не забуду первое практическое занятие по патологической анатомии. Здание морга, словно декорация к фильму ужасов, нависало над нами. Рядом, как насмешка судьбы, располагалась пивная, любовно прозванная народом "Пивнушка у Моргушки". И ведь находились отчаянные, кто, превозмогая аромат "соседей", умудрялся наслаждаться пенным напитком! И опять отвлекаемся к истории.

_______________________________________________________________________________

Морг, застывший во времени:

Здание, словно сошедшее со страниц готического романа, красноречиво повествует о своей истории. Это не декорации для фильма ужасов, а суровая реальность алматинского морга. Его стены, возведенные около века назад, помнят и времена Российской империи, и бурные годы становления советской власти. Построенный в 1915 году, в период, когда Алматы (тогда Верный) переживал непростые времена Первой мировой войны, морг с тех пор не знал капитального ремонта.

Здание, пережившее революцию и войны, словно застыло во времени, неся на себе отпечаток минувших эпох. Медицинские работники вынуждены трудиться в условиях, далеких от современных стандартов. Судмедэксперты, словно заложники прошлого, ежедневно сталкиваются с последствиями хронического недофинансирования и отсутствия модернизации.

Теснота, царящая внутри, – лишь одна из проблем. Гораздо сложнее смириться с пронизывающим, въедливым запахом, который, кажется, впитался в стены и оборудование. Этот "аромат", словно призрак прошлого, мешает сосредоточиться на работе, отравляя каждый рабочий день.