
Полная версия
Мартовские истории под осенний супъ
Когда картошка будет готова, добавляй зажарку, а после неё —тушеную свёклу. Ещё немного проваришь, а за минуту до выключения кинь в кастрюльку рубленые зубчики чеснока, перец и мелко нарезанные петрушку и укроп.
О, твоя девочка не устоит на ногах и начнёт раздеваться прям с порога,требуя добавки ещё до снятия пробы! Что? Что делать, если останется одетой? Я тебе так скажу: если ты сваришь борщ, как я тебе сказала, заправишь его сметаной, нарежешь чёрный хлеб и корочку натрёшь чесноком, а она после этого откажется есть, то смело переставай ходить с ней по одной улице! Отказаться от этой вкусноты может только человек, совсем не имеющий вкуса, и после первой ложки ты, дорогой мой внук, в её глазах станешь на два метра выше, лысина исчезнет, а ноги – что ноги, они в носочках – стразу станут ровными!
Услуга или жизнь
– Услуга или жизнь? – словно черти из табакерки из ниоткуда возникли двапотрёпанных мужика в синих трико с топорщившимися пузырями на коленках.
– Ох, – только и успела произнести Алевтина, прежде чем рухнуть на асфальт от испуга. Из порвавшегося пакета с весёлым стуком посыпались яблоки, разбегаясь яркими красными пятнами в круге жёлтого фонаря.
– Слышь, тётя, ты тут давай нам драму не устраивай! Я тебя русским языком спрашиваю: услуга или жизнь? – наклонился над перепуганной женщинойгромила.
– У-у-у-услуга, – пролепетала Алевтина и тут же была поднята за шкирку и поставлена на непослушные ослабевшие ноги.
– Тогда пошли.
За те несколько минут, что они шли по тёмному переулку,онауспела попрощаться с жизнью, мысленно составить завещание, попросить прощения у всех родственников, друзей, сослуживцев и усатого мужика, которому постоянно наступает на ногу в переполненном утреннем трамвае.
Из тёмной подворотни они нырнули в ещё более тёмную дверь, и Алевтина оказалась в крайне загаженной кухне.
– Вот, – обвёл рукой заляпанные жиром стены один из её мучителей. – К утру приведёшь в порядок – отпустим. А нет… – громила убедительно провёл ребром ладони под квадратным подбородком, – ну, ты поняла.
– Угу, – сглотнула Алевтина, согласно кивая.
– Вот и молодец. И пожрать нам не забудь сварганить, – падая на кухонный диванчик перед телевизором, задрал ноги на стол второй отморозок.
Женщинамысленно перекрестилась. Убивать вроде не будут, иначе сразу же полоснули бы. Чуть успокоившись от этой мысли, она огляделась. Гора немытой посуды в раковине и на столе, плита в жёлтых подтёках, на стенах прилипшие макаронины в непонятного цвета соусе. Что ж, сначала помыть те тарелки, что в раковине, потом плиту, после испечь пирог с мясом. Алевтина очень надеялась найтипоследнее в залепленном магнитиками холодильнике. И пока будет печься пирог,домыть оставшуюся посуду и стены.
Глядя на гогочущих над примитивными шутками громил, она представляла, как на их головы упал метеорит, тот самый, Тунгусский. Поэтому его и не нашли, что он, пролетев над Челябинском, решил не приземлятся в тамошних лесах, так, слегка чиркнул боком по земле и, изменив траекторию, направился к Москве. Просто заплутал слегка. Навигация подвела. Но, в результате, зарыл этих двоих под самым Мавзолеем. А учёные, выкапывая космического пришельца,заодно раскопали библиотеку Ивана Грозного. И тут понеслось: погони, интриги, любовь и высокий блондин с чёрным кошаком на плече,спасающий мир от неминуемой катастрофы.
Очнулась от мыслей уже под утро, сидя на лестничном пролёте у собственной квартиры. Рядом, на порванном пакете, лежали горкой красные яблоки. Пальцы саднило. Из кармана вместе с ключами выпали скрученные в трубочку листы, исписанные мелким Алевтининымподчерком. На первом листе значилось «Детективный роман в трёх частях. Часть первая».
Дочитав до момента головокружительной погони за похитителем древнего манускрипта, она встала и пошла в полицию —писать заявление. Алевтина подробно изложила произошедшее ночью, указав особые приметы напавших. Не помня пути следования к таинственной кухне, онаочень просила найти этих двоих, без помощи которых просто не сможет завершить свое произведение, ведь скромный бухгалтер большойстроительной компании была преданной поклонницей литературы, при этом не способной связать двух слов, и мечтать не смела написать больше ста страниц, датаких, что дух захватывало. Это стоило бессонной ночи и всей грязной посуды мира.
– Ну вот, а ты говорил – не получится, – снимая полинявший спортивный костюм, улыбался Вдохновение красавице Музе, поправляющей на голове цветочный венок. – Главное – правильная мотивация! Глянь, кто там у нас дальше в списке из застрявших в мечтах, но так и не сдвинувшихся с места? Кто? Ну что ж, сантехник Славик – сизый нос. Хотел быть художником – будь им!
Золотая рыбка
Морило. Мелкая плотва играла с солнечными бликами, богато рассыпанными по поверхности озера, словно веснушки на Анюткином носу. При воспоминании о жене Михалыч поморщился. Это ж надо так, прошло каких-то… сколько? Тридцать лет? Больше? А девка из легконогой хохотушки превратилась в бабу со скалкой и дурным характером. Только веснушки и остались. Как напоминание о былой любви.
Михалыч сплюнул. Домой идти не хотелось. Да и не пустит его жена на порог, тем более без улова. Поплавок как приклеенный к поверхности озера уж часа два как замер. В ведре плавала пара карасиков, но таких мелких, что даже кот не взглянет.
– Может, а ну его? – мелькнуло в голове у Михалыча, – пойти к Женьке, на сеновал жить. А что? Жёнка у него готовит вкусно. В овине тепло. До осени протянет. А там глядишь и Анютка сердцем отойдёт. А то устроила скандал на ровном месте. Подумаешь, и глянул-то по старой памяти на Катюху, соседку. Да ей сто лет в обед! Подумаешь, по жопе хлопнул! Он же уверен был, что это та Катька, с которой он за одной партой сидел. Кто ж подумать-то мог, что внучка с ней на одно лицо? Анютка не поверила. Да и Славка – ейный жених, тоже! Ну, помахались чуток. Не в первой. А то, что колхозный сарай рухнул, так кто ж знал-то, что он на тех двух дрынах держится, что они со Славкой в запаре выдернули? Да и сено не они пожгли. Коробок случайно из штанов выпал, и на стог закатился. Да, вместе с горящим дрыном! А забор вообще не вовремя решил им дорогу перегородить, вот и поломался. И чего орать было? И бить Михалыча скалкой за то? И по деревне гнать. Словно он не мужик, а собака какая, пол порося укравшая.
Михалыч ещё раз вздохнул, почесал шишку на затылке, граблями оставленную, взял ведро, выпустил карасиков в воду и хотел было уже сматывать удочку, как поплавок дёрнулся.
– Ну… – Затаил дыхание Михалыч и подсёк.
Рыба, сверкнув на солнце чешуёй, сделав дугу, пролетела над головой Михалыча и шлёпнувшись на траву, попрыгала обратно к воде.
– Врёшь! Не уйдёшь! – Михалыч плюхнулся на рыбину грудью, прижимая её к земле.
– И даже не собиралась! – развернула к нему морду рыбина и чуть более томным голосом продолжила, – полежал? Удобно? Теперь, как всякий порядочный мужчина, ты обязан на мне жениться!
– Чё? – замер Михалыч, чувствуя, как стремительно начинает трезветь.
– Чё, чё? – передразнила рыба, – женись, говорю! А-то как пообжиматься так каждый первый, а чуть что и не при делах. А мне объясняй потом, от куда икра взялась.
Ик… – осторожно отодвинулся от рыбы Михалыч, на ощупь ища панаму, висевшую где-то на ветках куста позади него.
– Напекло, точно напекло, – подумалось Михалычу, и отчаянно захотелось залезть в озеро искупнуться.
– Ты долго моргать-то будешь? – съехидничала рыба. – Что в детстве сказок не читал?
Михалыч согласно кивнул и наконец-то нащупав панаму, вытер ей вспотевшее лицо и сырую шею.
– Ага, давай тут ещё в обморок бухнись. Про золотую рыбку не слыхал, да?
– Не-а, – отчего-то пошёл в несознанку Михалыч.
– Понятно. – протянула рыбка, – а ты с Луны давно свалился, Незнайка?
– Так я того, Михалыч – я. Анькин муж. А ты чего это? Настоящая что
ли? – и потыкал в рыбу пальцами.
– Пальцы убрал! – скомандовала рыбка, – мы ещё не настолько близки!
– А ты чего это, не золотая? – подозрительно скосился на неё Михалыч.
– Вот деревня, – прыгнула в лежащее ведро с остатками воды рыба, – про художественный вымысел слышал? Альтернативная реальность? Думал я в панцире золотом по пруду плаваю? Ага, держи ласты шире! Гвоздь сезона –рыба, запечённая в собственных доспехах!
– Ну … Я думал…
– Короче! – Рыбка вдруг сделалась деловой – Желания загадывать будем?
– Сколько? – Сглотнул слюну Михалыч.
– Одно!
– Три!
– А говоришь сказку не знаешь! Загадывай.
Михалыч снял панаму, пригладил взмокшие на затылке редкие волосы, после чего вновь нахлобучил панаму на голову и задумался. Столько возможностей! Уму не постижимо! Вернуть молодость, жениться на Катюхе, жить во дворце на берегу океана, иметь кучу денег, слуг, удочку японскую, радиоуправляемую и чтоб Славке навалять, вместе с председателем, и… стоп. Столько соблазнов, а желаний только три.
– А на подумать? – пропыхтел Михалыч. – Давай я тебя домой отнесу, а? Буду тебе червячков с огорода приносить, жирных! А сам пока обмозгую!
– Ага, тебе жена и насоветует: тебя от пьянки да гулянки закодировать, и чтоб огород в два гектара картохой засадить. И, чтобы ты, быстрее трактора её окучивал.
– А чего это, быстрее трактора?
– А чтоб на Катькину внучку не засматривался, срамник! – Шлёпнула по воде хвостом рыба.
– Ах, вот так вот вы бабы, да? – Раздухарился Михалыч. – Есть у меня одно желание, что ни одна юбка не перебьёт!
– Стоп, стоп, Михалыч! Давай так. Ты ведёрко-то вместе со мной в воду опусти и загадывай.
– Зачем? – не понял Михалыч, – сбежать удумала?
– Ну что-ты! Мне просто, чтобы желание исполнить, надо желающего с ног до головы водой обрызгать, а тут сам видишь, кот наплакал. Ты просто держи ведёрко в воде, я и не уплыву. И загадывай! Чего ты там хотел?
– А-а-а-а, ну раз так, то да, – Михалыч поправил панаму, закатал штаны и залез по колено в воду. – Итак! Хочу… Хочу… Хочу, чтоб у меня появилась способность исполнять желания в неограниченных количествах!
Потемнело безоблачное небо, сверкнули молнии, сотряслась земля. Не удержался на ногах Михалыч, плюхнулся в воду.
– А чегой-то это самое? – шевеля плавниками, булькнул Михалыч.
– Я ж говорила – полежал? Обязан жениться! Да ладно, не пугайся, шучу! Теперь ты тоже золотой рыбъ! И можешь исполнять любые желания в неограниченных количествах. Поплыли, познакомлю с остальными. У нас тут небольшой косяк собрался, в камышах. Заодно и покормишься…
Чуть-чуть о семейной жизни
И надо же такому случится, чтобы я, громче всех кричащая с первой парты в последний день учёбы перед выпускными экзаменами: «Замужество ‒ это не про меня! Не дождётесь!» – вдруг очутилась в ЗАГСе, в фате и белом платье, с парнем, который смотрит на меня таким же очумевшим взглядом, не веря, что это всё происходит наяву. Ну, бывает. Идёшь, ничего не подозревая по улице, и тут стрела Амура отклоняясь от траектории бьёт в самое сердце, и вместо шпица или котёнка с помойки ты тащишь домой мужа. Чтопочти одно и тоже, только ростом повыше и ест побольше.
С тех пор началась у меня увлекательная жизнь, наполненная смыслом и обязанностями, хотя я так и не поняла, откуда образовался долг (как семейный, так и гражданский) и с чем его едят. А главное, нет ни одной инструкции, к какому месту эти самые долги прикладывать и что надо съесть, чтобы они побыстрее рассосались.
Долг вообще явление мало изученное и, благополучно забываемое в отношении себя, но при этом чужой обязан соответствовать госту, патенту о качестве и акту о своевременном исполнении. И одна из сторон, по мнению второй, выполнением своих обязанностей зачастую пренебрегает.
– О, я самый тяжело больной человек в мире, – вздыхает муж, прикладывая тыльную часть ладони ко лбу. – Ну, что ты лежишь? Не видишь ‒ помираю!
Достаю градусник. Моё чудо со вздохом раненного буйвола падает на подушки, закатывает глаза и мысленно составляет завещание ‒ кому передать по наследству ящик непарных носков и диски с игрухами. Температура тридцать семь и четыре. Скупая мужская слеза скатилась по щеке, пересохшие губы шепчут последнее «люблю», и ни грамма раскаяния в том, что вчера в одно лицо было сожрано ведро мороженного. Ни капельки мне не оставил. Даже ложку помыл! Наверняка от этого и заболел. А ведь мы собирались, как и все порядочные пары,жить долго и счастливо и помереть в один день. Не вышло. Зато сопли у милого по колено и голос как у прокуренного боцмана, что уже сутки орёт в бушующий шторм.
Предлагаю вызвать доктора и взять больничный, на что получаю взгляд полный благородного презрения. Муж у меня ‒ настоящий мужик и сам справится. Что ж, сам ‒ значит сам! Оставляю упаковку антигриппина и убегаю на работу.
В обед звонит свекровь и не терпящим возражения тоном выговаривает мне за плохую жену и неблагодарную невестку, бросившую на смертном одре мужа, которого мне выдали в ЗАГСе под роспись, о чём есть запись в розовой бумажке с печатью. Напоминает про долг перед супругом, которому я обещала быть рядом и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии, а на практике, как только случились первые трудности, я слиняла на работу, не оставив мужу даже покушать! Тут я напряглась и судорожно стала вспоминать, не спрятала ли я случайно двухметровый холодильник за шторку в ванной ‒ вместе с борщом, отбивными и крабовым салатом на второй полке сразу за палкой колбасы и головкой сыра.
В общем, наша с мужем уже общая мама успела примчатся к нам домой с пятилитровой кастрюлькой рассольника, оладушками, парным молоком и советскими банками, теми, что когда-то ставили на спину всем советским же детям. И пообещав сынуле, что оставит мне подробные инструкции, как не дать отойти любимому чаду на тот свет, упорхнула на очередное свидание.
Минут через пятнадцать, чадо, услышав звук поворачиваемого ключа в замке входной двери, заревело, как раненый и уже хорошенечко прожаренный мамонт. Банки с громким чпоком отрывались от спины болящего, как мне казалось, вместе с кожей. Хотя, конечно, кожа оставалась на месте, приобретая видимость хребта оленёнка, пережившего Чернобыль.
Где-то на дне бутылки самый больной человек в мире рассмотрел пенку и наотрез отказался пить молоко, даже если я его процежу через марлю. Что ж, я уговаривать не стала, молочку сама нежно люблю, мне больше достанется. Холодильник оказался на месте, пустой салатник стыдливо прятался в тени наполовину съеденной палки колбасы и крошек от сыра. Отбивных и вовсе не наблюдалось. Точнее, пустая сковорода стояла на нижней полке, искренно не понимая, что она тут делает такая девственно чистая и даже без следов масла. На вопрос: «А как же мамин рассольник?» – мне было сказано, что там солёные огурцы, а при хрипящем горле это вредно.
На столике у кровати высилась небольшая полутораметровая горка из аптеки, бессовестноограбленная нашей родительницей. Аккуратно сложенные в пирамидку выглядывали наклейками наружу: пузырьки, блоки таблеток, упаковки с порошками, дополнительный градусник и горчичники, которые мне следовало налепить мужу на грудь в случае обострения. Обострения чего сказано не было, как и не обозначено, где эта самая грудь заканчивается, возможно, что в области коленок.
Смотрю на моего страдальца, и так жалко стало:помирает же. А завещание не составлено! Ладно, надо спасать,чтобы в ближайшие пятьдесят лет было кому плешь проедать, иначе наша общая мать проест её мне. Ну или положит рядом с почившим мужем. А я ещё в горах не была и дно Мариинской впадины не видела. В общем, ещё жить и жить!
Хихикнула про себя и строгим таким голосом говорю, что я теперь за старшего и меня надо будет слушаться до тех пор, пока градусник не станет показывать тридцать шесть и шесть. Кивает, но при условии, что спрячу орудие пыток в виде банок. Ну, думаю, фортануло! Пора запускать воспитательный процесс, а заодно и прокачать долги, которых у мужа передо мною скопилось немерено, хоть он их и не признаёт.
Лимон, корица, антигриппин, полоскание горла ромашкой (просто услышав про хлоргексидин моё чудо побледнело, покраснело и пало в глубокий обморок, предварительно подложив под жопу подушку), а как вы думали, пытки ‒ они такие, со страшными названиями из времён инквизиции. Пришлось демонстративно вскрыть чай с ромашкой и уверить, что полоскать будем именно им. А странный вкус ‒ так ромашка прошлогодняя.
Кино? Игрушки?
– Зайчик, – напоминаю я ему, – ты же только что помирать собрался, какие тут фильмы? Только если про лепрозорий, со всеми подробностями, с отваливающимися конечностями и судорогами, чтобы организм испугался, взбодрился и захотел жить. А сейчас куриного бульончика и баиньки!
Кто истязатель? Я? Вот прям серьёзно издеваюсь над котенькой, не разрешая маленькому в танчики погонять, пока не решит кому левый носок, что под диваном прячет, завещать? Откуда про носок знаю? Так я тебе даже точную сумму скажу, которая в этом носке храниться и в каких купюрах. И да, это совершенно странно и совсем не заначка, а так, случайно затерявшийся семейный бюджет. И вообще, это свёкр от нашей общей мамы на подарок ей спрятал. Ага, в твой носок, чтоб мама по запаху не нашла.
Кто бессердечная? Я бессердечная? А кто летом ржал, как конь, когда я на роликах навернулась? Мне,между прочим, реально больно было! А какие синяки были! Не чета твоей спине а-ля олень на стероидах. Мог бы и утешить и в травмпункт на руках отнести, а вместо этого что? «Херня, заживёт?»
Вот тебе мёд и градусник. Что значит ‒ куда вставлять? А вот где держаться будет, туда и ставь, главное,постарайся не садится, пока температуру мерить будешь.
Всё-таки мстя, пусть и лёгкая ‒ приятная штука. Жаль,свекровь ни разу так и не заболела.
Ладно, самый больной и умирающий от пережора малинового варенья Карлсон, ложись в кроватку, накрывайся одеялом, а я, так и быть, расскажу тебе сказку. Возможно,даже добрую. Спи.
Про домового и перевоспитание
– Пойду, уберу тапочки куда подальше, и позвоню Михалычу. Он у меня физик-теоретик. Вам будет что обсудить. По захвату мира. И с Маргаритой не забудь меня познакомить. Хорошая видимо женщина…– Так, что тут у нас? Ага, носок, судя по дырке, левый. Крошки от чипсов, колбасная шкурка, горка пазлов, книжечка с отпечатком чайного пакетика… да, чистоплотностью мой новый сосед не отличается. Это я конечно приберу. А то споткнёшься, упадёшь, и хорошо если с гипсом на голове очнёшься, а то ведь можно и совсем без неё остаться. Это у шерстяного девять жизней. А у меня одна, хоть в теории и не убиваемая, а на практике не всё так просто. Придётся заняться перевоспитанием. Только надо придумать план. А как его продумать, если противник почти не известен? Правильно, познакомится поближе. Коньячок, закусочка, задушевные разговоры. А там и решение задачки появится. Главное, чтобы Василий не вмешался. Кот он хороший, аппетит отменный, не жадный опять-таки. Только вот клинит его иногда, на меня охоту открывает. Ну, да ладно, справимся. Веник ещё никто не отменял. Тихонько напевая себе под нос песенку, Мефодий полез в холодильник. Конечно, пришлось дать Ваське взятку в виде сливочных сосисок, зато тот обещал не мешать в вопросах близкого знакомства с хозяином. Понимает, что путём последующего шантажа, могут и сливки перепасть. Пошарив по полупустым полкам, Мефодий решил спуститься на первый этаж, в магазин, в целях пополнения съестных запасов. К тому времени, когда Геннадий Ильич вернулся с работы, в доме было прибрано, кот накормлен, на плите закипал чайник, а на кухонном столе, накрытом белой скатёркой, разложены по тарелкам: дымящаяся картошечка в мундире, мелко порезанный зелёный лучок, селёдочка, сальцо, крупно порезанный треугольниками хлеб «Бородинский», плошка с подсолнечным маслом, перечница и банка с мелкими, зелёными, хрустящими огурчиками. Геннадий Ильич тихо вышел из кухни, прошёл к входной двери, открыл её, вышел на лестничную площадку, проверил номер квартиры, и на всякий случай вставил ключ в замочную скважину. Щёлкнув замком, удостоверился, что не ошибся, зашёл обратно в квартиру, закрыл за собой дверь, и на цыпочках, стараясь не скрипеть половицами, прокрался на кухню. Чайник приветственно скинул крышечку и залил кипятком плиту. – Приехали, – сел на табурет Геннадий Ильич, – Аууу… на всякий случай протянул хозяин квартиры. – Где ты, мой таинственный друг? Тихо шипела вода на остывающей плите, тикал будильник на подоконнике, кот сидел на холодильнике, не издавая ни звука. Впрочем, бывший инженер секретного химического предприятия, доктор наук, автор уникальной методики очистки металлов, а ныне скромный начальник лопаты и метлы, не ожидал ответа. Его друзья, вышедшие на пенсию, и не такое рассказывали про жизнь обычных людей. Что ж, это не самый плохой расклад, приходить домой к горячему ужину, после многочасовой очистки тротуаров от снега. Обжигая пальцы, забытое светило отечественной науки, чистил картошку, макал её в душистое подсолнечное масло, и блаженно улыбаясь, отправлял её в рот, вместе с огурчиком. Вытирая рот бумажной салфеткой, Геннадий Ильич взял кусочек хлеба, положил на него кусок сала, и вспомнив, что в холодильнике, стоит баночка с острым маринованным перчиком, потянулся к дверце. Душа в сытом теле требовала песен. Геннадий Ильич снял со стены гитару, и перебирая струны запел цыганский романс. Перед глазами плыли дни его юности, когда он в составе институтской бригады ездил «на картошку». Как ухаживал за Людочкой, темноглазой хохотушкой с ямочками на щеках. Пусть у них ничего не сложилось, но это были лучшие времена его жизни. – Хорошо поёшь, душевно. А про Стеньку Разина можешь? – усатый гражданин, в котелке, сидел на самом краешке стула и внимательно смотрел на Ильича. – А могу, и про Стеньку, и про Волгу, и про вечную молодость. – Хороший ты мужик, Гена, невезучий только. – Да не, хорошо всё. Видишь, на пенсию вышел. Квартирку вот от завода выделили. Василий, вон как вырос. У кого ещё такой хвост пушистый видел? – Хороший хвост, не спорю. Вот только присмотреть за тобой некому. Чайку вскипятить, с работы встретить. – А это кто всё устроил? – Геннадий Ильич кивнул головой на стол. – Маргарита, со второго этажа. Мы с ней давно дружим. Мыши у неё были. Как никак над продуктовым магазином живёт. Я их от её квартиры отвадил, вот она и помогает иногда. – А в квартиру ты их как запустил? – Так слесарь, Иваныч, он любой сейф за две секунды вскроет. – У него что, тоже мыши были? – Черти. Пил он сильно. Его пару лет назад хулиганьё подловило, ограбили, избили. Потом и жена ушла. Запил он. Ну, я его полгода лечил. Сейчас вновь жениться собирается, на Юльке, учительнице, из четвёртой квартиры. Геннадий Иванович отложил гитару и внимательно присмотрелся к рыжему. – Слушай, а тебе это зачем? Ну вот, спасать от пьянства, мышей, браки устраивать? Я думал, что тараканы, наоборот, хаос любят. Что бы еды побольше набросано, нечистоты всякие. – Много ты о нас знаешь. – Таракан перебежал с края стула на спинку, а оттуда перепрыгнул на стол. – Это обычные, только на пожрать смотрят. А я хочу доказать, что если навести порядок в отдельно взятом доме, и не просто порядок, а так что бы все люди друг другу помогали, то и во всей вселенной этого добиться можно. – Так тебе то это зачем? – А может я королём хочу быть, императором. Вот и тренируюсь. В отдельно взятом доме.
– Пойду, уберу тапочки куда подальше, и позвоню Михалычу. Он у меня физик-теоретик. Вам будет что обсудить. По захвату мира. И с Маргаритой не забудь меня познакомить. Хорошая видимо женщина…
Однажды на крещение
– Всё, принимай работу! – Сашка гордо нажал на кнопку торшера. – Красота! – Красота! – отвечаю я. Бабушкин торшер, установленный посредине комнаты, осветил пространство, разбрасывая разноцветные искорки от хрустальных подвесок по стенам. – Пойдём, я тебя чаем напою, пока девчонки не пришли. – С пирогами? – С пирогами. Всё как ты любишь. Я тебе ещё и с собой кусочек отрежу. А приходи ещё и завтра, девчонки разойдутся, посидим, поговорим. Как раньше. А то редко забегать стал. Совсем дорогу забыл. – Так давай я сегодня останусь. Может ещё чем помогу. – У нас девичник. На женихов гадать будем. Крещение как никак. А останешься, так девчонки тебя первого оженят. Моргнуть не успеешь. – Так может я не против? – смеётся Сашка. – Смотря какая невеста будет. – У тебя, говорят, своя есть, только прячешь ото всех, – улыбаюсь я, отрезая большой кусок от пирога с капустой и укладывая его в контейнер. – Это тебе. Тару вернёшь. Вот и повод зайти будет. – Слушай, а зачем тебе торшер по среди комнаты нужен? – бубнит Саша, отправив второй кусок пирога в рот. – А, Юлька решила гадальный сеанс по-цыгански устроить. Торшер за место костра, раскидаем подушки по полу и будем духов вызывать. – Так может проще по старинке, валенок за забор кинуть? – Сашка явно заинтересовался нашими гаданиями. – Ага, – смеюсь я, – у нас одни небоскребы в округе, да и валенки никто не носит. Если по-старому гадать, это надо башмаки с крыши кидать. Кого пришибёшь, тот и суженный. Не, мы лучше картишки раскинем, огурчиками похрустим. – В смысле огурчиками? По рюмашкам гадать, любит не любит, до последней? – Не-а. Я банку корнишонов купила, с утра на каждом по имени вырезала, вот кто кого вытащит, так и будут звать суженного. – И моё имя есть? – А то, конечно. Первым вырезала, вдруг мне достанется, не отвертишься. Приду к тебе с вещественным доказательством, женись мол. Так огурец приказал! – Так ты для верности на червовом короле ещё мой адрес напиши, чтобы наверняка. А то ведь на них не указана фамилия, а так сразу выпадет тебе с моим адресом картишка, огурец в зубы и ко мне. Помнишь, где живу, или как? – Помню, и где живешь, и как целовались в подъезде. И как мамка твоя обещала мне все косы повыдергивать, а если от тебя не отстану, грозила на меня заговор положить, пожизненно колорадского жука на вашей даче собирать, да снимать порчу с помидор. Сашка аж чаем от смеха поперхнулся, – Так вот ты чего к нам заходить то перестала. Так это мать не со зла, просто выразилась не так, а вообще она тебя очень вспоминает, давай я вам девочкам совместный шабаш устрою? Ну, там, шашлык – машлык, танцы? – Ага, а потом устроим полеты в ступе, на метле, помеле и пылесосе, – подхватываю я идею. – А ты ещё и жениться на мне вздумал. Не много ли волшебниц на одну семью? – Ничего. Если что отец поможет, и карму восстановит, и чакры почистит, и кагором причастит. – Ага, а потом карточные фокусы, транс, гипноз, возвращение заблудших, гадание по кофейной гуще, старой заварке и бульонных кубиках. – А где ты говоришь огурцы стоят, в холодильнике? – вскакивает Сашка с места, запинается за табурет, в попытке ухватиться за стоявший рядом комод, переворачивает вазу с цветами, поскальзывается на разлившейся воде, плюхается попой в лужу и дернув ногой, попадает ногой в ведро надежно застревая в нём стопой. – Ты точно ведьма! – пытаясь подняться с пола хохочет Сашка. – Не я, а ты. Ты же уходить не хочешь. Вот и подстроил своё якобы падение. Ну, теперь точно тебе женатым быть. Не пойдешь же домой в сырых штанах. – Смеюсь я, освобождая друга из ловушки.