Синеглазый

Ульяна Соболева

Синеглазый

ГЛАВА 1

Свобода пахнет пылью.

Я стояла перед массивными железными воротами, прижимая к груди потрепанный томик Пушкина, и не могла поверить, что этот момент наконец наступил. Двадцать лет. Семь тысяч триста дней, каждый из которых был похож на предыдущий настолько, что порой казалось – время остановилось, а я застряла в бесконечной петле одного и того же дня.

Ворота за моей спиной закрылись с оглушительным лязгом, отрезая меня от прошлого, но не освобождая от него. Никогда не освобождая.

Июньское солнце било в глаза, заставляя щуриться. Слишком яркое, слишком настоящее для той, кто привык к тусклому искусственному свету, отражающемуся от серых стен. Колени предательски дрожали, а во рту пересохло так, что язык, казалось, прилип к нёбу. Странно, но в этот момент мне захотелось вернуться обратно, за эти страшные ворота. Там все было понятно, знакомо, привычно. А здесь, снаружи… весь мир казался огромной раной, в которую меня выбросили без обезболивающего.

За двадцать лет мир меняется. Я не узнавала улицы, по которым когда-то ходила. Не узнавала людей – их одежду, прически, взгляды. Они все куда-то спешили, утыкаясь в маленькие светящиеся прямоугольники в своих руках, словно слепые с электронными поводырями. Я словно попала на другую планету.

Но самое страшное – я не узнавала себя. Женщина сорока пяти лет с бледным лицом и потухшими глазами, смотревшая на меня из редких витрин, была чужой. Кем она стала за эти годы? Что от меня осталось, кроме имени?

Анна Соколова. Учительница литературы. Убийца.

Я помню тот день, когда впервые увидела его. Осень, моросящий дождь, промокшие туфли. Старенькая «девятка» заглохла посреди дороги, и я безуспешно пыталась завести ее, когда рядом остановился черный представительский автомобиль.

– Проблемы? – спросил он, опуская стекло.

И я утонула. Утонула в синеве его глаз – таких невозможных, пронзительных, что перехватило дыхание. Он улыбался, и в уголках этих глаз собирались морщинки, делая его еще привлекательнее. Виктор Марков – успешный бизнесмен, член родительского комитета, отец одного из моих учеников.

– Подвезти вас, Анна Сергеевна?

Его голос обволакивал, как дорогой коньяк – тягучий, с хрипотцой. В тот момент я подумала, что это просто любезность. Не знала, что это начало конца.

Он подвозил меня до школы всю неделю, пока чинилась машина. А потом пригласил на ужин. «Чисто по-дружески, без всяких задних мыслей». Я поверила. Хотела верить. А потом были его руки, скользящие по моей спине, его губы на моей шее, его шепот: «Ты сводишь меня с ума, Аня».

Боже, как я могла быть такой наивной? Виктор был женат, у него был сын. Но когда он смотрел на меня этими невозможными синими глазами и обещал, что уйдет от жены, я верила. Снова и снова верила, растворяясь в его объятиях, задыхаясь от его поцелуев.

Мы встречались в пустых классах после уроков, в его машине, в дешевых гостиницах. Каждый раз он говорил: «Еще немного, потерпи еще немного». И я терпела. Потому что любила до одури, до помутнения рассудка.

А потом начались другие «немного». Немного выпил и сорвался. Немного разозлился и замахнулся. Немного не рассчитал силу.

После первого удара я думала уйти. После второго – простила. После третьего – уже не могла вырваться из этого порочного круга. Он каждый раз извинялся, клялся, что это в последний раз, задаривал подарками и осыпал поцелуями синяки, которые сам же оставил.

– Ты моя, Аня, – шептал он, обжигая дыханием мою кожу. – Только моя.

И я верила, что наша любовь сильнее всего. Что однажды мы будем вместе. По-настоящему.

Дура. Какая же я была дура.

Двадцать лет назад, в такой же солнечный июньский день, он пришел ко мне домой с бутылкой шампанского.

– У меня для тебя новость, – сказал он, разливая игристое по бокалам. Глаза сияли, как у мальчишки. – Я снял для нас квартиру.

Сердце подпрыгнуло. Наконец-то! Он решился, он уходит от жены!

– Правда? – прошептала я, не веря своему счастью.

– Да, – он отпил из бокала. – Понимаешь, Аня, мне надоело встречаться с тобой в гостиницах. Неудобно. Теперь у нас будет место для встреч.

Бокал дрогнул в моей руке.

– Для встреч?

– Ну да, – он пожал плечами, словно это было очевидно. – А ты что подумала?

– Я думала… – голос предательски дрогнул. – Ты обещал, что мы будем вместе. Что ты уйдешь от нее.

Он рассмеялся. По-настоящему рассмеялся, запрокинув голову.

– Аня, милая, ты серьезно? – он посмотрел на меня, в синих глазах плескалось веселье пополам с жалостью. – Я никогда не уйду от семьи. У меня сын, бизнес, репутация. Ты правда думала, что я все это брошу ради учительницы литературы?

Каждое слово било хлыстом. Я смотрела на него и не узнавала человека, которого любила два года.

– Но ты обещал…

– Брось, – он поморщился. – Ты же понимала, что это просто слова. Мужчины много чего обещают, когда хотят женщину. Не будь наивной.

В тот момент что-то сломалось внутри. Словно сухая ветка – хрустнуло и разлетелось на части.

– То есть, все это время…

– Слушай, – он раздраженно поставил бокал. – Нам было хорошо вместе, правда? Но не требуй слишком многого. Я даю тебе то, что могу. Квартира – это уже серьезный шаг. Между прочим, я такого ни для кого не делал.

– Ни для кого? – ледяное спокойствие накрыло меня. – А сколько их было, Витя? До меня и… параллельно со мной?

Он поморщился.

– Не устраивай сцен, Аня. Это неприлично.

– Неприлично? – мой голос поднялся. – А обещать любовь, чтобы затащить в постель – это прилично? А бить женщину – прилично?

– Успокойся, – его тон стал жестким. – Ты истеришь на пустом месте.

– Ответь мне! Сколько их было?

– Не твое дело, – отрезал он. – Если тебя что-то не устраивает – дверь там. Никто не держит.

Я вдруг увидела его настоящего – холодного, расчетливого эгоиста, для которого я была просто развлечением. Очередной игрушкой.

– Знаешь, что я сделаю? – тихо сказала я. – Я пойду к твоей жене. И все ей расскажу.

Его лицо изменилось мгновенно. Маска обаяния слетела, обнажая уродливую сущность.

– Даже не думай, – процедил он. – Иначе пожалеешь.

– Правда? – в груди клокотала ярость. – Что ты сделаешь? Ударишь меня? Снова? Или наконец убьешь?

Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно отступила.

– Ты никуда не пойдешь, – его голос стал опасно тихим. – И ничего никому не расскажешь. Потому что если ты это сделаешь, я уничтожу тебя. У меня есть связи, деньги, влияние. А у тебя что? Работа в школе? Думаешь, директор обрадуется, узнав, что его учительница литературы спит с женатым мужчиной? С отцом ученика?

Меня трясло. От страха, от ярости, от бессилия.

– Убирайся, – прошептала я. – Убирайся из моего дома.

– Не смей мне указывать, – он схватил меня за плечи, встряхнул, как тряпичную куклу. – Ты моя, поняла? Моя! И будешь делать то, что я скажу!

Его пальцы впивались в кожу, оставляя синяки. А потом он ударил. Сначала пощечина – голова мотнулась в сторону, во рту появился привкус крови. Я пыталась вырваться, но он был сильнее. Второй удар – в живот, выбивая воздух из легких. Я согнулась от боли, хватая ртом воздух.

– Видишь, что ты меня заставляешь делать? – его голос звучал почти ласково. – Зачем ты меня злишь, Аня?

Он замахнулся снова, и что-то внутри меня взорвалось. Неконтролируемый, животный страх и ярость. Я оттолкнула его изо всех сил – он не ожидал сопротивления и пошатнулся, делая шаг назад.

А потом еще один.

И еще.

Я словно со стороны наблюдала, как он теряет равновесие на краю лестницы, как его глаза – эти проклятые синие глаза – расширяются от удивления и страха. Как он падает, тяжело и неуклюже, ударяясь головой о каждую ступеньку. Как затихает внизу в неестественной позе.

Кровь. Я никогда не видела столько крови. Она растекалась под его головой темной лужей, впитываясь в старый ковер.

Я не помню, сколько времени простояла там, наверху лестницы, глядя на неподвижное тело. Минуту? Час? Вечность?

Он был мертв. Я знала это, даже не спускаясь. Знала по тому, как безжизненно раскинулись его руки. По тому, как остекленели эти синие глаза, которые я так любила.

Я убила человека.

Суд был быстрым. У меня были синяки от его пальцев, следы прежних побоев, показания соседей, слышавших крики. Но было и его тело у подножия моей лестницы. Его кровь на моем ковре. Его жена, рыдающая в зале суда. Его маленький сын с такими же синими глазами, которые смотрели на меня с недоумением и страхом.

Двадцать лет колонии строгого режима за убийство при превышении пределов необходимой самообороны.

Двадцать лет, чтобы вспоминать каждую деталь того дня. Каждое слово. Каждый удар. Каждую каплю его крови.

Мне понадобилось все мужество, чтобы постучать в дверь той самой квартиры, адрес которой был нацарапан на обрывке бумаги. Крошечная однушка на окраине города, с минимумом мебели и безликими стенами. Я нашла ее через агентство, которое не задавало лишних вопросов. Бывшая заключенная, без стажа работы последние двадцать лет, без сбережений, почти без шансов на нормальную жизнь.

Но они нашли мне не только крышу над головой, но и работу. Уборщицей в крупной IT-компании «ТехноСофт». От судьбы не уйдешь – я снова оказалась в учреждении, полном молодых людей, только теперь вместо ученических тетрадей в моих руках была швабра.

Работа начиналась в шесть вечера, когда большинство сотрудников уходили домой. Я надевала серую униформу, собирала волосы в тугой пучок и старалась быть невидимой. Техничка. Никто не замечает техничку, правда? Протирает пыль, моет полы, опустошает корзины для бумаг. Не человек – функция. Это устраивало меня идеально. Никаких вопросов, никакого внимания, никакого прошлого.

Я старательно вытирала клавиатуры, экраны, полировала стеклянные столешницы. Мыла кофейные чашки, оставленные в раковине кухни. Собирала фантики от конфет и обертки от чипсов. Выносила мусор. И была благодарна за эту работу, потому что она не требовала ничего, кроме моих рук. Голова оставалась свободной, и я могла думать о чем угодно. Или не думать вовсе, что получалось лучше всего.

Когда-то давно, в другой жизни, я любила поэзию. Мечтала написать книгу. Влюблялась в литературных героев. Теперь все это казалось таким далеким, почти нереальным. Будто я вспоминала жизнь другой женщины – той, с ясными глазами и мечтами, той, кто еще не знала, как легко ломается человеческая жизнь.

На четвертый день работы я задержалась дольше обычного. Один из кабинетов на верхнем этаже был заперт, когда я начинала обход, и пришлось вернуться к нему в конце смены. Табличка на двери гласила: «Д. Марков, ведущий разработчик». Сердце пропустило удар, но я успокоила себя. Марков – распространенная фамилия. Совпадение, не более.

Я толкнула дверь – не заперто. В кабинете горел свет, но никого не было видно. Я вошла с ведром и тряпкой, оглядывая пространство. Большой стол, заваленный бумагами. Три монитора. Кофейные чашки, фантики, какие-то провода. И книга – я не удержалась, посмотрела обложку. «Преступление и наказание». Мой любимый роман. Еще одно совпадение?

Когда я подняла голову, он стоял в дверях, прислонившись к косяку. Высокий, плечистый, в темной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами, обнажающими смуглую кожу и намек на рельефную грудь. Рукава небрежно закатаны до локтей, открывая сильные руки, покрытые замысловатыми татуировками, которые змеились от запястий вверх, скрываясь под тканью. Вены на предплечьях проступали под кожей – признак физической силы, от вида которой что-то древнее и примитивное всколыхнулось внутри меня.

Темные, почти черные волосы в художественном беспорядке падали на лоб. Четко очерченные скулы, твердая линия подбородка с едва заметной щетиной, придававшей его облику что-то первобытно-мужское. Капризные, чувственные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в усмешке. Неприлично длинные для мужчины ресницы отбрасывали тень на скулы.

И глаза – синие, невозможно синие, как глубокое зимнее небо в морозный полдень. Они смотрели прямо на меня с выражением, от которого перехватывало дыхание – дерзкое, оценивающее, с оттенком превосходства и какой-то животной заинтересованности, как у хищника, внезапно обнаружившего необычную добычу.

Колени подкосились. В ушах зашумело. Этого не может быть.

– Ты кто такая? – спросил он, не двигаясь с места.

Голос – низкий, с хрипотцой. Как у Виктора. Только грубее, резче.

– Я… – горло перехватило. – Я из клининговой службы.

– А, уборщица, – он кивнул, окидывая меня взглядом с ног до головы. – Почему так поздно?

– Ваш кабинет был заперт раньше, – я сглотнула комок в горле. – Я могу зайти завтра, если вам неудобно.

– Да нет, убирайся, – он пожал плечами и прошел мимо меня к столу. – Только ничего не трогай на столе.

Я начала с окон, протирая стекла трясущимися руками. Он сидел за компьютером, что-то быстро печатая. Я чувствовала его присутствие каждой клеткой тела. Каждый нерв был натянут, как струна.

Нет. Нет. Этого не может быть.

Но это был он. Маленький мальчик с синими глазами, выросший в мужчину, так похожего на своего отца. Денис Марков. Сын человека, которого я убила.

Я закончила с окнами и принялась за пол, стараясь не смотреть в его сторону. Руки дрожали так сильно, что тряпка выскользнула из пальцев. Я наклонилась, чтобы поднять ее, и услышала, как он встал из-за стола.

– Давай помогу.

Он оказался рядом так внезапно, что я вздрогнула. От него пахло дорогим парфюмом – терпким, с нотами сандала и чего-то цитрусового, – смешанным с природным запахом молодого мужского тела. Этот запах ударил в ноздри, заставляя сердце биться чаще, а колени – предательски слабеть.

Наши пальцы соприкоснулись на мокрой тряпке, и по телу прошла электрическая волна. Я отдернула руку, как от огня, но успела ощутить его прикосновение – уверенное, сильное, с легкой шероховатостью на подушечках пальцев. Руки человека, который много работает, но не забывает о себе.

Он выпрямился, возвышаясь надо мной как древний языческий бог, вырезанный из смуглого мрамора. Я физически ощущала исходящий от него жар, видела, как под тонкой тканью рубашки перекатываются мышцы при каждом движении. Его близость была почти осязаемой – властной и в то же время дразнящей, обещающей.

– Как тебя зовут? – вдруг спросил он.

– Анна, – прошептала я, не в силах солгать под этим пронзительным взглядом.

– Анна, – повторил он, словно пробуя имя на вкус. – Я Денис.

Я знаю, хотелось закричать мне. Я знаю, кто ты. Я разрушила твою жизнь двадцать лет назад.

– Приятно познакомиться, – механически ответила я, отводя взгляд.

Он не уходил, продолжая смотреть на меня.

– Что-то еще? – нервно спросила я.

– Да нет, – он усмехнулся, и в уголках его губ появились соблазнительные ямочки, делающие его одновременно по-мальчишески очаровательным и по-мужски порочным. – Просто ты какая-то… необычная для уборщицы.

Его взгляд скользил по мне, как прикосновение – медленное, изучающее, почти интимное. Я физически ощущала его на своей коже, будто он раздевал меня этим взглядом, слой за слоем снимая защиту. Жар поднимался по шее к щекам, и я ненавидела себя за эту предательскую реакцию.

– А какими должны быть уборщицы? – вырвалось у меня прежде, чем я смогла остановиться.

Его брови поползли вверх от удивления, а потом он рассмеялся – низким, раскатистым смехом.

– Действительно, какими? – он покачал головой. – Видимо, не такими красивыми.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Он что, флиртует со мной? С женщиной вдвое старше? С убийцей своего отца?

– Мне нужно закончить работу, – сухо сказала я, отступая к ведру.

– Не торопись, – он облокотился о стол, скрестив руки на груди. – Мне не мешает.

Я ощущала его взгляд на своей спине, когда вытирала подоконники. На своих руках, когда собирала мусор в корзину. На своих ногах, когда наклонялась за упавшим фантиком. Этот взгляд обволакивал, как липкая патока, заставляя каждый нерв вибрировать в странном, почти забытом напряжении.

Было что-то гипнотическое в том, как он наблюдал за мной – с ленивой, хищной расслабленностью кота, следящего за птицей. В какой-то момент он прикусил нижнюю губу, и этот простой жест вызвал во мне волну жара, прокатившуюся от живота вниз, к бедрам. Непрошеную, постыдную, абсолютно неуместную реакцию, которую я не испытывала уже двадцать лет.

Меня бросало то в жар, то в холод. Руки дрожали, а во рту пересохло, как в пустыне. Я боялась встретиться с ним взглядом, чтобы он не прочитал в моих глазах те мысли, которых не должно было быть. Не могло быть. Не имело права быть.

– Знаешь, – вдруг сказал он, когда я уже собиралась уходить, – ты совсем не похожа на других уборщиц. Тех, что работали до тебя.

Я замерла в дверях, не оборачиваясь.

– Правда? Чем же?

– Они не читали книги, лежащие на моем столе, – в его голосе слышалась усмешка. – И уж точно не останавливались на «Преступлении и наказании».

Я медленно повернулась. Он смотрел прямо на меня, и в синих глазах плясали черти.

– Я не…

– Да брось, – он махнул рукой. – Я видел, как ты смотрела на обложку. С таким… знанием. Словно старого друга встретила.

– Я люблю читать, – тихо сказала я. – Это… помогает.

– От чего? – он наклонил голову, изучая меня с новым интересом.

От воспоминаний. От кошмаров. От вины, которая никогда не отпустит.

– От одиночества, – ответила я правду. Не всю, но правду.

Он кивнул, словно понимая. Хотя что он мог понимать – молодой, успешный, красивый? Что он знал о настоящем одиночестве?

– Увидимся завтра, Анна, – сказал он, когда я уже выходила из кабинета.

Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Как обещание.

Или угроза.

Я практически бежала по пустому коридору, сердце колотилось как сумасшедшее. Что это было? Случайность? Насмешка судьбы? Или расплата, которая все это время ждала меня за воротами колонии?

Синие глаза. Синие глаза Виктора смотрели на меня из лица его сына. И в них читался приговор, от которого нельзя убежать.

ГЛАВА 2

Бессонница – моя верная спутница уже двадцать лет. Но в эту ночь она пришла с новым лицом. С его лицом.

Я металась по крошечной квартире, как раненое животное, загнанное в угол. Руки тряслись так, что я дважды роняла чашку с чаем. В третий раз она разбилась, осколки разлетелись по полу, словно мои мысли – острые, хаотичные, опасные.

Эти невозможные глаза Виктора на молодом, дерзком лице его сына. Денис Марков. Моя персональная ирония судьбы, возникшая в тот самый момент, когда я наконец поверила, что смогу начать все заново.

Судьба имеет извращенное чувство юмора. Иногда она смеется так громко, что этот смех отдается в костях, выкручивает нервы, сворачивает внутренности в тугой комок. Из миллиона компаний в этом городе я выбрала именно ту, где работает он. Случайность? Не верю. Карма? Возможно. Расплата? Определенно.

Я стояла у окна, глядя на бледную луну, висящую над городом. Лунный свет серебрил мои каштановые волосы с несколькими ранними сединками у висков – единственное видимое напоминание о двадцати годах, проведенных за решеткой. Я всегда старалась следить за собой, даже там, в колонии. Это был мой способ сохранить человеческое достоинство, не позволить обстоятельствам сломить меня окончательно.

Закрывая глаза, я видела его образ. Широкие плечи, обтянутые темной рубашкой. Руки, покрытые татуировками – каждая, должно быть, со своей историей. Резкие, точеные черты лица, те капризные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в усмешке.

А открывая – видела его тоже. Словно отпечатался на внутренней стороне век, выжженный каленым железом.

И меня трясло от этого. От осознания того, что я заметила его как мужчину. Что в глубине души, в той темной, потаенной части, которую мы прячем даже от себя, промелькнула искра. Желание. Влечение. Чистый, примитивный голод, от которого ломило внизу живота и подгибались колени.

Какой странный поворот судьбы. Меня влекло к сыну мужчины из моего прошлого. К молодому человеку, который даже не подозревал о моей истории.

Тошнота подкатила к горлу. Я бросилась в ванную, едва успев добежать. Меня выворачивало долго и мучительно, словно тело пыталось избавиться не от содержимого желудка, а от самой мысли, от самой возможности такого извращенного влечения.

Мой лоб горел, прижатый к холодному фаянсу. В голове пульсировало. Между лопаток ползла ледяная капля пота.

Я должна уволиться. Немедленно. Исчезнуть. Сменить город. Страну. Континент. Но куда бежать от себя?

Утро застало меня врасплох – я не помнила, как заснула, свернувшись в кресле с пледом. Голова гудела, а во рту стоял отвратительный привкус желчи. В зеркале на меня смотрела женщина с кругами под глазами и затаенной тревогой во взгляде.

Я умылась, тщательно нанесла увлажняющий крем – маленький ежедневный ритуал, сохранившийся с прошлой жизни. Собрала волосы в аккуратный пучок, подкрасила губы нейтральным блеском. Может, внешне я и выглядела как обычная женщина средних лет, но внутри бушевал ураган.

Сегодня мне нужно было вернуться туда. В «ТехноСофт». К нему.

От этой мысли внутренности сжимались в тугой узел, а кожа покрывалась мурашками. Звонить и увольняться было бессмысленно – без этой работы мне не выжить. Другую найти с моим прошлым практически невозможно. Судимость отрезала меня от большинства возможностей, особенно от тех, что требуют чистой биографии. Да и кто возьмет женщину сорока пяти лет без опыта работы за последние двадцать лет? Даже на должность уборщицы я попала лишь благодаря специальной программе реабилитации бывших заключенных.

Соберись, Анна. Ты просто уборщица. Он – сотрудник компании. Никакой связи, никакой истории. Просто работа. Лгать себе всегда было проще, чем смотреть правде в глаза.

Офис «ТехноСофт» встретил меня привычным гулом компьютеров и запахом кофе. Я надела серую униформу, собрала волосы в пучок и стала невидимой. Уборщица. Функция. Никто не замечает уборщицу, правда?

Я намеренно изменила порядок обхода кабинетов, оставив отдел разработки напоследок. Может быть, он уйдет раньше? Может быть, не придется встречаться с ним снова?

– Анна, правильно? – раздался за спиной глубокий голос с хрипотцой, от которого позвоночник пронзила электрическая волна. Нет. Пожалуйста, нет.

Я медленно обернулась. Он стоял в дверях кухни, прислонившись к косяку с той же небрежной грацией, что и вчера. Сегодня на нем была темно-синяя рубашка, подчеркивающая холодную глубину его взгляда, верхние пуговицы расстегнуты, рукава закатаны до локтей. Волосы влажные, словно он только что вышел из душа. Мой взгляд невольно задержался на капле воды, скользящей по смуглой шее к ключице и дальше, под воротник.

Боже, что со мной происходит?

– Да, – выдавила я из пересохшего горла.

– Решила поменять график? – он вошел в кухню, двигаясь с той особой звериной пластикой, которая отличает физически сильных мужчин. – Вчера ты начала с верхних этажей.

Он заметил? Следил за моим маршрутом?

– Да, я… – мысли путались, – решила чередовать, чтобы равномерно распределить нагрузку.

Боже, что за чушь я несу?

Денис усмехнулся, обнажая белоснежные зубы. Ямочка на его левой щеке стала глубже.

– Разумно, – он подошел к кофемашине, оказавшись непозволительно близко. Я почувствовала запах его парфюма – тот же, что и вчера, но сильнее, насыщеннее, смешанный с естественным запахом его кожи.

От этой близости перехватило дыхание. Мое тело предательски реагировало на него – учащенное сердцебиение, пересохшие губы, жар, растекающийся по коже. Двадцать лет воздержания, двадцать лет в окружении только женщин сделали меня слишком чувствительной к мужскому присутствию. Особенно к такому – почти осязаемо притягательному.

– Кофе? – спросил он, доставая две чашки.

– Нет, спасибо, мне нужно работать, – я отступила к двери.

– Боишься меня? – вдруг спросил он, поворачиваясь всем корпусом. Его пристальный взгляд впился в мое лицо, изучая, препарируя.

– С чего вы взяли? – мой голос прозвучал слишком высоко.

– Твои зрачки расширены, – он сделал шаг ко мне, – дыхание учащенное, – еще шаг, – и ты отступаешь, хотя за спиной стена.

Я действительно уперлась спиной в стену. Он был слишком близко – я чувствовала тепло его тела, видела каждую ресницу, каждую складку на его губах.

– Мне просто нужно работать, – я опустила взгляд, не в силах смотреть ему в лицо.

– Конечно, – он отступил, давая мне пространство, и я выдохнула, не осознавая, что задержала дыхание. – Но знаешь, Анна, – его голос стал ниже, интимнее, – я всегда получаю то, что хочу. Всегда.