Нунчи

Это была правда, они могли говорить сутками, им никогда не было скучно.

– Ладно, можешь не рассказывать, конспиролог несчастный, но предупредить же можно, если уезжаешь. Позвонить, написать. Что? Так трудно?

Он улыбался и говорил всякие глупости.

Тогда он пробыл в городе пару месяцев, а потом снова пропал, как в воду канул. И снова ничего не сказал. Она просто задохнулась. Разбивала умолкший телефон о стену и кричала в подушки. Время стало её самым безжалостным врагом. Она не понимала ничего. Ничего не понимала. Просто смотрела на чёртов экран и ждала, когда там снова засветится его имя. В этот раз она его непременно убьет, покалечит, уничтожит, пусть только объявится.

Пусть только объявится.

Пусть

только

объявится…

Теперь она точно знала, что самая страшная пытка – это пытка временем, помноженным на неизвестность. Знакомые выходили замуж, рожали детей, разводились, а она жила будто параллельно со всем миром, не пересекаясь. У неё были свои счёты со временем. Иногда ей казалось, что он умер и тогда она рыдала и напивалась в одиночку. Но никогда, даже ночью, не выключала чёртов телефон, по которому звонили все кому не лень, кроме него.

Прошло два года.

– Привет, это я. Есть время встретиться? – говорил осторожно, будто шёл по тонкому льду.

– Да, давай, – ответила так, будто последний раз говорили вчера.

– Тебя разыскивает Интерпол? Ты – шпион? Бандит? Кто ты?

Она задавала вопросы просто по инерции. Он снова смеялся и снова ничего не говорил о себе, будто не было этих проклятых лет и всё было по-прежнему. Только глаза стали глубже и складки у губ контрастнее.

– Хорошо, не говори ничего. Но ты мне должен за это время кучу обедов, ужинов, прогулок, поездок, просмотров кино, праздников, дней рождений и всего такого, что мы пропустили, так что ты у меня в заложниках. Будешь всё компенсировать! – прятала она за шутками своё отчаяние.

Он поднимал руки и клялся исполнить все её прихоти. Время, проведенное с ним, обнуляло все её ужасы, и она оттаивала.

– Ты опять уедешь? – спросила его однажды, будто о самом обыденном, когда они стояли на причале и смотрели на паромы.

– Скорее всего, – ответил тоже просто.

– Когда?

– Не знаю.

– Сможешь предупредить?

– Не знаю.

– Понятно.

Она обхватила себя руками, словно внезапно озябла. Они долго молчали. Это было примерно за месяц до этого дня, вернее вечера, в котором она сидела, прислонившись к стене дома на узком тротуаре и злилась.

Ещё некоторое время после её бегства он сидел за столиком почти не двигаясь, и невозможно было понять со стороны, что он чувствует. Что он мог ей ответить? Какие подобрать слова? Тот, кто не мог присвоить себе даже собственную жизнь.

Он рассчитался и вышел в город, выгуливающий свой самый роскошный наряд – белые ночи. Он любил это время, когда ночь слаба и такое чувство, что свет всегда на твоей стороне. Вынул телефон, что-то написал и убрав в карман, двинулся по улице, ещё долго маяча вдали своей головой, поверх всех прочих.

В её руке моргнул экран. Она отрешённо посмотрела на него и поднесла телефон к лицу, прочитала сообщение.

«Не меняй номер, Мышкин» и рапортующий смайлик.

– Что?! Нет!

Она вскочила и побежала в обратную сторону, расталкивая прохожих. «Нет, только не это… пожалуйста… пожалуйста… не сейчас… прошу…» – твердила эти слова, потому что уже всё знала. Поняла мгновенно. Как бы быстро не бежала, она не могла догнать его. Как в бесконечно повторяющемся кошмаре – снова и снова не могла догнать его.

Рванула на себя тяжелую дверь кафе уже зная, что за столиком сидят другие люди. Что его уже нет не только здесь, а вообще нигде, куда бы она могла добежать. Она осела на пол прямо у двери. Её подхватили, усадили на стул, дали воды. Все силы оставили в одно мгновение.

– Можно посижу здесь немного… – едва выговорила, и официант участливо закивал.

Время снова оскалилось, как ненавистный жандарм, выкатив весь свой пыточный арсенал. Но теперь она спокойно смотрела ему в лицо. «Чем ещё ты можешь меня напугать?»